Шаровая молния

Детство — прекрасное время удивлений и новых открытий. Начало наших жизней, когда впервые отворяются двери необъятного, полного чудес и приключений мира. Только тогда в каждом дворе растут дубы — колдуны, а отважные рыцари и мушкетеры сражаются с драконами за поцелуй принцессы. Тогда для нас деревья высокие, дома большие, а у дорог нет конца.

В ту самую пору, когда был мал я, в нашей стране черт знает что творилось: развал СССР, СНГ, Ельцин и новая Россия, но я всего этого не понимал и для меня, то время запомнилось из-за совершенно иных событий. Знаете, у Ф. И. Тютчева есть такие строчки:

Люблю грозу в начале мая.

Когда весенний, первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом...

Так вот, в начале мая девяносто первого года над нашим небольшим городком разверзлись хляби небесные. Небо заволокло свинцовыми, тяжелыми тучами, то и дело озаряемыми яркими всполохами молний. Эти частые вспышки сопровождались громом. Глубокий звук долго нарастал, потрескивая в небе, пока не обрушивался оглушительным раскатом, и тогда, казалось, что крыша дома не выдержит и рухнет. Мне было безумно интересно и страшно наблюдать за бушующей стихией. Впервые в своей, тогда коротенькой жизни, я увидел нечто такое, что меня потрясло до глубины души.

Гроза началась около шести вечера, но на улице потемнело, словно наступила ночь. Пошел дождь, вода зажурчала в желобах, раздался гром, а за ним последовали вспышки молний. Сильный дождь быстро перерос в настоящий ливень. Я наблюдал за всем этим из распахнутого настежь окна. Мы тогда жили в небольшом домике в частном секторе. Совсем недавно родители положили асфальт во дворе, и было хорошо заметно, как быстро повышался уровень воды на пять или даже семь сантиметров всего за несколько минут. Я, честно, боялся, что это настоящий потоп, но отец, сидевший рядом со мной на кухне и тоже наблюдающий за стихией, успокоил меня. Я верил ему и перестал бояться. Странно, но все оказалось совсем наоборот: страшный и пугающий гром был абсолютно безопасен, а вот яркие и интересные росчерки от неба до земли — смертельны для всего живого.

Я встал ногами на табурет и высунулся в окно до середины торса, смело подставив руку дождю. Капли, падающие с неба, как плеть ударили меня по ладони, я тут же одернул ее и залез обратно, преисполненный восторга и удивления: «Меня ударила вода»! Такое было впервые в моей жизни. Когда ты совсем маленький, каждый день наполнен удивительными событиями. Ты сталкиваешься с чем-то впервые — это всегда восторг, неважно что это: солнечный свет и его ласковые лучи, или крошечный алый паучок, прячущейся в земле, порхающая мимо бабочка, или зорко подмеченный, одуванчик — вполне повод для радости, когда ты видишь нечто новое. Очень важно помнить тот самый первый детский восторг и пронести его сквозь все, отпущенные нам, года.

Люди говорят, есть немного вещей, за которыми можно наблюдать бесконечно, среди них горящий огонь и текущая вода. Не знаю, можно ли делать это вечно, но тем вечером я наблюдал за грозой вместе с отцом несколько часов. Потом случилось то, чего нельзя было ожидать.

Как я уже сказал, мы жили тогда в частном секторе, где были, в основном, одноэтажные домики, и моим глазам, сквозь распахнутое окошко, отрывался великолепный вид на грозовые тучи. Отец сидел совсем рядом со мной с другой стороны стола и пил кофе, который сам варил в турке на газовой плите. Я отлично помню аромат того напитка, конечно, мне нельзя было его пить, в пять лет рановато, но я хорошо помню запах кофе молотого и в зернах. Отец варил его почти всегда сам, иногда это делал я под чутким его руководством, и тогда я гордился собой. Отец пил кофе и причмокивал, хваля горячий, черный напиток в крошечной, будто игрушечной, чашечке. Сейчас я понимаю, что вряд ли мне в детстве удавалось хоть раз сварить хороший кофе, но я маленький искренне верил — что я, если не мастер, то уж точно подмастерье в этом деле. Одобрение отца дорогого стоило, он был довольно строг и требователен в плане того, что если я брался за что-то, то должен сделать это непременно хорошо или не браться вовсе. Пару раз я не успевал снять турку с огня, и отец, недовольно цокнув, выливал содержимое в раковину и становился варить сам. Было жутко обидно, но нельзя было подать виду, иначе шанса исправить ошибку могло бы больше и не представиться. И я, сдерживая нахлынувшие эмоции, оставался стоять рядом, молча, наблюдать и внимательно слушать о том, как надо.

Часть неба над окном, из которого я наблюдал, скрывал небольшой навес. Ни я, ни отец не заметили и не поняли, когда, вдруг, перестало быть темно. То есть, в небе по-прежнему бушевала гроза, и висели свинцовые тучи, но стало как-то необычно светло, не слишком ярко, но достаточно, чтобы прекрасно рассмотреть все, что творилось во дворе. Мне в глаза бросилось отражение белого шара в воде. "Что это?" — подумал я, и тут же почувствовал руку отца на плече, он негромко сказал мне:

— Медленно слезь с табурета и ложись на пол под стол.

Рукой на моем плече он направлял мои движения, и сам медленно поднявшись с табурета, присел рядом со столом, закрыв меня. Всему виной была шаровая молния, чуть больше баскетбольного меча бело-голубого цвета. Эту субстанцию, сгусток дыма или плазмы, будто покрывала невидимая пленка, в которой переливались цвета, напоминающие гамму мыльного пузыря, от сине-голубого до фиолетового и розового. И, надо сказать, то, что я видел — вовсе не походило на молнию, на шар — да. Это была, несомненно, сфера, но она не искрилась так, как искрится всё электрическое, она излучала белый свет. Во все глаза я глядел на явившееся нечто, успокаивала сильная рука отца на моем плече. Не сказать, чтобы я сильно боялся, но точно переживал. Зрелище было потрясающее, завораживающее. Еще я хорошо запомнил звук, явившийся вместе с этим объектом, очень похожий на гул трансформатора. Казалось, все вокруг перестало существовать, не стало иметь значения, было лишь здесь и сейчас: я, отец и шаровая молния на расстоянии вытянутой руки. Этот прекрасный и одновременно опасный миг показался вечностью. Шар медленно и плавно влетел в распахнутое окошко, и завис над табуретом, где я сидел. Затем это нечто сделало небольшой круг по комнате, пролетев над столом, проплыло к стене напротив и, возвращаясь, оказалось совсем рядом с отцом, но прошло мимо к окну. Тем же путем, что явилась шаровая молния улетела на улицу, а после, взмыла высоко в небо, где и исчезла.

Уверен, всё это длилось всего несколько секунд, но мне показалось — времени прошло не мало. Когда тебя с головой захлестывают эмоции происходящего, время совершенно меняет свой бег. Мы начинаем иначе чувствовать, видеть чуточку больше.

Уху-хух! Вау! — крикнул я, от бьющих через край эмоций. Такое видел не каждый. Я уже точно знал, какая история будет главной на этой неделе среди босоногих карапузов. Мой рассказ о шаровой молнии точно должен был собрать слушателей. Что с этим может сравниться? Новый набор солдатиков? Редкие фантики «Турбо»? Или выпавший зуб?! Всё это мелочи по сравнению с моей встречей. И, да, так оно и было. Историю о шаровой молнии пересказывала вся улица! Взрослых тоже интересовало происшествие, и я охотно рассказывал им.

С исчезновением странного объекта вернулись скучные правила: с пола встань, руки помой и, хотя был поздний вечер, и таким малышам, как я в то время нужно было спать, отец разрешил мне еще посидеть с ним, пока он не допьет кофе. Я, заняв свое место на табурете у подоконника, всматривался в серо-чёное небо, но ее нигде не было видно. Помню, что с надеждой и каким-то азартом глядел на всполохи молний и струи сердитого дождя. Уже тогда я понимал, конечно же, это — никакой не дружелюбный пришелиц, а нечто опасное, но глубоко в душе я верил — это был друг Капитошки из старого советского мультика.

Конечно, я спросил отца о том, что это было, он сказал лишь, что люди издревле знают о существовании таких вот шаровых молний, но эти явления остаются изучены крайне мало, а еще они очень редки.

— Так что нам повезло, что мы сумели ее увидеть. — сказал мне отец, и я ему охотно верил.

— Класс! — восторженно подтвердил я, так как ничего круче я еще не видел — это было самое потрясающее зрелище в моей тогда жизни. Той ночью мне снились удивительные сны. Точно помню, что я летал — это были сильные ощущения, но даже они не могли перекрыть увиденного вечером.

Воздух был необычайно свежим, царила прохлада, был выходной, и мы всей семьей проспали, чуть ли, не до полудня. Проснувшись, я чувствовал, как мир вокруг изменился. Быть может город стал чище от вчерашнего душа, а может быть — я повзрослел на день. Такой я запомнил первую сильную грозу в своей жизни, необъятной, могучей, пугающей, холодной, но, в то же время, чистой и спокойной. Когда за окном бушует природа в домах и душах людей царит особый уют, атмосфера тепла и близости.

"Люблю грозу в начале мая." По сей день, я люблю дождь, и чем он сильнее, тем больше он мне нравится. Пока идет дождь, люди боятся его, прячутся в домах, становясь чуть более беззащитными, честными и чистыми. Плачущее небо — в этом что-то есть, что-то древнее и бесконечное, как океанские волны и звезды.

Мне нравится дождь за то, что пред его властью все равны и богатые и бедные, капли не делят людей на классы, а после сильной грозы воздух наполнен неповторимым ароматом свежести. Асфальтные улицы и дороги обретают особый блеск, всюду на витринах и окнах машин зависшие капельки влаги, серебряные искорки на каждой веточке и травинке, если присмотреться они легонько дрожат на ветру. Для меня это особые часы. Но даже сейчас, спустя много лет, после встречи с шаровой молнией, потрясшей меня в детстве, я не уверен, хотел бы увидеть ее так близко вновь...