Мне было хорошо?

Мне было хорошо?

Письмо:

«Я бы многое отдала просто за то, чтобы видеть твое лицо сейчас, когда ты это читаешь. Наверное, ты не ожидал этого от меня? Ну, что я напишу тебе. Что осмелюсь.

Как видишь — пишу. Прежде чем я действительно перейду к сути, я напомню тебе кое-что, что ты просто обязан никогда не забывать. Я знаю тебя, и, зная тебя, сказала бы, что такой как ты выбросит это письмо, не читая дальше: «Прежде чем я перейду к сути». Но я тебя знаю. И твою маленькую слабость тоже. Ты прочтешь. Ты не можешь пройти мимо буквы, на чем-то напечатанной, написанной… Ты чтец мой любимый. Да-да, начинаю напоминать. Помнишь, когда я тебя так называла? Так нежно, чертовски нежно. Еще и слова тянула голосом, тоном. Чте-ец… люби-имый. Вот тогда ты меня замечал, да. Не помню точно, но, кажется, я никогда тебе не говорила. Скажу сейчас: когда я так тебя звала, ты смотрел так… этот взгляд мне был дороже многих. Знаешь, как это было чертовски красиво? Ты же знаешь, что я очень люблю твое лицо. Ну, так вот… ты не поворачивал головы, даже не шевелился особо. Но так, раз! — быстро глянул из-под челки, которая постоянно падала тебе на глаза. Злой прищур глаз, таких зеленых, красивых. Злой изгиб губ. И снова твоя проклятая книжка. Или телевизор. Или компьютер. Что угодно, но не я. Этот взгляд — одно из моих самых драгоценных воспоминаний. Но продолжим…

Вот одно из моих самых дорогих воспоминаний, хотя, ты даже не поймешь, о чем я тут пишу. Ты тогда был безобразно пьян. Вот:

— Давай! Это же здорово! Мы пойдем туда, мы сделаем это!

— Угомонись! Ты пьян, ты сорвешься. И меня потянешь за собой.

А ты так уверенно, твердо, совсем не пьяными движениями, взял мое лицо в ладони — такие сильные, красивые, шершавые и теплые! — и сказал, вплотную приблизив свое лицо к моему, обдавая меня запахом ужасного перегара и зажимая двумя пальцами за горлышко початую бутылку виски:

— Но ты же всегда идешь за мной. Зачем? Если боишься упасть вместе со мной, почему не уходишь? Потому что ты трусишка. Ты вообразила себе, что любовь прощает и терпит все. И ты терпишь меня. Я не стал бы себя терпеть. А ты думаешь, что когда-нибудь наступит момент, когда мне понадобится вся твоя любовь, и ты сможешь спасти меня. И все живешь, в ожидании этого прекрасного момента, и думаешь, что тогда мы заживем счастливо. Что я осознаю. Исправлюсь. Пойму, какое сокровище все это время было рядом. А я не ценил. И я знаю, что ты, скорее всего, действительно спасешь. Только я не исправлюсь и не осознаю. Но спасешь. Так зачем мне напрягаться и пытаться быть лучше, если ты есть на подхвате? Ты думаешь, я не понимаю? А я понимаю. Ты сильная. Ты действительно можешь. Мне не нужно быть сильным. Ты справишься за двоих и все же вытащишь мою задницу из дерьма, когда придет время.

Я попыталась вырваться, но ты был сильнее. Ты крепко обнял меня. Так сильно, что мне стало больно. Ты целовал меня так крепко и настойчиво, что мне было противно. Да, даже не смотря на всю мою любовь. Это противно, когда тебя целуют против воли.

Ты отстранился, как всегда усмехнулся. Так красиво. Я до сих пор готова замереть и перестать дышать, когда вспоминаю твое лицо. Так красиво! А потом ты сказал:

— Поэтому ты пойдешь со мной. Ты всегда идешь. И ни черта не спасаешь меня. Хочешь, докажу? Попробуй сделать что-нибудь сейчас!

И ты приложился к бутылке и начал хлестать прямо из горла, не упуская ни одной капли. Виски! Как воду. Я перепугалась до жути. Ты и так был смертельно пьян. Я не знала, как потащу тебя домой. Тысячи картин пронеслись перед моими глазами: вот я тащу тебя на себе и половина моего плаща покрыта твоей пьяной блевотиной. Вот нас тормозит полиция. Вот ты материшь полицейских. Вот я даю показания. Вот бегу домой под утро по пустынным улицам, чтобы взять из грязной банки наличку, чтобы внести за тебя залог. Вот меня насилует ближайший под руку подвернувшийся на темной улице маньяк…

А ты улыбался мне той жуткой, прекрасной, до омерзения и отвращения любимой злой усмешкой. И я пошла за тобой. И ты стоял там, на самом краю крыши, курил, глядя вниз и прикладываясь к проклятому виски. А потом просто повернулся ко мне и протянул руку. Снова улыбался. Будто бросал вызов. И будто тебе было все равно, подойду я к тебе, или нет.

Я подошла. И мы оба стояли на краю. И пили на двоих то самое виски. Не помню, когда в последний раз так кружилась голова, и я была так нереально спокойна. И ты, плавно двигаясь по самому краю так, что кроссовки вот-вот норовили соскользнуть, начал подкрадываться ко мне. И ты целовал меня как в самой дешевой и омерзительной мелодраме в кино: стоя на самом краю крыши, пьяные, мы целовались, а снизу горел огнями город, который свел нас. Огни витрин, машин, квартир и офисов. Было ли мне хорошо? Скажи — мне было хорошо? Это было красиво? Это то, о чем мечтают девушки? Когда их, на головокружительной высоте, держа в твердых, надежных руках, целует любимый и невероятно красивый парень? Это то самое? Мне было хорошо?

А потом мы сидели, свесив ноги над высотой. Мы молчали. Ты очень редко со мной разговаривал. И мне было… скажи — мне было хорошо? Дым сигарет. Вот что нас объединяло. Одна… Другая. Мы очень много курили. Тогда от этого у меня еще сильнее кружилась голова. Мне было хорошо?

А вот еще воспоминание:

Я пришла домой и увидела прекрасную картину: на моем любимом журнальном столике забитая до отказа пепельница. Пустые бутылки тут и там. Красивая девица, как раз твоего типа, склонилась над твоей спиной. Она была в белом, давно не стираном лифчике и мужских военных штанах. Не в тех, что делают модные дизайнеры, а именно в военных, настоящих. И военных берцах. Эти грязные, заношенные берцы топтали мой ковер.

А ты лежал на животе, вцепившись в ножки дивана руками, читая раскрытую перед носом книжку, и твои джинсы были спущены так, что была видна половина твоей задницы. Тоже, кстати, очень красивой. Хотя твое лицо и спина мне всегда нравились больше… Но, я не о том. Она почти закончила набивать тебе татуировку. Почти вся спина. Уж и не знаю, сколько времени вы потратили на этот рисунок. Меня не было дома почти месяц, но мы с тобой не спали и того дольше. Я уже как почти полгода не видела тебя голым на тот момент. Кстати, ты так и не рассказал мне тогда — вы славно потрахались? Она надевала мое белье? Она мылась моим мылом? Может, ей пришлись по вкусу мои духи? Те самые — дешевые, с резким спиртовым запахом? Или она соблазняла тебя тем, что расхаживала голышом в своих берцах? Тебе нравилось раздвигать ее ноги, обутые в военные изношенные берцы? Скажи мне!

Она была очень талантливой. Этот рисунок тоже так и стоит у меня перед глазами. Очень красиво! Я так и не смогла понять, что он значит. Расскажешь?

Ты тогда глянул на меня. Опять из-под прядей неровной челки, и махнул рукой к переполненной мусорке:

— Выкинь это. Уже вонять начинает. И принеси мне пива. Там, по-моему, еще чего-то осталось в холодильнике.

Она даже не глянула на меня, полностью сосредоточенная на работе. Только бросила коротко: «И мне тоже». Особенно мне понравилось, как она в этот момент курила. Она одной рукой придерживала пальцами твою кожу, другой держала машинку, а в зубах держала дымящуюся сигарету. И, когда просила принести ей пива тоже, этак залихвацки передвинула сигарету в уголок рта. Очень круто выглядело! Но ты тоже так умеешь. И мне нравится, как ты это делаешь. Классная девушка. И красивая.

После того как я вынесла мусор, перед этим отодрав пару использованных презервативов от пола, я принесла вам пиво. Это ты должен помнить. Особенно мне нравится вспоминать, как я вежливо улыбнулась ей, и разбила бутылку о ее голову. Но, она же сидела на тебе! И спиртное с осколками попало на спину, где была свежая татушка! Как ты шипел! Я думала, что мне кишки сведет от смеха! Так и сидели: ты шипел, матерился и смеялся, я просто смеялась, а она вытирала кровь и постанывала. Потом ты прогнал ее, и мы не разговаривали еще неделю. Только трахались иногда. Мне кажется, что это была лучшая неделя в твоей жизни. Молчание, выпивка, книги, компьютер и секс.

Я столько всего помню…. Но, это действительно плохо, что я не перешла к сути сразу. Я могла бы на тысячи страниц написать воспоминаний о том, как ты красив, когда спишь. Какой ты замечательный, когда обсуждаешь с приятелями что-то серьезное и важное. Как это здорово, когда ты изредка обращаешь внимание на то, что со мной можно не только спать, но еще и говорить….

Я перехожу к сути. Просто ответь мне… Мне было хорошо?»

Ответ.

«Во-первых, я многое бы отдал, чтобы увидеть сейчас твое лицо. Ты не ожидала, что я отвечу на этот бред, да?

Я никогда не любил тебя.

Я с ума сходил.

Я никогда не встречал никого тупее тебя.

Я задыхался, когда тебя не было рядом. Ненавидел твои проклятые командировки.

Ты была смешной коровой, когда напивалась.

В книгах, каждая героиня имела только твое лицо и тело.

Ты трахалась лучше, чем многие другие сучки.

Ты возбуждала меня до одури.

Ты была славной, послушной курицей.

Я пытался сделать что-то, что просто было не моим…

Я обожал злить тебя. Потому что ты начинала очень забавно кудахтать.

Ты была глупой.

Я ненавидел тебя.

Ни дня не прошло, чтобы ты не была самой отъявленной мерзкой шлюхой в моем воображении.

Я бы молился на тебя, если бы верил…

Ты была самой прожженной дрянью, что я знал. Даже без изношенных военных сапог.

Не пиши мне больше.

Но задай себе вопрос — я мог дышать без тебя? Мне было хорошо?

Почему никто из нас не оказался сильным? Почему ты не спасла меня? Потому что ты тупая, сучья, проклятая курица.

Почему ты не спасла меня?

Я же верил.

Мне было хорошо?»