Свет и тьма, или Поэма о трех девицах

Глава пятьдесят третья

ВЕРА. РАССКАЗ МАТЕРИ

«Хотя его мне почему-то жалко.

Страдает он. А как меня он любит!

Не знаю я, что делать. Кто-нибудь

Мне подскажите.

Что должна я делать».

И не сдержавшись,

Зарыдала Вера.

Тут мать вернулась.

— Ты чего такая?

— Да всё нормально, мама!

Не волнуйся.

— Я вижу, что глаза на мокром месте.

Опять?

— Мне Витя сделал предложенье.

Присела мать.

— Как? Витя? Предложенье? Ох ты!

— В любви признался

И жениться хочет.

— А ты?

— Сказала «нет».

Зачем ему такая?

— Какая ты такая?

— Ты не знаешь?

— Да, Господи!

Забыть давно пора!

— Чтоб он годами попрекал меня?

— Коль любит, попрекать тебя не будет.

В этой жизни все мы пленники. Чтобы

Наша жизнь не превратилась в тюрьму,

Мы должны прощать друг друга. Иначе

Нам не выбраться из ямы на свет.

Ты была еще малышкой. Твой папа

С ветврачихою любовь закрутил.

Повезет ее на дойку. И в кущи.

И закусочка, и водка у них.

Мне в открытую почти говорили,

Но поверить я никак не могла.

Он такой открытый и честный,

И обманывать не станет меня.

Но сомнение запало. И стала

Я внимательно за ним наблюдать.

Возвращается он поздно с работы,

А порой явиться за полночь мог.

И частенько с запашком. На работе

Очень редко он вообще выпивал.

А когда садился он пообедать,

То чему-то улыбаться начнет.

А однажды на рубашке светлый волос

Я нашла. У ветврачихи такой.

Ну, а главное ко мне равнодушен.

Вижу, я ему совсем не нужна.

Ну, и как-то мы повздорили чего-то.

Не сдержалась, наорала на него.

Ну, и высказала всё. Усмехнулся.

«Доложили всё товарки тебе.

Ну, и что же здесь такого? Между прочим,

Я мужик и это дело люблю.

Ты во всем одна виновата.

Не умеешь ты себя подавать.

Одеваешься в старьё, как чумичка,

Про косметику забыла совсем.

Ну, и это… ты лежишь, словно плаха.

Только что еще не храпишь».

Разревелась я тогда, даже сердце

Защемило. Хоть в петлю полезай!

«Уходи-ка ты к своей суке!

Чтобы больше мы не видели тебя!»

Усмехается: «Смотри! Напугала!

Я и сам давно подумывал уйти».

Одежонку я его собираю.

Молча сумку подхватил и ушел.

— Что-то раньше, мама, об этом

Не рассказывала ты никогда.

— Ну, а чем тут, дочка, хвалиться?

Нечем. Только это не всё.

Ну, наплакалась, конечно. Нарыдалась.

Только некогда особо рыдать.

О тебе заботиться надо.

И хозяйство, и работа еще.

В общем, боль моя поутихла.

А увидимся, молча пройдем.

Он и денег не давал ни копейки.

Всё никак на алименты не решалась.

Ну, и как-то раз на гулянке

Агроном положил глаз на меня.

А гуляли мы у подруги.

Собираюсь я домой. Следом он.

Говорит мне: «Вон стоит мой уазик.

Всё же ночь. Давай подвезу!»

Ну, подвез. И снова за мною.

Не хотела я пускать. Только он,

Словно танк. Сгребает и тащит.

Так уж вышло против воли моей.

— А потом?

— Ну, как-то явился вечерком

Он дня через два.

Снова лезет. Кочергу я схватила.

Матом выругался он и ушел.

А примерно через полгода

Папа твой вернулся назад.

Всё сидит на кухне, вздыхает

И бормочет: «Ты прости уж меня!»

Снова стали жить.

Он какой-то стал другой.