Свет и тьма, или Поэма о трех девицах

Глава двадцать шестая

ВЕРА И ВАДИМ

«Я идущий, потому что

Не могу стоять на месте.

Славы много не бывает,

Денег много не бывает,

Женщин много не бывает.

Я хочу, как можно больше.

Я любил девчонку эту,

Я хотел ее безумно,

Был уверен, что не будет

Лучше в жизни никогда.

Как обманут был я подло!

Как фанера над Парижем.

Пролетел я с этой Верой!

Вот она тебе деревня,

Деревенская девчонка!

Вокруг пальца, словно лоха,

Обвела она меня».

Вова горько усмехнулся,

Выпил виски, сбросил плавки

И к грудастой топ-модели

Повалился на кровать.

Ну, а что же наша Вера?

Долго плакала девчонка.

У разбитого корыта

Оказалась вновь она.

Ни любимого, ни денег,

Ни жилья. Куда податься?

Не идти же в проститутки!

Ни за что и никогда!

И она собрала сумку,

Денежки пересчитала.

Да, осталось ровно столько,

Чтоб домой назад вернуться.

Нет! Не принял ее город,

Обманул ее надежды.

И выходит, городская

Жизнь совсем не для нее.

Как ни горько, ни позорно,

Ничего не остается…

Что ж, деревня посудачит,

Посмеется и забудет.

За окном дома мелькают,

Кавалькады иномарок,

Супермаркеты, заправки,

Магазины, СТО.

Сколько всякого здесь много!

И чего здесь только нету!

А зачем оно, скажите,

Если счастье мимолетно,

А любовь твою отвергли,

Надсмеялись, растоптали?

Для чего ей этот город?

Нет! В деревне всё же лучше.

Вот она родит ребенка,

Будет нянчиться, смеяться,

Огород садить, картошку,

Драить школьные полы.

Ну, и что же здесь такого?

Ничего здесь нет такого.

Так живут везде. А звезды

Светят по ночам для всех.

Настоящие, без фальши,

Им пустой не надо славы,

Не нужны им кучи денег,

Поклонение толпы.

В Кочках сделал остановку

Их автобус. Рядом с Верой

Сел на кресло у прохода

Молодой высокий парень,

Толстогубый и усатый,

Не обмолвился ни словом,

Не взглянул на Веру даже,

Будто бы пустое место

Рядом с ним. Ну, и урод!

Вера фыркнула сердито.

И бывают же такие!

Симпатичная девчонка

Рядом. Он же

Ноль вниманья.

Фу! Конечно, он из этих.

Ну, тогда с ним всё понятно.

Успокоилась. В окошко

Вера смотрит на пейзажи,

Что мелькают вдоль дороги,

То поля, то перелески.

Всё же лучше, чем громады

Этих каменных чудовищ.

Боковым же зреньем Вера

За соседом наблюдает.

Тот достал блокнот и ручку

И чего-то стал писать.

Удивительно для Веры.

Ведь сейчас почти не пишут,

Разве только эсэсэски

Да постятся в интернете.

Что же он такое пишет?

Очень даже любопытно.

Всё же парень необычный,

Непохожий на других.

Интересно, кто он. Вера

Всё в блокнот его косится.

Строчки ровные. Но что в них

Прочитать она не может.

И сдалась она.

— Наверно,

Вы писатель? Всю дорогу

Что-то пишите в блокноте?

Юноша взглянул на Веру.

— Так! А в прочем, ерунда.

— Не желаете ответить?

И не надо! Больно нужно!

Отвернулась Вера, смотрит

На пейзажи за окном.

— Вы не думайте, нисколько

Не хотел я вас обидеть.

Ну, стишки пишу о разном.

— Вы поэт?

— Какой поэт!

Не смущайте меня, право!

Пушкин — вот поэт. Есенин,

Лермонтов, Некрасов, Блок…

Где уж нам! Но как-то тянет.

Чувства, мысли, ощущенья

Выразить желаешь в слове.

И без этого никак.

Стихотворение Вадима,

Вериного попутчика в автобусе

Нарисуйте, Пизанелло,

Мне портретную медаль.

Лучше вас не нарисует

И учитель рисованья.

Он по клеточкам рисует

Репродукции. Расчертит,

А потом на лист бумаги

Переносит поквадратно.

А потом он ставит в рамку,

В кабинете рисованья

На стене ее повесит.

Любо-дорого смотреть!

Нет уж! Лучше к Пизаннелло —

Я отказ не принимаю —

Нарисуйте, Пизанелло

Мне портретную медаль!

А потом берут медали

И торжественно вручают

Вместе с удостовереньем

Тем, кто подвиг совершил.

Таковых я не имею

Ни одной. Не разу подвиг

Не сумел я совершить.

Я хочу медаль иную,

Чтоб на ней портрет любимой,

Чтоб он крышкой закрывался

И был виден только мне.

И когда мне станет грустно

Или там тоска с печалью,

Я открою эту крышку,

Поцелую я портрет.

И ее глаза увижу,

И ее вдыхаю запах.

Что мне горе-неудача,

Если есть она на свете.

Нарисуйте, Пизанелло!

Ну, чего вам, мастер, стоит?

Может, час — другой работы.

Мне же память на всю жизнь.

Пуля облетит сторонкой,

Нож убийцы не достанет.

Даже в автокатастрофе

Обойдусь ушибом я.

И когда вдали от милой,

Даже на другой планете,

Всё равно я рядом с нею,

На груди моей она.

Нарисуйте! Нарисуйте!

Я отдам все накопленья.

И хотя совсем их мало,

До копейки всё отдам.

И вздохнув, старинный мастер

Вытер кисти о фланельку

И положил их на столик,

Там, где краски он мешал.

У меня мороз по коже.

Да! Ужасная картина.

Там повешенные двое.

Смерть в своем обличье грозном.

И штаны у них спустились,

Обнажились ягодицы,

Потому что в миг смертельный

Всё извергло чрево их.

Даже в воздухе миазмы.

Нет! Бежать скорей отсюда!

Как же так, великий мастер!

И такое создавать!

Разве людям это надо

Видеть смерть в обличье грязном

И у виселицы вонью

От повешенных дышать?

И выходит, что не только

Радость людям мастер дарит.

Ужас в сердце поселяет,

Безграничный ужас смерти.

Я бежал и задыхался.

Нет! Сюда я ни ногою.

Тут прижал к груди я руку.

Это что еще? Медаль!

Отдышался я. И крышку

Медленно я открываю.

Вот оно мое спасенье!

Вот она моя любовь!

Я открыл. Застыл на месте.

Не могу пошевелиться.

На меня, оскалив зубы,

Череп пристально глядел.