Ро́збегь
Ветер — антигерметик.
Иглами воет на окна.
Мстит нам, что мы надпланетья
Шёлковость му́тим в волокна.
Тихую ро́збегь простора
Режем рычаньем и гулом.
Лезем на скорость, прессо́во
Даль жжём железным баулом.
В печи́ на высокой кухне
Ноябрь выкипает снегом.
Лучи, лучинки и лучики
По варенью молочному — спектром.
Спектромашины невидимы.
Но, в и́ллюмина́торы глядя,
Можно заметить их трафики
На выступах снежных и впадинах.
А девушка из цыганского рода,
С тату на тонкой ноге,
Устав бродить с милым по аэропорту,
Сказала: «В пакетик!» каблучной муке-туфле.
Пошла босиком по пыли,
Свезённой со всей планеты.
Свобода первей ей постыли.
Ей здесь, на земле, нет запретов.
Достигли друг друга
Окнами ветер вскол бьёт свою добрую волю,
Будто не в доме сидишь под вой боли, — в монгольском поле,
Или забрался на горные ве́сы-отвесы. Под мхом заискрились
Камушки, вниз заручьились.
Ты о́свободи́л их, с Ветром они заручились.
Это мой Ветер,
Достигли друг друга, друг друга приветили.
Да, это мой Ветер. Захолодал, как больной цыплёнок, в своём кругосветье.
Мечты и случайности, сны и сказки мои продолжил до касперности.
Конечности до касперности растворил моей бесхарактерности.
И показал, слава снам, своим появленьем, что Он моя половинка.
Сказал не ожидать Его, и не звать, не рисовать к лесу из звёзд, где Он живёт, тропинку.
Дальше, Стих
Чую себя, точно Трус Георгия Вицина,
На которого в красном кабрике едет Нина.
…мина
…долина
…рутина
может, перина?
Может.
Когда океан с глубиной заблуждений
В изнанку схлынет,
Останется в ручейковой возне
Мокрая мякоть перины.
Мы слипнем с неё и пойдём
Под чвяканье ног на поиск твердыни,
Сонные,
Остужённые постслёзными вздохами звёзд,
Пилигримы.
А дальше, Стих, как?
Что ты предложишь здесь дальше?
спины?
льдины?
равнины?
а, может быть, властелины?
Что? Хочешь «пружины»?
Давай попробуем…
Ветер со звёздной покраски
Срывает лупы-долины.
В чёрном под бывшей краской
Кто-то просторы размешивает посохом Гэндальфа.
Дельфинами из самой законцентрированной
Концентратом Музыки середины
Пружины выбрасываются, пилигримов сцапывают
А-а-а! Стих! Ты уже знаешь, что́ будет дальше там?!
Можно сейчас и мне продолжить повествование?!
Позволь, друг, послушаться моего желания!
Небо вкруг пилигримов затанцевало Всемирий мерцаниями.
Проявились в Нём образы, не контрольные обрисами подподпод(и бесконечность под)-подсознанию,
Ложь перинную, жидкую, стали вытягивать и корнями её
До последней малюсенькой ло́жинки
Всю перину раздрызгали в не́быль.
Стих, ты ещё здесь? Здесь.
Задерживаем дыхание!
Сказка
Сказка
Лунные сказки для малышей-земляник.
Души — ладошки лодочкой — под речкопад,
Льющийся с нашей луны и вообще со всех спутников лик
Всех Космосов — леденцовых, молочных, кофейных шкатулочек для Магов-Громад.
Маги те могут в обличье своём по шкатулочкам жить,
Но чаще они превращаются в ветры, хватают шкатулку, и та открывается.
Незримое, лёгкое, желающее петь, переливами плыть
Из неё выбегает и, цвет получив от Мага, может любой аккорд выбирать для себя.
Одна из незримостей потянула аккорд сине-розовых и зелёных ладов.
Аккорд растянулся в пространство, случайный десант случайностей здесь нашёл, слава снам, приземление.
Первыми петлями новой песни аккорда стали дождинки, сцепившие ручки в пожатия облаков.
Синий растаял лёд, подскользнулся, Небо схватил, вместе с Ним раздышал всем цветам и Чёрному Миру звёзд движение.
Мало ль, много ль — неведомо никому, даже Музыке, даже аккорду тому и первому океану,
После спецопераций случайностей стали мы с тобой видеть на Небе сонм переливов из прошлого мига мигом в будущее.
Стали мы с тобой плавать на парусе по экранам ясных глубин и чрез гобелены Астралии из туманов,
Через зёрнышки островов, на которых нету людей, только хиппи искусственные, танцующие и мир свой всеми схемами любящие.
Заполняет волнами соль притяжение нотное,
Мы уже иногда сами Ино, забывшие встречи с землистыми берегами.
Нам так нужно сейчас встретить Магов.
Где их искать: в шкатулках опять?
Или они ликуют и можности новые из ларцов своих вытрясают ветрами?
Скорость болит
Глади и нет. Канаты натуженные дрожат.
Кто их схватил, тянет, силою магмы форсит,
Далью канатной магнитность частиц пережав,
Далью межмирной только порывы мощнит?
Бесполезняк, силач, сдерживать тягу Единого
Содранное регенерировать в созданный раньше тебя монолит!
Бесполезняк: сила взорвётся, тебя распоров серпантиново.
Раньше пусти их друг к другу! Она и в узле существует, их скорость, их скорость болит.
Только вминаясь друг в друга способны на су́ществова́ние!
Гранями крови друг в друга входя лишь, проснутся!
…Дальше ты сам напиши, как чувствуешь это свидание.
Я на пути до тебя делаю всё, чтобы канат прогнулся.
Привет, Стих. Малыш, нам с тобой сегодня влепили три минуса.) Но ты не смей огорчаться, там злой полигон. Ты МОЙ САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ
Ирачмо
Ирачмо
Я узнала сейчас, что ты влюблён.
Не в меня.
Вуаля
Вуаля
Вуаля
В голове все ежи — в кругляши
И — в сон.
Билибом
Билибом
Билибом
Билибом
Ветер рядом со мной,
Рвёт его на окно.
И меня — на окно, вот так:
Чмо
Ирачмо
Душу мнёт дед Мороз,
Упакует в наркоз
И — на бал
Новогодний.
Холодный
Холодный.
Больно
Кто ждёт?
Привет. Смотри: Мгновение, как вкусное желе.
На руку каплей прыгнуло, рассматривай его.
А можно крикнуть «эк!» и внутрь скользнуть по крутизне!
Что та́м? Возможно, встретим мы, что Космос там живёт.
Эгей. Внутри Мгновения мешаются леса,
И наши, и иные, солнца стра́зно шпарят взвесь,
Мелодии, Любовь, моря́, мосты и существа…
Внутри Мгновенья — Космос. Ждёт ныряльщиков за твердь.
Разделитель реальностей
На зрение — волны —
Толстый, прозрачный межми́рья слой.
То ло́жность полная,
Будто нет жизни в нём, он — разделитель простой.
Да в нём ярчеют,
Спеле́ют вплывшие в гущь миры.
В нём огнь смелее,
Грубое зло не находит си́лы, ЖИВЫЕ сны.
Я вижу нас с тобой
Сквозь разделитель реа́льносте́й.
Ночной свечной порой
Ведём по плоскости линии, смотрим дальность их.
Как в детстве, сладкая
Медовая, сочная акварель
Поверхность гладкую
Сло́ем проверки проходит, ищет путей
Проглядки нового,
Не скрещенности существующего с волшебством.
Такого нового,
Чтоб сладкими взрывами-визгами ласкованьем бурилось в старый закон.
Мы улыбаемся:
Звёзды над крышей дома вновь порыбачить пришли.
Мы обнимаемся,
Тихонько зави́снув рыбками
В лесу планетарной, бьющейся рыбой на удочке звёзд, реки.
Сгреемся
Я найду тебя, кем бы ты ни был.
Сбудется!
Сгреемся!
Встретимся
(…эльфиклювусами в мире-эльфисе на планете Альхистэнтэйра.)
То не грежу, но мир здесь — пустынь мель. Хотя,
Да,
В нём прекрасное
В Музыке Космоса теплится, шаром вертится,
заколдованною Небом парностью. Но гуляет случая море без Грея, и суша печёт лавой трещин, на боль не скудея.
«Заходи и бери, что тебе больше чувствуется», — говорит Всемирие, звёзды показывает, са́мые лу́чшие.
(ДО́БРОЕ здесь Оно, потому за Любовь горами встаёт, на поддержку встречности.)
Но, Всемирие, как же так получилось? Вместо того, чтобы воду пить, о́бволок лишь её,
Мокрую гущину телом сбивным ощущаю, жаждая пить бассейн, всю изумрудную глубину живительной неразмеченности.
Проще сказать:
Даль межесветная
Слишком мощна́:
Трудно прибыть на остров один
В то же мгновение.
Будем мечтать.
Жилы космические
Будит одна
Тихая очень,
Неподконтрольная
Сила целеглотательного, взрывами бьющегося, время не знающего
Сближения.
телом сбивным — это частичками, из которых состою
Люблю. Узнала ночью с 24-го на 25-е ноября (любопытство меня прижучило), что любишь уже какую-то девушку. Болею. Люблю. Всегда (не для красивого выражения, а правда — всегда) думаю и вижу тебя, мечтаю, что мы вместе. Люблю. Да, я старенькая. Что теперь со всем этим делать? С Любовью, с другой девушкой, с возрастом? Разве только жить дальше. Мне бы в Небо. И сил черпачок. Совсем сдулась. Люблю. Грустная Любовь. И плакать нельзя, испугаю маленького. Я всё равно люблю тебя
Врастание
"С любимыми не расставайтесь!" —
Слова в разгул надежды
И обморока мира "никогда".
Но стоит лишь надежде
Одной хотя б ЧД стать,
Мы — в бега.
Я никогда боялась,
Считала мир его большим ножом.
Но ныне мне признался
Сей мир, что просто будущее он.
"С тобой мне не расстаться"
Сны светлячками сгрудились — рассвет.
Рогаты описанья, а я
Камаргский raseteurs на букву "хре".
....
Услышала твой голос,
Бегу, и каждый миг, шаг — никогда.
"Всей кровью" "не расстаться"!
Не корчевать, врастать Любовь вцвела.
"С любимыми не расставайтесь!" — слова из стихотворения "Баллада о прокуренном вагоне" Александра Кочеткова
ЧД — Космическая Чёрная дыра
"С тобой мне не расстаться" — слова из песни "Моя любовь" Владимира Кузьмина
В Камарге (Франция) после забега быков (энсьерро) проводятся конкурсы raseteurs (аналогичные испанским "рекорте" ), в которых raseteurs, не причиняя травм самому животному, стараются сорвать с его рогов кокарды и ленточки специальным инструментом
Драйв Рая
Сезоны — каскады степа,
Рисунки улыбок, звуков,
Дела по тепла градациям,
Свет снегов, визг ветров, рек расступы,
Сцепления с ароматом
Цветения, зрели, пре́ли,
Снего́вия, подкапе́лия,
Чеснока, мёда, слив, дынь сластьбе́лия.
Накидываются дружно,
Сдираются и нарастают,
Чтоб ты себя чувствовал нужным
Быть живым, силой быть в драйве Рая.
Рай соответствует греческому слову парадейсос, заимствованному из древне-персидского языка, в котором означает «огpада», а также «то, что обнесено огpадой», т.е. паpк или сад. (наша Планета? Наше Всемирие?)
Рай — в религии и философии: место и/или состояние вечной совершенной жизни
дАлины
Мы влезаем в мгновения,
Но не падаем или взлетаем в их глубь:
Чьё-то изобретение —
Нам самим изготовить ключ в Кос, чтоб привратника не всклыхнуть.
Мы с поверхности зрения
Достигаем слепыми отвагами новых дАлин,
Но в одно мановение
Нас случайность-надсмотрщик накрывает волной балдахинов.
(«Изготовьте свой ключ,
После чётко поговорим»)
Улыбаха-мгновение
Ждёт нас, греет нам Новые Космосы.
Нас считают за пленников,
За сосуды какие-то, лишь мы сами с плоскостью взрослости.
Будет, будет прозрение,
Ненароком иль честным старанием.
Улыбнись совпадению:
Мы и сами мгновения. Может, кто-то открыл нас ключом и ныряет по нашим Вселениям.
Балдахин — из французского baldaquin, итальянского baldacchino, означает «дорогая шёлковая ткань из Baldacco: Багдада»
Мирочел пробкою
Если сны не открыть,
Айсбергами будут они тереться о мозг и Душу.
А лекарствие пить, —
Айсберги вмёрзнут на долгий прикол в сосудов сушь, в их алеющи хрупшины.
Недолюбленный миг,
Миги за мигами, скопятся вкруг, сожмут и вытолкнут —
«Й-Й-Я-Я-Я-Я!» — то ли визг, а то ль крик
Мирочеловый, и полетит мирочел пробкою, метра два, к потолку.
«Недо», «мне бы»… Признать
Лень-ленючую, вонючую, у людей получается всё-таки.
Полюбить, оберечь, не сломать,
И принять, и Любовь передать,
Счастьем быть так легко и счастливым, — знают всё это и могут, наверное, лишь капитаны-ветры и глупыши.
Мерзко. Но всё уже превращается в хорошо. Третий день зимы, день юриста.
Всё будет хорошо
Из разниц
Теплики над долиной.
Орлы да беркуты.
Горные взмахи сильные.
В мешках с дождём лучи.
«Сколько во времени плотности?» —
Спросил один поэт.
Думаю вместе с множестью…
Трильон шестой ответ:
Что, если попаданец
Есть тело времени?
К нам заползло из разниц
Прозрачным трением.
Вполнилось в наши местности,
Пирует силами.
Любое развитие ест оно…
Приют наш мил ему.
«Сколько во времени плотности?» — строка из стихотворения «Глупости» Рима Дика
* *
Верю цикория цветикам цвета синь-фиолетия.
Долговязым люпинам верю, как Буратино — лисинам.
Верю Небесному колыханию от солнечного лучеплескания.
Снеговым танцевальным залам верю, как Белль тому Зверю.
Верю каждому ручейку в Весно́вье, прямому сосно́вью.
Не поверю больше себе, напалмом. Я верю горам, там…
Верю, приблудшие Ино там, дожигают возврата на базу план.
Никуда они с нашей Земли не стронутся, полюбив Музык нежных изображённости.
Колибристо
По сотам мгновений распрезаливаются пудинголюди.
Любуются нишей втекания, липнут, сливаются в новую.
А что мне, как пудингу, любо, так это когда миг-сота колибристо слю́дит
Фольгою, в взрыв порванной кем-то под именем Музыка нотнокровая.
Обрывки фольги и кусочки дрожалки на волю историй пущены,
Таким мини-смерчем ходят по верху сот, строят свои мгновения
(Параллельные),
Движение соизмеряют с движением музыкофильма, кручами
Которого наслаждаются, чувствуя, что труд объяснений излишен, когда ты — видение.
Поледаль
Вот заглохнешь на точке Планеты,
Страх прижмётся к грудине кнутом…
Дверь машины откроешь, и в ветер
Ткнёшься мокрым под глазом мешком.
Разморённая в маревной банке,
Малосолом спадёшь на траву.
Ветерковые обезьянки
Под одежду затащат росу.
Где мой дом? Приблизительно знаю:
Ветер бьётся футболкой к нему.
Сам собой разобрался дом, к краю
Поледали болидом пульнул.
Мне за ним ли? А надо ли падали?
Надо ль падали жаться до звёзд?
Было. Мчалась. Следа не оставила.
Обезьянки, куда мы пойдём?
Индеец
За нашим миром
Столько ряби движения!
Круги расширяются, сливом
Плавление, разъедание, соединение.
Наш костерок,
Который мы искрами высыпали из наших нетлений, —
С якорем плот.
Мой индеец, ты снова упал в течений преодоление.
Космос сегодня слепился в единое тиши движение…
Кто в тишине первый слово скажет, — время начнёт.
Мимо нашего с тобой дома Сфинксы летают,
Музыка блюхает каплищами заживления.
Но этот, здесь, костерок постоянен, мой индеец. Возвращайся вперёд.
Убираюсь
Воздух и Ветер, помогите убраться, а?
Я не ведьма, — дворница и затворница.
Вот продра́ла окошки утром… ЙххАа!
А там мира и жизни полнёхонька гжелева горница!
…Из-под прутьев метлы искры в синюю сторону.
За метлою пляшу, прыгаем с ней через Ветер, как зайцы.
Налетай, пыль, комон, давай! Я тебя порешу!
Испугалася? Если б была космической, не слепляла бы Воздух в цифромозаику.
Воздух и Ветер, мы ведь видим всё так, как вы кажете!
Нет деления на стихии ни в окружении, ни во внутренностях.
В кислородных слоях Океанов есть и Огонь, и Камня кряжистость.
Но Музыка и Ветер, всё-таки, начинают. От них источается ро́збегь, пути сосудятся.
Сбудется, пока звёзды вблизи, всё сбывается!
Пока в ходе Планеты лежит Любовь — отщипок лучика Космоса.
Пока от бега детей весело звёзды топают за горизонты и вновь появляются.
Ветер и Воздух, покажете нам, как всё будет хорошим? Не отвлекаюсь, не отвлекаюсь, убираюся )
восьмое декабря
Мой любимый, не забывай про совесть и честь. Деньги не главное. И то, что на них можешь приобрести, — тоже не главное.
Ты что??! Свинтус! Совсем нюх потерял?!!!
седьмое и восьмое декабря
Твои истории — мои помощники сейчас, когда
Возможности заканчиваются и случайности.
В мирах-историях мне легче ждать… вообще, мне легче ждать.
Ничуть не странно видеть бережок бескрайности.
(Просто болею, не более того. Читаю истории, забываются болячки, дни маслянистее. Скоро уже опять всё будет хорошо. )
От точки избы́ до волчиной дали
Даль волчиная белая, с облачным вздутием,
От точки избы́ разветвляется, через холмы позёмкой за самый день речно стремит.
Врежется в лес когда, волк обернётся, как в детстве, до спины и хвоста закрутится;
Аурой жёстких крон снежинки поднимутся, блеском проверят солнце — подглядывает парой лучей из ветра, греет, как колет, не спит.
Маслом слоистым: сиреневым, розовым, фиолетовым, звёздами стёмненном —
Окна и перекрытья наполнятся, зажгутся своим невесомым и разноцветным теплом.
Даль будет голоды петь или хрумкать Летом и Осенью запасёнными.
А у нас будет шанс побыть близорукими всеми чувствами, и домашним ручным огнём на свече раскоптить свой вечно в процессе дом.
На субботу
Мне во сне этом были лебеди.
Они били друг друга шеями.
Они бились о стену подводную.
Слишком редко всплывали, голодные.
Мне давно бабушка соткровенничала:
Если снится вода — о тебе слова.
Если грязная, мутная — мутные.
Если скво́зная — это любят тебя.
В сновиденье воду не видела,
Только крылья, шеи и множество
Лебедей, на краю превращения
Из растрёпанных перьев — змеями.
А ещё был ребячий утренник,
Диалог двух об изменении,
А ещё — советская очередь.
Я люблю тебя, задачка — тебя беречь.
Как на утреннике было здо́рово!
Мы отплясывали по кругам! Огни!
Вот б ещё! Но вплыло́: "По домам своим".
На танцполе одна с музыкантами.
Субдушевость
Опиши человека глупостями.
Опиши его сущность имуществами.
Распусти человека в пряжу
Без спряженья клубкового даже.
Нацепи человека на плечики,
Поприкидывай его по углам кельички.
Видно, будет мешаться он тут и там.
Что ж, запни, застегни его в чемодан.
А теперь ожидай присутствия.
Может, кто-то другой запустит тебя.
Только с тем человеком лучше и быть не могло.
А вчера чемодан беспощадно доел его.
Если кто-то принёс свою, и поймал твою сердцевину,
И ты чувствуешь строгость меж вами субдушевых линий,…
Словом Душу не скажешь. Мы Сеть из нулей сплели.
В ней листаем реальности, как каталог, страх десертный тут. Лень любить.
Песенка
Я ткацкий станок,
А я
Автобус.
Я арфа из нитей,
А я людевоз.
Во мне распевает
Ударный
Голос,
А я баритоню, сдавая свой кросс.
Тюллилё, тюллиля!
Реальность плетёт,
И возит Земля!
Тюллили, тюллилу!
Хватило б заправки
И нитей холсту!
В полотна, ковры
Сбираю
Нити,
А я из улиц
Ковры
Плету.
Я статик, каймлённый
В петлю
Событий.
А я их кидаю
На выхлоп в трубу.
Тюллилё, тюллиля!
Тюллили, тюллилу!
Из нитей движения — в воображение.
Из воображения — в новый маршрут.
Гравитация Музыки
Лёгким давлением Космоса
В зимние кубики улиц меж спиц-дорог
Клавишной редкой вязкой
Музыка оседала, но не основательно, до земли,
А так, ненароком.
Кто-то по ней сбегал из «одежд»
Тридцать вторыми, целыми и восьмыми, шестнадцатыми.
Даже висящие плотно кле́шни,
Кле́шни Усталости, нежными были разболтаны кульминациями.
Взяла гравитация Музыки нас,
В поле поставила один на один с Любовью.
От белого цвета и чувств разномастных
Никто не спасёт, никто тёплой лапою не закроет.
Движение
Ты только вообрази! Только увидь и соотнеси!
Го́рода льдинка в таянии
Мчится в движении марафонском, в нотной тиши…
Снять бы с себя тесный шлем!
Чтобы в мгновенье сочно,
С во́лновой тяжестью все
Яркости мира осолнечнились!
Звуки бы вылупились мокро,
Новые ощущенья.
Чтоб тишина замолкла
И стало слышным Движение
Космоса.
Главного в Космосе нету.
В разностороннем разбеге
Гонятся чувства за светом,
Валя слепки фиксаций, как кегли.
И вылетев из «держалки»,
Забудь про координаты.
Теряешь уверенность. Жалко?
Уверенность шлема… отвратна.
Сон на пятнадцатое декабря:
В окошко из зала дома в родном городе смотрю на белое Небо. Август или сентябрь. Пасмурность средней тяжести. Из окна перпендикулярно и близко стоящего дома, примерно из пятого этажа его, вылетает чёрный силуэт, содержащий в себе разлохматую ведьму в ступе. Полетав секунды по высоте птиц, страшная-страшная и злая, ведьма, опустилась на наш балкон, на который выходят окна зала. Она приблизилась к окну, ну, и начала смотреть на меня. Мне надо её прогнать. Я стала ей компоновать страшные рожи, делать руками магические взмахи, шептать отвороты, но её это не отпугивало. И меня заполнил страх. От бессилия. Во сне полёты ведьмы и наши с ней дуэли через окно повторялись. Может, сейчас запечатала этот сон в слова, и он из них не выйдет. Мощь страха. была.
А ещё снилось хорошее. Слышала классную танцевальную музыку и видела танец девушки. Красивый! Она так руками..., как крыльями
Линуем
Холодная баня, одно отделение.
Всего лишь одно отделение — в сны.
На улице шорох, как в мойке с копчением,
Готовый предел запикал, скреб, смыв.
С машинодомами булька́ются мысли,
Слипаются и древоточатся вдаль.
Одна в направлениях разных — глубь плоскости —
Моется мысль, в миг оттенки макая.
На улице и в том, где Рисунок продолжится,
Как в голове: полюса склОнностей.
Слайм возле лица — растянулась Околица:
Космос похож на следы скоростей.
Быть может такое, что видим мы скорости?
Линовку мгновений, как ниточки фар.
И сами в машине мгновенья по Космосу
Линуем, шуруем… Какой нам радар?!
Понятно, что Космос — Движение. Размешанное. Я о том говорю с тобой, что мы видим не предметы и глыбы, грубо, в Космосе, а именно скорость этих предметов. Да и всё вокруг, здесь, мы видим, может, на скорости. Не знаю
Жак Паганель
Жак Паганель, глупик наук,
Юнга и кэп Земли бирюзы.
Зоркий к пути, к себе близорук,
Мальчик-чудак в одежде версты.
Вёл за собой вдохновенным слугой
Дружбу, тепло, мечты, доброту.
Приветы рукой с подзорной трубой
Любопытству дарил и межмирья Киту.
Ну вот бы, как он, случайно впасть в сон!
И вынырнуть чистой случайностью в пляж
Под скалами с тенью, средь леса и волн.
И встретить искомого. Бон, бон вояж…
Ёлочка, гори!
Границы.
Вот, что в сущности у человека за Душой.
Пластин сыпь —
Вот, что видим вместо Всепроникновенности простой.
Там Космос,
А вот в этой сфере мы, и Космос — сфера тож.
Враг, трусость,
Эгоизм с драчливостью у тех, кто делит мир под нож.
Раз, два́, три!
Гори же ёлочка чудесного вокруг! Пойми…
Грань фикций…
Чуй настоящее, оно ведь волшебство насквозь, как ты.
За Небом
Ныряешь взглядом вверх… А направлений нет в взаимной глубине.
Преследуй
Кисть сил Воображения. Возникнет в Космосе всё то, что есть в тебе.
Безгранность —
Говорить о Космосе (тихонько, громко) с Ним самим.
Эйнштейн врать
Не смог бы. Он глядел пластинки, а себя оставил в рубрике «непостижим».
Артразвес
Передо мной заготовка-болванчик,
Только что из Души.
Из токовой глуби стянула огранчик,
Антагониста нужности.
Какой он соплистый, бе, скользкий, но чистый,
Что ж в центробе́жности́
Душевой делается, — плевок лишь скружился?
Сиди, из него мастери.
Смотрю на ненужность, меняю ракурсы,
Думаю, чем б облепить…
Ощёлчить, скислить, ошоколадить, кактусом,
Пухом ли оборотить.
Открыла ближайшую морозилку — Космос —
Горящую взвесь чудес.
Короче, туда болванчиком бросилась,
В ско́ростей артразвес.
Шершавый-шершавый проплыл Китище,
Кинул нас на плавник.
«Чуешь, как мокро? Краски сохнут ещё.
Космос не Чистовик.»
Ино пригласили
Сонм во́ображе́ний
Огнистым течением,
В упрямых прыжках, реки
Смыл пыл невозможностей,
Снёс гнёт загороженности,
Толкнул к встрече с Инами.
Сдружились. Узнали:
онИ не из стали,
Не ящеры, не осьминоги.
Так дивно: объять того,
Кто не из Земли возрос,
А со встречной сошёл дороги.
онИ нас сманили,
Всем скопом, на силе
Мгновения воли дружбы
Метнуться в хруста́ли
Полей. Дирижабли,
Ракеты — движенью не ну́жны.
А зов свой приправили
Одним только правилом:
Время оставить часам,
Чтоб мы рядом с дружбами
Не тикали бомбами.
…Исчез человек, как туман…
Дали́ в удовольствии
Формует усы свои:
Позирует мир ему:
Тик-тащится время
В безлюдных селеньях,
Стекает без сил в траву.
Байк пропасти
Огибы плавных цветов
По воздуху, и по планете.
И даже на звёзды бросок
Сине-мятный с пустыневым метят.
Разбеги небесного льда, что
О́т натяжения лопается,
И пы́левых блесков река,
Ветровые русла влагой новя,
Трогается. Грядки Ночьдня
Лежат между тропок рассвета.
Пересматривает Луна
Водоснимки сквозь звёзд трафареты.
Сейчас этот мир тихо вспрял,
Тигрёнком игривым вздыбился,
Круги многоцветья сбежали.
? Взлохмаченный байк с Неба вырвался.
Упал в дым Земли. Миг остыл.
Но следующий взвыл от скорости.
Теперь с пассажиром взмыл
Мимо Неба байкер из пропасти.
Свет в синем
Надземные реки — ветра́. Движением
Растят глубину планеты вокру́жия. Лишь
Качнут водомерки-лучи натяжение,
Подходит Свет в синем и к нашей лужице.
Когда водомерки метнутся в стороны,
На спинках по солнцу везя до станции,
Свет в синем, лакну́в языком ветер вскруженный,
Отпрянет и в Космос с нами расстанется.
Но снова придёт, заглянет, приблизится
И будет сквозь солнечных водомерок рассматривать,
Как бегаем мы по тропинкам невидимости
И можем взгляд Синего, желая, улавливать.
Тогда он в смущенье, и для собеседника
(По взгляду) в рост, в гамму ищет дарение
В просторах ходов чёрного рудника,
Где Музыка носится звёздным сцеплением.
Причальный танец
Был и жил мой дядя Витя —
Муж сестры моей бабули.
Вне морщинок слыл красавцем:
Чёрные глаза, как пули.
Острослов и «зонт» от тягот:
Жизнь свою всю проработал.
В ту эпоху работягой
Каждый Родину заштопывал.
Дядя Витя не ненастьем
Жил, в моменты дружных сборищ
Танцевать любил до страсти —
Воздух взвинчивал в задоре.
Он ушёл в шестом. Но нынче
В ритмах юной танцевали
Мы с ним виделись вне Гринвича
И, конечно, станцевали.
Дядя Витя вёл, как горец,
Я в ответную мелькала.
Подошла ещё к нам троица —
Дед и бабушки. С причала.
Напыление
Так до́бро любишь, чудом угощаешь нас!
В подарок — целый снегопад!
Из твёрдости намыл песчинок звездомассы —
Пылится бриллиантом град.
Иллюминации вскружил головушку.
Весь город сдал свой свет на сев.
На светопосевной народ хлопушками
Тропинки высолючивает.
За лобовым стеклом зелёный светофор
И силуэт. Снежинок напыление
Проникло внутрь человека, получился Космос. Космоса простор
Стирают дворники, но звёзды новые летят в пустое человеческое оформление.
Тяга линий
Художник тяги линий
Включал и мчал,
Иль кто-то при́был линиями этими
В листа́ вокзал;
Поднялся кто-то линией
Из глуби взмахом,
Нашёлся сам в толпящихся
Проо́браза́х он.
Рисунок, как над морем лёд, —
В капкане миг.
Об этот лёд напором бьёт
Блик-мир за бликом.
Блик — элемент светоте́ни (Интернет)
Смирительный лес
А этот лес цветом и тенью плывёт красиво:
Зелёно-морские листья на нежно-розовых стеблях, пурпурный в туманах,
Бордовые и фиолетовые тени, свет Неба сквозь них… Журчливо
Со всех сторон соло птичье мелькает, а зве́рям (буде они) не угодить капкану.
Наш разум предполагает одно: похоже, Рай это.
Но Рай — тайно живущим, а тех, кто примчал в этот лес, дёргает покуда в открытую жизнь
Так долго, что лески прорвали кожу и встали, как будто фундаменты: больно, крепко
На место улыбки. Наладив дыханье, люди сплетаются с лесом, смиряясь в корнях с надеждами листьев до Неба, до стыни.
Тени в потоке
Тени Зимой, в сосновом лесу, — дверные проёмы,
Выпускающие тяжёлый люминесиний свет аквариума.
В городе тени, как гетры, одеваются на ногу дома,
Когда солнце толкается от батута туч, и падает холодная тишина.
Осенью тени — намывщики золота, Кощеи рубинов,
Весною — хирурги, специалисты по кесареву сечению.
Летом!… Тени по Лету струятся добрыми из-за свободы Джиннами,
Которые, как пастухи, гонят и направляют все в мире Жизни стремления:
Облаков,
Ветров,
Волн,
Городов,
Ветровых костров,
Ну и наших снов,
К росту тягу,
Любовь, чувств ватагу,
Музыку,
Стаи мечты,
Мгновений сплав…
Лишь застревают,
Ломают, скрежещут,
Ржавеют слова.
Дождь не исчезнет
Додождевает.
Капли голые пригорают
На жгущихся светом листьях,
В плавлении в лужах — глубоких кастрюлях солнца.
Дохрусталяет.
Хор арию покидает,
Сцепления темпа провисли,
А в центре ядра — детское «кап-ля-ля» лимонится.
Всё это может
Ввести в заблужденье зрение,
Но только не нюх слепого:
Сейчас обоняются им сразу много миров.
Дождь истревожен.
Едет в машине скорой ветреной
Помощи, под сетью крова
Капельниц. Дождь не исчезнет: держит миров покров.
Парусные лайнеры
Небо подводное, в нём мы, а сны
Лайнеры парусные — мачты сквозь Космосы.
Прозрачные волны коварны, борзы́.
Их амплитуда — наших Душ по́лосы.
Чтоб подышать, мы торпедой сквозь лайнер
Режемся, нас забирают каюты.
Каюта не знает пространства и таймеров,
Она нескончаемостью по сердцу постукивает.
Сегодня мне снилась деревня родимая
И Храм при горе, белый, новый, людимый.
Здоровались, радовались, дружными льдинами
Шли к Храму по полю косматой тропинкою.
Поле из солнца,
Плавность летняя. Вроде всех я здесь знала?
Зажмуриться Храмом чтоб,
В коридоре кротовьем ослепли сначала.
Надо выкинуть шредер
Ты почему-то решил исшредерить ся и всё,
Шагнуть в гудящую огромную рамку без воздуха.
Сейчас я скажу, как Эллочка-людоедочка: Хо-Хо!
Ты думаешь будет «Ого!» после чистилища одиночеством, коматозного?
Можешь ты бросить этот свой мир невкусный в раздельный мусор,
Выбрать контейнер «Миры» и кинуть, и побежать марафон по-спринтерски.
А я вот останусь, и ты оставайся. Шредер шредером,
Танцевать лучше рядом с ЛЮБОВЬЮ целыми, пусть и видимостями.
На сегдня сон. На крыше высокого дома лежу и гляжу в Небо. Правда, вместо Него бок нашей Планеты на расстоянии близкого отдаления, на расстоянии космических станций и спутников. Вглядываясь в океан, искала волны, думала, почему вода не обрушивается на крышу, держится; рассматривала континенты, цветовые разбросы глубин. Мы с Даней шли среди компании молодых красивых людей, некоторые целовались, все пели песню на непонятном языке. Для нас каждый из них по фразе переводил. Песня о звёздах, опять звёзды — была такая фраза в песне
смотреть со старой подругой
на снежное озеро да на даль лесную.
зайдя в магазин за "к чаю",
домой, на оттай. окна с паром из чашки. эх, не тоскую.
моя тоска стала старой.
ссушилась, без веса. снежинки в окне в сто раз её тяжелей.
соседки рукой мне машут,
гуторят на лавке, как голуби, о жизни в тарелке щей.
по вечеру с сыном созвон,
захлёбываюсь, но сдерживаю свою речь.
в субботу приедут… да ой,
на старости лет заумела и суп варить, и пирожочки печь...
а ночи помолодели:
уже не в четыре, как раньше, а в десять наводишь мосты
с новинками фильмов Астрала.
но смотришь за путешествием с лева на право окна яркой одной звезды.
Па́зори возле солнца
пАзори возле солнца.
кисточки солнца рисуют пульс цвЕта.
тоже хочу дотронуться,
предугадать, где зелёное нарисуют, — там Лето...
завтракают экскаваторы,
кашу овсянку черпают снежно-вкусную.
линии эскалаторов
фордовским методом нас собирают в партию матовую, хрустно-грустную.
люди миры толкают,
пешее утро… уютно… чашечки дыма...
папок толпа мечтает
вечером очеловечиться, разом развиснуть дома от офисов тына.
Ветер в песчинках звёздных
чистится, а пригарки оштукатурят Космос.
поле поёт с морозом,
новое утро славят. пАзори возле солнца.
Не надо, чтобы тебя нет, пожалуйста
Флейта над снежным полем — холодно это.
Звуки воздушные между снежинок холод высветили.
Холодильники птичьи — рябины — с запасами Лета,
Ягоды, как в контейнерах, в инее в высь залилИсь.
ДОлга ещё Зима, много ещё ей взять в свои льдины.
Снег, как мурашки, нам помогает мягче чувствовать.
Птицы по Небу чёрным пороховым серпантином
Двигают Зиму. Если тебя нет, то и меня нет одолевать путь.
Самолётиковое путешествие… Люблю. Держишься за тоненькую ниточку гравитации, а сам выскочил на самый уступ, движешься на самой верхней перекладине лестницы, прислоненной к звёздному Чердаку. Смотришь из иллюминатора на синюю промокашку, проявляющуюся только при светлых лучах, понимаешь, что ты сейчас на самом близком для тебя расстоянии от Космоса… Когда-нибудь будут дома с космическими этажами...
Самолётокит
Выпрыгнул кит, и тянется тот прыжок
По-над взбитыми сливками,
По-над паром из пенок над ветровы́м океаном.
Волны прозрачного, словно тёплый, тонюсенький лепесток,
Кру́жатся между уютных, как окна в деревне, звёзд,
Между этим и следующим, новым и новым солнц пристаном.
Кит длит мгновения лёта, а солнце желает
Взять, притянуть, рассмотреть поближе
Гладкую сущность кита, и тех, кого он доставляет.
В иллюминаторах между богатства Инея, которое тот не та́ит,
Радостно и горячо видеть солнцу взгляды, гуляющие по лавинам и до́лам снегов,
В городах из молочных пенок. Между зеркал горизонта, нравится солнцу, как взгляды пугливо плутают.
Ржевский мемориал Советскому Солдату в Ржевском районе Тверской области (строительство завершено 23-го апреля 2020 года). На десятиметровом холме воздвигнут двадцатипятиметровый бронзовый памятник этот. Солдат растворяется в летящую стаю из тридцати пяти журавлей.
Сила вокруг этого памятника, правда?
Не ценю я скульптуру, также и сорванные для подарка цветы не радуют меня. Нравится живое, живые мгновения красоты. Но этот памятник, как никакой другой, поговорил со мной.
Спасибо.
Ветер
Дуги ветра — тонкие талии,
Силуэты в прозрачном снеге.
Ветер быть невидимкой заставили,
Он указу по-своему следует.
Он исследователь: трогает, смешивает…
Он нарядник: в воздушного змея,
В снег, в листву, в дождь, — во всё, что на вешалке
Преподносит Жизнь, лезет он, млея.
Он танцует, во всю веселится.
Он кидается рвать паутину,
Что стянула морщинами лица.
Он грызет и плюёт ввысь пустыню.
Он толкает снежинки ко свету,
Помогает их встречам в полёте.
И каким бы он ни был нелепым,
Лишь на Ветре вы Космос найдёте.
В туннеле Музыки
Вены пробрал, накачал бездыханным воздухом междулесный ветер.
Те, как воздушные змеи, прилипли, вчервившись, к снежному потолку.
«Zombie» The Cranberries в туннеле своём пронесла мимо кладбища встреченного.
Мне тут ж подумалось, что зомби есть мы, а не спокойные в форме дрожащих капель в звёздном полку.
Приехала с Небом к Небу. Оно не встречает, как раньше. Оно закрыто отныне.
Будто бы кратер алмазный, вычищенный до глубинных вен. И гулом пустым
Самолёта по всей видимой части снежного света овеяно. Спит? Нет.
С Небом закрытым мы схожи по-прежнему. Мы с Ним отныне два зомби, дёргаемся сердцебиением общим, съеденным.
Стихи.
Вот есть Истина. Она на устах и в мыслях. Вот очень хороший человек берёт слова и, как плёнкой усиляют и сберегают багаж, оборачивает и укрепляет ими Истину. Истина в стихе, как мёд, пойдёт по мирочелью в далёкое мирочелье, и дальше.
А есть стихи с силой роспуска. Сила роспуска, м-м-м, бутона. Эти стихи не держат ни Истину, ничего. Они освобождают, вылегчают, отпускают, рассматривают еже мгновение изменяющееся получившееся.
Завтра будет хороший день
Здесь понимают чутко
На самой не́бной кисточке сборища Тайги
Беременное пузко греет капелька дождя.
Невидимые странники разматывать клубки
Родимых звёзд не устают, идя, идя, идя…
И капелька, и птичка рядом, зверь и мошкара
Здесь понимают чутко: горизонта вовсе нет.
Даль, близкое, и Космос, завтра, Музыка, вчера —
Одна крупинка радости, пылинка мига, трепет.
Эх, города́ тошнит, и прыгает война.
Эх, за спиною обсуждают — грязные дела…
Преградный, гранный эгоизм — величие себя.
Ты это можешь, человек, когда звучит Тайга?
Глупая халва
Хочу — халву ем, а хочу — и пряники,
Ходить по комнате в одних стихах.
Ты молодец, одевши нарукавники,
Рукой упёрся в лоб мой, удержал всех птах.
Я мало думала, и глупо делала.
Такое было вкруг Земли солнц ВОЛШЕБСТВО!
Не распущу Его, хоть и сама плела.
ЧеДой не схлопнется полумиров родство.
ЧД — чёрная дыра
Перезвучила то, что назвала "глупая халва'. Ага, стало звучать благорифмее. Но очень тошно окончательно понять, что не нужна любимому, что он и разговаривать не хочет, и мысли ему мои не требуются, и идеи. Спасибо, что в нарукавниках вежливости он гонял моих птичек и мух. Честно хочу, чтобы ты встретил свою любовь и всё у тебя было и оставалось хорошо. Чтобы та, кого ты любишь, отвечала любовью. Мне теперь следует заткнуться.
Приключение...
ПРИ КЛЮЧЕ ние...
Я в при-ключении… В Приклю́чье...
А при ключе — вход в неизвестность.
Когда ты путешествуешь дикарём, без разметки и плана, без обременений — такое приключение чистое. Чистой небесности.
Приключение сродни детству
Снова и снова! Ну что́ такое МУЗЫКА?
Ну, то, что Она — живая сущность, понятно.
А кто мы для неё ("мы" — не только человек) и Она — кто́ для всех нас?
Когда Она рядом, то есть насквозь, не чувствуешь одинокость, одинодикость. Поэтому, может быть, Музыка — мир, который, как детский "секретик" (картинка под стёклышком, закопанная под корешок дерева), проясняется для нас. И в этом мире-Музыке мы все также существуем, как здесь. Поэтому с Музыкой нам, здесь, и не одиноко.
… А наш, здешний мир, — вдруг тоже Музыка для кого-то?
Мы слышим, что в тишине нет звуков, кроме крови и дыхания, живота и сердцебиения. А это не так на самом деле. Весь наш мир, здешний, — Музыка. И другие миры "отщипывают" потихонечку от нашей Музыки, как и мы "отщипываем" от другого музыкального мира. Все миры — Музыка. Может быть, так.
По-настоящему быть всего миликапелькой огня на занятой собой Природе. Ты как бы сам по себе в такой реальности. Но нет: Прира постоянно смотрит за тобой и готова сразу же наказать или помочь.
Жить жизнью малых народов — это жить только своей семьёй и её делами. Но, выходя из чума по этим делам, уходить в раздолье одиночества и па́зори в звёздах.
Ночью по телевизору услышала, что человеку свойственна такая привычка — привычка быть правым……… ...
Рождение в Жизнь (в границах любого существа) — это чудо, случившееся со свободной энергией.
… И вот это существо заключено само в себе. Оно чувствует и мыслями, и физикой самого себя. Здесь объясняется привычка быть правым. Понятно и естественно. Значит, ещё одним чудом, случающимся с живущим существом, волшебствляется способность чувствовать другое существо. У существ людей этим чудом волшебствляется Любовь — спектр сияющих лучей.
… В этой же телепередаче психологи сказали, что ревность является антиподом Любви, что ревность — эгоизм: ревнующий видит любимого своей и только своей вещью. Я согласна. Но понимаю ревность и вижу её, как подтверждение Любви. Своей и только своей не вещью, а целостностью.
Как хочется мощный снуди́ть антураж:
Ну, там, вены аж бухнут, грусть из ружья пулями…
Но просто в пустой тишине слёзы смажь,
Сопли, там. Корма лиши, разгони Эго гулями.
Жизнь, победи
Идут за одним — новый пилигрим
Из дома лесного моего.
Подходят ко мне, лица — топей дым,
Всмотрюсь — слава Богу, НИЧЕГО.
Но кто-то из них может приволочь
Дыру — до костей Души всегда.
Прошу, так прошу раздышаться смочь!
«Никто, кроме нас!», мой дедушка.
19.02.2022
Сон
Сон обезболивает внимание,
Из невидимки память
Я́вит лечебными крема́ми. Спи.
…У костерка морду плавить
Долго, пока кидает рисинки
В чёрное закипание
Мамин помощник в кулина́рии.
Тихо пою в их компании.
…Встать, захрустев костями, холодом.
Жар на мне и со мной, будто мания.
Слушать в палатке искр надломы, стон
Дров и рассветное возгорание.
Ест тишина ткань шалашика.
Трепет чудесный вокружья.
По всем канонам и классикам,
Здесь оставляю жить Душу.
21.02.2022
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.