Один несостоявшийся роман

В тот вечер Он был одинок,

Она — так печально-красива,

как будто свечи огонек

во тьме. Он не смог пройти мимо.

Малиновый плащ был на ней,

волной рыжей падали кудри,

в тени лабиринта аллей

казалась Она Ему чудом.

— Грустите, мадам? — Он спросил.

Устало в ответ улыбнулась.

Вихрь страсти двоих закружил...

И вместе наутро проснулись.

Он первым глаза распахнул.

И, мучась тяжелым похмельем,

Он взглядом небрежным скользнул

по нежно изогнутой шее

и скинул с себя плети рук,

что ночью его обнимали.

Она как-то вздрогнула вдруг,

зарывшись плотней в одеяло.

— Тебе не пора? — Он спросил.

Ресницы ее задрожали.

— Вот, это тебе на такси, —

купюры на простынь упали.

— А можно, останусь с тобой? —

вопрос задала Она робко.

— О чем ты? Не нужно со мной...

привык одиноким быть волком.

— И что ж? Я ведь тоже одна, —

его вразумить попыталась, —

мне нужно немного тепла,

душа по любви стосковалась.

Он лишь безразлично вздохнул,

зажег на ходу сигарету,

в прохладу балкона шагнул,

в объятья седого рассвета.

Услышал, как хлопнула дверь,

как сердце тихонько заныло,

он бросил свой взор на постель:

подачку Она взять забыла.

Он кофе себе заварил,

смотреть телевизор пытался,

любимую песню включил,

и мысли о Ней гнать старался.

Но только звучали слова,

упрямо так резали ухо:

«Я тоже, я тоже одна».

И всюду, назойливой мухой

в квартире витал аромат

волос ее огненно-рыжих,

и всюду мерещился взгляд

по-детски наивно-бестыжий…

И только забрезжила ночь,

накрыв город темной вуалью,

из дома Он выскочил прочь,

томимый неясным желаньем.

И вновь тусклый свет фонарей,

тропинка унылой аллейки,

под сенью уснувших ветвей

фигурка на старой скамейке…

Все тот же малиновый плащ,

волос рыжих пышная грива.

— Мадам, я теперь только Ваш, —

Он Ей поклонился игриво.

Она улыбнулась легко,

ответила: «Сударь, простите,

но как-то сегодня тепло.

Вот вам на такси… Извините!»