Настя (1997)

У девочки Насти голубые глаза, золотисто-русые волосы.

Ей совсем некому рассказать про жизнь и полосы:

чёрные с белым. У неё только поле — серое,

по-русски безграничное, бесконечное, так что и не поверила б.

Она в этом поле одна, если не считать племянника;

но чего его считать, он глупый и удручающе маленький,

ему даже года нет. Он совсем не понимает ещё:

разом его предали две взрослые женщины,

что называется, "родные" (какие они родные, к дьяволу):

его мама и бабка, Настины сестра и мама. Запили —

сразу забыли, считай, что пропили с роду жизнь его мелкую.

Настя кормит его сырком и картошкой, жалея. Ненькает,

на ночь поёт из Апиной и Булановой что-то нежное;

только тихонько: в квартире две пьяные злые женщины.

Что может быть хуже? Настя расскажет: мужчины.

Одни бросают детей, сочинив уважительную причину,

а то и так просто, чего там. Другие бьют жён, дочерей,

кого угодно, лишь бы не отвечало да выглядело послабей.

Они этим упиваются — слабостью, слезами, хрупкостью

тонких костей, мягкостью размозженной плоти… Крутостью.

Третьи — лезут и лезут к Насте сальными лапами;

сами под юбку, а говорят называть их "папами",

слушаться, быть хорошей девочкой; но Настя не будет.

Отбиться никак — забивается, прячется в шкафу посудном,

за креслом, на внешней стороне окна, на полке для шапок;

и слушает, слушает, когда же раздастся храп.

Берёт потихоньку пацанчика, уходит гулять по лесу,

рассказывает сбивчиво сказку про синеглазую принцессу,

которую спасает то принц, то вовсе волшебный лебедь.

Зевает. По крошке даёт пососать мальчонке хлеба —

чтоб не заныл. Встретить бы знакомых девчонок,

спросить, есть ли у них взрослые дома, напроситься на ночёвку.

Взрослые не пустят, боятся то вшей, то какой-то "ответственности".

Будто бы это вши — настоящее бедствие, горе вселенское.

Вот Настя знает, что такое — горе, о чём можно плакать.

Настя идёт по лесу, худая, ломкая, как одна из палок,

оставшихся от осинок после июньской бури.

Можно сказать — маскировка. Пацанчик заснул, Настя его не будит.

Тяжёлый, зараза; но правда же — тёплый и пока ещё не мужик, слава богу.

Куда несёт его Настя? — куда несут её ноги.