ВСЕ СТИХИ И ПОЭМЫ (2001 - 2022) КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. Алексей БОРЫЧЕВ

Когда взрывается звезда

Когда взрывается звезда,

То крест дубовый расцветает,

И с рельсов сходят поезда,

И прорастает снег цветами,

Рождая тензорную связь

Последствий и причин событий,

Сплетая кружевную вязь

Наитий, мыслей и открытий.

Звезда, парсеков в пятистах, —

На острие иголки тонкой,

И тень могильного креста,

Как плач невинного ребёнка...

И только светлая душа

Твоя навеки неизменна.

И, если ей не помешать,

С моей сольётся непременно.

Тревога

Сжимая когти у испуганной совы,

Несущей пищу голодающим совятам,

Она бессильна перед совестью… Увы,

Но пред сомнением и властна, и крылата.

Она рождается в биении сердец

Коротким выстрелом лихой тахикардии,

И проживает век как истовый борец

С сердцами теми, что её и породили.

Она счастливого заставит пострадать

О том, что счастье, ох, закончится когда-то.

'В сырой могиле все получат благодать! —

Кричит, — былым твоё грядущее распято!'

Её легко узнать по вздохам в темноте,

И по неубранной, неряшливой квартире,

И по чуть слышному: так вышло… не хотел...

По неуверенности в 'дважды два — четыре'...

Здесь, на Земле, — бывает рай, бывает ад! —

Бывает всякое… извилисты дороги.

Однако адом будет рай тому, кто рад,

Послушав,

Верить в предсказания тревоги.

Эклога 1

Не сосчитаешь, сколько драм алмаз истории на памяти чертил.

Паук забвения таится в уголке кому-то отданных надежд.

Листок пергамента усох от дуновений затухающих кадил,

И потускнели то ли буквы, то ли знаки — достояние невежд.

На колонтитулах веков не обозначены трагедий имена.

Уже просыпался песок давно поломанных часов на кожу дней.

Ступени вечности уводят от телесного в простор духомонад,

Где оживает мотылёк, который видели в узорчатом окне...

Игла событий прошивает нитью времени материю пространств.

Стрела наитий пролетает мимо разума, встречая пустоту.

Никто не ведает, не знает, как сойти в пути с погибельнейших трасс,

И позабытое кривляется в груди, как нА пол пролитая ртуть.

Остановились те года, что проиграли бой с желанием уйти.

Они бессмысленно смотрели на томление безмолвствующих душ,

Оцепенело бытие, и стало немо, как скучающий статист;

И вереницею веков влачился мир, он был нелеп и неуклюж.

20 — 23. 08. 09

Эзотерическое

На что потратил время сомневающийся Кант!..

Бессмысленность логическое здание развалит.

Меняются со временем значения констант.

Пространство сопрягается с материей? — всегда ли?

Болтается, как маятник, система аксиом.

Условности мешают перепутать север с югом...

В грядущем — настоящее, грядущее — в былом. —

Никак нам не сойти с эзотерического круга!

Напился с безысходности усталый Гейзенберг.

Не сняться Нильсу Бору ни законы, ни задачи.

Эйнштейн и относительность давно уже отверг.

Теория пред практикой так мало может значить! —

Мгновение меняет и законы, и миры,

Но мир того мгновения никак не изменяет!

Какую бы теорию рассудок не открыл,

Найдётся та, которая её опровергает.

Вселенная рождается, как будто изнутри —

В непонятом биении сердечных колебаний;

И как бы ни стремился кто, и как бы ни хитрил,

Первичное понять ему — напрасное старанье!

20 — 23. 08. 09

Марине (романс)

Я вхожу в белый храм, зажигаю печальные свечи,

И лучисто горит на душе вековая тоска.

Я скучаю, Марина, прости, по тебе каждый вечер,

По улыбке твоей, по очам, а ты так далека!

Я на мраморе дней высекаю любимое имя, —

Высекаю алмазом своей безответной любви.

И тому, кто тебя поцелует и нежно обнимет, —

Пусть дарует Господь не забыть совершенства твои.

Я скучаю, мой милый лисёнок, пойми, я скучаю...

По душе твоей светлой и чистой, такой дорогой!

Не подумай — порыв мой нелеп, бестолков и случаен:

Ты одна для меня навсегда, и не будет другой.

Мне бы только увидеть тебя, мне бы только увидеть!

И коснуться очами твоей необычной души,

И под питерским небом — никак не прими за обиду —

Надышаться тобой, а потом хоть 'уйди!' — прикажи.

Как хотел бы с тобой проводить драгоценное время!

Как хотел бы тебя под венец я во храм повести!

И под пение ангелов скинуть проклятое бремя

Злой разлуки, восставшей меж нами на дольнем пути.

23 — 24. 08. 09

Лимонницей, порхавшей над поляной...

Лимонницей, порхавшей над поляной,

Попало лето в сети сентября,

Повисшие над чашею стеклянной,

Где плавилась осенняя заря.

Зачёркивая прошлое пунктиром,

Мешая думать — что же впереди,

Размыв предел изменчивости мира,

Пронзили землю долгие дожди.

Завязывая узел нетерпенья

На нити ожидания зимы,

Судьба сердито требовала пени

За то, что удержали счастье мы!

Конечно, ни домов, ни серых улиц,

Ни слякоти просёлочных дорог,

Не видел, промокая и сутулясь,

Тоска — забывший истину пророк.

Оскалилось событьями пространство,

Зевнуло холодами рдяных зорь,

И солнце, полыхнув протуберанцем,

Несло зиме туманистую хворь.

Подхвачены декабрьскими ветрами,

С небес срывались звёзды, и везде

Ложились серебристыми снегами,

Как память о померкнувшей звезде...

Несоответствия

Секунды замыкаются на вечность.

Трагедия спрягается со счастьем...

Прекрасное бездушием увечно,

Уродливость душевностью прекрасна.

Мечтаем в одиночестве о дружбе,

А в дружбе — одинокими бываем.

Хотим того, что вовсе нам не нужно,

А нужного порой не замечаем.

27 — 30. 08. 09

Время

Стирает позолоту с неисполненных желаний,

Очерчивает кругом нескончаемых проблем,

Штрафует неудачи бесполезными делами,

Дорогу в многомерность указует на Земле.

Препятствует слиянью позитрона с электроном,

События скрывает от прозрений, от ума.

Его не замечают, и никто его не тронет.

Оно, владея каждым, изменяет нас весьма...

Морщинкой на лице оно осталось, а однажды

Просыпало на волосы нетающий снежок...

То скукою, то страстью, то бессмысленною жаждой

Томило, веселило, и устраивало шок.

На памяти застыло, как на стёклах амальгама,

Былое отразило, будто блик небытия.

Потом оно разбилось чьей-то волею упрямой,

И в тысячах осколков — от него свободен я.

29 — 30. 08. 09

На пороге декабря...

Солнце бросило палевый луч улетевшему лету,

И просыпало небо на землю искристую пыль.

Загорелись холодным огнём ледяные рассветы,

Обращая в красивую сказку несносную быль...

Ослепительно ясно в уснувшей берёзовой роще.

Тишина в этот край непременно теперь забредёт.

У рябины рубиновый дар подо льдом заморожен.

Оживляется бликами серый лесной гололёд.

По-осеннему ухают совы и гулко, и мрачно,

И последний кленовый листок мне в ладони летит;

И молчанье лесов так сурово и так многозначно,

Что… никто никогда никому ничего не простит!

Печальное утро… Задохнулся, пропал мой мир… (редакция 1)

Задохнулся, пропал мой мир в бытии трёхосном.

Поскользнувшись, упало нА пол шальное время.

На окне рисовала тьма то ли знак вопроса,

То ли ставила знак 'тире', как черту на кремне.

Утро, горечи лет испив, покраснело болью,

И плевало в окно дождём из больной гортани.

Прострелил облака рассвет, разрядив обойму

Нетерпения темноты.… От тоски скитаний

Удавилась луна в петле, облаками свитой,

На звезде — на гвозде она, умерев, болталась.

И брела, обретая тень, обрастая свитой

Потускневших картинок дня, королева Старость.

Закрутилась позёмка лет по лихой спирали.

Замелькали снежинки дней, дорогих, ушедших;

На виски сединой ложились и… умирали...

И врывался в окно октябрь — беспокойной векшей.

Печальное утро (Задохнулся, пропал мой мир… редакция 2)

Задохнулся, пропал мой мир в бытии трёхосном.

Ускоряясь во много раз, уплывало время.

На окне рисовала тьма то ли знак вопроса,

То ли ставила знак «тире», как черту на кремне.

Утро, горечи лет испив, обжигалось болью,

И восток покраснел — подобно больной гортани.

Прострелил облака рассвет, разрядив обойму

Нетерпения темноты. …От пустых скитаний

Побледнела луна в петле, облаками свитой,

На звезде — на гвозде она, приуныв, болталась.

…И брела, обретая тень, обрастая свитой

Потускневших картинок дня, королева Старость.

Закрутилась позёмка лет по лихой спирали.

Замелькали снежинки дней, дорогих, ушедших;

На виски сединой ложились и… умирали.

И врывался в окно октябрь — беспокойной векшей.

Ночь

Холодное небо коснулось Земли

Сырым снегопадом,

А в полночь созвездия тихо зажгли

Цветные лампады.

Земного томленья навек лишена,

О чём-то мечтая,

По снежной пустыне плыла тишина,

Как воздух, густая.

Лиловая тьма растворила звезду

В хрустальном бокале

И долго её на подтаявшем льду

Созвездья искали.

В ночи замелькали и дни, и года —

Метелью, порошей, —

Которых уже не вернуть никогда,

И таяли тоже...

И лунные блики цвели на снегу

Пресветлой печалью,

Ответом на вечное 'Нет! Не могу!..'

Свечою венчальной.

По снежному лесу летали во мгле

Полночные тени,

Харонов предел открывая Земле,

Рисуя смятенье.

Испив тишины...

Хрустальной тишины испив,

В объятьях света,

Под осени хмельной мотив,

Уснуло лето...

Скользит унылое пятно

В свинцовых тучах,

Бросая в мутное окно

Багровый лучик.

Расстроенный ветров клавир

Звучит устало.

На атомы разбили мир

Дождей фракталы.

Ольге (куплеты)

Нарисуй мне ясный день

Акварельною печалью,

Освети разлуки тень

Чувством —

Как свечой венчальной.

От желания горя,

Не жалея, не тоскуя,

Выпей пламя октября, —

То, что слаще поцелуя.

Обнажённая, войди

В сумрак душного алькова,

С тайным трепетом в груди

Молви: 'Я на всё готова!..'

Расцветающая тьма

Розовеющею сказкой

Нам откроет закрома

Страсти, нежности и ласки.

Осенний фрегат...

Небесным лоцманом ведомый

В цветную бухту сентября,

Корабль осенних окоёмов

В туманы бросил якоря.

На мачтах корабельных сосен

Качнулся парус облаков

Фрегата под названьем 'Осень',

Плывущего в простор веков.

… А утром якоря подняли,

И, разрезая гладь времён,

Поплыл в тоскующие дали,

Сливаясь с призраками, он,

Пройдя все зимы и все вёсны,

Вернётся в гавань сентября,

Где эти мачты, эти сосны —

Спалит прощальная заря...

Хмельные снежинки летали под тучей...

Хмельные снежинки летали под тучей,

Блестя и звеня, утопая во мгле.

По снегу плясал переливчатый лучик,

Весеннюю сказку даруя Земле.

Дыханием спелых вишнёвых закатов

Весна воскурила снегов фимиам,

И мир замерцал, синевою объятый,

Бросая потоки лучистые нам.

Касаясь легонько прохладой тумана

Дремотных, заплаканных росами трав,

Весна улыбнулась душистой поляне,

Осколками солнца на Землю упав.

Навий праздник

Опять на скатерть дня пролился

Рассветной чаши лютый яд.

Ночных видений бледнолицых

Закончен выспренний обряд.

Лучом отравлены рассветным,

Под камни тени полегли,

И растворились незаметно

В туманах утренней Земли.

А ночью по тропе бежали

Легко в сыром лесу они,

И факелом в руках дрожали,

Как магний, белые огни.

Мелькали белые одежды,

Скрывая навью наготу.

У всех закрыты были вежды,

Как путь моей души в мечту...

Стрела мелькающих мгновений

Летела через темень прочь,

И лёгкий дым прикосновений

Холодных уст кадила ночь.

Фатою снежною обвита,

Плясала дымистая тьма,

И с нею танцевала свита,

Мертва, бездушна и нема.

Стрела рассветная разбила

Востока хрупкое стекло

Со злой, неистовою силой,

И небо ядом протекло,

И тени пали и исчезли,

И день тоскливо воссиял,

Унылый, долгий, бесполезный...

А я всё ночи… ночи ждал!..

Витиеватые мысли

Я верил в превосходство результата

Над тем, что обещала мне она —

Какая-то несбыточная дата,

Какая-то далёкая весна...

И, веря в поражение теорий

Под натиском влюблённой тишины,

Доверил многомерному простору

Пылающую боль своей вины.

А время — от начала до исхода —

Застыло посреди пустых дворов

Молящим ожиданием восхода,

Сиянием забытых мной миров.

Но времени, конечно, маловато,

Чтоб прошлое с теперешним скрестить,

И эта невозможность — как утрата,

Как порванная судеб наших нить.

Кому-то — непременная удача,

Кому-то — вековечная беда...

Ребёнок почему-то горько плачет,

Когда мерцает тихая звезда.

Остыло всё! — остыли утра, ночи,

Остыли дни, прошедшие года.

Пространство рассказать о чём-то хочет,

Но небо — молчаливо, как всегда!

Упавшая звезда

По мосточкам да по гатям добирался я сюда.

Здесь упала и погасла очень яркая звезда...

Шёл я лесом, шёл болотом, расцветала тишина,

И искрилась, и мерцала ледяная белизна...

Здесь —

Малиновое солнце догорающей зари.

Здесь —

Рожденье обретают молодые январи...

Ярко вспыхивает иней на деревьях кружевных

И гуляет бликом лучик на просторах ледяных...

Синий вечер приближался, истлевали небеса

И под ёлками салютом зажигались чудеса.

Искры снежно-голубые появлялись там и тут,

И плясали, и сплетались, и, казалось мне, поют

Берендеевские чащи погребальную звезде,

Что упала прошлой ночью и рассыпалась везде —

На мерцающие искры, на звенящие мечты,

На последние надежды, да на снежные цветы...

Это — счастие разбилось и пропало навсегда,

Ведь упала и погасла новогодняя звезда!

Хрустальное

Хрустальная чаша рассвета

На Землю весну пролила...

В потоках лучистого света

Блеснули два белых крыла,

И птицею звонкоголосой

На ветку уселся апрель.

Роняя прощальные слёзы,

Пропела, блистая, капель.

Кружа мотыльковой метелью,

Весенние сумерки шли,

И пали туманы под ели —

Дыхание талой земли.

К утру розовеющей дымкой

Дремотный окутался лес;

И день воссиял, как снежинка,

Упавшая с алых небес.

А в полдень ручьистые флейты

Запели на все голоса,

И вскоре румяное лето

Вошло торопливо в леса.

Времена

Трудно одержать победу там,

Где веками царствует бедлам,

Там, где покупают, продают

То, что возле сердца берегут.

Кладбище, и то — полно вины,

Что предать себя обречены

Мы в конце — концов такой земле,

Что не знает правду сотни лет.

… Зябкая туманистая хмарь —

Вот теперь какой стоит январь!

Веры остывающей года...

Это, вероятно, навсегда...

Было это, будет, и теперь:

Там, где приоткрыты окна, дверь —

Некому ни выйти, ни войти,

А и был бы кто — потеряны пути.

… Времени блестящая спираль —

Бликами сыграла пастораль —

Замерцала холодом секунд,

Будто кристаллический корунд.

… А за окнами — луга, поля, леса.

Над лесами же, понятно, небеса.

Было б странно, если бы не так.

Впрочем, так — не так… какой пустяк!

Главное — что нету никого, —

Ни чужого, и ни своего!

И — таи теперь, иль не таи —

Те, кто был, — давно в небытии.

Кто-то, говорят, ещё живёт! —

Есть ещё какой-то там народ!

… Что народ! — и горы не видны —

С пафосной кремлёвской вышины!

Яд былого

Старость… Время облетает

Грустною берёзой...

Память трётся об лета и

Тлеет папиросой.

Дым былого ядовитый

От неё струится,

И — хоть чем её дави ты —

Толку — лишь крупица.

Тлеет памяти окурок,

Отравляя мир мой.

Ангел счастья белокурый

Спрятался за ширмой...

Усмехается пространство

Хаосом событий,

Говоря мне беспристрастно:

Прошлое — забыто!

Охмелев былым дурманом,

Ничего не вижу,

И сознание в нирване

Устремляю выше. —

Выше глупых размышлений

О грядущих сроках,

И, покорный сладкой лени,

Растворяюсь в строках.

Странница

(Луне)

Льдистые ветки играют на лютне зари.

Тьму обрезая, пыхтит оголтелая вечность.

Странница!

Снова взываю к тебе: "Одари

Холодом утренних снов,

бесконечных, беспечных!

Тучей соблазнов плывут надо мной времена,

Ливнями страсти питая иссохшее сердце,

И прорастают порой до небес семена —

Тонких гармоний астральных неспешные герцы!

Странница!

Стало пустынно мне в зимнем лесу,

И небеса отливают зловещею, синею сталью...

Светлые думы тебе я сюда принесу!

Чёрные чувства на черни порога оставлю."

Мыслей моих не приняв, удалилась она!

Кровь проливая в небесные бледные вены.

Бликами лунными пала на снег тишина,

И расплескались по небу ночные мгновенья.

… Тайна приходит сверкающей тенью миров,

Что полыхает во сне, будто лунные блики,

И вдохновений потоки в сердца мастеров

В эти мгновения будут, конечно, пролиты...

Но, уходя, хохотала в охотку луна,

Тьму растворяя в отчаянном утреннем смехе,

И уплыла белой дымкой во тьму тишина,

И вдохновению снова — помехи, помехи!

О горнем и дольнем

Растекается липкое олово дней по невидимой тверди унылой судьбы, —

Расплавляется сотнями дальних огней, подчиняемых воле лихой ворожбы.

От забытых пределов небесных миров нам доносится ангелов стройный хорал,

И, внимая, слагаем мы тысячи строф и молитвы — затем, чтобы нас не карал

Вседержитель. Ах, как бы да не прогневить!.. Только помыслы все неизвестны его,

и невидима нам запредельная нить, из которой пошито причин торжество.

Примеряя одежды скорбей и утрат, не спешим на последний земной карнавал,

Но хотим, чтоб при жизни (и чтоб 'на ура') Елогим нас удачею короновал.

И зима за окном — бесконечно дика, и почувствовать благость его нелегко.

А на улице скалится дикий декабрь, и весны поцелуй — далеко, далеко!

И несчастные мы… и не часто — любовь… А подчас ненавидеть, и то тяжело!

Только в сердце больном — перебой, перебой… Сердце! Как до таких ты времён дожилО!

Принц...

Скорей! Часы пробили полночь. —

Пора на битву, гордый принц!

Пространство призраками полно,

И тьма остра, как тонкий шприц.

Ты помнишь прежние победы

Над полчищем людских сердец?

Нет, принц! Ты, верно, не изведал,

Как он тяжёл, тернов венец.

Ты приходил, и открывались

Все пред тобою ворота...

Ты опускал надменно палец,

И — поджигались города!

Ты побеждал людскую волю

Одним движением очей,

Ты обращал богатых долю

В остывший пепел из печей!

Влюблял ты женщин своенравных,

Но все покинули тебя!

Иссякли твои силы рано,

И Молох душу съел, дробя

Остатки прежнего тщеславья,

Остатки беспощадных сил,

Тоска на сердце пала навья;

И мир былой заголосил

Протяжным воплем убиенных

Тобой, о принц, невинных душ.

Не слышно их сердец биенья,

Зато оркестр играет туш.

Сегодня полночью восстали

Из склепов — все до одного,

Мечи их твёрже всякой стали,

Желают сердца твоего!

Скорее в бой! Пускай порубят

Тебя на мелкие куски,

Ведь сердце ты отдал подруге,

Сказавшей: "Нет!.. любовь — тиски"

Царица Дней Былых

Царица дней былых, блистая лалом,

Пришла ко мне из края дальних грёз,

И говорит: 'Пока — утешься малым, —

А после — будешь счастливым до слёз'.

И вот, презрев покинутое счастье,

И веря в каждый проходящий миг,

Терплю невзгоды, беды, безучастный

Ко всем, кто называются людьми.

Царица мне подносит злую чашу:

'Испей нектар, и будешь счастлив ты'.

За нею тени прошлого мне машут

Хоругвями поруганной мечты.

Я поднял чашу, выпил, опьянел я,

К прошедшему стремленье потерял:

Не заблистали ярче ожерелья...

Не полыхал на бармах ярче лал...

Царица дней былых ушла в чертоги,

Откуда мир покажется ясней,

Но вход туда мне преградили боги

Стеною дней, прожитых мною дней!

Во тьме миров, погасших и забытых,

Блуждает разум, странный и больной...

Но не вернётся дух к былым событьям,

Покуда я от зелия хмельной.

Царица дней былых! Вернись ко мне!

Устал скитаться я по серым будням.

Сияньем лала, оникса — камней —

Чаруй меня, и счастие добудь мне!

Связи 1

Молчанием простужены и мысли, и мечты,

Копается в копилке бытия старуха-память.

Но образы прошедшего, забытые почти,

Являются туманными июльскими ночами

Скрипящим звуком старых половиц,

Мерцанием зарниц...

Пространство не напомнит о свободе никогда,

Покуда клетка времени крепка, и не пустует

Событьями, при этом невозможно передать,

Что кроется за тайным, посекундным, тихим стуком

Хронометра, квантующего дни

Периодом одним.

Меняет постоянные небесный часовой,

И с ними изменяются и время, и пространство,

Галактики смещаются, и серою совой

Туманность между звёздами пытается пробраться...

Меняемый невидимой рукой,

Период стал — другой!

Однако ослабляются спирали мыслеформ,

Закрученные в дальние эн-мерные пределы,

И снова уменьшается квантованный простор,

Случайному событью покоряясь то и дело,

И время — непрерывно, и опять

Пора воссоздавать

Другие, переполненные зыбкостью миры,

Похожие на призраки, меняющие свойства,

Гармонией исполненные только до поры,

Пока не поменяется закон мироустройства,

И сын опередит отца и мать —

В стремленье умирать.

Когда неприводимо бытие к небытию,

Пульсирует на тайне отношений их к сознанью

Неявное — чему определений не дают,

Не в силах отказаться от абстракций мирозданья...

То — иррациональное звено,

Которым скреплено

Единство ощущения первичной пустоты,

Сквозящей из космического хаоса наитий,

И знанья, нам знакомого, как клиру монастырь, —

Сцепляются звеном причины, следствия, событья.

И мыслей отрешённых череда —

Им скована всегда!

Связи 2

1. Огни, зажжённые пространством,

Спалят горючее времён,

И бытие легко, бесстрастно

Отправят боги на ремонт.

Из тех пределов — там, где точно

Нет ничего, возникнет точка.

2. И новый пламень загорится

От точки — из небытия. —

Так обращается в жар-птицу,

Устав от сумрака, змея!

Огонь, сжигая тьму отсутствий

Всего и вся, творит сам суд свой

3. Над перспективой нетерпенья

Спалить иные времена,

Покуда ангельского пенья

Ему молитва не слышна:

Небытия пуста обитель —

В ней пламя — постоянный житель.

4. Оно взовьётся там, где время,

Пространства свёрнуты в нули,

Их многомерного творенья

Постигнуть так и не смогли

Кривые зеркала — сознанья,

Лишь отражая мирозданье,

5. Но, угасая постепенно,

Испепеляя пустоту,

Огонь отбрасывает тени

Небытия за ту черту,

где инвертируются знаки —

Как плюс на минус, точно так и

6. Что было тенью, за чертою

Пребудет светом, а тогда

Небытие — причин игрою —

Объемным станет. Так всегда

Нули рождают многомерность...

Увы, обратное, неверно,

7. По крайней мере, до пределов,

Когда погасит бытие

Огонь сознания, всецело

Мир погружая в забытье,

Но снова призраки безумий

Разбудят дремлющий 'Везувий',

8. И снова загорится пламя,

Сжигающее времена,

И снова память (только память!)

Способна будет изменять

Иную метрику творений,

Овеществляя измеренья,

9. А, может быть, да посложнее, —

Что ум не может и постичь.

Однако мысли вслед за нею

Не устремятся, и, опричь

Слепых наитий и предчувствий,

В копилке разума всё пусто!

10. Так повторяются процессы

Творенья замкнутых миров,

Но Демиурга интересы

Превыше мыслей мастеров,

И, перестроив мирозданье,

Ещё

даёт

себе

заданье...

СВЯЗИ 3

Взойдет росток иного знанья

На поле умерших миров,

И то, что было нам случайным,

Войдёт строкой в одну из строф,

И неизвестные законы

Понятны станут и знакомы.

Но, покоряясь горней воле,

Просторы вновь зажгут огни,

И тот росток погибнет в поле,

И вновь — часы, секунды, дни

Скуют трёхмерное пространство,

В котором мы должны остаться,

Проверив в энный раз, что всё же

Существование всего

Ничем иным и быть не может

Как отраженья торжеством

В сознаньи — хаоса и тины

Над некой истины картиной.

Прогулка

Настоящего нет. Обручаясь с прошлым,

Я ступаю по старой, сгоревшей роще,

И вдыхаю событий грядущих запах,

Позабыв в темноте, где восток, где запад.

Впереди огоньками болота блещут,

Открывая, насколько первичны вещи:

Травы, мох, небеса, осины...

В лихорадке туманов дрожат трясины.

Как стрелой, я пронзён уходящим летом,

И луна острие заостряет светом.

Понимаю — былые событья всё же

Мне больнее сегодняшних и… дороже.

В этом мире и звёздный покой не вечен.

Каждый зверя числом навсегда отмечен,

Потому что всегда на него делимы

Все просторы, и жизни людей, и длины

Тех предметов, которых никто не знает,

Не помеха незнанье (иль новизна их),

И, квантуемы мыслью, события, даты

На века на кресте бытия распяты!

… Как сгоревшая в прошлом когда-то роща,

Никогда о пожаре былом не ропщет,

Дым рассеяв по воздуху в тех пределах,

Где душа никогда не покинет тело,

Так и я в настоящем — грядущим связан,

О прошедшем своём позабыть обязан,

Доверяя реальность какой-то точке,

Будто та до вселенной разбухнет точно.

… Настоящего нет! И в сознанье пусто.

Старой мухой под снегом уснуло чувство.

Я, в былом проживая, творю законы,

От нелепых картин отличив иконы.

Захожу в позабытую сном сторожку,

Тихо дверь открываю в ней. Осторожно

Зажигаю в киоте огонь лампады,

Понимая, что большего и не надо.

Солнце рыжей кошкой...

Солнце рыжей кошкой

Щурится в окошке...

Сахарная вата — эти облака...

День походкой бравой

Правой, левой, правой —

Марширует бодро — прямо на закат.

Пусть дожди прольются, —

Выпьем их из блюдца, —

Дождик будет — сладкий ароматный чай,

Потому что тучи

Мёдом смазал лучик —

Из небесных ульев — собран урожай!

… Вот на небе чисто!

Лапкою пушистой

Солнышко умылось, — спать ему пора!

И луна на троне

В золотой короне

Будет этим миром править до утра!

Враг мой...

Тёмная комната. Ночь. Постель.

Завтра, зевая, проснётся кто-то.

После он станет кряхтеть — свистеть,

И, отогнав от меня дремоту,

Вцепится в сердце тревогой мне

И отпускать целый день не будет,

Всё ожидая, пока темнеть

Станет, тогда он отпустит будто...

Днём, когда выйду из дома я,

Тысячи глаз обстреляют сердце —

Тысячи взглядов убьют меня,

Но приоткрою в леса я дверцу...

Так я спасался от тяжких стрел,

И от людей уходил в чащобы,

Чтобы никто никогда не смел

В мыслях меня умертвить, и чтобы

Тот, кто мне сердце с утра сдавил,

Больше не плёлся за мною следом,

Чтобы остался навек вдали

Иль растворился бы в знойном лете.

Но на меня (и со всех сторон)

Молча смотрело само пространство —

Небом, глазами синиц, ворон,

Соснами, травами… зло, бесстрастно!

Тоже хотело меня убить.

Боже! Ведь так не бывает, Боже!..

Кто же сподобил такой судьбы,

Что темнота мне всего дороже?!

Вечера ждал я… А спутник мой —

Враг мой — стоял за спиной, смеялся.

Ночь наступала. Пора домой.

Я уходил… а вчера — остался!

Отрок Эммануил

Смотря однажды в огонь заката,

Печальный отрок Эммануил,

Подумал: 'Как мне милы Геката

И стылый сумрак сырых могил!

К чему мне солнце? К чему мне пламя?

Зачем на свете полно огней?..

Остынет солнце… Истлеет память,

И мир погибнет в плену теней.

Забыв былое, уйду в Иное,

И снова стану — небытием,

И будет воля моя со мною

Творить просторы иных проблем,

Но станут лучше и плоть, и души,

У тех, кого я воссоздаю...

Как он прекрасен, как он послушен —

Мой мир, не так ли? — в нём как в раю!'

… Наивный отрок! Упрямый отрок!

Зачем стоишь ты среди зеркал?

Зеркальный мир ведь навеки проклят!

Другого мира ты не искал!

Что запредельно — всегда бесцельно!

За амальгамой стихает свет,

И снова праздник — как понедельник,

И в отраженьях — простора нет!

Но был упрямым, тот отрок странный, —

С былым прощаясь, ушёл туда,

Где в точку — время, и в луч — пространство

Преобразились, и навсегда!..

Последний отблеск былого горя

Закатной каплей стекал с зеркал,

Крестом могильным на косогоре

Он под луною сиял, сверкал...

Но встречный отблеск иного счастья

Лучом рассветным попал в трюмо!

… А шар крутился, а мир вращался,

Сплетая новых миров руно!

Грозовой день

Обжигаясь, томясь поцелуями солнца,

Лето плакало тёплым душистым дождём...

Как мельканье стрекоз — с облаков к горизонту —

Стаи молний пронзали небес окоём.

Закрутились, ворча залохматились тучи,

Закипая от молний, в небесном котле.

Замерцал между тучами крохотный лучик,

Полетели они ещё ближе к земле.

И летучие клочья косматого неба

Прилипали к болотам, лугам и лесам.

Всё утихло. И снова поплыл белый лебедь

По хмельным от прошедшей грозы небесам,

Отражаясь в озерах, глазах… и колодцах,

Летний день проплывал, и светило ему

Обнажённое, страстное летнее солнце,

Ослепляя грядущую скорую тьму.

Чтобы легче любилось, хотелось, дышалось,

Солнце радугу свило из сотен лучей.

Все заметили эту невинную шалость,

На мгновенье какое-то стали добрей.

Мириадами тлеющих медленно бликов

Белый пух лебединый спустился с небес,

И аккордом последним — раскатом великим —

Дальний гром проворчал, за рекою исчез.

Приготовило солнце настой на туманах

Из листвы и цветов — опьянела земля,

И загадочны к вечеру стали поляны,

И заплакали росною влагой поля.

Добрый, злой и 'Три сестры'

Одна была скромна. Держалась крайне строго

Со всеми, кто просил хоть раз её руки.

И добрый говорил: 'Какая недотрога!'

А злой ему в ответ: 'Гадюкой нареки"

Вторая лимузин любила и Канары...

С одним, с другим… и так — все ночи напролёт.

И добрый говорил: 'Пропащая Тамара!'

И злой ему в ответ: 'И счастья не найдёт!..'

А третья — под венец… Забыв про честь и ревность,

Творила 'всё и вся' для наглого юнца.

И добрый говорил: 'Немыслимая верность!'

А злой ему в ответ: 'До смертного венца!'.

Прошли года? (да нет!) — прошли десятилетья.

У первой — муж и сын, конечно, сорванец!

Вторая, как в раю, в стране, где вечно лето.

А третья — к Богу в рай: не выдержал юнец...

Странный пейзаж

День лениво доедал ягоды заката. —

Медвежонком по сосне нА небо залез.

Звёздным платьем шелестя, ночь брела куда-то

И платок лиловой тьмы бросила на лес.

В белом рубище туман шастал по низинам,

Бородатый и седой, — прошлый день искал.

Космы длинные его путались в осинах

И клубились над водой, будто облака.

Замолчало всё вокруг, словно ожидая

Что появится вот-вот из иных миров

Что-то важное для всех: искра золотая?

И сорвётся с бытия таинства покров.

Колдовская тишина взорвала пространство.

И оттуда полетел тёмных истин рой...

Но в лучах зари он стал быстро растворяться,

А потом совсем исчез в небе над горой.

Поглотил его рассвет, крылья расправляя

Над туманом, над рекой, над ночною мглой...

И падучая звезда — точка голубая —

Вмиг зашила небеса тонкою иглой!

Подвал

Никакого намёка мне никто не давал

На простое сравненье: время — это подвал.

Не скользящая лента неудач и потерь,

На которой — и «завтра», и «вчера», и «теперь» —

Словно кадры на плёнке чередой пронеслись

Через кинопроектор под названием жизнь,

Не предмета над тенью превосходство, и не

Вертикали над плоским превосходство вдвойне,

Не блестящие грани многомерных пространств,

Не побед над случайным неизменная страсть…

Время — это лишь погреб, на полу в нём лежат:

Кукла детская, компас… и какой-то ушат,

Два набора для шахмат, и один — домино,

Мячик, детский конструктор, и билетик в кино…

И ещё — в виде пыли — мысли, мысли одни…

Мне их жалко, поскольку позабыты они,

Или вовсе их нет там? да и быть не должно?

Ведь в подвале хранится, что хотелось мне, но

Не сбылось, не случилось… Даже в памяти нет!

Время это ещё и — в неизбежность билет…

Но, минуя сознанье, пролетают года,

Оседают в подвале,

не оставив следа

На окраине тихой, где стоит некий дом,

На стенах и на крыше, да и в доме самом.

А никто ничего и не ждал...

… А никто ничего и не ждал!

И зима очень долгой казалась.

Много сложного — всё, как всегда.

А простого — ничтожная малость:

Беспокойная стайка берёз,

В небе крыльями тихо махая,

Отгоняла упрямый мороз

От небесной обители мая.

Май пока ещё в небе, пока

Не спустился на Землю, однако,

Он лучами играл в облаках...

А в лесу, невзирая на слякоть,

Суетился апрель под сосной,

Растопляя снега и, конечно,

Огонёк появился лесной —

Улыбнулся кому-то подснежник

И, когда работяга апрель

Гнал ручьи по снегам, по оврагам,

Над землёю рубином горел

Льдистый воздух...

Туманная брага

Растворялась в мерцающих днях

И роняла в проталины капли...

И леса лепетали звеня,

И деревья стояли, как цапли,

В полыхающей талой воде,

Все пиликали, перекликались...

И плескался сияющий день

В бирюзовом небесном бокале.

А потом, громыхая грозой,

Май вошёл в эти пьяные рощи,

Кучерявый, весёлый, босой.

Вот и всё!

… а бывает ли проще?

После двоеточия...

Постепенно сокращаясь до какой-то малой точки,

Бесконечность обратится каплей на конце пера,

И галактика пребудет чёрной кляксою на строчке,

А пространство — запятою между 'завтра' и 'вчера'.

И листок глядит упрямо на нелепую реальность,

Где, минуя все законы, пишет драму бытия

Некто очень мне знакомый, убивая специально

Даже скромные попытки понимать, что 'некто' — я...

… За окном растаял полдень карамелью солнца в луже,

Залетел в окошко ветер, и унёс мои листы,

На которых дни, столетья — в виде строчек неуклюжих;

После строчек — двоеточья, эти точки — я и ты.

А за нами… бесконечность! Впереди нас — неизвестность!

Посредине — неизбежность!… впрочем, это — ерунда. —

Не закончилась тетрадка, и чернильница на месте.

Нарисую снова буквы, не сотру их никогда.

Запятые я расставлю по-другому и, конечно,

Постараюсь я иначе звёздный мир расположить —

Чтобы легче было, чтобы… впрочем, что я так беспечен? —

За упрямым двоеточьем не рисуемая жизнь.

Тишина

Горячим воздухом июня

Обозлена, обожжена

По чаще, пьющей полнолунье,

Волчицей кралась тишина.

В неё стреляли детским плачем

И гулким рокотом машин,

И солнце прыгало, как мячик,

На дне её глухой души,

Когда был день...

От гула, шума

В колодцах пряталась она

И в корабельных тёмных трюмах...

На то она и тишина!

Пугаясь дня, пугаясь солнца,

Стремясь на волю,

Не смогла

Таиться долго в тех колодцах,

Где луч — как острая игла!

И из последних сил, под вечер,

Пустилась в чащу, в темноту,

Чтоб не страдать, чтоб не калечить

Густую волчью красоту...

Но гвалтом воронов на кочках

Настиг её рассветный залп,

И — две звезды,

две тусклых точки —

Погасли искрами в глазах.

Медитативное

Когда приходят злые сроки,

Я растворяю дни во снах...

Опять горчит моя весна,

И снова так невнятны строки!

И стронций падает с небес.

Драконы объедают солнце.

И вместо снега — стронций, стронций...

И на земле, и на судьбе!

Лучатся стронцием леса,

А солнце — сгинуло, пропало...

Всего и сразу стало мало,

И заболели небеса!

Уснувший дом

Солнце выстрелило в окна

Алой дробью тишины

И пробило сумрак комнат,

Где бродили чьи-то сны,

Танцевал сквозняк, который

Лепетал: 'Молчи, молчи...',

И опущенные шторы

Тлели в пламени ночи...

Где под лунным покрывалом,

Как варение, густа,

На гардинах расцветала,

Созревала темнота.

И, устала и сонлива,

(Только лунный свет затих!)

Переспелая, как слива,

Темнота упала с них.

… И в окно бросала полночь

Ароматы снов лесных,

Синим пламенем наполнив —

Ожиданием весны —

Эти комнаты пустые,

Где давно никто не жил...

Двери так и не впустили

Ни одной живой души

С давней осени...

На даче

До весны уснуло всё.

А теперь!… теперь иначе —

Оборвался зимний сон:

Солнце выстрелило в окна

Алой дробью тишины,

И рассеял сумрак комнат

Самый первый день весны.

Встречая полдень...

Полдневный час тропой лесною лениво брёл ко мне на встречу,

Колыша стебли на полянах, сплетая солнечный венок

На кронах сосен, льнущих к небу, пронзая сотней мелких трещин

Густую тьму сырой чащобы, и лил лучистое вино

Сквозь них медовым током солнца — на мхи, замшелые деревья,

На терема уснувших елей, на царство сна и тишины,

И расцветали в чаще блики!… и лес — не лес, а Китеж древний —

Мерцал видением туманным, отображением весны

На гранях праздного пространства, забывшего юдоль земную,

Блестящего кристаллом лала в косых лучах иных времён,

Где все утраты и потери, устав под гнётом дней, зевнули,

И тихим-тихим сном уснули, отправив душу на ремонт.

И я, встречая полдень мая, припоминал иные сроки,

Когда судьба моя однажды крутой свершила поворот,

Мне преподав совсем другие, каких не ведал я, уроки,

Но, вопреки законам строгим, всё вдруг пошло наоборот...

Тасуя карты...

Устав от категорий: 'свобода — несвобода',

Погодой ли, природой — приговорён к нулю,

Тасую карты с горя — колода за колодой,

И снова за 'дорогой' — то 'ложь', то 'не люблю...'.

Несчастная Иветта! Счастливая Елена!

Прелестная, Анжелла!.. Как долго буду я

Искать осколок света среди пустых вселенных,

В котором заблестело б: Твоя! Твоя! Твоя!..

А время тяжкой глыбой, чем дальше — тем быстрее

Стремится по спирали туда, где мы — не мы,

Где права нет на выбор, где истина пестреет,

Где выживут едва ли и души, и умы.

… Ты помнишь ли, Мария, ах, что мы натворили,

Когда сопротивлялись упрямым временам?..

Нам, помню, говорили: а вы кто?… не ворЫ ли?

А мы в ответ смеялись. Так нужно было нам!

Теперь — другие сроки, в которых одиноки

И ты, моя Надежда, и твой, конечно, я.

Но рок даёт уроки, печальные, как строки,

Что пишут все невежды о тайне бытия.

Горние вершины

Поднимаясь к лазурным высотам,

О прошедшем своём забывал.

Я всегда был не первым, а сотым,

Мне противен людской карнавал.

Наблюдал я снега на вершинах,

Презирая просторы полей,

Потому что в вершинах вершил я

То, чего не свершить на Земле.

Ледники загорались и гасли

В алом пламени горних костров,

И не знал я: прошёл — то ли час ли,

То ли век...

Видя снежный покров,

Забывал о превратностях мира,

Потонувшего в зле и в скорбях,

Где и душно, и сыро, и сиро,

Где возможно прожить, не любя!

Жажда счастья

Жизнь — сложнее аккордов Дольского,

Полнозвучней любых аккордов...

На пути слишком много скользкого,

Чтоб хоть малых достичь рекордов.

Но, порою, довольно случая, —

И врывается в душу счастье.

А душа уже вся измучена,

И такое бывает часто!

Стоит только на миг расслабиться

И позвать его: счастье, где ты?

И мелькая нарядным платьицем,

Убежит

Оно от ответа!

Стоит только спросить украдкою:

Ты ушло?.. Ты ещё вернёшься?..

Обратится оно загадкою,

И кругом станет снова — ложь всё!

… Древо — жизнь опадает листьями,

Если корни томятся жаждой, —

Алчут счастья, но счастье истиной

Оросит судьбу лишь однажды...

Я верю: ты придёшь!..

Холодных ледников хрусталь

Оплавится моей зарёю,

И ты придёшь ко мне, мечта,

Весенней грозовой порою.

Когда ручьёв певучих речь

Замолкнет в солнечных долинах,

Я верю: ты меня сберечь

Поможешь от тоски и сплина. —

Как северная ночь придёшь,

Окутав колдовским туманом

Мои мечты… придёшь, как дождь,

Алмазный и от солнца пьяный!

Но пощади былые сны,

В которых — не с тобою праздник

И музыку былой весны,

Звучащую во снах прекрасных.

По трассам судеб

Препятствуя скольжению по трассам тёмных судеб,

Разгадываем сложный многомерный лабиринт,

Который мы не видим и не чувствуем отсюда. —

Отсюда, где на 'дай!..' — не отвечают: 'на, бери!..'.

Что толку, если помыслы, записанные в строчку

Теряют по сравнению с записанным в столбец!..

На время получая от погибели отсрочку,

Не можем отвертеться от 'пришёл тебе пи… пец'.

Что толку, если в мареве таинственных предчувствий

Блуждая, не узнаем, где открытые пути!

Наитие, прозрение, наука ли, искусство —

В эн-мерном лабиринте не помогут их найти.

Утешимся парадом, а не выигранным боем,

Утешимся немногим — что имеем мы сейчас,

А также той единственной искромсанной судьбою,

Остатками которой кто-то счАстливее нас.

Выходи скорей!..

Утром сигареты дремлют на столе.

Злой мороз узоры выткал на стекле.

И горит на солнце каждый завиток,

Запустив по нервам бодрствованья ток.

Как всегда, чего-то стало меньше вдруг,

И прочней сомкнулись беды в тесный круг.

Темнота украла вечность у меня,

Откупаясь нагло сполохом огня.

Но холодный пламень льдистого окна

Не способен злые тени отогнать.

… Заскрипели петли стареньких дверей:

Выходи из дома!

Выходи скорей!..

Философическая элегия

Отрицая превосходство расстоянья над событьем

И сплетая паутину хаотичности миров,

Торжествуют над причиной озаренья и наитья,

Открывая и скрывая сроки бед и катастроф.

Обращая озаренье в cтрофы-строчки на бумаге,

Всё прочнее и прочнее устанавливаем связь

Между точным и случайным, отвергая силу магий

И сюжетов сновидений переливчатую вязь.

Хор небесный, не смолкая, пропоёт о том, что будет,

А потом он приутихнет, откровенья исчерпав.

И задует время свечи, а тепло забытых судеб

Сгинет в холоде могильном на костях и черепах.

Только где-то на болотах пламя бледно-голубое

На мгновенье загорится и погаснет на века,

И забытое былое — злое, доброе — любое

Обратится под золою, под землёю в червяка...

Что останется? — немножко: горя маленькая ложка.

Что же будет в этом мире? — только то, что не сбылось!

… Снова путь пересекает чёрная, как дёготь, кошка.

За окошком — всё медведи трутся о земную ось...

ЗВЕЗДА (на мотив стихотворения "Ночь"

Холодное небо коснулось Земли

Сырым снегопадом,

А в полночь созвездия тихо зажгли

Цветные лампады.

По снежной пустыне плыла тишина,

Как воздух густая,

Смотрела задумчиво с неба луна,

Совсем молодая,

На лес и упавшую с неба звезду,

На снежные скалы.

Но долго звезду на подтаявшем льду

Созвездья искали.

… В ночи замелькают и дни, и года —

Метелью, порошей;

Исчезнет под ними навеки звезда,

И прошлое тоже!

Болото

Тропы к тебе узки, ржавой водицей полнятся.

Кружатся мотыльки сполохами тревог.

За колдовскою тьмой дня затихает звонница.

Делает разум мой в сказочное рывок.

Вот я и снова здесь. Ты ли, обитель прошлого,

Взору открыла лес, чахлый, седой, больной.

Чтоб излечить его, солнечную горошину

Небо кладёт в раствор сумрака с тишиной,

И поливает топь, кочки, кривые ёлочки,

Где проживёт лет сто ворон — хозяин тьмы,

Где раздаётся вой поздно — в безлунной полночи

Старенький водяной чует приход зимы.

Летом — дыханье мха, всхлипы трясин. Заметнее

Жизни людской труха именно летом, здесь,

Где по утрам туман солнце шлифует медное;

Ядом болотным пьян, медленно гибнет лес.

Осенью красный дым всё над тобою стелется.

Что это? Мы горим в пламени прошлых лет?

Или мечты горят? или сгорает мельница

Нашей судьбы? Не зря быстро меняет цвет —

Всё, что вокруг! Но вот — вижу: редеет марево.

Осенью каждый год так опадает лист

Тощих берёз, осин. Цвета всё больше карего

На полотне картин зимних простых кулис!

Снежная волчья даль крестиком сосен вышита:

Кажется иногда кладбищем всех надежд.

И лишь былого тень здесь на просторах выжила.

Рваной былой мечте время зашило брешь.

Астральный сонетик

(сонет)

Задумчива вечность берёз!

Оплаканы звёздами дни.

Атласною ниткой угроз

Заштопали счастье они.

У серого неба — невроз:

Всё курит, дымит, а огни

Не тушит, и отблески гроз

Окурками падают вниз...

Что делать? — пусты закрома

Астральной казны… Аромат

Грехов по вселенной разлит.

Скопили созвездья печаль,

И капает звёздный хрусталь

На лоно осенней Земли.

Решение Творца

Зажигая огни на просторах вселенной

И свивая тугие спирали галактик,

Некто сильный, могучий, разумный, нетленный —

Превеликий стратег, виртуознейший тактик —

Навсегда одарил бытие красотою,

Воссияла она неземными лучами,

И с тех пор между ней и простой добротою

Происходит сражение днями, ночами.

По какой-то неведомой странной причине

Изменяются формы вещей и событий,

Так что доброе — злого скрывает личина,

Все проблемы решает пустяк позабытый.

То, что было красивым, становится гадким,

Похвала замещается патокой, лестью.

Превращаются явные вещи в загадки

И являются нам неприятною вестью...

Призадумался Мудрый Творец, и былое

Поменял на грядущее!.. Стало иначе:

Доброта в красоту обратилась, а злое —

Превратилось в ничто, не имея отдачи.

Измена...

Монтер Петров, придя домой

Однажды,

стал совсем не свой.

Всё было, словно в жутком сне:

Он дважды изменил в судьбе:

Один — с женою — сам себе,

Другой же — сам с собой — жене.

Осенний реквием

Сентябрь несмелою рукою

В колодце звёзды размешал

И в сердце, полное покоя,

Вонзил тоски тупой кинжал.

И кровь осенняя по чащам

Потоком листьев протекла,

А воздух, хриплый и свистящий,

Обрезался о край стекла —

Осколка лунного на небе,

Серпом грозящего Земле,

И был какой-то странный лепет

В сырой осенней серой мгле.

И бинтовали воздух тучи,

И заживали раны в нём...

Но он, туманы нахлобучив,

Заплакал сереньким дождём.

Бриллиант пустоты

Туманы ядовитых переменчивых желаний

В отсутствие предела, за которым пустота,

Подобно пьяной лилии

В болотном изобилии,

Распустятся капризною строфою в подсознании

В спокойной тихой радости, в стремлении отдать

Целуемую сотней благодатных вдохновений,

Высокую, стоящую до неба, тишину

На растерзанье разуму,

Не ставшему ни разу мне

Попутчиком в пути, где под шуршание мгновений,

Под скрежет дней-ночей, я лямку времени тяну...

А в плавящемся мареве событий завершённых

И будущих — блуждает истлевающий мой дух.

Мне небо стало прозою,

Написанную грозами,

Спалившими цветущие красивейшие кроны

Мечты моей, и пламень тот давно уже потух.

Теперь, когда я вижу чьи-то робкие надежды

На дальнее, смешно мне, потому что знаю я,

Что будущим развенчаны

Они, и переменчивы

Всегда, какими б ни были нарядными одежды,

Скрывающие тайны и соблазны бытия.

Смотря на бесконечное, увижу только точку,

Мелькающую в гранях бриллианта пустоты,

И близкое — в далёкое,

Воздушное — в нелёгкое,

В момент преобразуются, как будто по цепочке,

В комок иного мира, не успевшего остыть...

И снова раздувается другая сингулярность,

И снова формируются скопления планет,

И звёзды, и галактики,

Теории и практики...

И снова — вместо хаоса — закон и регулярность.

Вы скажете: бессмыслица!… а я отвечу: Нет!

Выткана сетка времён...

Выткана сетка времён

Нитью сплошной тишины.

Древки забытых знамён

В пламени дней сожжены.

Точкой означена высь,

Где возгорится звезда.

Встань на колени, молись,

Чтоб навсегда, навсегда...

Чтоб навсегда — ни во что...

Чтоб навсегда — в никуда...

Нет ничего?

Но зато

Вечная блещет звезда!

Музыкант

Сыграй каденции судеб,

Мой терпеливый Музыкант.

Ты на людском земном суде

Не оправдаешь свой талант.

На белых клавишах миров,

На аспидных — небытия,

Играй, невидимый герой,

Пока ловка рука твоя.

Движенье — музыка времён.

Синкопы — молнии секунд.

Играй, весельем заклеймён,

Рассей вселенскую тоску.

Горящий факел тишины

Сожжёт безумный твой порыв

И все мы будем лишены

Простого счастья до поры...

Ну а пока играй, играй —

Минуту? Век? Секунду? Час? —

Пока наш мир ещё не рай.

И вряд ли станет им для нас!

Майское

По влажным полянам плыла тишина,

Касаясь цветущих купальниц

Крылами летящего майского сна,

И сумрак туманистый пал ниц

Пред утренней самой густой тишиной,

А также пред самой крылатой,

Пред самой лучистой и самой живой

Лесной соловьиной руладой.

Число

Густою дымкой теорем

От нас сокрыты навсегда

Путь обретенья новых тем

И озарения звезда.

И лишь высокая печаль

Горит над сутолокой дел,

И, освещая жизни даль,

Кладёт мечтаниям предел.

Так вот он, тёмный горизонт,

Под ним какое-то число.

Его увидеть есть резон:

Оно б от гибели спасло

Судьбу и душу — боль мою,

Но не взойти его заре,

И я в отчаянье стою,

Поднявшись по крутой горе.

И вижу: тАк пусты миры,

В которых истина живёт,

Что далеко до той поры,

Когда эн-мерный небосвод

Откроет тайну бытия,

И будет явлено число.

А без него душа моя

Не различит добро и зло!

Рондель

Жасминовой неги твоих лепестков

Коснулось дыхание белых ночей. —

Ты стала сиянием лунных лучей,

Дрожащим от крыльев ночных мотыльков.

Так где же ты, где? — лишь туманный альков

Да трепетный лепет несмелых речей,

И нет аромата твоих лепестков,

Осталось — томление белых ночей.

А утром прольются из туч-облаков,

Сливаясь с потоками горных ключей,

Дожди, и потом обратятся в ручей,

И я среди сонма воскресших цветков

Почувствую запах твоих лепестков!

Вариация

Пылая сиянием лунных лучей,

Дрожа от порханья ночных мотыльков

Налей, опрокинь мне в бокалы ночей

Жасминовой неги твоих лепестков...

Ты в чаще пьянящую полночь пила

Горчащей, крепчайшей струёй тишины,

И таяла на небе льдинкой луна,

И капали блики, печалью полны.

Ты плачешь… Ты больше не будешь цветком.

Ты — лунный огонь на дубовых стволах,

И то, что служило тебе лепестком —

Рассеялось, словно туманная мгла.

Но скоро ты станешь далёкой звездой,

По лунным лианам поднимешься ввысь.

И блёклые дни промелькнут чередой,

А ты, умоляю, не падай, держись!

Венчание

Октябрь закатной полосою

Упал на серые леса,

Пролив невидимой росою

Остылый воздух на глаза;

Порушил терем разноцветный

Осенних клёнов и берёз,

А после — тихо, неприметно

В бокалах луж печаль принёс. —

Пылала пламенем прощальным

И пуншем пенилась она...

Но не прощальный, а венчальный

Бал уготован был для нас:

Когда погас напиток пенный

И позабыли все о нём,

Явился главный во вселенной —

На небе некий добрый гном.

Он обручил весну и осень

Искристой снежной тишиной,

Испил напиток,

Топнул оземь,

Скрепил союз кольцом — луной.

И закружились в хороводах

Все-все успевшие на бал,

Забыв о бедах и невзгодах,

А я рассеянный стоял...

Бросая лучики заката

В оцепенение мое,

Соединил легко и свято

Небытие и бытие!

Устав от правды...

Меня он тихо ненавидел

За то, что я — один из тех,

Кого смущает слово 'идол',

Кому знакомы страх и смех.

С презреньем, ненавистью, косо

Он посмотрел звездой Регул

На остывающие росы,

На поздней осени разгул.

Он посмотрел на лес в ознобе,

На поле спящее взглянул,

И взор его был полон злобы,

И в нём весь мир былой тонул

Тонули скудные деревни,

Тонули лес и облака,

Кусты и сонные деревья

И даже прошлые века...

Его зрачки съедали вечность,

Как море в бурю — корабли,

И лишь тревоги человечьи

Упасть на дно их не могли:

Досадно мучили соринки! —

Смыкались веки, и слеза,

Слегка похожая на льдинку,

Катилась по щекам… Глаза,

Давно уставшие от правды,

Царящей в небе, на Земле,

Искали, будто астронавты,

Иных миров в эн-мерной мгле,

Где перепутаны событья

И обратимы времена,

Где правда временем разбита

И сказкою обращена.

В зеркальной комнате

Морозный выдох тишины

Застыл рубином на стекле

И отразил цветные сны

Уснувшей розы в хрустале.

Во снах её смеялась ты.

Казалось мне — хрусталь дрожал

И звоном тихим и простым

Он заполнял зеркальный зал.

А вдоль по полу не спеша,

Унылый сумрак семенил.

Была темна его душа

И было в ней немного сил.

От солнца луч, пройдя рубин

И отразившись в зеркалах,

Явил тебя мне из глубин,

Где память окружала мгла.

В медленной реке воспоминаний...

В медленной реке воспоминаний

Счастье растворилось, и теперь —

Будущее душу не обманет

Огненной иллюзией потерь.

Кружатся цветные фейерверки. —

К ним ли мне доверчиво пойти?

Нет! Уж слишком дороги проверки

Истинности дольнего пути.

Слишком оказался горьким опыт

Поиска небесного в земном...

Копоть! На душе — сплошная копоть

Прошлого, объятого огнём.

Помню я: Грядущее блистало

В розовых иллюзии лучах.

После — догорело, и усталый

Пламень, поглотив его, зачах.

Сможет ли душа забыть Былое?

Сможет ли Грядущее принять?

Или, как свеча пред аналоем,

Будет терпеливо догорать?..

Знаю — есть спасительные знаки!

Господи! Даруй хотя б один,

Чтоб перед бедой, пред горем всяким

Я б предстал — не раб, а — господин!

Трагичное безмолвие полей...

Трагичное безмолвие полей

Осыпалось уныньем снегопада

На тихое мерцание аллей

В покое позаброшенного сада.

Искрился рой замедленных секунд

Под бредом фонарей, молящих зиму

Не сыпать бесконечную тоску,

А закрутить в подобное Гольфстриму

Безумие метелей, облаков,

Ускорив времена, да по спирали,

И так, чтоб скоротечно и легко

Снежинки в этом вихре умирали.

А хлопья растворённой тишины

В кислотной вязкой тьме воспоминаний

Упали, белоснежны и нежны,

На спящие азалии, герани...

Последняя улыбка теплоты,

Подаренная летом, вдаль летящим,

Растаяла вдруг, инеем застыв,

Посеребрив поля, сады и чащи.

И в небе, кувыркаясь, клокоча,

Сплетались змеи снежные под солнцем,

Которое, румяней калача,

Всходило над остывшим горизонтом.

И был столь ожидаемым восторг,

Разлившийся над снежною планетой,

Когда — в морозном мареве — восток

Вдруг улыбнулся солнечным рассветом!

О, тепло моей души...

О, тепло моей души,

Тщетно грёзишь ты о мае!

Музыка лесной глуши

В скорби жизни замолкает.

Тащится уныло тело

По бесчувственным путям,

Приобщённое к скорбям

Волей низменной умело.

Зима сверкает янтарём...

Зима сверкает янтарём,

Во льду купая солнца блики.

В оконный я гляжу проём

На солнечный простор великий.

Подушки снега на ветвях.

Морозным солнцем залит иней.

Осколки солнца на снегах

Блистают битою витриной.

До вечера тАк далеко,

Но солнце яркое не греет:

Оно ледЯной птицей реет

Средь стаи льдинок-мотыльков.

… Ах, только прошлым мы живём,

Ведь только там и было счастье...

В оконный я гляжу проём,

А за окном уже ненастье.

В бокалы узкие осин...

В бокалы узкие осин

Пролито осени вино

И неба льдящаяся синь

Слегка подмешана в него.

Дымится теплотой костёр.

Дымятся холодом леса...

То — не закаты, а — хвостом

Нам машет рыжая лиса.

Грибы давно сошли совсем.

Стрекозы, мухи и шмели

Уснули между листьев все,

Вдохнувши холода земли.

Совет

Люби меня за то,

За что других не любишь.

С тобою рядом — тот,

Которого погубишь.

Дай волю пустякам:

Пускай рулит фортуны

По случая волнам

Прелёгонькая шхуна.

Люби меня вот так —

Как можешь ненавидеть!

На небе — лишь пятак,

А солнца не увидеть.

С тобою я давно

Прозрел разъединенье,

И нам с тобой дано

Томление — сомненье.

И вторю, снизив тон:

Среди

Соблазна

Блюдищ

Люби меня за то,

За что других — не любишь!

От лютого коварства дней...

От лютого коварства дней

Огонь мечты я зажигаю

И, согреваяся под ней,

Опять в тоске изнемогаю!

От злого выдоха времён

Я отгораживаюсь целью,

И, новой целью полонён,

Я забываюсь дни… недели...

Струит сознанье терпкий яд,

И сердце бытия слабеет.

И тлеют цели все подряд.

Огонь мечтаний тоже тлеет.

И, к Горним Высям восходя,

Порабощён тоской земного.

А по земле сырой идя,

Я алчу горнего, иного.

Был я роботом 30 лет...

Был я роботом 30 лет.

Отключили меня от сети,

И теперь меня вроде нет,

И сокрыты мои пути,

И сознание — не моё.

Не могу я себя найти.

Бесконечное забытьё...

Я людей не могу простить.

Мне наладчика не ведут.

И ржавеет питанья блок.

Я останусь навеки тут,

Бесполезен и одинок.

Средь вещих знаков есть один...

Средь вещих знаков есть один,

Непонятый никем.

Он — в тихом шорохе гардин,

На свежем сквозняке,

Он — в тихом шёпоте лесов,

В молчанье тишины.

Он по щеке скупой слезой

Стекает в злые сны.

Идя по медленным годам,

Стираем мы печать

Земного рока,

В сердце к нам

Спускается печаль.

И солнечный кристалл полей,

И малахит лесов

Нам украшают на Земле

Злой серой яви сон.

А снами ясными порой

Нас радует любовь,

Но — кратки сны,

И мы с тобой

Несчастливые вновь.

Зверь

Холодным лезвием рассвет

рассёк красу ночную,

И кровь по венам облаков в озёра протекла,

И думал с горечью тогда: иную не начну я

Простую жизнь, прозрачнее муранского стекла.

А власть давно прошедшего безжалостно творила

Над будущим, сегодняшним нелепый произвол

С упрямством и кривлянием большого гамадрила,

Которого рассудок мой из страха произвёл.

Как много было бешенства, как много тёмной жути

В глазах его пылающих, в гримасах и рывках!

И так порой казалось мне: он шутит, просто шутит,

Но токи страха бегали по коже на руках.

И солнце пряталось во мгле, и всё не восходило —

Боялось потерять покой в тревожных небесах,

И только луч сжигал туман, как ладан жжёт кадило,

Да плавил грусть сырых чащоб, на тучах написав

Понятные одним лесам светящиеся знаки.

И — лишь запела тишина сиянием небес —

Как тотчас озлоблённый зверь, оскалившись во мраке

Моей души, бежал в леса, до вечера исчез.

Логаэдические строфы

Квадрат моей мечты украден

Старым холстом Малевича, мыслящего о том,

Что сумасшедших эмоций ради

Можно умом пожертвовать, зная: поймут потом...

Окружность — непременно зависть

Точки ко всякой линии, связывающей даль

И некий нуль, в котором завязь

Новой живой реальности, пряная, как миндаль.

Весь мир — лишь простота различных

Линий, фигур и разностей перед сутью других.

Но мерить счастье неприлично,

Если, как знать, несчастнее хорды и нет дуги!

По тёмному сукну событий

Время шаром укатится в лузу небытия,

Ударом аппликат забито. —

Треньем его качения теплится жизнь моя!

Один из вариантов

На тонких нитях ожиданий —

На паутине бытия —

Ведома волею страданий,

Судьба качается моя.

И гармоничность колебаний

Не нарушается ничем —

Ни бесконечными мольбами,

Ни отрешеньем от проблем.

И я качаюсь, разлучая

Одну вселенную с другой,

Все парадигмы различаю,

Касаясь истины рукой.

Встречаю новые сознанья,

Не отвергая тьму былых,

Для построенья мирозданья,

В котором нет пороков злых.

Встречаю новые пределы,

Где больше… надцати времён

Творят в сознаниях умело

Один для всех миров закон.

Там прошивают ткани связей

Иглой прозрений времена,

Но в одномерной дольней фазе

Прошивка эта не видна...

Пусть колебаний амплитуда

Всё уменьшается, но я —

Из ничего, из ниоткуда

Построю зданье бытия!

Зима в Суоми… (песенка)

Белоснежной печалью сгорала

Свеча зимы.

По утрам перламутром коралла

Из синей тьмы

Трепетало холодное солнце

В остывшей мгле,

Приближая мольбою чухонца

Весну к земле.

И тогда расцветала тюльпаном

Сама весна

И блестела, лучистым туманом

Озарена.

И земля становилась пестрее

Тогда, тогда,

Заставляя крутиться быстрее

Года, года...

© Борычев Алексей Леонтьевич