Глоток моей души ч3

И третья — когда искра угасает и ты не умер, значит, ты стал философом.

Пробы.

Я на подмостки, как по трапу

Иду с приподнятою, гордой головой.

Сняв перед зрителями шляпу,

Для вас ещё совсем чужой.

Я не робел пред вашим взглядом,

Усмешек брошенных в упор.

Без недомолвок, недоглядок,

Подставил шею под топор.

Под золотую гильотину,

Что цензор мне с собой припас.

Чуть-чуть согнул в поклоне спину,

Окинул зал. Две сотни глаз.

Читал с самозабвенно вирши,

Забыв в порыве всё на свете.

Суфлёр замолк в подножной нише,

Запоминая строчки эти.

Закончил, оглушённый свистом.

Зал бесновался и кипел.

На сюртуке багряно чистом.

Всплыл помидорный артобстрел.

Меня не понял зал суровый,

Не оценил мою строку.

И мой сюртук почти что новый,

Был грязен, в красном том соку.

Но я задел живую душу,

Что в каждом из сидящих здесь.

Я не уйду, не сдам, не струшу,

Ругают, значит, что-то есть.

Ругай, трави мой милый зритель,

Ставь мне невежество в укор.

Я здесь стою, лишь снявши китель,

Судьбе своей наперекор.

На краю.

Я не прошу у вас пощады и прощенья,

Ни сладкой неги, ни священной робости.

Я лишь хочу понять, до самоотреченья,

Как я попал на край огромной пропасти.

Зачем свои душевные порывы,

Что поверял я миру и тебе,

Разбиты в прах и говорю с надрывом

О будущей своей судьбе.

Зачем старался, пыжился, метался,

Стараясь всюду и всегда успеть.

Страдал и мучился, влюблялся,

Крапал бумагу и пытался петь.

Как жаль, что понимание приходит

Так поздно, лишь на склоне лет.

И что вернуть обратно годы невозможно.

Судьба даёт в один конец билет.

Судьба.

Судьба — так многие кричат,

стараясь на неё свои обиды возложить.

А нам создатель право дал

Свою судьбу по-своему вершить.

Он дал нам то, что сами у себя отняли,

Ответственность за жизнь нелёгкую людскую.

Боимся рока, гороскопы по углам распяли,

Считая, что заранее всучили нам судьбу такую.

Гадалок слушаем с смирением глупцов,

Рот свой, открыв от удивленья.

А как же, нам откроют от судьбы покров,

Прогонят страх, развеют все сомненья.

Не слушай идиотов и лжецов,

Что мозг твой вынесут с улыбкою Годзиллы.

Ты в жизни главный и судьба есть твой улов,

Смирение лишь только для могилы.

Сон.

Носик курносый прижался к стеклу,

Там за окном только ветер и дождь.

С влагой глаза, но дождусь, не усну,

Мама, когда ж ты придёшь?

Темень на улице голову клонит,

Но губы кусая, упорно ждёт.

Придёт роднулечка, страхи прогонит,

Растопит в замёрзшем сердечке лёд.

Летит час за часом, снаружи ни звука,

Лишь непогода, веткой берёзы стучит в окно.

Сердце щемит непонятная мука,

всё хорошо, плохо просто быть не могло.

Скрипнет калитка и дверь отворится,

Мама войдёт и тихо без слов,

Дочку прижмёт и прослезится,

Скинет тревоги покров.

Бросит в остывшую, старую печку,

Сена с соседних полей.

Пламя взовьётся, отогревая сердечко,

В комнате станет теплей.

Шею обвили прутики-ручки,

Носик, тихо сопит,

А за окном ненавистные тучки

Уйдут, пропуская зенит.

Откроются глазки и вздох, словно стон.

Всё понарошку, опять только сон.

Две маленьких капли, солёных подружки,

Стекли и упали, на белое поле казённой подушки.

Брезгливость.

Не подходи. Взъерошу дыбом шерсть.

Не подходи. Тебе я не поверю.

Любой понятен мне, но ты продажней всех.

Тот, что на двух ногах ходить намерен.

В глазах твоих сам чёрт не разберёт,

Улыбка как оскал и хищность зверя.

Не каждому с тобою повезёт,

Кто по ошибке тебе вздумает поверить.

Не подходи. не трону, обойду,

Чтоб не схватить душевную заразу.

Нужна мне воля, а не твой прикорм,

Лесною чащей обойду проказу.

Двадцать третье.

На столе «государе заказ»

На экране танков экстаз,

Бой, баталия в самом разгаре.

Пью за тех, кто жизни спасал,

Не бежал не спасовал,

Был в натуре отличный парень.

Пью за мужество и любовь,

Что вела нас вперёд вновь и вновь,

Пью за Армию нашу родную.

И желаю своим друзьям,

Поднимите бокал за мам

и за доблесть их трудовую.

Пусть наш бой лишь в экране гремит,

Враг от нас пусть быстро бежит,

Мы поднимем чарку хмельную.

И пускай прогремит ура!!!

На дворе снуёт детвора.

Не желаю я жизнь иную.

Сравнение.

Кто промолвил, что злые ветра,

Нет злобливей забытого друга.

Столько злобы не даст небесам,

Даже самая сильная вьюга.

Кто-то скажет, что холоден снег,

Безразличье во сто морозней.

От него замедляется даже времени бег.

От него неприятней, нервозней.

Кто орёт, дескать, нет неприятней дерьма ,

на которое ты наступаешь.

Лечь в постель, где гуляет разлука сама,

Тут уж точно от горя залаешь.

Неприятно ложиться с гулящей на ложе,

Где не властвует нега и ласка.

Где ты чувствуешь своею нервною кожей

, что закончилась дивная сказка.

Не ругай непогоду в себя посмотри,

ты во многом её затмеваешь.

Если нету в тебе доброты и любви,

Если в злобе ты сам утопаешь.

Крещение Руси.

Катился крест, костром сияя,

От дальних византийских берегов

И гнулась Русь, от деспота стеная,

Владимир пожинал людской улов.

Горели деревеньки, сёла,

Вновь освящалась вечная, святая Русь.

Исчезла старая, любви и мира школа,

Пришла нам злобная, чужая гнусь.

Мы были раньше всех любимы богом,

Волхвы с Руси младенца первыми с надеждой в мир внесли.

Пусть называли мы отца его по своему, великим Родом,

Но соблюдали честь и праведность блюли.

И говорил младенец подрастая,

Своим друзьям, ученикам.

Святите всех, а Русь уже СВЯТАЯ,

И вечно неподвластная врагам.

Желания.

Как часто хочется мне верить.

Что я могу любить и ненавидеть.

Что предо мной открыты настежь двери,

Через которые я мог бы чувства видеть.

Но всё мираж, унылое влаченье.

Я сам себе и узник, я и страж,

Что застрахован от безумных краж,

Попыток радости, полёта, увлечений.

По венам не бурлит клокочущий поток,

что заставляет сердце биться.

Там лёд и чистой зависти глоток,

Там тьма, в которой можно утопиться.

Мелькнувший луч не будоражит взгляд,

На миг мигнув, сквозь тучи озаренья.

У пропасти с тоской глядишь назад,

На краешке души тревожа увлеченья.

Бросаешь словно Мцыри взгляд,

В толпу, что светится, ревёт, живёт.

И нет приятней мне пустых фанфар, наград,

Когда один хотя бы скажет — ИДИОТ.

Бег.

Как много вас, а я один всего

Как много счастья в стане мертвечины.

Как мне смотреть больней всего,

Когда теряют честь мужчины.

Когда как пёс несутся за мордашкой,

Что манит за собою красотой.

За Зиной, Светой, Милой, Дашкой,

Когда теряют свой покой.

Там вдалеке мелькают сабли,

Тут пистолет для них гремит.

И наступив на те же грабли,

От боли плачет и вопит.

Как желчь вздымает чувство злоба

И думаю, от этого спасусь.

И обгоняя пёсью стаю

Сам, за красоткою со скоростью несусь.

К духовнику.

Духовник мой оставь мирское людям,

Ты за душою нашей пригляди.

Не лезь в политику, к барыгам, блядям,

И проклинать нас за грехи ты погоди.

Да мы сегодня низко пали

И жадность правит с злобой пополам.

Но ты, что был для нас примером в дальней дали,

Прости не требуя, нам кары «АЗ Воздам».

Сними златые цепи, что веригой

Так тянут грузом вниз, к земле.

С молитвой о прощенье выйди к людям,

Чтоб БОГ всё так же был в седле.

Тост.

Прижмись покрепче, чтоб теплее стало

И выпей, красного как кровь, со мной вина.

Романтиков так в мире мало

Так выпьем за романтиков до дна!

Сон в руку.

Каждый день, просыпаясь в тревоге,

Словно что-то узнав, упустил.

Я иду по брусчатой дороге,

Мимо тихих, заросших могил.

На душе, словно кошки сварливые,

Полумрак, а на улице май.

Задержаться б на миг, только ноги ретивые,

На работу спешат, время жаль.

День последний и отпуск мерещится,

На Канары открытый билет.

Сердце стонет, трепещет и бесится,

Словно знает тревоги ответ.

Отработал, сняв сливки друзей поздравления,

Захотелось в полёт, отдохнуть.

Только дома всё гложут сомнения,

Не дают легко, быстро уснуть.

Снилась мама, покойная ныне,

И просила её навестить.

Отложи на денёк развлечение,

Ты успеешь все деньги спустить.

Приберись на могилке, «Чудовище»,

Улыбалась как в детстве она.

А потом уже с чистою совестью,

Насладишься свободой сполна.

Встал разбитый, с ворчаньем намылился,

Билет тянет в аэропорт.

Только душенька снова печалится,

Позабыл про родных — идиот.

Взял такси, чемоданы оставил,

Сиротливо стоять у дверей.

И на кладбище быстро отправился,

К упокоенной маме своей.

Часа три провозился с бурьяном,

Вспомнил жизнь, на скамье отдохнув.

Как был неслухом буйным и рьяным,

Прослезился, паутину с портрета смахнув.

Как ничтожны мы, мизерно малы,

Вещал рупор от страха звеня.

Самолёт мой разбился о скалы,

Спасла мама от смерти меня.

Не успел.

Дождь за окном и мне не спится,

Душа тоскует вместе с небесами.

Лишь миражи во тьме, родные лица,

Те, что уходят рано, расставаясь с вами.

И гложут мысли, не успел сказать,

О той любви, что к ним живым питал.

Кто б подсказал, не поворотишь вспять,

Исчезли в миг, и ты один, отстал.

Ушли в мгновение без разъяснений,

Оставив рану, что болит в груди.

И ранят сердце тысячи сомнений,

Они ушли, а что там впереди?

Нищенка.

Голодный спазм сжимает сердце, душу,

Но к ней никто не подойдёт, не скажет ласкового слова вслед.

Не бросит хлеба или грушу,

Не глянет даже, словно её нет.

А жар внутри стремится волком к суховею,

Но жажду утолить не сможешь ты.

Народ вокруг подобен зверю,

Вокруг шатаются лишь жирные, ленивые скоты.

Ты упадёшь, от жажды сникнув, прямо на земле,

Укрыв себя нестиранною шалью.

Уйдешь и, растворившись, там во мгле,

Не встретишься в раю со всею этой швалью.

Жизнь.

Вся жизнь моя, как поле боя,

В грехи вплетается святое.

И смотрят на меня с надеждой ангелы с небес,

А под кустом с ухмылкой манит бес.

Душа стремится к раю, ищет свой покой,

А тело роскоши и быть самим собой.

Рвёт тело на осколки сердце и душа,

О жизнь, ты просто страшно хороша!

Как быть, когда вселенский на земле разлад,

И правым быть хочу, и знаю — виноват.

Врёт всякий говоря, что познаётся друг в беде.

В беде и враг, съязвивши, пожалеет.

Лишь в радости познаешь ты его

Ты знаешь, счастья твоего, фальшивый друг делить с тобою не посмеет!

Псы.

Упала на земь, на глазах у всех

И вместо помощи, лишь улюлюканье и ржачка.

И так противен этот смех.

Как старая облёванная жвачка.

И на душе как пенопластом по стеклу,

Как будто я в толпе изгоев.

Как будто я над женщиною ржу,

Что ждёт лишь помощи героев.

У псарни пропадает интерес

И с хохотом она во тьму уходит.

С бутылкой пива, как с ружьём наперевес,

В которой безысходность, злоба бродит.

Я подал руку, извинялся я за сброд,

Что мнит себя владыками вселенной

Не замечая то, что каждый там урод,

Залитый по уши отравой пенной.

Бессонница.

Один в дому и мне не спится,

Считал овец, не помогло

С досады начинаю злиться

И на дворе уже светло.

Кровавые я видел в грёзах реки

Поток янтарных берегов,

И маленькие человечки

Тащили скорбно свой улов.

И там, вдали печально дальней

Без утешенья и утрат

Вдоль берегов реки хрустальной

Искал я призрачных наград.

Хотел бы я освобожденья,

От рабства, гнёта в той стране.

Но вызывал я лишь презренье,

Господ, разбогатевших на войне.

И сон мой стёрли мокрой тряпкой.

Меня старались не пустить

И заплывала страшной ряской

Мечты серебряная нить.

Сквозь стены что-то внутрь стремилось

И им бы это удалось.

Но мое сердце тихо билось

А может, просто не спалось.

Миг.

На перекрестье вечного движенья лет

Мечтать вернуться, просто вздорно.

И время не замедлит бег

И как сказал, про смерть, мой друг поэт

"Пустое сердце билось ровно

В руке не дрогнул пистолет."

Женская обида.

Ведёшь себя как куртизанка,

Но любишь грусть в чужих стихах.

Тревожит, мучит в сердце ранка

и поцелуй твой впопыхах.

Ко всем добра, к себе сурова

И на лице немой упрёк.

— Ты не больна и не здорова,

Тщедушный врач тебе изрёк.

То, что поломано не склеить,

Разбита лишь твоя душа.

И снова новое посеять,

Придётся долго, не спеша.

Твой воротник из тёмных перьев

Лица откроет белизну.

В котором, если чувствам верить,

Развяжешь новую войну.

Начнёшь свой бой, в отместку боли,

Что душу мучает твою.

Не побоявшись, грустной доли,

Стоять над бездной, на краю.

Режиссер судьба.

Нет в жизни плохо сыгранных ролей,

И миллиардность труппы для судьбы пустяк.

Сценарий по боку, вперёд, играй смелей,

Здесь всё по плану, пусть ты думаешь, «не так».

А что за фильм, с улыбкой спросишь ты,

Да всё в одном: фарс и трагедия, немного мелодрам.

Немного от несбывшейся мечты,

Боевика с комедией немного, пару грамм.

Название, просто, как детский лепет,

Как вечных дум анахронизм.

Но дарит при просмотре жуткий трепет,

Зовётся очень просто — ЖИЗНЬ.

Странный дождь.

В ночи странный дождь, словно семя,

И мается что-то душа.

Я слышу, как капает время,

По капельке, так не спеша.

Стекает на землю по стёклам,

Вбирая частичку меня.

Всё то, что от горя промокло,

Отпало негромко звеня.

Сползло тёмной слизью в пространство,

Далёких и странных миров.

Чтоб там, в неведомых далях,

Быть частью безрадужных снов.

Мне радостно, совести стыдно,

С души скинул чёрную долю.

Не смог изменить, как обидно,

Что злобу отправил на волю.

В надежде, что там за порогом,

Времён и пустых ожиданий чудес.

Найдётся смельчак, в сердце с богом,

Очистит от скверны частичку души, и с нею взлетит до небес.

Одиночество.

Бросает блики по стеклу,

Мой бедный и пустеющий бокал.

Я жизнь свою, взяв толстую метлу,

С усердием от шлаков выметал.

В окно стучался каплями воды,

Дождь, омывая ближние сады.

Он словно у меня прощение просил,

А я лишь добавлял и пил.

Но очищался я, а может нет,

Но грусть упрямой тёткой лезла в душу.

И словно с близким, тет-а-тет,

Пыталась выбросить кита на сушу.

Я ей как другу мысли поверял,

И восхваления и тосты возносил.

И поднимая свой пустеющий бокал,

Прощения за всех просил.

Борьба с зелёным змием.

Как хочется мне иногда напиться,

До скотского, чтоб как свинья.

Уйти в потустороннее, забыться,

Где нет преград, из можно и нельзя.

Чтоб мозг, замёрзший в пьяном хмеле

Не теребил души больной.

Чтоб пролетали все недели,

В экстазе от воды «живой».

Но лишь в глаза взгляну дочурке,

И понимаю, не сумею.

Жить, как облезлые окурки,

Что водку в жизни так лелеют.

Сцеплю покрепче, стисну зубы,

Вперёд, мне для кого есть жить.

Пусть окружающие грубы,

Не мне их грешному винить.

Стремясь к непознанному свету,

Стерплю измены, ругань, боль.

Пусть раны жжёт, как солнце к лету,

Вонзаясь в душу, злобы соль.

Напиться бы, но отпихну я пойло,

Уйдя весь, целиком в работу.

Не стану я скотом, закрытым в стойло,

О близких проявлю заботу.

Рывок.

В бессилье признаётся слабый.

Упал. Разбился. Поднимайся вновь.

А если жадность к жизни душит жабой,

Отринь свои пороки и вперёд, оставив к богу лишь любовь.

Увы, меня же жизнь учила, что слабым места нет у нас.

За слабость, и гнала, и била, и часто портила анфас!

Поэтому и надо быть нам сталью,

Чтоб ни невзгодам, ни годам,

Мы никогда не подчинялись

И говорили АЗ Воздам.

Расплата — да, пусть ад и пламень

Согреют грешную мою больную душу.

Но я боролся, я старался, часто ошибаясь

И клятву "до конца" я не нарушу.

Пусть будет труден мой терновый путь,

Ответит злобой за добро судьба.

Но я стремился к свету, прожигая муть,

Что делает из воина раба.

Бедняжка.

Без грусти посмотрю я на былое,

Вы не тревожьте, не казните себя зря.

У многих…… многих — сердце золотое,

Но нету за душою ни рубля.

Что ж делать? Родилась в лихие годы,

Когда родной стране на деток наплевать.

Но не печальтесь, вместе вынесем невзгоды,

И будет праздник, будем танцевать.

И пусть сейчас с костлявою в обнимку,

Под пахнущим лекарством одеялом.

Играю с миром нуворишей в невидимку,

Не страшно мне, бояться я устала.

В неполный свой десяток много поняла,

Про доброту, про чувства, душу.

Про то, что жизнь мне, может, не дала,

Но есть любовь родных, и ради них, пред смертью я не струшу.

И лучи к солнца мне отрада,

Его ласкаю ручкой, словно пташку.

И для меня огромная награда,

Слова и мысли — «Боже сохрани бедняжку!»

Непрошенные слёзы.

Бывает в жизни всё, но вот не всё сбывается,

И льёт тогда непрошенная влага с глаз.

но мы не плачем, только огорчаемся,

когда душа и мысли покидают нас.

Когда нам в сердце остренькая льдинка

Распарывая жилы, остужает кровь.

Уходит, разрываясь, половинка,

Что подарила нам любовь.

Пусть ручеёк солёный вниз стремится,

Пусть влагою заполнены глаза,

Но ты не верь, не плачем — просто злимся,

В душе прошла последняя гроза.

Памяти подруги.

В потоке времени мы крохи урываем,

чтобы сказать «Привет» и чиркнуть смайлик в смс.

И тут же, напрочь забываем,

На дружбе ставя жирный крест.

И вот такая же короткая записка,

Ножом по сердцу резко полоснёт.

«Ушла из жизни», да всего два слова,

А душу, словно пламя жжёт.

И комом в горле расставанья слёзы,

И горсть земли об крышку жизнь перевернёт.

Да будет вновь весна и зацветут берёзы,

Но вот друзей, никто нам больше не вернёт.

Со временем утихнет эта боль,

Но каждый год, к началу мая.

Когда на рану горсти соль

Ты бросишь, фото вынимая.

Утрёшь слезу, что градус убавляя,

Стечёт на дно хрустального стакана.

И приглушённо, закрывая рот, рыдая,

Поймёшь, друзья уходят очень рано.

Перемены.

В ночи жую технический прогресс.

Поля пожухли, мяса нету.

Коптят заводы жуткий полипрес

И продают за звонкую монету.

Куплю баллончик с запахом степей

И дома наслаждаясь, подышу.

Потом «сучка» налью, он крепостью своей,

Согреет душу мне и чиксе «Малышу».

Всплакнём, помянем старый мир,

Где на безумно-чистых, нежных облаках,

Играл для нас проказник и шалун Сатир,

Смеялись дети в маминых руках.

Сейчас на улице лишь смрад и тьма,

И морды сжатые резинкой маски.

Не умереть и не сойти с ума,

как комбикорм пойдёшь для ряски.

Кислотный дождь упрямою строкой,

Бьёт в подоконник, съедая всё, что не достала ржа,

И в страхе убежит за горизонт покой,

И жизнь становится опасней острого ножа.

Мысли вслух.

Вон крылья, с корнем, не взлетая.

Чтоб не дай бог нам вырваться вперёд.

И как облезлая, озлобленная стая,

Кучкуемся чтоб нас приняли за НАРОД.

Сказал мне друг, во власть не лезу

Милей мне доброта духовных слов

А власть она такая злая

И набрана с таких козлов.

Из пифагорова квадрата

войдя в квадрат гипотенуз,

Его с собой я брал как брата

Слегка штанишки растянув .

Он дал ему огромную свободу

Слегка лишь увеличив поводок

А в уверениях народу

Он был великий док .

Создав заборчик выше стен кремля

Сказал что вся его земля.

Закон, что петля в руках у него

Лишивший народ всего.

Заменит его он тысячи раз

А совесть свою закроет в лабаз.

Зло.

Доносится с полей печально-смрадный запах гари,

Со сладковато — рвотною, вонючею строкой.

Война идёт. Вид трупов, дым пожарищ,

Не даст уснуть, нарушив твой покой.

Там вновь на брата, брат идёт войною,

там гибнут дети, кровь рекою льётся.

И смерть с коряво-чёрной торбой,

Пирует, собирая жертвы, и смеётся.

Здесь выстрелов не слышно, только зло

В дома и сени наши прикатило.

Въедаясь в поры, празднует оно,

Из каждого стараясь сделать Чикатило.

Сопротивляться, чувствам злобы, воли нет,

За кровь убитых отомстить мечтая.

Несёшь другим немало бед,

Свою душонку к аду приближая.

Смиренье не для нас считаешь ты,

Добро должно быть с крепкими, стальными кулаками.

И вот отбросив жалости черты,

Убийцами становимся мы сами.

Отринув зло и воскрешая понемногу ты,

Идешь вперёд, нащупав нужную дорогу.

И взяв с собой, лишь веру и мечты,

Доверишь жизнь свою судьбе и богу.

Трупоеды

Темнеть лишь только начинает

Из нор выходят трупоеды.

И каждый жертву выбирает,

Лишь ту, что одолеть сумеет.

Пред львами, тиграми робеют

Скуля, в глаза сердечно смотрят.

Но лишь покажется зайчишка,

То сразу зуб свой острый точат.

А если слабая, больная,

Молись с опаской и не жди пощады.

Те звери просто людоеды,

Что рвать и издеваться рады.

Как различить их в тьме глубокой,

Я думаю, чертовски просто.

Бутылка пива, взгляд с поволокой

И души маленького роста.

Боль поэта.

Душа черства, лишь муки знаний

Терзают плоские умы.

У них душа не воск, а камень,

Что видят странные, пустые сны.

И боль твоя, что впишешь в строчку,

Для них постылых, куча букв.

Себя, закрывши на замочек

Терзая правилами слух.

Не обращай на чёрствость эту,

Ему же пофиг, что он «скушал» .

Ты знаешь нужно лишь поэту,

Единственный чтоб только слушал.

Душа в цепях.

Давят душные, пыльные мысли,

Потолок каземата, как пресс.

Проржавевшие цепи провисли,

Всё, опутав до самых небес.

Губы в трещинках зайчик ласкает,

Что решётки проходит насквозь.

Он зовёт, только боль не пускает,

Что мечталось, увы, не сбылось.

И душа потихоньку рыдая,

Одеваясь, как в саван, во свет.

Рвётся ввысь, с себя цепи срывая,

Только вылезет, может быть, нет.

«Стрекоза» и пахарь.

Как была ты хороша

Танцевала и кружилась не спеша

Поднимала свой бокал,

Час развлечения настал

Мужик её пахал как вол

Чтоб было, что подать на стол.

Не знал не отдыха ни песен

Терпел, корпел и был невесел.

Но осень в жизни, как в природе

Не подчиняется погоде.

Исчезли собутыльники, друзья.

Осталась вновь она одна.

Тоскою злой удручена

К муженьку ползёт она.

Покорми и отогрей

В память наших прошлых дней.

Жили мы с тобою врозь

Только ты сердиться брось.

Я в объятиях другого

Представляла лишь тебя

Милого и дорогого

Мы ж с тобой одна семья.

Неужели ты прогонишь На мороз и стужу злую

Свою милую глупышку, для тебя всегда родную.

Выслушал мужик исправно

Лишь качая головой

— Не сказала ты о главном,

О любви своей живой.

Знаю пела — это дело

Для застывшего в тиши

Ты гуляла слишком смело

Так, поди же попляши.

Бесконечность.

Всё злато, тлен и суета.

Душа стремится ввысь, на волю.

Пусть жизнь, на время данная, не та,

Крепись, ты выдержишь такую долю.

Ты миллионы судеб проживёшь,

Не все тебе покажутся по нраву.

Вокруг соблазн, обман и ложь

И не всегда добудешь славу.

Но помни в жизни лишь одно,

мы все пылинки в облаке вселенной.

И то, что на мгновение дано,

Останется в душе твоей нетленной.

Всё остальное обратится в прах,

Забудется, исчезнет и растает.

Разрушится, зачахнет в городах,

Суть мира лишь создатель понимает.

Мы понимаем в этой жизни только суть,

И взор свой, устремляя в вечность.

Из бесконечности мы начинаем путь,

И вновь уходим в бесконечность.

Пустая гонка.

Вы устали быть первыми?

Пропустите вперёд.

Со спокойными нервами

И в любви вновь везёт.

Нету загнанной клячи

И исчезла забот череда.

Только море солнца, удачи,

Да на рвущихся первых езда.

Пусть они поишачат,

Пробивая собою затор.

Нервы вдрызг расхерачат,

И в клозете сплошной запор.

Вы устали быть первыми?

Так прижмись и на небо взгляни.

И почувствуй усталыми фибрами,

Жизнь одна и в ней мы одни.

Разминулись.

Декабрь, меркло, зимний вечер.

На улице вовсю мело.

И вдруг девчонку в эту стужу

Гулять по снегу понесло.

Лет двадцать, школа за плечами

А в голове сплошной сумбур.

И снятся принцы ей ночами,

Что посылает ей амур.

И как в задачках, ей навстречу,

С обратной улицы конца,

Шёл парень, напева чу-чу,

Похожий внешне на её отца.

И стать прямая, ясность, смелость

И бровь изогнута дугой.

Ей вот таких всегда хотелось.

Не нужен ей пижон другой.

На середине повстречались,

Не ведомо зачем-то им.

И никогда б не догадались,

Что свёл их вместе, наш проказник херувим.

Ещё полметра, блещут льдинки.

Амурчик шепчет — стой взгляни,

Твоя вторая половинка

Не упусти, себе возьми.

Но глухи молодые оба,

как говорится се-ля ви.

Она сомлела от араба,

Он от бродяги дженерал леви.

Закрыты плеерами уши,

Рёвёт во всю златой кумир.

И будто зачерствели души,

В коробочку вобравши мир.

Скрепит зубами сводник мелкий,

Судьба с судьбою не сплелись.

И разломавшись на осколки,

Не повстречавшись, разошлись.

Порой мы сами одеваем

Свою судьбу, как лошадь, в шоры.

И навсегда, и напрочь забываем,

Что мир прекрасен, лишь отдёрни шторы.

Неверие в попов.

Доколе нам попов терпеть

Священников ненастоящих

Тех, кто за злато правит смерть

Так ненавидя настоящих.

Уничтожая Русь как силу

Меняя божеские строки

Они всенощно предаются злу

И множат скверные пороки.

Те кто предавши свой народ

И не единожды а чаще

Сказал славян — тупой урод

Скрывающийся в ямах чащи.

Он за барыш отторгнет веру

Неся смятенье и раздор

И сатане отмерит меру

Ведя любезный разговор.

Ты для него лишь раб достатка

Доходная корова в сбруе

Для набивания карманов

Его ты лишь интересуешь.

Они толкают веру в рабство

Назвав отца лишь господином

И с именем его творят лишь гадство

В порыве с дьяволом едином.

Последний аккорд.

Как кровь моя из раненой души.

По скатерти текло багряное вино.

Постой, не торопись и не спеши

Пускай навек остаться вместе, не дано.

Твои пожитки те, что собранны в углу,

Передохнут немного перед дальнею дорогой.

А ты присядь на краешек тахты

И погрусти со мною, ну не будь ты строгой.

Я в одиночестве пустого бытия,

Запомню день сегодняшний навек.

Как вместе были, ты и я,

И как недолговечен счастья век.

Минутку посидим, взгрустнем о том, что потеряли,

И ты уйдёшь за дверь, нырнув во мрак, как в полынью.

А я останусь в нежности печали,

Аккорд последний взяв, порвав последнюю струну.

Жадность

Я не жаден, вы что, всем помочь я готов

Всех люблю и кормлю, И собак и котов.

Я соседям помог. Дал им сахар и соль

С бабкой речи веду, разделю с нею боль.

Жизнь течёт всё ништяк, в общем как у людей.

Заработал на дачках сразу тыщу рублей.

По дороге иду, настроенье атас,

Только слева за что-то цепляется глаз.

Вижу, тётка стоит и плакатик при ней,

На лечение сына не хватает рублей.

Потянулась рука за деньгою в карман,

Но сомнения гложут, может это обман.

Я б на тыщу купил, и пожрать, и попить

Ну а эта «зараза» может тыщу пропить.

Дам я ей пятачок, что в кармане нашёл.

Моя совесть чиста, я спокойно пошёл.

Только гложет душа, не пускает домой

И сыночек на фотке — лысый, еле живой.

Жадность тащит вперёд, совесть тянет назад,

И сжимает рука казначеевский знак.

Я по кругу пошёл, раздирая себя.

Рука гладит бумагу безумно любя.

Снова к ней подошёл и на фото взглянул.

В этих детских глазах сразу я утонул.

Ну нажрусь, как свинья и схожу в туалет,

Ну а женщине хватит на надежды билет.

Руку с силой достал, деньги ей протянул

И в забитые жизнью глаза заглянул.

Покатилась слеза, я прощенье просил.

На душе хорошо, жадность я победил.

Бездомный пёс.

Не прогоняй его не злись и не кричи,

пусть бедолага грязен, жалок.

Он просто проводил тебя в ночи,

От счастья млея, в страхе ожидая палок.

Всего с минуту чувствовал себя в блаженстве, как на пике Эвереста,

Что он кому-то нужен, « не бездомный я», что тут его судьба, его здесь место.

Так не гони беднягу, не кричи

Дай капельку земного счастья.

Проводит и растает вновь в ночи,

Уйдёт туда где голод и ненастье.

Окончание.

И лишь теперь, когда к закату год,

Счастливой жизни, наш стремится.

Я понял всё, любви прекрасный небосвод,

Что я им вволю не успею насладиться.

Пусть мотыльки в любви своей парят,

Без радости и чувства утешений.

Я знаю, тот по жизни виноват,

Кто не познал всех чувств решений.

Кто не горел на пламенном огне любви,

Кто не страдал, не обжигался.

Кто тупо сбрасывал на судьбы «се ля ви»,

А сам познать её и не старался.

Я ж от побед, скрываясь в мрачной тьме,

Травил себя ревнивою надеждой.

Что ты придёшь, пусть даже в странном сне,

И будет в нашей жизни как и прежде.

Нет не тоскливой запертой судьбы,

А взрывы чувств, любви и огорчений.

Не станем как последние рабы,

Зависеть от ненужности сомнений.

Пусть пламя чувства будоражит, кровь,

И пусть, что загадал, не сможет сбыться.

Но это попросту любовь,

И только смелый может ею насладиться.

Истина.

Истина в чём? спросил мудреца,

Словно родного отца.

— Смысл её, так многолик ,

Тихо ответит старик. —

Скряга скажет, она в накопленье.

Пылкий юнец — в своих устремленьях.

У матерей, она в материнстве.

В гордости — скажут лезгины.

В крепком вине, икнув, скажет алкаш.

Хмыкнув, охотник возьмёт патронташ.

Скажет беглец, что свободы глоток .

Плотник, что гвозди и молоток .

Жигало, скажет в удаче распутной .

Хочет банкир, пачки валютной .

Вор — что в ночи, врач — излечился б недуг .

А ты в чем видишь ёё милый друг?

Друг, усмехнувшись, мне тихо сказал ,

Чтоб с дурными вопросами не приставал

Бабник.

Как эльф с изящными словами,

как гном с отсутствием манер.

Ты чертыхаясь пишешь даме.

Такой медвежий кавалер.

Течёт ручьём разноголосица

С бокалом чудного вина,

А мимо голая проносится

Чужая — блудная жена.

А ты уже другую ищешь,

Пытаясь, зло на всём сорвать.

И снова чувства в рифму впишешь,

Стараясь новую поймать.

Плетёшь амуры безразмерные,

в душе пестуя злобную печаль.

И разбивать сердца — чужие, верные,

тебе ничуточки не жаль.

Равновесие.

Как сложно быть премилою красоткой,

Как страшно быть уродкой во плоти.

Всю жизнь смотреть на вялую походку

Всю жизнь иметь блондинкины мозги.

Где грань, что серединкою зовётся,

Где равновесье между небом и землёй.

Весь мир иль восхищает, иль плюётся,

А достаётся лишь тебе одной.

В какую б ты не бросилась эпоху

Надев наряды или паранджу

Во сне тебе всё так же достаётся

Лишь я один тебя бужу.

Не говорю, что ты красива

Уродства к небу не сую.

И лишь со мною ты счастлива

Мне доверяя жизнь свою.

Но как хрупка безумья грань

Где верят в это равновесье.

Когда встаёшь в такую рань,

То в зеркале мелькает только плесень.

Женщина.

Коварство и любовь, как лёд и пламя,

Сыграл с Адамом шутку БОГ.

С тех пор несёт свой крест как знамя,

Не как воитель, а как лох.

За одну милую её улыбку

Погибли сотни миллионов.

и совершит и худшую ошибку,

и за коварство будет бить он тысячу поклонов.

А в вечных поисках любви,

Зачахнет без неё в тоске.

Потопит жизнь в вине как корабли,

А женщина играет им, как пешкою на шахматной доске.

Примирение.

Оставь свои печали за порогом,

И светлым божеством войди в наш дом.

Осталось в жизни нам не так и много,

Зачем держать в груди обиды ком.

Обнимемся, простив всё то, былое,

О прошлом, может быть, немножечко всплакнём.

Оставим за порогом душ плохое

И вместе в мир иной, состарившись, уйдём.

Поле жизни.

Вся жизнь моя, как поле боя,

В грехи вплетается святое.

И смотрят на меня с надеждой ангелы с небес,

А под кустом с ухмылкой манит бес.

Душа стремится к раю, ищет свой покой,

А тело роскоши и быть самим собой.

Рвёт тело на осколки сердце и душа,

О жизнь, ты просто страшно хороша!

Как быть, когда вселенский на земле разлад,

И правым быть хочу, и знаю — виноват.

Однажды на отдыхе.

Лишь солнце осветило рано

Верхушки стен монастырей.

Российских пьяных три барана

Стояли у ворот-дверей.

Махая твёрдою купюрою

Рвались с тоскою внутрь обители.

Но твёрдый золотистый строй,

Встал как стена, не допуская зрителей.

Ворчанье, вой и крики пьяные,

Что скупят всё, разрушат и сотрут.

Не колебали их сознание,

Встающих, как защита тут.

На крики их негодования

К ступеням старец подошел

С клюкой старшинского призвания

И разговоры с ними вёл.

Но, не поняв их речь заморскую,

Он просто им в глаза взглянул,

Остановившись на последнем,

Что глаз своих не отвернул.

И молвил он — войди в спокойствие

Пройдитесь по святым местам.

Возгордились парни холённые.

Бросив бабки к священным ногам.

Старец с тихою и чистой печалью,

На секунду в их лица взглянул.

И клюкою своею огромною,

Пачку денег к огню подтолкнул.

Часов пять те помотались,

Голод тройку назад повернул.

И когда назад собирались,

Самый ярый с обрыва взглянул.

Глядь под камнем горошина светится,

Призывая к себе и маня.

Жалит глаз и белкою вертится,

Светом ярким, как девка дразня.

Оглянулся гость странно-улыбчиво,

На ушедших за двери друзей.

И нагнулся, совсем опрометчиво,

Чтоб находку схватить поскорей.

Поскользнулась нога, тело к пропасти,

Метра три со скалы пролетел.

Руки, словно огромные лопасти,

Замахали, так жить захотел.

На карнизе метровом и узком

Зацепился, спиной к камню примкнул.

В свете странно солнечно тусклом,

В пропасть, вниз, заглянул и вздохнул.

Крики помощи эхо развеяло

По соседним уступам из скал.

Смертным холодом снизу повеяло,

Мир стал узок и мизерно мал.

С полчаса ярился, бахвалился,

Мне помогут, думал, спасут.

А потом быстро сник, запечалился,

Что навеки останется тут.

К богу речи повёл непристойные

— Возьми цацки и помоги.

Только ветер холодный и вольный,

Пыль, играя, крутил у ноги.

Страх пропал, лишь грусть и усталость,

Грусть о том чего не успел.

Жизнь картинкою пробежалась.

О себе, как кино посмотрел.

Как гонял жену недостойную,

Как детей за людей не считал.

И как мать, ныне покойную,

Обзывал и оскорблял.

Сердце сжалось от боли и жалости,

Понял жил для себя, для понтов.

И что вспомнить его будет некому,

Кроме самых заядлых врагов.

Закричал, застонал — прости боженька

Я всё понял, исправлюсь, спаси.

Я хочу видеть лица родимые,

И как дети будут расти.

Слёзы капали водопадиком,

На карниз у кончиков ног.

А в глазах дом с палисадником,

Что никак позабыться не мог.

Слёзы душу мужчины очистили

Словно тёплым омыло дождём.

Он молился чисто и искренне,

Словно был здесь он с вышним, вдвоём.

Душу вывернул он наизнаночку

И поведал о старых грехах.

Словно выкинул с мусором баночку,

Без стесненья, не ведая страх.

Сбоку звук и клюка опустилась.

Уцепился, поднялся — как мел.

Солнце гасло и быстро катилось,

Старец тихо и грустно смотрел.

Подал воду в пиале приземистой.

Русский выпил, спасибо сказал.

И походкой сильной и кряжистой,

По ступенькам спустился со скал.

Солнце спряталось, выпустив стрелы,

Словно яркий и чёткий предел.

Вслед душе чистой и белой,

Улыбаясь, старец смотрел.

Встреча с одноклассником.

По каменной дорожке, солнцем освещённой,

Я быстрым шагом шёл к себе домой.

И окрик — Пашка — радостный и звонкий,

Как на плацу сыграл команду «Стой».

Я обернулся, Витька, крепкие объятья,

Молчание с минуту, прошло немало лет.

Мы были в школе словно братья,

— А ты всё также Витька, с пафосом одет.

На лавке нескончаемым потоком,

Лились воспоминания из нас.

Как жизнь сложилась, у кого, быть может, боком,

Про наш любимый, про десятый класс.

Наговорились обо всём, летело время словно птаха,

Витёк с улыбкой хитрой напоследок в ухо прошептал.

— Я встретил тут на днях «Монаха»,

Что эликсир любовный Светке продавал.

Она ж тебя на танцах опоила,

А помнишь, ты Маринку, так любил.

И на себе тебя, разлучница, женила.

Я хмыкнул. — Почему ты так решил?

Про горький лимонад, с фруктовою начинкой,

Я от жены позднее, после свадьбы лишь узнал.

Но я не пил его, поссорившись с Маринкой,

А просто понял, что не то я ставлю на семейный пьедестал.

Да я любил, она же не любила

И к свадьбе по расчёту нас вела.

А в Светкиных глазах такая сила,

Одним желанием владеть, с ума свела.

Через глаза за чувства ухватился,

И от ответного желанья улетел.

И что связал судьбу, женился.

За двадцать лет ни разу не жалел.

Я понял, что любовь не только то, что даришь, но также то, что дарят вам,

Пусть ты решишь, что Пашка — псих.

В судьбе любимых, должно делиться ровно, пополам.

Её любви хватило на двоих.

Я знаю, Витька, мир, а вы сплеча всё рубите,

Когда к закату жизнь тихонько собралась.

Нельзя женится, лишь на тех, кого вы любите,

Берите в жёны тех, кто любит вас.

Последний бой

Черный дым серый лёд

Над Россией растёт как ком

Зубы сжав, мы идём вперёд

Закрывая душой пролом.

Только черная злая тень

Хлещет нас, скрежеща зубами

Мы умрём пусть кому не лень

Обзывают нас дураками.

Мы уйдем, другие придут

Тот пролом, закрывая душою

Мы уйдем, другие придут

не такие как мы с тобою.

Будет им тяжелей вдвойне

Так как будут они единицы

Чтобы выиграть в этой войне

Им придётся переродиться.

Сбросить с себя шелуху и грязь

И посулы « благих» интервентов

Чтобы всякая заокеанская мразь

Не дарила им комплиментов.

Станут помыслы их чисты

Будут душою они кристальны

Возведут над Россией мосты

Они Веры своей изначальной.

Ту, что сильно втоптали в грязь

Ту, с которою жили деды

От которой коробилась мразь

А России несла победы.

Беда.

Разгон, отрыв и чайкой в небо,

Неслышный свист ударил по ушам.

Мне скажешь с укоризной — «ты там не был»,

Да, может быть, душой лишь был я там.

В салоне суета и смех,

А впереди домой дорога.

Когда обнимешь крепко тех,

Что ждут внизу, осталось так немного.

А в багаже средь чемоданов и коробок,

Упрямо тикает вселенской злобы дар.

Ив час назначенный, стирает сто улыбок,

Щелчок, огонь, разрыв, удар.

Заклёпки веером, как трассы черных пуль,

И смятая обшивка, бумагою мелькает у окна.

Младенец вскрикнет, вжавшись в мамы тело

И всё окутает багровая, слепая тишина.

Застынет в ужасе мгновенье на часы,

Немые крики рванут сердцами в небо.

Чтоб поддержать, хоть на секунду беды отвести,

Душа заплачет, там я не был,

А если б был, то смог ли их спасти?

Любовь

Средь бескрайних снегов

Смолк в лесу волчий вой.

Старый, серый бродяга

Возвращался домой.

Лапы комкали наст,

Снег искрился, скрипел.

Может метров с десяток

До норы не успел.

Слева слышится плач

Голос милой своей

И капкан как палач

Нависает над ней.

Перебитый хребет,

Звон кровавый в ушах,

Меркнет сумрачный свет

В изумлённых глазах.

Серый, пулей сбежал,

Прыгнув через овраг,

И вцепился в капкан,

до крови зубы сжав.

Но сталистый злодей

Закусил словно пёс —

Чу — то запах людей

Ветер резко донёс.

Выстрел, пуля прошла

над его головой.

Серый в дуло смотрел,

Взгляд обиженный злой.

Снова гром, как печет .

С раны хлынула кровь,

Но ни шагу назад,

Сзади смотрит любовь.

Старый раненый волк

Зарычал, вздыбил шерсть.

Не скулил, не сбежал

Гордо принял он смерть.

Телом пули глотал,

Защищая подругу

И сражённый упал

В засвистевшую вьюгу.

Как прощальный салют

Вой волков провожал.

Кровь стекала ручьями, а он

Сердцем к сердцу с любимой лежал.

Вера.

Я ВЕРУЮ, но верую в тебя,

Не в золочённые кресты, не в белую сутану.

И пусть к тебе все сожжены мосты,

Я верить в бога никогда не перестану.

Я их простил и ты прости своих вернейших слуг,

Что ты оставил приглядеть за падшей паствой.

В глазах их обречённость и испуг,

Гордыня, жадность, властность.

Я ВЕРУЮ, но верую в тебя,

пусть отвернётся от тебя весь мир.

Я помолюсь всем сердцем их любя,

Ты для меня отец и командир.

Армагеддон.

Страдая юношеским задором

Пытался он творить добро.

Ходил по землям Святогора

Искоренял обиду, зло.

Но, как труд был его напрасен,

Он понял на границе лет,

Сам человек себе опасен.

Бездушен туп и чести нет.(страшнее зверя просто нет)

Его дела давно забыли

Водой стекая на песок,

Те что когда то святость чтили,

Ко злобе сделали шажок.

И вот в раздумьях он уселся

На край разрушенной скалы.

Под ним бежала вдаль дорога

Там, где маячили миры.

Скажи мне, что не так я делал,

Рванулись крики к небесам.

Зачем напрасно к людям бегал,

И всё пытался сделать сам.

А рядом демон опустился,

Не для боёв или вранья.

Он сам от злобы, страха злился,

С ног отлетала чешуя.

И грустный взгляд его достался

Тому, кто перед ним сидел.

Полился сказ, как он скитался,

Пытаясь сделать кучу дел.

Миры он ссорил и селенья

Пытаясь всех загнать в кабак,

Но непонятные творенья,

Всё реагируют не так.

Пусть рядом кто-то умирает,

В глазах лишь серая тоска.

Не плачет с горя, не стенает,

Душа, как старая доска.

Собрат спокойно нож втыкает

За кружку пенного вина

Жизнь ничего не означает,

Для тех, кто смерть познал сполна

За пойло, мать ребёнка душит,

За злато, сын убьёт отца.

Сосед на горе тупо смотрит,

Как та паршивая овца.

Такое в мире зло творится,

Что не под силу адским псам.

И потому-то демон злится,

Не мог такого сделать сам.

Как тьма и свет они прижались,

От страха к краешку скалы.

Внизу раскатисто ломались,

Катились к пропасти миры.

Сквозь боль.

В бессилье признаётся слабый.

Упал, разбился, поднимайся вновь.

А если жадность к жизни душит жабой.

Отринь свои пороки, оставив к богу лишь любовь.

Увы меня же жизнь учила, что слабым места нет у нас.

За слабость и гнала, и била и часто портила анфас!)))

Поэтому и надо быть нам сталью, чтоб ни невзгодам, ни годам

Мы никогда не подчинялись и говорили АЗ Воздам.

Расплата — да, пусть ад и пламень согреют грешную мою больную душу.

Но я боролся, я старался ошибаясь и клятву "до конца" я не нарушу.

Пусть будет труден мой терновый путь, ответит злобой за добро судьба .

Но я стремился к свету прожигая муть, что делает из воина раба.

К добру.

Темнеет даль в лучах янтарного заката,

Одев листву в златую бахрому.

В обидах, только жизнь не виновата,

Ищи в себе всегда вину.

Отринь всё то, что злобой дышит,

Всё то, что делает тебя противней и страшней.

И лишь тогда создатель вас услышит,

Ты сделай только шаг, давай смелей.

И свет, что в сердце вам проникнет,

С прощением, как эль нам раны лечит.

И радостно душа воскликнет,

И счастьем жизнь нас обеспечит.

Метаморфозы.

Ты был пешеходом добродушным и строгим,

С радостью шёл вдоль домов по дороге.

Всем на дороге всегда ты был рад

Каждый был другом, товарищ, камрад.

Санки лежат — убрал в палисадник,

Здесь их точно отыщет маленький всадник.

Старушке поможешь дорогу пройти,

Со старостью мудрых тебе по пути.

Весь мир для тебя светел и чист,

Будь ты прораб или ты трубочист.

Теперь ты водила куда радость девалась,

Колёса подшипники прочая малость

всё бесит тебя и раздражает.

водила придурок не там разгружает.

Старушка улитка бредёт по дороге,

С каким удовольствием выдернул б ноги.

Куча игрушек мне наплевать .

Раздавим в секунду не будут бросать.

Стал весь мир против бедняги меня.

Нету милей мне родного коня.

Холю лелею и чищу его,

Люди вокруг и зверьё и ворьё.

Так что задумайся друг за рулём

Ты быстро становишься быдлом, скотом!!!

Судьба.

Судьба — так многие кричат,

стараясь на неё свои обиды возложить.

А нам создатель право дал

Свою судьбу по-своему вершить.

Он дал нам то, что сами у себя отняли,

Ответственность за жизнь нелёгкую людскую.

Боимся рока, гороскопы по углам распяли,

Считая, что заранее всучили нам судьбу такую.

Гадалок слушаем с смирением глупцов,

Рот свой, открыв от удивленья.

А как же, нам откроют от судьбы покров,

Прогонят страх, развеют все сомненья.

Не слушай идиотов и лжецов,

Что мозг твой вынесут с улыбкою Годзиллы.

Ты в жизни главный и судьба есть твой улов,

Смирение лишь только для могилы.

Не красавица.

Ты считаешь себя некрасивой.

По дороге бредёшь, опустив скромно взгляд.

Твоё сердце терзает ретиво,

Что нельзя обернуться назад.

Пусть душа и чиста, и нарядна,

Но её не видать, как и глаз.

Ты закрыта и непроглядна.

Не оставишь и маленький лаз.

Может счастье и рядом с тобою,

Но не пустишь, захлопнула дверь.

Ты закончишь на пару с тоскою.

Это мной пережито, поверь.

Сбрось с себя одеяло испуга.

Да. не сразу тебе повезёт.

Но ты рвёшься из сонного круга,

И ломаешь невзрачности лёд.

И судьба под напорами страсти

Сдастся сразу и скажет тебе,

что теперь, лишь в твоей только власти

выбирать жениха по себе.

Собиратель.

Я собиратель с детских лет,

Ни фантиков, и ни игрушек дорогих.

Того, чей не увидишь след,

Лишь то, что ценно нам в мирах иных.

Она для сбора так невзрачна и убога,

Лишь иногда, как яркий поцелуй.

Расчёты ей ведут у бога,

С прощальным криком АЛИЛУЙ.

Но я не одинок в стремленье,

И в собирательстве моём.

Есть чёрное по силе повеленье,

Что чаще заглянёт в ваш дом.

Он, как и я, извечный собиратель,

Но только он дарует больший куш.

А я так прост, я даже не создатель,

Мне не везёт на ниве душ.

Собачья жизнь

Уныло разгребая снег,

Бредёт вперёд, пути не зная.

А рядом бродит человек,

Его совсем не замечая.

А если взглянет, подойдёт,

То только посюсюкать может.

Погладит и опять в полёт,

А в животе стенает, гложет.

Слезятся старые глаза

В них вызывая умиленье.

Но только высохнет слеза,

В глазах их снова отвращенье.

Бредёт, он злобу обходя,

Что пнуть и стукнуть палкой может.

Им ничего, не говоря,

А в животе стенает, гложет.

Кусок, замёрзший на снегу

Беззубым ртом, навряд ли сможет.

Кто пошустрей, те на бегу

Отнимут и его догложут.

И снова в поисках еды,

Бредёт вперед, пути не знает.

Двуногий не подаст воды.

Он ничего не замечает.

И холод, голод, стужа злая

Его обидеть норовят.

Кругом пирует жизнь чужая.

Скажи, ну в чём он виноват?

Не подбирай слова, не тереби, не надо

Ещё сильнее ранить мою душу.

И моя фальшь не будет вам наградой,

Я как дельфин, что выброшен на сушу.

Мне жалость хуже пламенного солнца,

Что изнутри меня и сушит, и сжигает.

Пустой я, выпит я до донца.

Лишь тот кто предан, это понимает.

Любовь и дар, и яд, и вечная отрада.

Любовь всё то, что нужно нам

И то чего нам никогда не надо.

Она стремленье наших душ

Она же враг в засаде.

Она ласкает нежно слух.

Она же в душу гадит.

Слепой.

Трудна судьба у всех людей,

Корпит над жизнью своей бренной

И добрый малый, и злодей,

Всё как всегда в родной вселенной.

Сидит на лавочке старик,

Свет божий с детства не касался глаз.

Казалось спит и головой поник,

Я рядышком присел, а он с ухмылкой начал свой рассказ.

Не надо малый на меня глядеть,

С тоскою грустной к жизни укоризны.

Да, я слепой, но если в корень зреть,

Вы слепы сами от рождения до тризны.

Гляди, красотка, плещет по ушам, о верности тирадой длинной,

Сама ж спокойна, холодна и пахнет от неё другим мужчиной.

А он размяк, купился — лох босой.

Скажи мне малый, кто ж из нас слепой?

А там, в углу, девчушка скорбь сливает,

Той, что подружкою своей считала.

У той от радости, аж сердце чаще биться стало,

сама же с грустью головой кивает.

И так весь мир, покрытый ряской лжи,

Смердит и потихоньку загнивает.

А то, что на поверхности увидишь ты

Вас, всех слепцов, нисколько не пугает.

Меня создатель наградил,

Тем, что от плевел зёрна отделяет.

И видеть то, каким есть мир,

Каким его никто не знает.

Поднял клюку и усмехнувшись снова,

Поворошил рукой мои вихры.

Ушёл во тьму, мне не сказав ни слова,

Моих фантазий он зажёг костры.

Казанова.

Простите милые простушки,

Что на любовь, как мотыльки.

Несётесь, прижимая ушки,

Спастись от горя и тоски.

Я чёрств, увы, и сердце камень,

Душа замёрзшее бревно.

В одних глазах остался пламень,

То, что привлечь других должно.

Пара недель и вы сгорели

В холодном пламени моём.

Об этом зная, вы не смели,

Перечить, лишь бы быть вдвоём.

Вам одиночество не в радость,

Уж лучше праздничный обман.

Одна в тиши, какая гадость,

пусть хоть не долгий, но роман.

А мне не в радость даже утро,

Что я в постели повстречал.

Мне гадко, так противно, жутко,

За что господь так осерчал.

Простите милые простушки,

Что не сумел любовь сберечь.

И пеплом оседают мушки,

Сгорев, касаясь моих плеч.

У зеркала

Я знаю, красота не вечна

И тлен своё когда-нибудь возьмёт.

Сейчас ты хороша, беспечна,

А завтра всё наоборот.

Ты в зеркало с печалью тихой взглянешь,

Разгладишь бугорки-морщинки тёплою рукой.

И мне с улыбкой грустной скажешь

«как я люблю тебя такой?»

Я тоже улыбнусь с грустинкой,

Тебе, ответив, крепко обнимая.

«была ты в жизни лучшей половинкой,

Пускай ты даже не святая».

Обращение.

Просил я бога дай мне сил

И он, конечно же не дал.

Я небеса, создателя просил

Коль я тщедушен, слаб и мал.

И сверху глас в меня проник

Ты сила сам и есть

Не из пустого ты возник,

Коль храбрость есть и честь.

В свою ты душу загляни

Откроешь силу в ней

И нет на свете ничего

Твоей души сильней.

Молитвы вздор пустых словес

Качают небеса

Ведь я в тебе, с тобой я, здесь

И в радости и в горе полоса.

Меня ты можешь лишь изгнать

Расстаться навсегда

Но вот зачем без толку звать

Когда мы вместе ты и я .

Свою ты душу попроси

Она и силу даст

Когда в душе добро и честь

Создатель не предаст.

Сон на рассвете.

Не буди рассвет, не буди,

Мне так мало хорошего надо.

Успокойся, приляг на груди,

И не рвись в окно как торнадо.

Вместе нежный досмотрим мой сон,

Он тебе приглянётся тоже.

Там любовь, что берём мы в полон,

Всё по нраву? По твоей улыбчивой роже.

День пройдёт. Остановишь на время полёт,

Солнце с грустью, в зените оставит.

И стремглав мне на грудь, ждать, как сон подойдёт,

В приключения нас отправит.

Там нет серости будней твоих,

Нету злобы, других безобразий.

Замирает вселенная, нас оставив одних,

На границе наших фантазий.

Настоящая вера.

Я с сатаною обошёл две тысячи церквей

Везде он только улыбался ,

И дым чадящих там свечей,

Вдыхая, томно наслаждался.

Всё в злате, жемчугах искрилось

Ни капли той небесной сути

И сколько зла видать творилось

Доволен демон был до жути.

И лишь в старинной деревеньке

В церквушке деревом сиявшей

Не смог ступить он за порог

Обители нам веру давшей.

Ушёл, состроив злую мину

Поняв, что вера не ушла ,

Что в трудную для ней годину

Пристанище себе нашла.

Нашла в далёких деревеньках

Где злату люди не сдались

Душа и вера там навеки

В одно единое слились.

Край.

Я не прошу у вас пощады и прощенья,

Ни сладкой неги, ни священной робости.

Я лишь хочу понять, до самоотреченья,

Как я попал на край огромной пропасти.

Зачем свои душевные порывы,

Что поверял я миру и тебе,

Разбиты в прах и говорю с надрывом

О будущей своей судьбе.

Зачем старался, пыжился, метался,

Стараясь всюду и всегда успеть.

Страдал и мучился, влюблялся,

Крапал бумагу и пытался петь.

Как жаль, что понимание приходит

Так поздно, лишь на склоне лет.

И что вернуть обратно годы невозможно.

Судьба даёт в один конец билет.

Утро

Я проснусь, пробегусь по росе,

Раскрывая в полёте руки.

По нескошенной полосе.

Один в поле, но нет чувства разлуки.

Солнце ласково мне подмигнёт,

Обнимая на миг, опалит сильно-сильно.

И растопит полночный лёд,

Смоет грязь, что в душе обильна.

С ним под ручку словно юнец,

Я рвану вширь степных просторов,

Выпью воздух, словно бальзам,

Без упрёков и разговоров.

Босиком по проросшей стерне,

Задыхаясь от счастья и ласки.

Этим мигом счастлив вполне,

Очутившись в прекрасной сказке.

Потом снова к земным делам,

Ненадолго застряв в полёте.

Луч проводит нас по домам,

К опостылой, но нужной работе.

Лекарь душ.

Глаз не видно под шапкой лохматой,

И протянута в вечность рука.

Не богатства он ищет, не злата,

Хочет, чтоб совесть была крепка.

Пусть не всегда ему кинут в котомку,

Заскорузлый рабочий пятак.

Но он крепко вцепился в постромку,

У души, юркой словно судак.

И казалось бы мимо проходишь

И ему ничего не даёшь.

Только чувствует, сколько ты стоишь,

И продашь ли душонку за грош.

Но когда, тихо звякнув, бросаешь,

Ты монету в разжатый кулак.

Не он, больше ты получаешь,

Душу вычистив, вырвав злобы сорняк.

Призрачные корабли.

Словно сонмы потерянных душ,

Надо мною плывут облака.

Мир людей непонятен и чужд,

И чья жизнь безмятежно легка.

Очертанья меняя вдали,

Ведут с нами немой разговор.

Невесомые корабли,

Словно совести нашей укор.

Белизною радуя глаз,

Чистотою сердец, как дитя.

Моют наших фантазий алмаз,

Бесконечно и мило любя.

И очистивши души свои,

Отыграв судьбоносную роль.

Провожаем вдаль корабли,

Что уносят с собой нашу боль.

Современность.

Тугой комок

Взрывает плоть.

Промок, промок,

Проклятый дождь.

Под сапогами только лужи,

И солнце диском в темноте.

Скажи, кому сейчас ты нужен,

С тобой идут не те, не те.

Когда же свет,

Да к чёрту ночь.

В толпе один, навет, навет.

И некому тебе помочь.

И жилы рвёшь,

В надрыве дней.

Хапай, хапай,

Скорей, быстрей.

И снова в грудь тугой комок,

Взрезает душу, мутит кровь.

Я под дождём насквозь промок,

И рядом платная любовь.

Современность.

Тугой комок

Взрывает плоть.

Промок, промок,

Проклятый дождь.

Под сапогами только лужи,

И солнце диском в темноте.

Скажи, кому сейчас ты нужен,

С тобой идут не те, не те.

Когда же свет,

Да к чёрту ночь.

В толпе один, навет, навет.

И некому тебе помочь.

И жилы рвёшь,

В надрыве дней.

Хапай, хапай,

Скорей, быстрей.

И снова в грудь тугой комок,

Взрезает душу, мутит кровь.

Я под дождём насквозь промок,

И рядом платная любовь.

Упущенное.

Как же жаль, что прожита жизнь,

Как мгновение, без остатка.

Мне не жаль, пусть без достатка,

Грустно, что покатилась вниз.

Я истратил её на склоки и ссоры,

На ненужных, чужих людей.

Оттого становился злей,

Словно в дом пробираются воры.

И стремленья свои в кулак,

Не дай бог отпустить на волю.

Сам избрал незавидную долю,

Не любил себя, это так.

А теперь оправдаться поздно,

Муза сдохла в порыве нытья.

Словно был или не был я,

Судья судит поступки грозно.

Пропавшее чудо.

Исчезло волшебство экрана,

Усохла, как тщедушная душа.

В притихшем зале два барана,

Жуют попкорн свой не спеша.

А раньше, помнишь друг, что было?

Рвались мы с персонажем в бой.

Сейчас пропало и остыло,

Качок на белом правит, не герой.

Мы там смеялись, а не жрали,

И не вели между собою тёрки.

Актёрам сопереживали,

А помнишь…, поцелуи на галёрке.

Мы шли в кино очиститься от зла,

Душой и мыслями обогатиться.

Сейчас на нашем месте два козла,

Что будут жрать, плевать и материться.

Примирение.

С одиночеством трудно смириться,

Пожалей меня, не гони.

Мы успеем с тобою проститься,

Убежать от пропавшей любви.

Может, просто тихонечко сядем,

У разбитых от склоки ворот.

И прекрасным ликёром помянем,

Этот дикий разнузданный год.

Скинем горестей рваные робы,

Что опутали души слегка.

Поцелуемся тихо, без злобы,

Чтоб вернуться наверняка.

И в обнимку, встречая рассветы,

Провожая закаты свои.

Бросив в мусор, лжи кастаньеты,

Вспоминая о нашей любви.

Обиды.

Я по камешку, по песчинке обиды копил,

Собирал, словно золото бытия.

Лишь потом осознал, что просто не жил,

Обливаясь дерьмом, как свинья.

Нёс я торбу с камнями наперевес,

Как какое-то чудо, как стяг.

Веселился над моими потугами бес,

Усмехался, во, точно дурак.

Я очнулся лишь у обрыва, когда

Камни резко рванули вниз.

И холодная, чёрная злобы вода,

Закрывала мой жизненный лист.

Бросил торбу, свободы глоток,

Я как пряный настой вдохнул.

Ухватился за совести поводок,

И воспрял, не утонул.

И с тех пор моя торба для обиды дуршлаг,

Оставляет только Добро.

В жизни снова полный аншлаг,

И душа, как серебро.

Приоритеты.

Злоба часто, как жаба душила,

Я старался её изменить.

Только зря закусил удила.

Надо было, просто любить.

И сомнения поздних гуляний,

Лютой ревности, мешающей жить.

Полз к бутылке для излияний,

Когда мог, просто простить.

Нервы рвал, как паутину,

Пополам себя разделить.

Сам себя загонял в пучину,

Не умея с радостью жить.

Вот уже наш песочный вал,

И нельзя ничего изменить.

Жизнь свою провоевал,

Надо было просто любить.