Музыка для Элинор

Давным-давно на берегу бескрайнего океана жил в одиноком каменном домике молодой музыкант. У музыканта были длинные пальцы, чудесный голос и необычайно красивые голубые глаза, но не было никого, с кем он бы мог поделиться своей музыкой. У юноши не было прошлого, не было воспоминаний. Он жил лишь своей музыкой, которая была для него всем на свете.

Единственными его слушателями были ветер, скалы, море и птицы, которые все время кружились над каменным домиком. Но не стоит думать, что музыкант никогда не видел людей, и что жил в тех краях совсем один. Нет, он видел людей в деревушке, что стоит у подножья могущественных скал. Они бегали, смеялись и пели какие-то странные и незнакомые музыканту песни, которые зачаровывали его и манили. Но он никогда не был в деревне, лишь изредка приближался к ней по заросшей тропинке, вглядываясь в маленькие окошечки. Юноша боялся тех людей. Они были совсем другие: вечерами веселились и прыгали через костер, а днем плакали и ругались, что снова голод. Но думал он о них редко.

И днем, и ночью, и летом, и зимой музыкант творил. Его музыка лилась из-под пальцев волшебными звуками, переходящими из шума волн в шелест листьев, а из ударов грома в звон маленьких колокольчиков. Он закрывал глаза и взлетал высоко над океаном, над скалами и над миром, душа его растворялась в сказочных переливах музыки, и он улыбался своей чарующей улыбкой. Он был счастлив, или считал, что это так.

Но однажды ночью, когда разливалась в воздухе его чарующая мелодия, из распахнутого окна своего дома музыкант увидел странный силуэт, который направлялся прямо к нему через вересковые заросли и каменные завалы. Силуэт шел уверенно, будто бы светило солнце, а под ногами был рассыпчатый песок. Когда же незнакомец приблизился настолько, что ночной мрак позволил различить его лицо, музыкант увидел хрупкую и длинноволосую девушку. Музыка тотчас же оборвалась. Его руки повисли в воздухе над клавишами, а рот приоткрылся от изумления. Он уже хотел воскликнуть, но вопрос замер у него на устах, когда он увидел, что незнакомка остановилась в тот момент, когда оборвалась музыка. Юноша сделал над собой усилие и снова начал играть. Тогда незнакомка снова начала делать шаги по направлению к маленькому домику, пока, вытянув вперед руку, не обнаружила перед собой стену. После чего, прильнув к ней обеими руками, стала искать дверь. Рояль стоял у самого окна, и когда рука девушки легла на подоконник, музыкант обхватил ее холодную руку своими длинными пальцами. Девушка вздрогнула от испуга и попыталась вырваться, но он дал себе обещание, что ни за что ее не отпустит, пока не узнает кто она. Кто та, что в одно мгновение перевернула весь его мир? Ворвалась свежим бризом в его душную комнату, заполнила ее ароматом цветов и забрала его душу, доныне не знавшую печалей.

— Кто Вы?! — вырвался вопрос из самой глубины сердца музыканта.

— Мое имя Элинор, — почти шепотом ответила девушка, чей взгляд был направлен куда-то вдаль: — Я услышала эти красивые звуки, когда гуляла вдоль берега у Большой Воды, и пошла за ними. Они привели меня сюда.

Музыкант привел ее в большую и светлую комнату, наполненную еле уловимым запахом книг и ароматом сирени. Эта комната, с огромным окном, которое выходило к океану, и с роялем, занимавшим половину всего пространства, выглядела настолько уютной, что в ней хотелось остаться навсегда. Но Элинор не могла видеть комнату молодого музыканта. Она могла услышать его музыку, дотронуться до многочисленных книжных полок, почувствовать дурман сирени, но не увидеть. Элинор с рождения не видела и знала мир лишь по звукам и запахам. Несчастная девушка никак не могла понять: что такое Океан? Что значит «синее небо»?

Юноша опустил ее руку на клавиатуру инструмента. Она нежно погладила ее пальцами, а затем надавила на одну из белых клавиш, и одинокий звук разрезал тишину, рассыпавшись эхом по комнате. Элинор испугалась и отпрянула. Музыкант лишь улыбнулся и, сев на табурет, вновь начал играть. Девушка слушала его с благоговейным трепетом, слегка шевеля губами и крепко сжав свои ладони. Казалось, мир остановился для них двоих. Он играть с таким вдохновением, с таким порывом, будто бы от этого зависела его жизнь. Она сердца былись отныне в один такт, подражая прекрасной музыке, которая рассыпалась мелким серебром и гремела грозовыми раскатами и пела голосами райским птиц.

— Позволь мне иногда приходить к тебе, — робко сказала Элинор, когда он закончил играть.

— О Элинор! Ты можешь приходить в этот дом в любое время! — ответил музыкант с горячим порывом, какой так свойственен юности.

— Я буду идти на звуки твоей чарующей музыки, ты только играй… — не то умоляюще, не то повелительно произнесла она.

С тех самых пор его мысли занимала только эта длинноволосая девушка. Он писал музыку и играл лишь для нее, и это стало смыслом его жизни. Все его прожитые годы до появления Элинор казались ему сном, серым дождем и темной пещерой, которую озарила Она своим светом. Музыкант не замечал ничего вокруг, не наслаждался пением птиц и не созерцал закат, как это было прежде. Перед его глазами всегда стоял образ Элинор, ее руки с тоненькими запястьями, губы, нежные, словно лепестки чайной розы и дрожащие черные ресницы. Он подскакивал от радости, когда видел вдали ее приближающийся силуэт. Музыкант играл, и они вдвоем становились одной частью его музыки.

Но в один осенний день она не пришла, но музыкант не переставал играть; музыка звучала отчаяннее, громче. Но, не смотря на все усилия юноши, вересковое поле оставалось пустым, а на звуки рояля откликалось лишь одинокое эхо. Он играл день, два, не переставая, с мольбой взирая на заросшую деревенскую тропинку и на берег океана.

Вот закончилась зима, но он не давал покоя ни пальцам, ни душе. Когда отцвели вишни, музыкант отправился в деревню и выяснил, что Элинор умерла в конце осени. Он долго сидел на крыльце ее дома и о чем-то думал, опустив голову на руки. Домой он больше не вернулся.

Летели года, и каменный домик стоял пустым, и в нем не слышны были более не Его музыка, ни Ее хрустальный смех. Все, казалось бы, осталось по-прежнему: распахнутое настежь окно, огромный старый рояль, заваленный нотами, и запыленные стопки книг, томившиеся на деревянных полках. Исчезла только мелодия жизни, дыхание. Теперь только над океаном ветер изредка проносил неуловимые звуки рояля и чей-то глухой и протяжный стон: «Элинор! Элинор!»