Лесная девочка

Рыжий Владька появился в первых числах июня. Вера увидела, как он мчался по дороге с горы и, словно всадник, подскакивал в седле своего велосипеда.

"Вот дурак, сейчас свалится" — подумала она. Но он промчался мимо, дребезжа по булыжникам железом велосипеда и, притормозив где-то далеко впереди, развернулся и направился к Вере. Остановился и немного свысока и, как ей показалось, нагловато, спросил:

— Ты живешь здесь?

— А тебе-то что? — дернула она плечиком и пошла по дороге. Да, она жила здесь, в этом лесу, в деревянных бараках с родителями и младшей сестрой. Она ходила в школу два километра по лесу и ничего не боялась.

Летом здесь поселялись дачники. На выходные часто приезжали родственники отца из города. Ахали и охали: "Как здесь чудесно!" "Какой изумительный воздух!" "Какое красивое озеро!"

Она не любила ни тех, ни других. Дачников за то, что они держались чуть-чуть свысока и иногда дарили поношенные вещи. А родственников за то, что, пообедав, уходили гулять по лесу, купаться на озеро, оставив горы грязной посуды, и мама её мыла, таская за полверсты воду из колодца.

Вера очень любила маму и жалела её, красивую, добрую, ласковую. Отец привез их из Сибири и поселил здесь, под Ленинградом, до прихода очереди на квартиру. И вот уже 6 лет они стоят в этой очереди. И мама, её такая хрупкая и нежная мама, носит воду на коромысле, пилит с папой дрова, а когда он не видит, тихо плачет. И выйти-то здесь некуда, а родня и подруги остались в далеком городе.

Вере идет тринадцатый год. Она любит эти места, но как-то не так, как приезжие. За шесть прожитых здесь лет они вошли в неё каким-то тайным, бессловесным восторгом. Здесь всё её. Вот осинка с дрожащими листиками, вот ель, высоченная, с красными смоляными шишками на верхушке, а вот сосна, на которую она не раз залезала и с которой любит сколупывать застывшую смолу и жевать. Почему-то на одних соснах смола сладковатая и хорошо отлипает от зубов, а на других горчит. А вот смола с ёлки часто крошится, но если удаётся её разжевать, она становится нежно-розового цвета, а не желтоватого, как с сосны.

Вера идет по дороге с небольшими ведёрками. Вот спуск к озеру, на берегу которого колодец. Спуск крутой и песчаный. Мама проклинает его, потому что нести ведра с водой на коромысле вверх по нему одно мучение. Владька тихо едет сзади: "А я знаю, как тебя зовут, тебя вчера вечером мать домой звала..." Вера молчит. Он старше неё, это видно, да ещё приезжий. Вере почему-то кажется неприличным разговаривать с ним. Ей ещё никто их мальчишек не нравился. Вот её подружке Люське, которая на два года старше, очень нравится Юрка из дома около озера.

Люська даже уговорила Веру купить на двоих какие-то духи и пудру в картонной коробочке, забрав у Веры скопленные ею деньги, и они вместе спрятали покупку на чердаке под доской. А потом Вера захотела посмотреть на покупку ещё раз, полезла на чердак, а там уже ничего не было. И кто взял?

Люська один раз целовалась с Юркой. Но даже думать об этом Вере почему-то страшно. Кажется, что её строгий отец может прочитать эти мысли. Он проверяет Верин дневник каждую неделю. Смоотрит внимательно, долго, и молчит. А Вера стоит рядом, и где-то внизу живота бегают противные мурашки, даже если в дневнике одни пятерки. Отец как-то сказал: "Тройка хуже двойки. Тройка — это серость." Вера не поняла, почему. Учеба ей дается легко, но теперь даже четверки её пугают...

Вера зачерпнула воду, наполнила ведра. "Давай помогу" — Владька протягивает руку. "Нет" — испуганно вскрикивает Вера. "Какая-то ты странная" — говорит Владька и уезжает.

Вера тихо, часто останавливаясь на песчаной горке, тащит небольшие вёдра.

После обеда она свободна. Берет городки, которые ей выстругал отец, и выходит на дорожку около дома. Она знает, стоит ей начать расставлять бабки, кто-нибудь окажется рядом: сопливый Шурка, который младше её на два года и которого она защищала зимой от мальчишек, а потом он, помирившись с ними, сам же кидал в неё ледяшки. А может Пашка, её ровесник, которого мама иногда приглашала пообедать с ними, потому что у него нет отца, мать с утра до вечера на стройке, а четверо её полуголодных детей предоставлены сами себе. Может, кто-то из девчонок подойдет...

Но подходят черноволосый Вадька с приятелем Гришкой — дачники. Расчерчен квадрат, составлена фигура. Вера запускает биту. Неплохо, осталась одна бабка. Бьёт Вадик. Этот дачник — изнеженный мамин сыночек. Бита не долетает до квадрата. Появляется рыжий Владька, как его про себя окрестила Вера, узнав его имя. Он снисходительно смотрит на чередующихся игроков, потом берет биту и выбивает за один раз все бабки. Так, сменяя друг друга, они играют часа два. Потом Вера вытаскивает из сарая новенькую, блестящую, голубую с яркой сеткой на заднем колесе "Ласточку", единственную во всей округе, и воссев на неё, медленно катит по лесной дорожке. Она любит разъезжать по дорожкам и лесным тропинкам одна. Здесь много только ей известных, заветных мест: вон на той полянке обычно растёт крупная земляника; а в том логу, где много трепещущих осин, она собирала гербарий. И ей, не трусливой девчонке, вдруг стало страшно. Ей показалось, что кто-то на неё смотрит. Она помнит, как дрожали разноцветные, от зеленого до ярко-красного, листья осин высоко над головой, а она сидела, как прикованная, не в силах убежать, и боялась пошевелиться...

Сзади послышалось шуршание колес. Это Владька. Он обгоняет её и преграждает путь. Вера соскакивает с велосипеда:

— Что тебе надо?

— Сегодня в клубе фильм… Ты пойдешь?

— Вот ещё… Делать что-ли нечего?

Клуб там же, где школа, за два километра по лесу. Строгий Верин отец никогда не пустит вечером в кино — даже нечего спрашивать… Зато дома у них есть телевизор. Они смотрят в него через пузатую линзу, в которую залита очень чистая вода. Они первые купили телевизор, и сначала соседи ходили каждый вечер смотреть его.

Вера разворачивает велдосипед. Она не хочет, чтобы их видели вдвоем далеко от дома, хотя может не один час пройти, прежде чем на этой дорожке кто-нибудь появится. Отношение к мальчишкам у Веры особое — она всегда их как-то отделяла от себя, держала на расстоянии и, может, именно поэтому они не обделяли её вниманием, оказывались в её круге, если не в подчинении. Не то чтобы она верховодила ими: для этого, наверное, должна была бы быть "своим парнем". Она же была девочкой довольно хорошенькой, с точеной фигуркой, но при этом чувствовалась в характере какая-то непреклонность и самостоятельность. "И чего пристал к ней этот дачник?! Сколько ему — четырнадцать, пятнадцать?.. Да еще и дачник..." Гордо усевшись на свой новенький велосипед, Вера усиленно жмет на педали. Владька не отстаёт...

Проснувшись на другое утро, она вспоминает вчерашний день. Что-то такое новое, непонятное сидит маленькой занозой в душе. Что же это?

Позавтракав, она с книжкой в руке бежит за дом, в лес на свою любимую полянку. Как здесь хорошо, тепло и уютно. Солнце уже высоко. Полянка небольшая, покрытая ковром белых земляничных цветов. Жужжание шмелей. Посередине — старый пень, а вокруг полянки низкие лапы молодых елочек, ограждающие её со всех сторон, отделяющие от большого, непонятного и немного жутковатого леса. Нет, читать не хочется. Что-то тревожит душу. Интересно, а сегодня Владька тоже будет ходить за ней по пятам?

К обеду становится душно даже в лесу. Жара. Надо бежать на озеро. Там уже визг, плескание, смех...

Вера входит в воду. Мальчишки поднимают брызги, девчонки визжат. Владька делает вид, что не замечает Веру. Впереди столбики, за которые ребята обычно не заплывают. В этом месте озеро шире. Дальше оно сужается до небольшой протоки, а потом снова вырывается, образуя новое озеро, и так несколько раз. Поэтому его называют Долгое. Вера училась плавать сама. Она легко доплывала до столбиков и обратно. Но сегодня ей захотелось переплыть на ту сторону озера. Страшно. Она взяла мяч, обхватила его одной рукой, и поплыла.

Столбики позади, вот уже середина озера. Захватывает дух, и весело, и жутко. Она гребет одной рукой и отталкивается ногами. Вот уже и другой берег… Устала, но не очень. Полежала на нетоптаной траве и обратно. Вот и столбики миновала. Вылезла на песок, побежала по заброшенному финскому фундаменту неподалеку от берега, по его раскаленным лентам, согреваясь и отряхиваясь, оступилась, упала. Больно ободрала ногу. Бежит Владька. Срывает подорожник: "Приложи". И смешно, и стыдно. "Ерунда" — говорит Вера, и снова в воду. "А теперь я поплыву без мяча, всем назло, чтоб не смеялись, что я упала."

Вера заплывает за столбики. Вот уже середина озера. Двумя руками гребется быстрее, силы еще есть, но начинает подступать страх. "Я не боюсь, я доплыву" — твердит себе Вера. Начинает не хватать воздуха, а берег еще не рядом, еще глубоко, страшно вставать: дно здесь илистое, не то что на том берегу. Доплыла, руки занемели, мелькнул ужас: как же обратно? Лежала на берегу, отдыхала долго. Потом вошла в воду и поплыла: "Я должна доплыть, я не трушу." Вот и столбики. Силы на исходе. Дураки-мальчишки с берега кинулись навстречу, брызгают в лицо, а дышать уже нечем, недолго и захлебнуться. И нет сил двинуть им, заорать… Владька хватает за руку, дотягивает до берега...

С этого дня он не отходит от Веры. Она знает, где бы она ни была, выйдя из дома — он рядом. Нет, не рядом с Верой, а где-то близко. Отец сердито посматривает за ужином, а приехавшая отдохнуть тётя Зина говорит: "Какой воспитанный мальчик! С утра ходит около дома, всегда вежливо поздоровается..." Вера не понимает, чего надо бояться, но почему-то ей страшно отцовского взгляда, когда тетя Зина говорит о Владьке.

Теперь, просыпаясь каждое утро, Вера чувствует какую-то беспречинную радость, словно что-то должно произойти. Она уже не сомневается, что выйдя на улицу увидит Владьку, что куда бы она ни пошла: на озеро, в лес, за водой или в магазин — он весь день будет поблизости, один или с приятелем.

Владька уже познакомился и подружился с мальчишкой, который нравится её подруге Люсе. Однажды подруга позвала Веру пойти на песчаный карьер в трех километрах от дома. Там росла крупная земляника. Пошли и мальчишки — Владька с Юрой. Девочки шли впереди, а мальчишки сзади. Разговор был ни о чем. Пекло Солнце. Под ногами скользили осыпавшиеся хвойные иголки. Вера нанаклонилась, взяла в руки старую шишку: из неё посыпались семена-парашютики. Она подняла голову. Рядом стоял Владька. Лицо его в рыжих веснушках горело. Вера кинула в него шишкой и побежала вперед. Сердуе отчего-то сильно колотилось. Потом все вместе ели землянику, прыгали с кромки карьера в песок, брызгались в воде, но смотреть в лицо Владьке Вера не решалась.

Кончалось лето. Уезжал Владька с матерью и сестрой в двадцатых числах августа. Вера видела из окна, как за ними пришла машина. Ей не хотелось выходить на улицу. В дверь постучали. Младшая сестра Владика разжала ладонь и протянула Вере записку. Владик просил её выйти за дом на полянку, её любимую полянку. Она пришла. Владька был уже там. Он почему-то молчал. Молча протянул ей свернутый листок. Они стояли друг против друга, и тоска, предчувствие какой-то утраты сжимали её сердце. Вдруг Владька как-то неловко наклонился, обхватил её за плечи и чмокнул в щеку. Она испуганно отшатнулась. Он резко повернулся и побежал.

Вера развернула листок: "Я люблю тебя, лесная девочка", и адрес, его адрес.

Какой-то комок сжал горло. Потом слёзы, непонятные слёзы хлынули из глаз. Вера еще долго сидела на старом пне опустошенная, ко всему безразличная. Когда она подошла к дому, владькиной машины уже не было.

Через полгода подошла очередь на дологожданную квартиру, и Вера с родителями перехала жить в новый дом в небольшом курортном городке. Это были счастливые дни для их семьи: мама без сожаления распрощалась с далеким колодцем и полупустым магазином за два километра по лесу. Да и по удобствам на улице никто не скучал. Только Вера тихонько тосковала по своей любимой полянке, на которой, ей казалось, осталось что-то хрупкое, нежное, необъяснимое, что иногда слышалось там, в лесу, в шелесте листьев, тонком пении какой-нибудь птички, легком дуновении ветерка. И сама тоска казалась почему-то голубовато-прозрачной, хрупкой, от неё сладко щемило сердце и наворачивались совсем не горькие слёзы. С Владькой Вера больше не виделась.