Мех 9/1. II Часть. Дефиле

На неделе Дмитрий уехал в отпуск к себе домой в Калининград, и я отправился в Океанариум один. Я спросил Аньелу, и меня проводили в служебное помещение, к вольеру, где она кормила морского котика.

Аньела сидела на коленях, опираясь своими красивыми загорелыми бортиками на пятки, и держала в вытянутой вверх руке рыбёшку. Этот кот, сволоч морская, навалился на мою девочку, похлопывал её ластами по бёдрам, и щекотал усами её грудь. Я был вне себя от ревности и зарычал на животное. Котяра огрызнулся, схватил, наконец-таки, рыбёшку и плюхнулся в воду. Аньела встала, обтерлась полотенцем и подбежала ко мне.

– Ну, наконец-то, пан Максю пожаловал ко мне. Я так соскучилась, – и она обняла меня.

– Аньела, лапочка, я тоже соскучился, – и я прижал её к себе сильнее. – Мы же договаривались на выходные?! сегодня – воскресенье.

– Аэм ждува тебя аж в собботу. На час я уже швубодна.

– Как на час?!

– Да ты не спонял меня! Вшистко! всё на севодню! Я буду стараться по-русски, ты меня попрувляй.– Да-а, попу надо тебе поправить, – и я помог ей расправить трусики купальника, притянув её бёдра вплотную к своим.

Она заплела свою ножку мне за коленку, подтянулась и поцеловала меня в мочку. Ощутив её дыхание и упругость тела, я напрягся и вздрогнул. Ощутив своим животиком напряжение внизу моего, она засмеялась белыми зубками, а я, начав сходить с ума от грудного, немного низкого девичьего голоса, притянул её сильнее и, томительно вздохнув, поцеловал. Мы прикоснулись раскрытыми губами, постояли так немного, рассмеялись, жадно задышали и пошли к выходу. На вахте Аньела сдала бэйджик, сходила переодеться и мы вышли из прохладного влажного помещения наружу.

Через открывшуюся дверь нас обдал прогретый лучами июньского солнца воздух, который был наполнен ароматом многообразия городской стихии. В нём были намешаны и тонкие запахи цветов на клумбах парка, и горячий асфальт, и соль морского ветра, пронизывающего набережную. Из открытых кафе на набережной доносился аромат кофе и свежей выпечки. Переменившийся ветер донёс с судоверфей запах дёгтя и краски.

С её талии спадали, обтягивая хорошенькие бедра, белые расклешённые штаны с адмиральскими лампасами. В брюки была заправлена розовая тельняшка. Гардероб добавляла плетённая белая сумочка и такие же пляжные туфельки – просто ренуаровская девочка в белом.

Мы зашли поздороваться в клуб к Зофи, и заказали себе на открытой террасе кофе и булочек. Зофия подсела к нам, и женщины защебетали по-польски, так, что я ничего не мог разобрать. Администраторша расплылась в улыбке, встала и приобняла нас, притянув к себе.

– Пан офицер, вы уж не обижайте Анилу, – она потрепала по-матерински мои волосы и попрощалась с нами.

Аньела рассказала, что они с Гражинкой сдали сессию, и её подружка уехала к Диме в Калининград. Оказалось, что наши друзья ещё в прошлый раз договорились, и Дима пригласил Гражину в гости.

Не насытившись булочками, я пригласил Аньелу прогуляться в центр и там что-нибудь перекусить. Она с готовностью отозвалась и сказала, что сейчас это был её второй завтрак, даже первый. На часах было далеко за полдень.

Мы прошлись до Абрахамы – торговой мекки города, и заглянули в пару магазинчиков. На красочной витрине галантерейной лавки я увидел хорошенькую белую панамку с голубым бутончиком розы и тут же купил, и подарил её моей морячке.

Она обрадовалась, убрала волосы под шляпку и ловко завернула передние поля. Разглядев себя в витрине, она осталась очень довольной собой и чмокнула меня в подставленную щёку.

Мы нашли пиццерию, заказали себе пиццу с пепперони и, наконец-то, присели пообедать. Закусывая ароматные колбаски и каперсы лепёшкой, и запивая острую начинку холодным пивом, мы разговаривали о всяких пустяках и немного о себе. Так я рассказал, что детство до школы провёл на Рюгене, где служил мой отец. Потом жил и учился в Пушкине под Ленинградом.

Аньела сказала, что видела Рюген на картинах Каспара Фридриха – там меловые горы спускались к синему морю – дивный пейзаж и, наверное, очень романтическое место.

И ещё оказалось, что в Пушкин студентов из её вуза посылают иногда на практику, на реставрационные работы. Ещё она знала много про янтарную комнату.

Она так же рассказала, что до двенадцати лет жила в Вильнюсе с родителями. Там она пять лет под неусыпным контролем мамы и папы училась играть на скрипке. Потом, слава богу, родители перебрались в

Познань к бабушке.

Польский язык ей дался легко, а вот русский она почти позабыла, да и в Вильнюсе она больше разговаривала по-литовски. В Познани она закончила школу, и выбрала художественную академию в Гданьске, что бы жить и учиться подальше от родителей, но всё равно очень по ним скучает, и поэтому через недельку поедет на оставшееся лето к ним домой.

– Что, вот так прямо и через неделю? – в мою грудь провалился холодный снежный ком и начал таять.

– Ну да, а ты что-то хотел предложить?

– Да нет, мне до отпуска далеко, нам тут ещё месяца три ремонтироваться. Потом в Балтийске, говорят, до следующего лета будем торчать. Может на Новый год только к родителям в Пушкин и съезжу, – неожиданно в голове у меня зашумело, в груди сабвуфером заколотилось сердце, и я произнес такие дающиеся с трудом слова, но сам их из-за шума уже не услышал:

– Я люблю тебя, – сердце моё на этот миг остановилось, и кровь отлила обратно от головы. Я подался к столику, сложил перед собой руки и посмотрел в её большие карие глаза.

– Что, вот так прямо и через неделю? – она улыбнулась, с волнением отвернула голову в сторону, и поправила шляпку. Потом выпрямилась, сделала глоток из бокала и промокнула припухшие губы.

– Когда же ты успел влюбиться, пан Максю, там – на яхте что ли? – она улыбнулась белыми зубками, высунув кончик язычка. – Да нет, ты не думай, там, в клубе, мне ты сразу очень понравился. Как тебя увидела, подумала – вот парень! А потом вы с Димкой ещё эту песню смешную спели и сплясали, ну а на яхте понимаешь сам … У меня теперь парня нет, и мне так захотелось с тобой. Вообщем побыть. Ну надо же! просто влюбилась! – и она опять отвернула голову. – Максю, давай ещё пива закажем.

Официант убрал со стола и принёс нам по бокалу свежего пива.

– Так всё же?! Ты когда успел влюбиться?

– Сегодня, когда тебя этот морской котик лапал. Как кстати зовут этого супостата?

– Он не супостат, зовут его Чёрик, он просто немножко плут, – мы рассмеялись, и сразу стало как-то легко.

Наступил вечер, и мы засобирались. Я подумал, что вот скоро провожу её на вокзал и… Но она вдруг предложила погулять по ночному городу. Я объяснил, что до полуночи мне надо быть на корабле, но можно, в принципе, договориться со старпомом, но тогда лучше сейчас. Так мы и сделали.

Празднование Дней моря подошло к концу, и вечером на набережную вышел, наверное, весь город. Суета, гам, фейерверки. Погода была отличная, и настроение – просто сказочное. Вообщем феерия праздника и чувств.

Уже поздним вечером, когда люди стали расходиться, мы вышли на пустынный пляж, разулись, я взял её за руку, и мы пошли гулять по воде вдоль берега. Усталость натоптанных за день ног скоро сошла.

Я предложил искупаться, но Аньела оставила купальник в Океанариуме и поэтому прилегла на песок, и осталась любоваться лунной дорожкой, по которой я не торопясь зашёл в воду, наслаждаясь её теплотой, и нырнул.

Вынырнув, я различил на берегу её силуэт. Оставив одежду на песке, она подошла к воде и спряталась от меня нагая в морском прибое. Наплававшись, я вылез на берег и присел рядом с ней. Перебирая у её ног рассыпанные ракушки, я подобрался к её ногам и нашёл ту единственную с жемчужиной, которую искал.

Через пару часов игры в морской бой на волнах прибоя и в “крестики в нолики” на песке мы устали до изнеможения. Прохлада ночного бриза выгнала нас с пляжа.

Немноголюдный ночной город встретил нас рекламными огнями и улюлюкающими сигналами останавливающихся для нас такси. Мы спустились в подвальчик какого-то диско-бара со смешным названием “Лилипут”, хором заказали мяса и крепкого вина, и закружились в ритме медленного фокстрота.

Утром я посадил Аньелу на электричку, и мы договорились встретиться там же в Океанариуме через неделю, на выходных.

Но уже через четыре дня, ближе к вечеру трудовой пятницы меня вызвали с корабля на проходную. Я только что закончил осмотр очередной масляной цистерны, вылез из неё, протёр ветошью руки и сошёл с корабля.

На улице стояла моя Анье, так я стал, с французским прононсом, про себя называть ниспосланную мне богиню.

На ней был оранжево-персиковый сарафанчик, охваченный в талии свободным голубым поясом, высокие босоножки с оплётками на безупречных загорелых икрах и моя шляпка с голубым бутоном.

Моя нежная соблазнительница смотрела на меня через гламурные пляжные очки – на мне была промасленная матросская роба.

– Так пан официр – маринаж?! – и она звонко засмеялась.

– Иногда да – матрос, – улыбнулся я в ответ.

– Я люблю тебя, мой мотрус! – Аньела обняла меня за немытую шею и поцеловала. Я же вытянул шею как гусь, выставил губы и стал отводить мизинцами от перепачканной робы её животик.

– Ты как тут?.. Ты же говорила?.. Я не знаю… – я начинал путаться в словах, а она продолжала целовать.

– Ты что запомнятем?! – и она кокетливо обиделась, закусив ванильную губку. – Вы тож с Димкой запрожни нас на выцечку.

– Что запомнил?! Куда?!

– То экскурсия по-вашЕму. На статек приглашали, корабэль ваш пусмотреть.

– А, ну да, приглашали. – Я смутился – как же её провести-то? – Аньела, подожди меня здесь – я быстро.

На верфь, да ещё и на военный корабль, да ещё и на русский провести гражданское лицо можно было только загодя подав заявку – минимум за неделю! Я добежал до корабля и переговорил со старпомом. Он искренне проникся ситуацией.

Я вынес на проходную рабочее платье и противогаз. Мы спрятались за автобусную остановку и Аньела быстро переоделась. Я с притворным возмущением поправлял ей трусики, поторапливая её: 14.55, сейчас на выход должны были ломануться рабочие верфи, и можно было проскочить без пристрастного досмотра. Но бог мой, ладно, что роба сидела мешком: подпоясались и нормально, – на ногах… на пальчиках был перламутровый педикюр. Пришлось мне разуться и напялить себе на ноги её пляжные шлёпки со стразами, а Аньеле – мои хромовые ботинки. Сумку и шмотки – в пакет. Аньела не переставала смеяться, я осмотрел её, достал противогаз с выбитой цифрой три и открутил дыхательный патрон, что бы ей легче было дышать.

– Что это за одежда? О, мой размер, а на что же его одевать – он один? два стёклышка зачем-то?

– На голову, куда же ещё?! – времени не оставалось, и я начинал злиться.

– Я этого не одену, – Аньела была в шоке. – Дай мне свОю фУражку, она бОльшая же, я волосы под неё убИру.

– Да-всё-равно-не-поместятся! а глаза куда такие девать?! Одевай без разговоров.

В норматив мы, конечно же, не уложились. – Ну, всё, пошли.

– Это Иванов – молодой жавнеже, со мной. Заставил бегать в противогазе, а то в норматив не укладывается. Он там, в списке есть, посмотрите.

Охранник подошёл и осмотрел моего матроса, потом взял у меня дыхательный патрон и навентил его на противогаз. Мембрана часто запрупрукала, и ноги у Аньелы подкосились. Мы занесли её под руки через проходную на “секретную” территорию и посадили на скамейку.

– Шлубак! Скидувайте с него эту гармошку, а то… – и тут подъехал автобус с рабочими, толпа повалила на выход, и охранник, слава богу, убежал к себе.

– Ну, что матрос Анье, обратно тебя не выпустят, поедешь со мной в Россию, в Североморск, там я научу тебя Родину любить! – я улыбнулся и выкрутил патрон.

– Как ты меня назвал? – забухтела её голова.

– Анье – Аньела на французском, я думаю. Мне нравится.

– Мне тож.

Мы поднялись по трапу и поднялись на спардек. Тут она сняла противогаз, и волосы упали на плечи. Вахтенный улыбнулся и помахал мне рукой. Мы быстро прошли по коридору, поздоровались с фельдшером и нырнули в мою каюту.

– Что, я так и буду тут ходить?

– Да что ты Аньела, сейчас чаю попьём, что-нибудь сообразим, дай опомниться.

– Вы что же тут чай пьёте, ничего другого нет? Мне тоже надо опомниться. Я умИраю.

– Мартини будешь? – и я достал из нового шкафчика обустроенной по заказу спальни литровую бутылку и налил нам в пивную кружку.

На корабле гостили жёны офицеров, и вечером ремонт продолжился: в коридоре слышно было, как штурман Пётр с супругой переставляют в его каюте стол, старпом с женой что-то мастерили на диване у меня за перегородкой, и уже через девять месяцев у них получилась замечательная девчушка. Мы с Аньелой осматривали новую сауну и бассейн. Командир был в отпуске, и старпом отпустил меня на выходные к моей возлюбленной.

В Гданьске девчонки снимали накрытую зеленью и цветами мансарду с французским балконом, на четвёртом этаже старинного дома, на улице Святого Духа, с видом на вымощенный гранитом берег Мотлавы.

Мы провели беглый осмотр достопримечательностей, пробежав от Золотых ворот до Ратуши, погуляли вдоль набережной реки, а после, купив по дороге фруктов и вина, уединились в наполненном жёлто-оранжевым светом девичьем жилище. К вечеру воскресения праздник нашей любви наполнился грустью предстоящей разлуки. Ночью мы крепко спали, лишь вздрагивая от случайных прикосновений друг к другу, а утром расстались: я не стал будить кем-то посланную мне богиню, что бы не расстраивать её и себя, а оставил на плетеном столике, на всякий случай, домашний адрес своих родителей – куда меня могла забросить судьба я сейчас не знал.

А судьба-разлучница развела меня ещё на несколько лет скитаний.