Уродилась

Уродилась дурная на голову всем на несчастье:

То молчит и молчит, то спрячется и бормочет.

Карту вынет — так всё впустую, крестовой масти;

Подарил же какой-то чёрт нам такую дочку!

Уж и били её — хворостиной, да всё без толку,

Не берут её вовсе розги да оплеухи:

Только белые губы сожмёт да глянет волком.

Оборвать бы ей уши — да что тогда прок с безухой!

За водою пойдёт — как будто за днём вчерашним,

А пошлёшь напросить — так приносит сухие корки.

Ей в глаза поглядеть — как в окна пустые — страшно

И дыханье сшибает, как будто несёшься с горки.

Взяла ещё моду — в шатёр приносить газеты,

Сначала прочтёт, а потом, ты смотри-ка, пишет,

Себя позабудет да вскрикнет: ой, мама, свету! —

Как будто у нас керосин бывает лишний!

Да ладно, пусть пишет, оно, может быть, на пользу —

Уже старики к ней заходят за этим делом,

Ей дарят потом за помощь серёжки-кольца,

Да вот подарили платочек в цветочек белый.

А только ведь жалко дуру — не выдашь замуж,

Она же ни петь, ни плясать, ни добыть на ужин —

Как будто поповна не то городская дама…

Ей скажешь…

«Ой, мама, мне муж не нужен!»

Да всё это смолоду, сдуру, а мать-то знает —

Ведь женская доля, известно, она от Бога!

«Не нужен» — ведь скажет тоже ещё, чудная…

… А всё-таки глянет — и сердце возьмёт тревога…

Девки как девки у всех, в пятнадцать — невесты,

К каждой уже посватались хоть по разу;

Смотришь — соседскую выдали, честь по чести,

Только на эту не смотрит никто, заразу.

Да, не красавица, но ведь и не заморыш:

Косы черны и длинны, и глаза углями

Светят, а только ясно — сваты нескоро

Сядут на наш клеверок золотыми шмелями.

Я ж говорила — кому нужна книгочейка?

Где только книги берёт — смотреть на них страшно:

Рваные, грязные, тащит и тащит зачем-то.

Лучше бы новую брату стащила рубашку!

Да не по чину ей, видишь: всё пишет, пишет,

То угольком, а то карандаш добудет;

Пишет на книжках, газетах, билетах, старых афишках,

Даже ей глаз не жалко своих, паскуде.

А зашёл тут племянник мужнин в гости,

В тридцать лет уже вдов — такая доля;

Одному жизнь подарит, с другого спросит,

А цыган или царь — не играет роли.

Посидел, выпил с мужем немного водки,

Покурил да приметил девчонку с книжкой:

«Это старшая выросла? Вот красотка!

Эй, девчонка, ты что там такое пишешь?»

Волком глянула: «Рихмы». «Как?» «Ну, песни».

«И сама сочиняешь?! Вот это находка!

У кого же, дядя, такая невеста?»

Сговорились. Это легко под водку.

Скакать бы дуре, теперь, от счастья,

А не свистеть по кустам соплями:

Чуток постарше — какие страсти!

Знать, обложили тебя сватами?

Скажи спасибо, что хоть бы вдовый

Нашёлся — нет же, сплошные вздохи,

Всё ищет свадьбу отсрочить повод,

Всё повторяет: «Ой, мама, плохо,

Ой, сердце щемит, под горлом давит»,

И смотрит, смотрит побитой шавкой.

Да ладно: свадьбу такую справим —

Сама попросит денёк добавки!

Соседки с зависти почернеют,

Такая будет о свадьбе слава!

Не плачь, дочурка, от слёз дурнеют,

Ну что ты, глупая, что ты, право…

Не на закланье ж — а просто замуж,

Такая доля дана нам Богом,

Ну, что ты шепчешь там: «мама, мама»…

… А сердце всё же берёт тревога…

Вот и свадьба зашумела,

Вот и гости загуляли,

Розу на простынке белой

Людям честно показали.

Водки — море, мяса — горы,

Скрипы скрипок не смолкают,

По помосту бьют танцоры

Каблуками, каблуками!

А невеста — вся в цехинах,

В честных золотых монетах,

Вся сверкает, как витрина,

На руках звенят браслеты,

А на шее, как медали,

Кроны снизаны в мониста.

Выйди, выйди, молодая,

Видишь — на помосте чисто;

Попляши, уважь-ка свёкров,

Повертись гостям на радость.

Что кривишься, будто горько?

Что ломаешься? — Так надо;

Ну-ка, скрипки, дайте польку!

Молодая — поскакала!

«Щемит, мама, больно, больно» —

…Надломилась и упала…

…И опала, как листочек…

…Побелела…

…И застыла…

Врач один сказал: должно быть,

Слабенькое сердце было.

Брониславе Папуше Вайс посвящается