Предание

Миновало девять сотен лет

С той поры, дремучей и опасной,

И живые канули напрасно:

В древних песнях их пропал и след.

Пусть не спеты были в свой черёд,

Но дрались, и пили, и любили…

Нет нужды писать в «былинном» стиле:

В рифме всё скорее оживёт.

Звонницами белых городов

Русь гудела, годы отмеряя.

К югу раздалась земля степная,

Кочевых племён бессмертный кров.

Шла война, исконная, как жизнь,

Временем заверенная свара.

Где лежит зерно её начала,

Разгадать и мы бы не взялись.

Охватил огонь Мещёрский край,

Сизым дымом изошли болота.

Дал наказ дружине воевода —

Хочешь, нет ли, ровно: выполняй.

Шесть ночей брели сквозь бурелом,

Шесть ночей дышали тяжкой гарью.

Воины, что многое видали,

На седьмую повалились с ног.

Глушь была до тошноты темна:

Их костёр сдавило духом леса.

«Знак дурной», — глядь, в мороке небесном

Поднялась багряная луна…

Паренёк, таскавший общий скарб,

Хворосту подбросив, голос подал:

«Что им, чужакам степного рода,

Что им наши топи и леса?

Ветер поля гонит лишь туда,

Где простёрта синь над горизонтом.

Кто велит им здесь искать чего-то?»

Странный был ответ мальчишке дан.

Старший молвил, сединой блеснув:

«Ни один из смертных не узнает,

За кого в сраженьи держит знамя,

И не смей на тайну посягнуть.

Верно, то закон, кующий мир:

Рвись, борись, дерзай, почто, не зная».

Мальчик слушал, и в глазах мерцали,

Как в костре, беспутные огни…

Утром, в бледно-жёлтом полусне,

Не успевшем слезть с лесной поляны,

Стук копыт, храп лошади усталой

Раздались на глинистой тропе.

Спешившись, гонец упал в траву.

«Князя достославного дружина?..

Весть примите, коль идёте мимо… —

Хрип сорвался с воспалённых губ.

— На востоке, видите, клубит?

Окружило пламя наши рати.

Выход есть погибели бежать им:

К Нарме-речке засветло прибыть.

До прихода ночи, в этом соль:

Обойдут хины, их дело злое.

Немочь крутит, не исполню воли...»

Снял с плеча суму он с берестой.

Сели в круг, и старший рассудил:

«Бросим жребий, пусть судьба укажет,

Кто в пожаре том — как знать — и ляжет,

Наш отряд оставив позади».

Не успел он молвить, парень вмиг

Свиток сжал, вскочил. «Брось суетиться…

Воротись, ты человек — не птица:

Пекло — вот так дурь — перемахни!»

Тот, уж всё на свете позабыв,

Обнял полузагнанную лошадь:

«Ждёт нас путь, давно мой жребий брошен.

В дело!» — и погнал в густую пыль.

Ждали зря. Хоть свой обрёл конец,

В радости рязанский воевода:

Рать спаслась; а лошадь с болью новой

Вспомнил оклемавшийся гонец…

… Было дивных подвигов не счесть,

Как и жизней, прожитых не в прок,

Жаль, что только восемьдесят строк

Нынче удалось о них мне спеть.