Культармейка

Алексей Федотович сразу понравился Лидочке. И она не сводила с него влюбленного взгляда. «Вот таким и должен быть настоящий большевик!» — восторженно подумала она. А еще эти усы, как у Сталина!

— Ну, что ж поедем к месту дислокации! — проговорил он.

Она послушно последовала за ним.

— Прошу к нашему шалашу!

Он распахнул перед ней дверку автомобиля. Лидочка села. Всё ее восторгало и возбуждало. Сам секретарь райкома везет ее на своем служебном автомобиле в Малиновку! О подобном она и мечтать не могла. Вот она какая советская власть! Какой-то девчонке такие почести! Хотя какая же она девчонка! Она борец за победу коммунизма. В автомобиле пахло кожей и бензином. От Алексея Федотовича исходил запах хорошего одеколона. К тому же он был тщательно выбрит.

Шофер, хотя было жарко, был в черной кожаной куртке.

— Да, Лидочка, дороги наша беда, — повернувшись к ней, проговорил Алексей Федотович.

Ей было очень приятно, что он обратился именно к ней, а не к начальнице культотдела или к этому противному краснорожему мужику, назначение которого Лидочка не знала.

— Этому зверю…

Алексей Федотович похлопал по сидению.

— Нужно лететь со скоростью пятьдесят верст в час. А мы будем до Малиновки ползти чуть ли не три часа. Сплошные ямы да ухабы. Но ничего! Дойдут руки и до дорог. Будут они у нас не хуже, чем в Америке. Хай бы она сгинула!

Краснорожий пристально посмотрел на Алексея Федотовича. Тот смутился почему-то и замолчал, и промолчал почти всю дорогу, если не считать коротких реплик. Переехали через железнодорожный переезд, сразу за которым начиналась Малиновка. Дома в деревне были низкие, саманные, беленные снаружи.

— Зимой здесь так метет, что заносит по самую трубу. Люди в снегу прокапывают такие туннели, чтобы выбираться из дому. Смотришь, из-под снега вылазит человек.

Алексей Федотович хохотнул. Остановились возле конторы. Все, кроме шофера, вышли из машины и направились в домик.

— Добрый день, товарищи! — громко сказал Алексей Федотович.

Все подскочили.

Начальница культотдела лишь сухо «здрасть», краснорожий вообще не поздоровался. Хам! А Лидочка совсем смутилась и пробормотала не то «добрый день», не то «добрый вечер». Она всегда терялась при чужих людях.

— Вот и прекрасно! Всё местное начальство здесь! — жизнерадостно проговорил Алексей Федотович, потирая руки и переводя взгляд с одного на другого. — Но времени у нас в обрез. Распределим обязанности. Я с Фролом Ипатьевичем проеду по полям, посмотрим, как пасется скот. Вы, товарищи…

Он поглядел на краснорожего и снова смутился. Фрол Ипатьевич был красен, как морковь.

— Вам, Илья Васильевич, я отдаю прекрасных дам.

Лидочка, начальница культотдела и Илья Васильевич, он был председателем Совета, вышли из конторы.

— Утром мне телефонировали про вас, — сказал Илья Васильевич, обращаясь к Лидочке. — Лидия… Извините, как по батюшке?

— Никитична.

Они прошли через березовый колочек, обходя глубокие лужи.

— Как с жильем? — властно спросила начальница.

— Найдем, Мила Петровна. Обязательно найдем! Вот в этом доме, здесь одна старушка живет. Зайдем?

— Нет! — отрезала Мила Петровна.

— А вот эта наша изба-читальня!

Илья Васильевич отпер замок и широко распахнул двери. Они прошли вовнутрь. Пахло мышами и плесенью.

— Так и не сделали ремонт? — спросила Мила Петровна. — А ведь обещали.

— Так сенокос. Ни одного человека председатель не даст.

— Как не даст? — удивилась Мила Петровна. — Как он смеет не дать? Культура — сейчас не менее важный фронт, чем пшеница и молоко. А может быть, даже еще более важный. Вы последние постановления читали?

Мила Петровна провела пальцем по низенькому прокопченному потолку. Вытерла палец платком.

— Что же вы свет до сих пор не проведете?

— А толку? Включают всего на один час вечером.

— Да дело совсем не в часе. Пусть даже на пять минут включали. Владимир Ильич неустанно повторял: «Что такое коммунизм? Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны». Э-лек-три-фи-ка-ци-я! Вы понимаете это?

— Сделаем, Мила Петровна! Мила Петровна! Можно вас на пять минут? — председатель показал взглядом на выход. — Пойдемте выйдем! Пусть Лидия Никитична здесь одна осмотрится. Так сказать, хозяйским взглядом.

Он взял Милу Петровну под локоток и вышел с нею. Их не было с полчаса, а, может быть, и более. Лидочка подошла к полке, на которой стояли книги. Книги были потрепанные, несколько вообще без обложек. Конечно, с литературой скудновато. Нет даже решений последнего съезда. «Краткий курс» всего в одном экземпляре. Безобразие! Писатель Гоголь — это, конечно, хорошо, но гораздо больше было бы пользы, если молодежь читала злободневные материалы журналов «Пионер», «Костер» и «Безбожник». Надо было побелить, помыть. Хорошо бы обзавестись патефоном и радио. Не забыть бы спросить у Милы Петровны о передвижке.

Но забыла. И не спросила. Когда уже автомобиль укатил, она только и вспомнила о передвижке. «Вот забываха какая!» Но ничего! Позвонит по телефону.

А вот у бабушки, куда ее привел председатель, Лидочке понравилось. Очень чисто. Везде коврики, половички. И бабушка такая добренькая, приветливая.

— Так вот, Лидия Никитична! Сегодня устраивайтесь! — сказал ей Илья Васильевич. — Вещички разберите! А уж завтра я пришлю двух женщин. Но учтите, всего лишь на два дня. Так что уж постарайтесь. Сделайте всё.

— Два дня? Да там за неделю не управишься!

— Голубушка! Учтите, сенокос. Рабочих рук не хватает. А тут и прополка, и свекла, и картошка, и бахча… И базы нужно готовить! И веточный корм! Хорошая поддержка зимой. И-эх! И этих бы двух женщин у Фрола Ипатьевича выпросить! Ну, вы устраивайтесь! А я побежал! Дела!

На следующий день Лидочка с двумя женщинами занималась ремонтом избы-читальни. Раньше здесь жила кулацкая семья. Женщины скупо переговаривались между собой, бросали косые взгляды на Лидочку. Она была городской девушкой, что для них было все равно, что инопланетянка. Дальше райцентра они нигде не бывали. Всё в ней было необычно: и одежда, и речь, и поведение. И только к вечеру они решились заговорить с ней.

— Вы к нам надолго в Малиновку?

— До тех пор, пока не ликвидирую неграмотность.

— А чего ее ликвидировать? Живем же!

— Какие вы смешные женщины! Живете еще, как в каменном веке. Радио сюда нужно, газеты, кинопередвижку.

— Да что эти газеты читать? Глаза портить. Ну, мы пойдем! Не серчайте, если что не так! Мы завтра пораньше придем.

Лидочка вышла на перекосившееся крыльцо. Сгущался сумрак. Ревели коровы, гавкали собаки, гремя цепями, прогрохотал поезд. На улице не было никого.

— Ой! Да что это?

В щеку больно кольнуло. Лидочка хлопнула ладошкой по щеке. Тут же почувствовала: мокро. «Вон сколько крови из меня высосал, кровопивец! Неужели и при коммунизме комары еще будут?» Комары решительно не давали насладиться вечером. Лидочка закрыла дверь на замок. И заторопилась на квартиру.

Еще неделю она возилась с ремонтом. Но теперь уже одна. Сделала крайне мало, потому что ничего не умела. Постирала и повешала шторки, которые выпросила у хозяйки. Целый день скоблила пол, столы и лавки. Бросилась прибивать полку, которая держалась на честном слове. Но не было ни гвоздей, ни молотка. Благо у бабушки, у которой она квартировала, оказался инструмент и гвозди. Начала забивать гвоздь и ударила по пальцу. Как же ей было больно! Хорошо, что никто не слышал, как она ревела! Она едва не потеряла сознание. Ей даже показалось, что она умрет. Какая это была бы нелепая смерть! Решила пойти к Илье Васильевичу просить его, чтобы ее отвезли в райцентр, в больницу. Но бабушка, когда услышала про это, рассмеялась:

— Да кто же тебе сейчас коня даст? Тут хоть умирай, не повезут. А впрочем, пустяк какой!

Она забинтовала кровоточащий палец куском тряпки. Лидочка весь оставшийся день пролежала совершенно больной.

Пошел дождь, и оказалось, что крыша избы-читальни бежит в четырех местах. Она уже было хотела бежать к Илье Васильевичу, но тут же остановилась, вспомнив про сенокос, прополку, бахчу, заготовку веточного корма. Представила, как председатель будет усмехаться.

Про то, чтобы поставить ограду вокруг избы-читальни, она даже и мечтать не смела. Два дня рвала бурьян, пока не прибежал раскрасневшийся Илья Васильевич. Он перевел дыхание и заговорил скороговоркой.

— Лидия Николаевна! Бегите в контору! Сейчас вам звонить будут. Павел Сергеевич.

Кто такой Павел Сергеевич Лидочка знать не знала. Но раз звонит из райцентра, значит, начальник. А потому, как напуган Илья Васильевич — большой начальник.

Только она заскочила в контору, как раздался звонок.

— Вас, Лидия Николаевна! Павел Сергеевич.

Илья Васильевич передал ей трубку, пристально глядя в глаза. Как будто что-то хочет сказать.

— Алло! Я у аппарата. Слушаю вас!

— Лидия Николаевна! Вы уже приступили к работе?

Такой густой бас.

— Разумеется.

— А разве вас не ставили в известность, что к концу каждой недели вы должны передавать сводку-отчет? По телефону.

— Да какую еще сводку?

— Ну, флядь, работнички!

Лидочка покраснела. Первым ее побуждением было бросить трубку. Никогда еще ни один мужчина в разговоре с ней не матерился. Она даже не могла подумать, что руководитель способен на такое.

— Какое количество людей у вас обучается по линии ликбеза?

— Но я… знаете…

— Запомните: я — последняя буква в алфавите! Чем вы занимаетесь уже больше недели? Почему нет отчета?

— Я занималась ремонтом.

— Какой, флядь, ремонт? Вы кто? Вы культармеец? Зачем вас послала партия и комсомол? Полы скоблить?

— Нет! чтобы ликвидировать неграмотность.

— Так вот и ликвидируйте, а не занимайтесь саботажем и фуйней всякой!

От страшного слова «саботаж» у Лидочки брызнули слезы. Это было еще страшней, чем матерки.

— Просто сейчас все на полевых работах: сенокос, прополка, заготовка веточного корма, бахча…

— Я вот с таким пробором ложил на их полевые работы! У них, флядь, круглый год то полевые, то половые работы! Нашли, флядь, прикрытие!

Лидочкины руки дрожали так, что трубка ходила ходуном. Она испугалась, что трубка может выпасть из ее рук и разбиться. Тогда ее наверняка, если и не посадят в тюрьму за вредительство социалистической собственности, то из комсомола уж точно выгонят. И неизвестно, что хуже. Ведь комсомол — это всё!

— Этот раздолбай, Илья Васильевич, вам передал списки неграмотных? Ну, что вы молчите?

— Я… он… м…

Никаких списков Лидочке председатель не передавал. И как она сама не догадалась спросить об этом?

— Значит, так! Чтобы сегодня все, кто в этом списке, сидели в избе-читальне и учили аз, буки, веди! Вам понятно или повторить?

— Я поняла.

— Через три дня отчитаетесь по телефону. Утречком. А если кто начнет совать палки в колеса, сразу звоните. Я их так, флядь, упеку, что им небо с овчинку покажется!

Послышались долгие гудки. Лидочка медленно положила трубку, оцепенело глядя на телефон.

Илья Васильевич вытирал пот. Лидочку трясло.

— Вообщем так, Лидия Николаевна, — проговорил председатель. — Значит… всё… Сегодня вечером все будут. Вы уж, голубушка, не подведите!

Илья Васильевич — вот тебе и коммунист! — перекрестился и прошептал: «Спаси и сохрани!»

К вечеру изба-читальня быстро наполнилась. Лидия Плужник начала первое сражение с неграмотностью. Она рассказывала, что такое коммунизм.