Даже Боги бессильны перед смертью

Ледяная плеть пурги хлестала в глаза, обжигая смертельным холодом. Опираясь на ели он тащил по сугробу из последних сил следом за собой того человека, который уже многие годы прикрывал ему спину. Того человека, который стал ему боевым братом.

— Брось меня, Ярослав. Я не выдюжу.

Кашель, захлёбывающийся кровью, потонул в вое пурги. Или волков.

— Сейчас… Уже скоро. Я чувствую.

Он чуял каким-то волчьим нюхом запах дыма, идущего от труб домов. Это должен был быть хутор.

Кожа ремней трещала под весом изрубленного кривыми мечами богатыря. Удила давно уже сгинувших под снежным покровом лошадей, теперь были привязаны к щиту. На котором он тащил его. Брата.

Проваливаясь по пояс в белое болото, манящее уснуть и забыться, он рвал жилы, почти уже теряя сознание.

Ему мерещился леший, обросший мхом и инеем, прячущийся за соснами и наблюдающий за ними.

— Хозяин Леса, помоги нам, Дядюшка.

Деревья стали редеть. «Уже скоро» — крутилась в голове его одна и та же мысль.

Споткнувшись о пень, предательски спрятавшийся под покровом белого болота, он упал лицом в сугроб и потерял сознание.

Белокурые девушки сказочной красоты гладили и грели его своим теплом. Стало невыносимо легко. И захотелось лететь.

Лететь за ними… Этими крылатыми созданиями, восторгающимися им и зовущими его туда… В чертоги… Туда, где обитают все погибшие геро...

Погибшие?

Он соскочил и умылся ледяной белоснежностью, посмотрев в небо.

— Дай мне сил, Перун! Я должен.

Зима колола иглами тело, усталость подкашивала ноги. Но Боги будто давали сил. Будто слышали… И возможно всё же услышал Хозяин Дремучего Леса.

Тайга расступилась внезапно. Открывая просторы обледеневшей реки. Зима сковала всё и всех. Но она верно была за них. Она дала им дорогу. Вплавь он бы не справился.

— Ящер, молю, удержи нас.

Чуть передохнув он вновь рванул ремни так, что взбухшие кровавые мозоли потекли тонкой струйкой живого тепла. И кровь рисовала почти прямые полосы по льду, испещрённому трещинами.

— Боги, дайте мне сил!

Горящий от жара лоб коснулся льда. Дыхание еле плавило кристаллы прозрачности, на которой лежало два распростёртых тела.

Где-то в глубине вод, и он это видел, пошли пузыри. И движение. А потом...

А потом его глаза встретились со взглядами потонувших под льдом. В той сече. Они размахивали руками, как будто пытаясь куда-то плыть. Они пытались сломать слой прозрачного стекла, перегородивший их. Они хотели мести.

Но вскоре их утащила бездна.

Ярослав перевернулся на спину. «Это Морок. Это Морок! Это Морок!!!»

Видимо Боги услышали их. А лёд выдержал.

Он шёл на огни, уже не чуя собственного тела. Миллионы иголок кололи изнеможённое тело. Тело не тревожили голод и жажда, да и душа уже еле теплилась в человеческой оболочке, действующей только по мановению и с благословения Богов. Но он чётко знал, что ДОЛЖЕН дойти. И он уже полз, подтаскивая за собой его, товарища и друга, которого он обещал спасти.

Факелы разрезали ночь. Над человеком, судорожно сжимающим посиневшими пальцами комья льда и снега, присел знахарь, окружённый десятком людей.

«Мне нужен знахарь....» — его язык еле шевелился.

«Я уже здесь.» — горько сглотнул старик, предчувствуя дальнейший разговор.

«Этот человек… со мной… Он должен… Он должен… жи-ить».

Где-то в толпе зарыдала чья-то мать или жена, недождавшаяся мужа. Повисла тишина.

— Прости, брат… Но он уже мёртв. И видимо давно.

Глаза лежащего посмотрели в небо и заблестели росой. Даже Боги бессильны перед смертью. Она слишком велика.

Звериный крик взорвал тишину над хутором. А потом глаза его вновь увидели тех самых ослепительных девушек. И больше не было никакой боли отмороженных конечностей. Были только братья и Боги. За одним столом