В лучших традициях фильмов ужасов

Убийца жил на четвёртом этаже. Каждую ночь, ровно в два часа, он шёл на улицу. Он закрывал дверь квартиры, ждал лифт и ехал до первого этажа. Он не искал жертв – ночью он просто гулял.

За час до этого в машинном отделении над шахтой лифта, я отключил компьютер, и лифт завис где-то между седьмым и восьмым этажами.

А потом я спрятался на лестничной клетке и стал ждать. Стоял тихо-тихо, боялся даже пошевелиться. Слава богу, меня никто не увидел.

Ровно в два часа ночи убийца вышел из своей квартиры. Он запер дверь, подошёл к лифту и нажал кнопку. Из шахты донёсся характерный шум – скрежетала лебёдка. И в тот момент, когда двери открылись, я подбежал к убийце, обхватил за шею и стал душить. Он был силён, он стал вырываться, но я был ещё сильнее. Мало-помалу убийца обмяк и повис у меня на руках как мешок с костями.

Я подтащил тело к шахте и заглянул в неё. Чернота.

Я сбросил тело в шахту. Снизу раздался глухой удар и вроде бы треск, но насчёт треска я не был уверен.

Я знал, что он не умер.

Двери квартир были закрыты, посторонних звуков не было. Даже если кто-то и наблюдал в глазок, меня это не волновало. Площадка перед лифтом всё равно не просматривалась. Видеокамер в подъезде не было.

Двери лифта закрылись.

Убийца лежал на дне шахты и скоро должен был очнуться.

Я направился вниз. По лестнице. Никогда не любил лифты. По дороге достал из упаковки влажную салфетку и вытер ладони. Они почему-то всегда потеют.

Когда я увидел, во что превратилась эта мразь, меня чуть не стошнило. Он лежал на спине, но ноги были вывернуты под неестественным углом. Из левой руки торчал кусок кости, пальцы были разворочены в разные стороны, лицо заливала кровь. Он хлопал глазами и стонал. Болевой шок. Он пока даже не осознавал, насколько ему больно.

Он увидел меня, попытался что-то произнести. Я пнул его в бок, раздался хруст и убийца закричал. Почти закричал. Из его глотки выдралось какое-то сипение.

— Тебе лучше молчать, — сказал я, — наверняка рёбра проткнули лёгкие. А вот я хочу поговорить.

Я сел рядом, на пол, а спиной облокотился на стену. Места на дне шахты было достаточно. Убийца шевелил глазами, пытался предугадать мои действия. Ему бы всё равно не удалось. Пока что я не собирался ничего делать.

— Сейчас ночь, — сказал я, — все спят. Ты сам это знаешь лучше меня. Даже если кто-то захочет пойти попить пива – всё равно лифт не работает. Тебя найдут через пару дней, когда ты уже завоняешь, и у тебя в кишках заведутся червяки.

У него в горле забулькало, он прохрипел:

— Больно…

— Больно? – спросил я. – А знаешь, кому ещё было больно? Как звали ту девочку? Да ладно, неважно. Помнишь ту, что котёнка искала? Она бродила по дороге одна.

Его глаза расширились. Даже не страх, а ужас. И мне это понравилось.

— Широкое шоссе, — продолжал я, — со всех сторон заросшее травой с человеческий рост. У девочки убежал котёнок, а добрый дядя предложил ей помочь. Ну разве не мило?

Я хлопнул его по голени, он несколько раз дёрнул искалеченной ногой и снова попытался закричать. Воздух отказывался покидать горло и убийца закашлялся.

— Сколько ей было? Одиннадцать? Двенадцать? В общем, она ещё не знала, что не все дяди, которые помогают искать котят, — хорошие дяди. И ты затащил её в заросли.

Я наклонился к самому его лицу, чтобы он мог видеть мои глаза.

— Я не понимаю о чём вы, — воздух выходил из разорванных лёгких со свистом.

— Конечно, — сказал я, — ты протащил её по зарослям километра два. Потом полиция нашла дорожку, которую ты вытоптал. Она пыталась кричать, но ты зажал ей рот руками. Тебя же это возбудило, сука?

— Я не тот, — просвистело в ответ, — я этого не делал.

Я его не слушал.

— А потом ты сорвал с неё одежду и стал насиловать. Она к тому времени была вне себя от ужаса и шока и мало что понимала. А потом ты её задушил. Но тебе не понравилось. Что она не кричала, не извивалась, пока ты её душил. Она просто лежала и слегка дёргалась. А потом замолкла. Ты её там и закопал. Ты положил её лицом вниз.

Я замолчал. Мне не было приятно рассказывать это. Я всегда страдал хорошим воображением.

— Вспомни ещё одну девушку, — сказал я, — ей было семнадцать. Ты, видимо, подумал, что она зажилась на свете, да? Ты здоровый мужик, а она молодая девочка, разве это не повод убить её? А она спешила на встречу с одноклассниками. И пошла через лес. Самая большая ошибка в её жизни. А там ты выпрыгнул из кустов как чёртик из табакерки.

Сбоку что-то зашуршало. Я посмотрел туда. Может, мне показалось, но там промелькнула какая-то тень. Маленькая-маленькая тень. У которой были руки.

По коже поползли мурашки.

Убийца смотрел на меня. Ему сейчас было слишком больно, чтобы он мог адекватно что-то воспринимать. Но всё-таки он понимал почти всё, через силу, через боль, — но понимал. И в его глазах чёрными лужами плескался такой ужас, который он, должно быть, видел в глазах своих жертв. Мне это понравилось.

Он разлепил губы, покрытые сухой коркой и прошептал:

— Откуда ты знаешь?

— Хм, — сказал я, — давай представим с тобой, что мы сейчас находимся в фильме ужасов. В кино многое лишено логики, верно? Ну вот. Ты убийца, а я тот, кто тебе мстит. Действие и противодействие, помнишь? Скольких ты убил?

Он не ответил. Я смотрел на него, а сам краем глаза замечал какое-то шевеление сбоку. В шахте лифта мы были не одни.

Пора убираться отсюда.

— Не отвечай, — сказал я, — я знаю точно число твоих жертв. И оно на единицу больше, чем ты привык считать. Ты помнишь самую свою первую жертву?

У меня в кармане был маленький фонарик. Я достал его, включил, направил себе на лицо и наклонился над убийцей.

И тут он смог закричать. Сухой, сдавленный, но всё же крик, вырвался из его расплющенной грудной клетки и полетел бы вверх подобно мерзкой вороне, но я зажал ему рот рукой.

— Вспоминай, — сказал я, — первого человека, которого ты убил. Позднее ты о нём даже не вспоминал, тебе это не нравилось. Тебя это не возбуждало. Потому что твоей первой жертвой был мужчина.

Убийца трясся. Я посмотрел вокруг. Что-то шевелилось уже с трёх сторон. Я видел очертания рук и вроде бы даже поймал на себе злобный взгляд.

— Ты утопил его в луже, — одной рукой я зажимал ему рот, а другой держал фонарик и светил им то себе на лицо, то ему в глаза. – Ты даже толком не знал, зачем ты это сделал. Тебе захотелось убить человека. А мне хотелось жить. До последнего момента. Когда грязная вода из лужи затекала мне в лёгкие, я ещё хотел жить.

Я замолчал. Из углов доносился шёпот. Там кто-то был и шептал что-то. Эти звуки услышал и убийца, скосил глаза, чтобы рассмотреть, стон его вырвался даже из-под моей руки.

— Я очнулся в зарослях травы, — сказал я, — я пытался найти, где кончаются эти заросли, но они никак не кончались. И всё-таки я нашёл. Я вышел на дорогу. Я хотел найти тебя. Если сейчас мне предстоит вернуться в заросли и скитаться там вечно, я готов.

Я убрал руку с его рта. Сейчас нужно будет подняться наверх и снова подрубить компьютер. А потом опустить лифт. Но говорить о своих планах ошмётку мяса, лежащему на полу, я не собирался. Мне хотелось, чтобы приближающееся дно двухтонной металлической коробки стало для него сюрпризом.

Но когда я увидел и услышал что-то непонятное и мерзкое, шуршащее и шепчущее, то подумал, что смерть под прессом будет для маньяка не самым страшным.

Я не ошибся.

Наверху я включил компьютер и открыл двери шахты. Поглядел вниз. Так же темно, но мне казалось, что вижу очертания его тела.

Я не боялся, что меня заметят. Только убийцы видят тех, кого убили.

— Эй, как ты там? — крикнул я.

Он не отвечал. Я между делом решил, что он умер. Мне это не понравилось. Ведь я ещё не закончил.

Но он ответил. Через минуту он закричал. Громко. И в этом крике было столько ужаса, что я тоже испугался. Человек, убивший тридцать одного ребёнка, лежал внизу лифтовой шахты и кричал:

— Они здесь! Они едят меня! Эти дети! Вы же мертвы, я убил вас! Оттуда не возвращаются! Не возвращаются! Это реальный мир…они рвут меня на части, она ест мне ногу. Уйди от меня, тварь! Господи Всемогущий, помоги мне, он есть меня, он ест мои глаза! У него в руках ложка и он ест мне глаза!

И потом раздался только крик, в котором ничего не было, кроме боли и беспросветного мрака.

Я не шевелился, а стоял и смотрел вниз, в темноту.

Потом нажал кнопку и лифт поехал вниз, чтобы раздавить раз и навсегда то, что там находится.

Но поехал лифт не сразу, секунды четыре подтягивались тросы. И за это время я услышал кое-какие звуки из темноты. Я не знаю, мне могло и послышаться. Убийца уже смолк, и в этой тишине покажется всё, что угодно.

Я услышал снизу какое-то чавканье, как будто кто-то что-то ест, и вперемешку с ним злобный смех того, что раньше было ребёнком.