Релиз

Я проснулся, стоя у окна, и это показалось мне неправильным, чертовски неправильным! Ведь так не должно быть. Нормальные люди ложатся спать в объятия своих собственных постелей, где и обнаруживают себя под мерзкий звон будильника каждое утро. Тогда что же я делаю у распахнутого настежь окна? Пожалуй, самым подходящим ответом на этот вопрос будет банальное «стою», а если уж быть математически точным, то «стою в одних трусах на сквозняке»… Коротко и ясно, но ничего не объясняет. Я вздохнул.

Несмотря на обилие свежего углекислого газа надышаться утренней прохладой я так и не смог. А чего еще ждать от мегаполиса среднего разлива? Только прогулок для «подышать СО2» или состыковки с четвероногой братией в зоопарке. Никакого тебе рая в шалаше и жизни хиппи на короткой ноге с престарелой матерью природой. Даже ранним утром воздух так тяжел и вязок, что не хочет проходить по бронхам и достигать пузырьков альвеол.

Животный страх пришел только сейчас, с явным опозданием напоминая мозгу, что пробуждение прошло не совсем удачно. Он буквально сковал беспомощное человеческое тельце, и я «неожиданно вспомнил», что стою у окна, вместо того чтобы нежиться в теплой постели. Я даже начал сомневаться в том, что пару недель назад красил эти самые рамы, да что уж там… я вообще не уверен, что нахожусь в своей собственной квартире. А что если все это глупая шутка? Добрые друзья, имена которых вычеркнуты из памяти, просто пошутили и оставили меня отсыпаться в незнакомой квартире. Или я перебрал во время нашей последней посиделки и остался ночевать у некоего знакомого «N» — объяснение вполне разумное и даже логичное. Мозг нормального человека согласно принимает его и жрет любую, более или менее адекватную, ложь, пошловато причмокивая при этом.

Воображение сразу же отозвалось на «причмокивание» и нарисовало перед глазами замечательную картину, своеобразным идейным центром которой была проститутка, делающая минет здравому смыслу в комнатушке придорожного отеля. Как выглядит загадочный «здравый смысл», — вопрос, конечно хороший, но не столь важный. Сейчас существуют проблемы поважнее. К примеру, проблемой можно смело считать то, что я не отношу себя к понятию «нормальный»… нет, не так… к понятию «человек».

Медленно отвернувшись от окна, я прошел мимо кровати и перешагнул через скомканное на полу одеяло, оно напоминало мне слизняка, огромную белоснежную амебу, которая в любой момент может вытянуть свое щупальце-ложноножку и схватить меня за ногу. Я уже буквально чувствовал склизкое прикосновение к собственным лодыжкам. По спине пробежал холодок. Никогда еще путь от спальни до ванной не был таким долгим. Шум воды, бегущей по трубам, возвращал меня в реальность. И вот из зеркала уже смотрит старое доброе отражение, но стоит только закрыть глаза, как сознание вновь начинает заполнять мрак недавнего сновидения. Нет образов или жутких картин, свойственных кошмарам, только сплошная темень и паника, пожирающая сердце сотнями могильных червей.

Надо проснуться. Давай, возвращайся в реальность. Это был просто сон, просто сон без сновидений. Жалкий выкидыш переутомившегося разума. Да. Не больше и не меньше. Я попытался состроить гримасу важного спокойствия, но вышло не очень хорошо. Отражение усмехнулось, оценивая тщетные попытки моей призрачной нормальности вернуть на родину старину Алекса. Но он, кажется, бежал из страны, а меня оставил тут поливать чахлый фикус на подоконнике и оплачивать счета за квартиру. Не обнадеживает.

Тело отвлекло меня от созерцания собственного светлого лика и напомнило о простых человеческих потребностях. Начался ежедневный утренний ритуал. После нескольких минут усердной работы зубной щеткой, расческой и прочими мелкими предметами обихода в зеркале отражаюсь я, такой, каким меня привыкли видеть окружающие — свежее, можно даже сказать сияющее лицо, гладкая кожа, на которой нет ни единого пореза, клейма бритвы, здоровый румянец на щеках и тщательно уложенные волосы. Привет, Алекс! Поздравляю с началом нового дня и желаю удачи. Пусть по извилинам твоего гениального мозга сегодня носятся только самые, что ни на есть выдающиеся идеи. Абонент не ответил, он недоступен или находится вне зоны действия сети.

Я никогда не любил общественный транспорт, но другой возможности добираться до работы сейчас не имел. Сегодняшняя поездка не сильно отличалась от прочих, разве что стоящая рядом старушка разбивала однообразие своим скромным присутствием. Она подрабатывала специфическим освежителем воздуха и расточала такие ароматы, что львиная доля моих обонятельных рецепторов готова была объявить забастовку и совершить массовое самоубийство. Но даже не это примечательно… бомжеватая пенсионерка еще и взаимодействовала с окружающей средой, принося очень и очень сомнительную радость этой самой среде.

— Извини, сынок, — повторяла она, своим скрипучим голосом всякий раз, когда ручка её тележки вырывалась из костлявых пальцев и колесики бороздили «пространство вселенной», раскатывая мои ноги по полу, как скалка тесто.

— Ничего страшного, бабушка, — улыбался я. А почему бы мне не улыбаться, когда перед глазами появляется такая животрепещущая картина? Стоило мне моргнуть, и я уже прокручивал нож в глазнице этой старой дуры. Кровь и белесая жидкость, бывшая некогда глазом, стекала по её щекам, смешиваясь со слезами… губы бабки были плотно сомкнуты, и она не кричала, но не потому что была стойкой последовательницей Зои Космодемьянской, а потому что я зашил её рот шелковыми нитями. Я невольно сглотнул, фактически ощущая божественный запах крови и её удивительное тепло на собственных пальцах…

Сколько всего можно совершить, только лишь закрыв глаза… удивительно, правда? Приветливо улыбнувшись живой и невредимой бабке, я вышел из автобуса. Перекусив по дороге и мило побеседовав ни о чем со смазливой продавщицей, я, наконец, оказался на своем рабочем месте. Как всегда вовремя и как всегда раньше большинства вечно опаздывающих коллег.

— Сашка, ты сегодня рано, как и всегда! — прокричал бородатый сисадмин Серега, забегая в серверную. Ответа на свою бесполезную фразу он не ждал никогда, да и я не торопился отвечать на это посредственное приветствие.

Вообще, работал я в атмосфере вечной спешки. Спешили все бухгалтера, программисты, секретарши, но все они никогда и ничего не успевали. Я же не имел привычки торопиться и всегда заканчивал работу раньше срока, за что и получал поощрения от начальства. Кто-то завидовал, кто-то тихо ненавидел, и только единицы искренне хвалили меня и радовались. Впрочем, ни то, ни другое и даже ни третье значения не имело. Мне было искренне и честно плевать на мнение окружающих людей, точнее, на мнение большинства окружающих людей. Редких индивидов, все ещё способных искренне радоваться за других, мне было… жаль.

В середине рабочего дня со стороны бухгалтерии начал доносится шум, напоминающий квохтанье несушек в курятнике, и я, как рыцарь на белом коне, поспешил на помощь прекрасным дамам. Как выяснилось, проблема состояла в том, что Леночка пролила кофе на клавиатуру, а её услужливые товарки попытались этот досадный факт исправить. К слову, Леночка — это дама о тридцати годах, влюбленная в меня по самые пирсингованные уши. Человек она неуклюжий, в силу своей непомерной тучности, и до отвращения недалекий. Последний факт она подтверждала прямо сейчас, пытаясь высушить клавиатуру непонятно откуда взявшимся в офисе феном. Я постарался прогнать все мысли, выходящие за пределы нормальности, и включил Обходительного Алекса.

— Что у вас случилось? — поинтересовался я, учтиво осматривая консилиум несушек и убеждаясь в том, что клавиатуре уже вынесен смертный приговор. Пациент просто отказывался жить под напором реанимирующего его фена.

— Сашенька, — меня передернуло, — ты понимаешь… у нас тут такое дело… — всхлипывала виновница торжества, — Евгений Викторович просто убьет меня.

— Ну-ну, — выдавил я из себя и сделал вид, что осматриваю клавиатуру. Сказать что-то еще я был просто неспособен. Сколько бы я ни гонялся за нормальностью, сколько бы ни строил из себя обычного человека, — утешать таких идиоток было просто выше моих сил. Да я и не знал, как это делается, просто не понимал, что должен сказать, кроме пассивного «ну-ну». Фраза: «Да голову тебе оторвать мало, все равно не используешь…» — звучала бы как-то не очень утешительно.

— Ну что? — спросила одна из клушек, выглядывая из-за моего плеча и наблюдая, как я безрезультатно пытаюсь нажимать на засахаренные клавиши.

— Сожалею, но клавиатура слишком старая… Сомневаюсь, что с ней можно хоть что-то сделать, — «Можно разве что вымочить и добыть сахар» мысленно добавил я и сотворил самое что ни на есть скорбное выражение на собственном лице, — но я постараюсь что-нибудь придумать.

— Да ты просто ангел, Сашка! — ожила Лена и вспорхнула со своего стула, как юная бегемотиха. Мне казалось, что я просто задохнусь в объятьях этой гусеницы переростка, но я выжил… к сожалению. Почему к сожалению? Да потому что теперь мне приходилось бегать и искать новую клавиатуру.

Напоминать себе о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад, я не стал, просто их не было, как таковых, намерений этих. Всю эту беготню я устроил только потому, что так было надо. Ну а как же? Старина Александр и не поможет спастись от цербера-начальника? Евгений Викторович страшный, а Сашка — душа компании, всегда поможет делом и словом. Ну, вот, правда, как меня не любить? Задаваясь подобными риторическими вопросами, я рыскал по отделам в поисках многострадального устройства ввода, которые, надо отметить, увенчались успехом.

— Ты волшебник! — воскликнула Леночка и едва ли не оторвала меня от пола, заключая в кольцо объятий и, в очередной раз, покушаясь на мою жизнь, — Спасибо тебе! Спасибо!

Когда у молоденькой слонихи начинается её первый брачный период, ретироваться приходится всем, даже волшебникам… Точнее, волшебникам в первую очередь. Я был готов вскочить на метлу, как небезызвестный Гарри Поттер, и улететь куда-то в сторону Канадской границы, ибо эти губки в форме куриной задницы будут еще долго преследовать меня в кошмарах. С трудом вырвавшись из стальных объятий женщины, с хрупким именем Леночка и далеко нехрупкой комплекцией, я, спотыкаясь, позорно бежал из бухгалтерской комнатушки.

День, как я и ожидал, был насыщенным и не самым легким. Вся эта беготня по отделам, отсутствие начальника, общественный транспорт, механик, обрадовавший меня своим перегаром, и любимая машина, стоящая в углу автомастерской — расстраивали меня, впрочем, как и вся жизнь.

Я всегда был тихим и старательным ребенком, надеждой семьи и любимцем старшеклассниц. В школе я получил золотую медаль и аттестат с отличием, за ними последовал университетский красный диплом и престижная работа в столичном офисе. Так и шла жизнь… Мимо. У меня не было близких друзей, но от «хороших знакомых» не было отбоя, не было у меня и постоянной девушки, жены, зато желающих набирались вагон и маленькая тележка. Работа, прогулки, посиделки в клубах и любовь на месяц или на два. Все это было нормально, а значит, жизненно необходимо мне. Я — Тень Алекса, которая живет на задворках его сознания, забитая и жаждущая вырваться наружу тень настоящего человека, или и не человека вовсе… Монстра, задыхающегося от вечной погони за обычной жизнью, и существа, живущего по правилам и жаждущего сбежать от них, обретая свободу.

Спал я плохо. В голову лезли мысли о прошлом, и я долго не мог уснуть, но былое не отстало от меня и во сне… Маленький мальчик сидит за домом у обвалившейся стены, он знает, что тут уже больше пяти лет никто не живет и потому часто приходит сюда. Приходит, чтобы привести в порядок мысли, разбредающиеся по черепной коробке стадом баранов. У них нет пастуха, нет и никогда не было, потому что каждая из них — волк в овечьей шкуре, готовый разорвать чужую плоть в клочки, перемолоть в отвратительный фарш кожу, волосы и кости… Каждый из них согласен нацепить шипастый ошейник, чтобы потом в порыве ярости разодрать собственное горло. Их девиз — Разрушение! И мальчик это знает, он спокойно убирает выбившуюся светлую прядь волос за ухо и продолжает заниматься своим делом. А что, собственно говоря, он делает? Светловолосый кудрявый мальчуган, он так похож на ангела, вышедшего из-под пера художника эпохи Возрождения, он мил… на пухлых щечках играет румянец, а пальчики сжимают отцовский нож. Все вокруг окрашено алым, а рядом с мальчиком лежит собака. Животное еще живо, оно хрипло скулит, но маленькая ручка методично опускает и поднимает нож, вспарывая чужую плоть…

Я не помню, как проснулся и оделся. Не помню, как вышел из дома и как оказался у двери в офис. Я знаю только то, что опоздал, и этот факт просто выводит меня из себя, он меня бесит. Пинком я вышибаю дверь и иду по коридору, заглядывая в каждую комнату, в поисках людей, моих дорогих коллег и сослуживцев. Черт побери! Где вы все?! Воет что-то внутри меня. Оно рычит и беснуется, бросаясь на ограду из кольев, скулит от боли и продолжает бежать вперед по бесконечной дороге из битого стекла. Бежать вперёд, в Страну Чудес, мечтая догнать Белого Кролика — свободу.

— Сашка, ты чего сегодня так поздно? — сисадмин стоит у входа в серверную с кружкой кофе в руках, на его белой футболке видны пятна от кетчупа, они напомнили мне кровь, горячую и красную...

— Что с тобой? Ты неважно выглядишь.

Я не слушаю его бессмысленное бормотание и медленно достаю винтовку, она завернута в бумагу, которую я очень быстро срываю и бросаю на пол. Мужчина опешил, он уронил чашку с кофе и попятился назад.

— Ты… ты чего? Сашка? Не надо… — лепечет он, но я устал слушать. Плавно нажимаю на спусковой крючок и вижу, как пуля вгрызается в грудь человека, она ввинчивается в его плоть и ломает ребра, кровь заливает белую футболку, сливаясь с пятнами кетчупа.

— Безвкусица, — бросаю я и иду дальше. Звук выстрела привлек ко мне всеобщее внимание, но я сам почему-то не слышал его, я уловил только последний хриплый вздох админа и глухой удар его тела об пол. Занятно.

— Да бросьте, какой выстрел? Покрышка просто у кого-то лоп… — последние слова Леночки были такими же глупыми и скучными, как и само её существо.

Один единственный выстрел разворотил её нижнюю челюсть. С легким едва различимым звоном на пол упало несколько зубов. Женщина хрипела, оседая на пол. Её язык, а точнее, его остатки вывалились из изуродованного рта, и теперь она могла гордиться — он у Леночки оказался более чем подвешен.

Люди облегчали мне жизнь, они сами выскакивали в коридор, а мне оставалось только нажимать на спусковой крючок винтовки. Я быстро расправился со всеми, кто попадался на глаза. Последним был цербер — Евгений Викторович. Он выбежал из своего кабинета, и я выстрелил ему в голову. Пуля угодила прямо между глаз, и я рассмеялся, глядя, как под давлением глазные яблоки вылезают из орбит, как мужчина беззвучно открывает и закрывает рот, словно рыба, выброшенная на берег, как он падает, конвульсивно дергая руками и ногами… Я смеялся, долго и громко, почти истерично, ноги подкашивались, но я стоял и хохотал, запрокинув голову и глядя в потолок. Моя рука лихорадочно сжимала винтовку так, что даже побелели костяшки пальцев, а кожу лица стягивала засыхающая кровь… чужая кровь.

Послышался визг полицейской сирены, топот ног, закованных в тяжелые военные сапоги, и я медленно развернулся ко входу в офис. Рядом лежали мертвецы, и в нос бил запах живительной гемоглобиновой влаги, раскрасившей стены. Некто внутри меня продолжал смеяться, и этот лающий смех разрывал мои барабанные перепонки. Он все бежал по дороге из битого стекла, но кролик был рядом, а его нора далеко — один прыжок и мощные челюсти сомкнулись на хрупкой шее, клыки впились в плоть, и в рот брызнуло нечто горячее и пьянящее… Погоня подошла к концу, и зверь внутри меня прекрасно это понимал.

Спецназ. Надо же… какая честь. Я усмехнулся и пошел встречать гостей, все так же сжимая винтовку в руках. Подобно утопающему, я цеплялся за неё, как за соломинку. Сколько их было? Я не знаю, я не стал считать безликих пешек в одинаковых костюмах, я просто вскинул руку и нацелил дуло винтовки в грудь одного из них, в грудь, защищенную бронежилетом. И сразу же мой мозг взорвал гром щелкающих спусковых механизмов. Пули прошивали мое тело, но я не чувствовал боли или сожаления, я улыбался, и я был счастлив как никогда прежде.

Вы спросите, зачем я это сделал, но не услышите ответа. Мое изорванное пулями и болью сердце вот-вот остановится. Я умираю с улыбкой на губах, и знаю, что освободил мир от нескольких уродов, знаю, что освободил несколько хороших человек от этого грязного мира… Я знаю, я проиграл в погоне за нормой, но моя тень победила, догнав свободу, для себя и от себя.