Последняя в роду

Девушка обхватила пальцами тонкий стебелек, небрежно поглаживая его. Она испытывала грусть. В очередной раз все, что казалось настоящим, превратилось в забытые истории, растаявшее мороженное и избитые чувства. То, что ей постоянно остается, это огромный сад, где она может гладить стебли растущих цветов. Ее цветов.

Она покинула сад, и теперь, не чувствуя желания заниматься чем-нибудь хоть немного полезным, растянулась на диване. Нет. Сердце больше не болело. Тяжести, разрывающей душу — тоже больше не было. Она уже смирилась с тем, что ее просто не захотели. По здравом размышлении — это не было удивительным. Она не была страшненькой, но и красавицей не была. Не была особо интересной. Она вообще… не была.

А он… такие как он — что ее цветы — уникальный. Прекрасный, невероятный, восхитительный! Много эпитетов, которые все равно не отображают всей сути. В общем… ничего удивительного.

Раздавшийся в холле телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Иногда, в доме бывало неприятно находиться. Особенно по вечерам, в одиночестве. Она не пошла отвечать. Не хотела.

На столике зазвонил мобильный телефон. Девушка кинула взгляд на экран, и ее сердце радостно екнуло. Тот, кто помогал ей в последний год. Сначала он постепенно притупил боль. Потом — прогнал тяжесть. А теперь — даже в дождливый вечер не дает ее грусти дать крепкие ростки.

— Привет.

— Ты не отвечаешь на домашний. — Он немного помолчал, а потом вкрадчиво, с угадывающейся в голосе улыбкой произнес, — Тебе просто лень, или… ты терзаешь свою память?

Она вздохнула и честно ответила:

— Терзаю память.

Его тон стал сух и прохладен:

— Не стоит. Поверь мне. — А потом он осторожно произнес: — Я могу приехать…

Он никогда не предлагал этого. В смысле — голосом, тоном, он ясно дал понять, что имеет в виду. Девушка нахмурилась, но потом улыбнулась. Если сравнивать его с цветами — то он не захватывал воображение и чувства. Не был ни розой, ни лилией. Он был… ромашкой. Милый, обычный, приятный. Но если приглядеться внимательнее, то понимаешь, что у других не наберется столько лепестков…

— Да, я… буду рада видеть тебя.

— Ты уверенна? — Осторожно, заботливо. — Мы не пожалеем потом?

— Нет. Конечно, нет. Пожалуйста… Сегодня ты нужен мне.

А возможно, он будет нужен ей всегда…

Звонок в дверь. Она замерла, держась за отворот халата. Как глупо, право слово! Так готовиться, суетиться… Он видел ее в разных вариантах за это время. В том числе — залитую слезами, с опухшим носом, и красными глазами. Она отпустила темно-синий шелк, и открыла дверь, предварительно сделав пару глубоких вдохов. Он окинул ее внимательным взглядом своих загадочных, темно-зеленых глаз, и… шаловливо улыбнулся. Он заметил ее приготовления! Девушка почти успела покраснеть от стыда, но он проворно опустил на пол пакет с фруктами и быстро прижал ее к себе. Она вдохнула его запах, постепенно успокаиваясь. Это был тот самый, уже успевший стать родным запах. Сколько слез она пролила на его плече! Так неужели теперь будет его стесняться? Но нет! Этим вечером она не собиралась лить слезы! Она готова к новым… Она готова для него!

Эта мысль поразила ее. Неужели… неужели было так трудно распознать, глупая она женщина?! Почти год рядом, а она… убивается по тому, что давно не может… Глупая! Вот же он, рядом!

Видимо, ее взгляд был немного изумленным, когда она запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Его улыбка из шаловливой стала какой-то… напряженной. А взгляд — сосредоточенным и… нежным.

Самый первый их поцелуй оказался сладким, второй — удивленно-страстным. А потом — они потеряли им счет.

Осторожно приоткрыв глаза, она увидела, как его рука ласково гладит локон черных волос, лежащий на ее груди. Он не дал ей притвориться спящей:

— Почему ты красишь волосы? Почему молодые женщины вообще делают это? Какой твой настоящий цвет?

Видимо, удивленное разочарование слишком явно проступило на ее лице. Не это она ожидала услышать. Он тихонько засмеялся, и вдруг оказался сверху, оперевшись локтями по обе стороны от ее головы. Быстро чмокнул в губы, не дав даже рта раскрыть:

— Иногда ты смешная. — Какой же у него красивый голос, боже! — И очень хорошенькая спросонья. И настоящая красавица ночью. И ты не должна смущаться. И я хочу кофе! — Последнюю фразу он протянул тоном капризного малыша. Она улыбнулась. Да, он хотел кофе. Конечно, немного странно для пары, у которой все в первый раз, но… она успела выучить его привычки. Пока он не выпьет кофе — нормальным человеком он не станет! Девушка соскользнула с кровати и закуталась в синий шелк халата. Даже нашла в себе дерзость послать воздушный поцелуй через плечо в ответ на взгляд, которым он изучал ее обнаженное тело. Она удалилась на кухню.

Когда вернулась, на постели никого не было. Сердце екнуло. Как накануне, только теперь от предчувствия беды. Двери в сад были открыты.

Он стоял там, задумчиво и хмуро изучая цветы. Стебли, которые были точной копией человеческих фигур в полный рост. Точнее — переплетение стеблей густого вьюнка, закрепленных на внутреннем каркасе. Переломанные, перекрученные, покалеченные мужские фигуры. А у подножия каждой фигуры — самые разные цветы. Гримасы страха, ужаса, ярости и мольбы — застывшие на зеленых лицах. Он медленно протянул руку к одному из цветков. Тихо проговорил, даже не повернувшись в ее сторону:

— Он очень похож на… Странный у тебя вкус. Даже не представляю, как можно заставить цветы расти так… Ты даже назвала его так же. — Он провел пальцем по имени, маркером написанному на горшке.

Она протянула ему чашку кофе:

— Не стоило сюда приходить. Это мое личное…

— Знаешь, цветы в виде страдающих мужчин — это ненормально. Вернее — ненормально, что их так много! Я могу подумать, что ты мужененавистница…

— Они первые предали меня! — Ее голос сорвался, а выкрик шел из самой души. Он удивленно посмотрел, и тихо, в своей спокойно-ленивой манере заявил:

— Извини, но для одного утра это немного чересчур. Ты еще и орать на меня начала. Я, пожалуй, уйду. Подожду, пока ты остынешь.

— Ты не хочешь остаться?

— Не сегодня. Прости.

— Ты не хочешь… меня?

Он только покачал головой, будто разговаривал с неразумным ребенком. Девушка почувствовала, как глаза застилает красная пелена… Нет! Только не снова! Только не с ним!

Позже, сидя в старинном кресле в «хозяйской» гостиной на втором этаже, она просматривала видеозапись, сделанную камерой наблюдения, которую она уже давно установила в своем саду.

Там на экране — ее изображение вдруг выплеснуло кипяток ему в лицо. Когда он закричал и рефлекторно прижал ладони к лицу, она схватила садовые ножницы, и с силой опустила острыми концами на его затылок. Тело рухнуло к ее ногам. Она, прикладывая усилия, отдуваясь и пыхтя — начала придавать ему форму. Уложила тело в нужную позу. Кое-где пришлось поработать ножницами, кусачками и щипцами, потому что его нога никак не хотела закидываться за голову так, чтобы торчащая из-под раздробленного молотком колена рука — держалась прямо. А ей нужна была правильная композиция!

Когда, наконец, тяжелая работа была закончена — она принялась лепить. Ничего, что земля прилипала к вспотевшим и измазанным кровью щекам. Ничего, что в землю попала его кровь. Осторожно убрав внутренности, девушка набила его опустевшее тело землей. Оплела его каркасом. Облепила закрепителем, и еще одним слоем земли. Осторожно уложила маленькие полоски дерна по каркасу. Посадила вьюнок. А у подножия она высадила ромашки. Так будет правильно. Так будет красиво. Не роза, и не лилия. Ромашка. Простая и загадочная. Написав на горшке его имя, девушка отложила маркер к садовому инвентарю…

Сейчас, сидя перед телевизором, она приподняла бокал вина, салютуя портрету. На нем был изображен ее неизвестно в каком поколении прадед. У него были красивые, иссиня черные волосы и густая, темно синяя борода.

— Ну, как? Доволен, ублюдок?

Девушка поставила бокал на стол, и направилась в уборную. С ее колен упала зачитанная до дыр, но самая любимая с детства сказка. Название все еще можно было прочесть на затертой обложке: «Синяя борода».

В ванной девушка достала краску и намочила волосы под краном. Пора было обновить цвет. А то синие корни уже начали проглядывать...