Новогодний рассказ

Новогодняя байка

В избе раздавались сопение и храп. Где-то в углу нахально скреблась мышь. Самогона было достаточно, чтобы все отрубились давным-давно, а стрелки часов с маятником на стене уже готовы были соединиться на цифре "12". Собственно говоря, "все" это были: мой отец, Степан Митрофаныч, мой дядя Миша и дед Василий. Мама давно уже спала в спальне за занавеской. Мой отец пристроился на печке, дядя — на сундуке, а дед всё не находил себе места, — то ли он искал припрятанную заранее бутылку самогона, то ли кусок хлеба для закуски.

Я с моим старшим братом Колькой заранее заняли старую железную кровать и решили никого больше не пускать на неё.

Дед Василий, правда, направился к нам на четвереньках, но не доковылял и под конец свалился ничком на пол.

Я любил, когда Колька рассказывал мне сказки. И на этот раз я его упросил. Я уже клевал носом в подушку, стараясь не спать. Звук его голоса постепенно стал утихать, когда он начал рассказывать.

— Я у прошлом годе вот точно также справлял Новый год у дяди Миши. Вот так же все отрубились, а я — нет, решил встретить Новый год в 12, — начал рассказывать тихо Колька.

Лежу я вот так на дядькиной лавке. Там была лавка ши-и-ро-о-кая широкая. А передо мною крышка погреба, закрытая половиком. И вдруг чую, как повеяло каким-то холодом из того погреба. А этот половик вдруг: "шасть", и в сторону! Ты понял? Сам! Вот те крест!

И Колька быстро перекрестился .

— Однако, я тебе скажу, я не особо испугался-то. Смотрю дальше. А дальше, что было: стала крышка сама подниматься. Вот тут— то у меня вихры и поднялись со страха. Да, сами. Гляжу дальше.

Поднялась крышка и появилась волосатая такая рука, которая её придерживала. Крышка сама открылась и упала в сторону, а эта рука стала удлинняться, протянулась, схватила меня за ворот рубашки и потащила в погреб. Я начал упираться в кровать, но и кровать поехала за мной. Кончилось тем, что я очутился в погребе, лежащим на земляном полу.

В погребе у нас стояли две бочки: одна с мочёными огурцами для закуси, а другая пустая и перевёрнутая, на которой стояла свечка. Эта свечка тревожно мерцала и наводила на меня ещё больший страх. По бревенчатым стенкам погреба колыхались жуткие тени.

А надо мною склонилась хохочущая волосатая морда чёрта со свиным пятачком, кричащая этаким хриплым голосом:

— А щас мы его враз пробудем!

А затем этот чёрт метнулся к бочке с огурцами, взвалил её себе на плечи и поднёс близко ко мне, пробасив:

— Вставай, лентяй! Уже утро на дворе!

Тут на меня полился рассол из бочки тоненькой струйкой.

И я проснулся .

— Что ж ты, чёрт такой, спишь? День начинается! — кричал мой отец. Он стоял надо мной с кружкой, из которой лилась на мою голову тонкой струйкой вода.

— Ну, что тебе там приснилось? — продолжил он, сняв ремень со спинки кровати и вдевая его в свои брюки,

которые свалились с его ног почти на пол.

— Да, вот, батя. Всякая чертовщина, — ответил я, смущённо вставая и одеваясь.

Внезапно появился брат Колька и весело спросил:

— Чевой-то ты меня под утро спихнул с кровати? Ну, ладно, пошли на лыжах в лес!

Быстро собравшись и одев на валенки стоявшие в сенях лыжи с мягкими креплениями, мы вышли в новом году на глубокий снег.