Ненужный

Сайт с иллюстрациями — rasskaz.me/

1

Маленькое островное государство, одно из сотен себе подобных и никому не нужных, находилось в центре единого океана, вдалеке от главного материка. Его жители разводили коз и выращивали чай, наверное, самый вкусный в мире. Скапливавшиеся над островом облака обильно поливали горные хребты, а тропическое солнце бережно прогревало тот скудный слой почвы, что каким-то чудом цеплялся за голые камни. Чайные кусты впитывали любовь облаков и гор и отдавали ее людям своими золотистыми листьями. Они бережно собирали чай четыре раза в год, и этого хватало и себе, и для торговли с соседними островами и материком, где островитяне покупали то малое, что не могли произвести сами.

Сбор чая всегда заканчивался праздником и обильным приношением даров Природе. Вера жителей острова в Природу была абсолютно чиста и не требовала никаких жертв и испытаний. Они верили, что в конце своего пути станут её частью. Не было в их мире ни церквей, ни храмов, с Природой они общались в любом месте острова в любое время. И так было, пока на острове не нашли пейнит — самый дорогой минерал планеты.

2

А потом всё произошло настолько быстро, насколько вообще могут развиваться события. Либерально-индустриальная церковь признала веру островитян в Природу неприемлемой и разрушающей современное общество. Неизвестно откуда на острове появились общественные организации, которые пытались объяснить островитянам пагубность их веры и внушить, что Либерально-индустриальная церковь является единственным носителем правильной веры. Жители основного континента негодовали и требовали избавить мир от угрозы.

В тот день, когда остров бесповоротно изменился, мальчик с дедом ходили в муниципалитет, чтобы позвонить его родителям и братику в столицу. Но телефонная линия была перегружена и дозвониться им не удалось. Вернувшись домой, дед включил радио, и мальчик понял, что передачи сильно расстраивали деда.

Они легли спать, их разбудил очень ранний рассвет. Горы, казалось, вспыхнули от зарева, но через некоторое время рассвет сошел на нет и горы опять вернулись в темноту. Мальчик заметил, что рассвет был необычным — он поднимался не там где всегда — рассвет поднимался со стороны столицы.

Дед начал суетливо натягивать что-то на себя и одевать мальчика, а потом взял его на руки и пошел через горы в сторону долины, где располагалась столица. По дороге дед что-то бормотал о пожаре, о большом пожаре в столице. Пройдя ущелье, они вышли на большую дорогу и слились с человеческим потоком, который тёк в долину. Перейдя реку, они наконец-то увидели объятую красным светом столицу. Дедушка заплакал и еще крепче прижал мальчика к себе, люди прибавили шаг, рядом кто-то бежал. А у них за спиной вставало солнце, рождая рассвет — второй за эту ночь.

3

Столица превратилась в тлеющую мусорную равнину: не было ни улиц, ни домов, лишь порой виднелись крупные обломки того, что еще недавно было домами. Казалось, на город наступила гигантская нога — взрывная волна просто рассеяла всё вокруг. В воздухе стояла стена пыли, он был пропитан ужасающим запахом — тлеющей древесины и сгоревшей плоти.

Деда это не остановило, он двигался в сторону дома родителей мальчика, пробираясь через обломки и крепко держа его за руку. Отовсюду слышались стоны и крики, доносящиеся из-под обломков, но дед не останавливался, чтобы помочь, он стемительно шёл к своим и вел к ним внука.

Пару раз они встречали ничего не понимающих и наполненных бессилием людей с обгоревшей кожей и опаленными волосами, они пытались прикрыть наготу остатками одежды. У некоторых кожа слезала с клочьями мяса. Чем дальше они продвигались, тем невыносимее становился запах. Дед разорвал свою рубашку и сделал из нее маски себе и мальчику.

Они перешли то, что когда-то было рекой, в ней сейчас не было воды, дно было усеяно вареной рыбой, и подошли к краю кратера. Он завораживал: невероятно большой, в остекленевших краях отражалось вырывающееся из его центра пламя. Немного левее от этого центра, совсем недавно был дом, где мальчик жил с родителями и младшим братом.

4

Утром в городе появились люди в серебристых скафандрах — скафандры начали проводить эвакуацию. Их с дедом разместили в распределительном центре, кормили, кололи какие-то лекарства, и на его взгляд всё складывалось неплохо, но было и страшное — он не понимал, что произошло и происходит. Из громкоговорителей, которые вели трансляцию на весь центр, он слышал, что благодаря превентивному ядерному удару Либерально-индустриальной церковью столица, несущая вред современному обществу, была уничтожена и теперь многие благотворительные организации помогают жителям уничтоженной столицы и защищают их права. Мальчик не всё из сказанного понимал, но было ясно: происходит что-то страшное.

Через неделю у маленького островного государства появилось новое правительство. Объявили о строительстве новой столицы вместо полностью уничтоженной, также стало известно, что в новой столице появятся церкви, несущие правильную веру — правильную, как на главном континенте. Именно тогда мальчик осознал: родителей и братика больше нет.

5

Когда их с дедом выпустили из распределительного центра, они вернулись в домик деда. В горах царило всё тоже умиротворение, но былого умиротворения в них самих уже не было. Дед сильно изменился за время, проведенное в уничтоженной столице, казалось, он еще сильнее похудел, поседел, но самое страшное — дед замолчал. Когда мальчик обращался к нему, тот просто молча смотрел на него остекленевшими глазами.

И тогда мальчик впервые развёл пламя в очаге, сам повесил над пламенем котёл с водой, нарезал овощи и сварил их. Эта еда сильно отличалось от того, что готовил дед, и вообще приготовленное можно было назвать съедобным с большой натяжкой, но он хотел есть и нужно было кормить деда. Так он начал заботиться о себе и деде.

Шли дни. Мальчик уже сам управлялся с хозяйством, заготавливал дрова, готовил и ухаживал за дедом. Он прикатил к крыльцу дома три больших валуна — в память о родителях и брате и посадил вокруг них несколько кустов золотистого чая, как это было принято на острове раньше. Состояния деда только ухудшалось, он чувствовал что жизнь покидает его. После первых осенних ливней рядом с крыльцом появился новый валун с обсаженными вокруг кустами чая, а через пару недель мальчик собрался и двинулся в сторону новой столицы.

6

Что сразу удивило: новая столица даже не пахла, а воняла — рабочим потом, алкоголем и сытостью. Да-да, именно сытостью — запах подгоревшего жира витал в воздухе, наполнял улицы новой столицы и, казалось, проникал в каждую клеточку тебя самого. Построена Новая была из контейнеров из-под шахтерского оборудования и поэтому напоминала большой железный куб. Улочки местами были настолько узкими, что там не могли разойтись даже два человека. Жизнь без окон, жизнь в контейнерах…

Ему повезло, или назовём то, что с ним произошло, везением. В распределительном центре его направили в хороший интернет для выживших после бомбардировки. Там оказалось неплохо, по крайней мере у него имелись своя койка, порция еды утром и вечером и были те, с кем можно было поговорить.

По правилам интерната дети работали. Но мальчика это не смущало, он привык к труду, живя с дедом. Некоторые дети работали в мастерских, кто-то — в кафе, другие — в небольших отелях, но всех объединяло то, что они обслуживали прибывающих шахтеров. И он тоже стал частью безымянного обслуживающего персонала — носильщиком при шахтерах, открывающих новые месторождения пейнита, он стал частью нового мира. Этот мир вытекал серой массой из своих контейнеров утром и затекал в них обратно той же серой массой вечером.

Большую часть времени он проводил на базе шахтеров, занимался переноской всяких мелочей, и это было его первой основной обязанностью — носить, носить и носить. А второй — не думать, не думать вообще, как это делал весь новый мир, а просто беспрекословно выполнять то, что ему говорят. И еще для него и всех в новом мире существовала третья основная обязанность — постоянно посещать новую церковь. И он, как и все, ходил на проповеди каждый вечер и слушал про какого-то Бога, во власти которого они все находятся и от воли которого теперь зависели их жизни. Он видел, что люди со временем поверили в этого Бога — по-настоящему, став частью Либерально-индустриальной церкви. Но у него ничего не получалось: как ни пытался, он не мог поверить в Бога, который сжигает души некоторых умерших по своей прихоти и, будучи всесильным, отдал своего сына-плотника толпе, которая прибила его к кресту.

7

Через год строгого исполнения основных обязанностей, с ним случилось то, о чём мечтает каждый мальчик-носильщик: его решили взять в экспедицию по поиску пейнита. Истории про эти экспедиции были основной темой разговоров жителей интерната, а вернувшиеся оттуда мальчишки становились просто легендами. Вокруг них вечерами собирались дети и слушали рассказы про залитые солнцем зеленые ущелья, про горы, упирающиеся в облака, про животных, которых большинство из интернатовских не видело, и, конечно, про дикие плантации золотистого чая, пару веточек которого обязательно приносили из экспедиции. Очень редко побывавшие в экспедиции вспоминали о том, как некоторые мальчики-носильщики срывались в расщелины и падали в бездонные пещеры и их просто оставляли там, если невозможно было к ним спуститься. Но жители интерната не хотели верить в это, ведь мечта еще раз увидеть красоту их острова брала верх над всеми другими.

И вот настал долгожданный день выхода экспедиции. Четверо мальчиков-носильщиков погрузили вещи шахтеров в машину, похожую на металлическую сороконожку, а после небольшого отдыха погрузились в ее чрево сами вместе с шахтерами, двери закрылись, и они отправились в путь.

Ехать в сороконожке было довольно утомительно из-за ожидания неизвестного, и это изматывало. Мальчики молча сидели на полу, шахтеры их иногда кормили, при этом выглядели они очень дружелюбно, сами же они выпивали, вели громкие разговоры, которые перемежались таким же громким гоготом.

В чреве сороконожки не было окон, только тусклый свет ламп, и мальчик потерял ощущение времени: он уже не понимал, сколько они находятся в чреве и когда это закончится. Периодически он засыпал, но, просыпаясь, всё так же обнаруживал себя в сороконожке. И когда он уже смирился с тем, что это путешествие никогда не закончится, они остановились, шахтеры прекратили разговоры, заработали какие-то механизмы, и двери медленно открылись.

8

Перед ними было залитое солнцем ущелье, обрамленное врастающими в облака величественными горами. Через ущелье, рассекая его пополам, пробегала тонкая линия горной реки, которая местами превращалась в небольшие перекаты и водопады. Вода в реке была насыщенно-голубого цвета, а отраженное от нее солнце слепило. По берегам рос кустарник сочно-зеленого цвета.

После короткого отдыха участники экспедиции разобрали упакованное оборудование, погрузили его на себя и двинулись вверх по реке. Через несколько часов они пересекли ущелье, идя по воде, и вышли на каменное плато, которое было испещрено расщелинами. Горная река обегала их, то и дело срываясь краями в их глубину.

Шахтеры разбили лагерь, развели костер и начали привычно шумно готовить еду. Мальчик сел и уставился в небо, которое начало терять солнечный свет и на нем появились первые звезды.

‍

Он заснул, а очнувшись, понял, что наступило утро. Рядом с ним стояла тарелка с остывшей едой, которую, вероятно, принесли, когда он уже спал. Лагерь еще не проснулся, он тихо съел содержимое тарелки и, глядя на встающее солнце, начал мысленно готовиться к наступающему дню. В интернате ходили истории об этом плато — его называли гибельным местом. Мальчик понимал, что сегодня их ждет трудная работа.

После пробуждения отряд начал движение, и стало понятно, почему у этого плато дурная слава. Из-за многочисленных расщелин оно походило на кусок сыра, местами пустоту разделяли только несколько сантиметров твердой поверхности. Движение осложняли неровность почвы, узкие переходы и выпавшая утренняя роса. В середине дня устроили небольшой привал, и мальчик осознал, что, наверное, никогда так не уставал, но не подал виду. Другие тоже не скрывали усталость, только мальчики-носильщики перестали тихо переговариваться, а разговоры шахтеров стали краткими, а смеха не было слышно вовсе.

Следующие полдня пути прошли тоже тяжело. Но ближе к закату стало понятно, что плато практически пройдено: расщелин становилось меньше, перешейки между ними были гораздо шире. К тому времени мальчик не замечал красоты вокруг, двигался автоматически за впереди идущим и испытывал невыносимую усталость. Когда последние лучи солнца почти спрятались за горами, решили расположиться на ночевку, выбрав подходящее для этого место. Уже почти подойдя туда, где будет привал, мальчик почувствовал, что на нем кто-то повис, ему стало невыносимо тяжело, он повернулся, чтобы сказать сзади идущему, что он тоже сильно устал, и оступился.

9

Очень-очень тусклый отблеск солнечных лучей периодически попадал в расщелину, в ее темное царство, на каменном дне которой лежало маленькое тельце.

Сколько прошло времени с момента его падения мальчик не знал, он не ощущал его течения, он чувствовал только постоянную невыносимую боль. Сознание приходило на мгновение, а потом он сразу проваливался в темноту. Очнувшись в очередной раз, он понял, что в его ощущениях возникло что-то новое и неприятное. Это что-то щекотало его кожу, проникало в него через рот. Движение, которое ощущалось им как вползающая внутрь бесконечная гусеница, вызывало рвотные спазмы, и он снова терял сознание. Но каждый раз приходя в себя он быстрее привыкал к этому чувству и учился его не замечать.

‍

Шли дни, притуплялась боль, всё дольше он находился в сознании, а глаза уже привыкали к темноте. И в какой то момент, открыв глаза он увидел, в тусклых отблесках, что происходит рядом с ним — увиденное вызывало у него рвотные спазмы: тонкая движущаяся дорожка, состоящая каких то насекомых, они явно стремились к нему. Мальчик наблюдал, как маленькие существа преодолели воду, и на их тельце оставались крохотные капельки, а потом насекомые устремились внутрь него. И тогда к нему пришла мысль: расщелина его кормит.

10

В какое-то из пробуждений мальчик пришел в себя настолько, что ему удалось подумать о том, что с ним происходит, и на него нахлынуло чувство полного бессилия: он осознал, что не может управлять своим телом, и это было, наверное, самое страшное. Но в этом пробуждении было и другое не менее страшное — было что-то еще, он не мог этого объяснить, но у него складывалось ощущение, что рядом кто-то или что-то присутствует. Этот кто-то или что-то вносило в его жизнь новые ощущения — ощущал как чувствует себя песок на закате, как радуются листья дождю, как благодарны птицы ветру. А спустя время он уже ощущал одновременно, что чувствует каждая частица планеты и планета целиком. Он не мог объяснить происходящее, и сила, которая дала ему эти ощущения, тоже ему ничего не объясняла.

Параллельно в нем просыпалось то, что копилось с момента смерти его родителей и братика, — и бессилие стало превращаться в ненависть, в ненависть к тем, кто уничтожил его мир и навязал ему свой.

‍

Со временем он стал частью расщелины, частью плато, частью планеты. К нему пришло понимание, что планета чем-то похожа на него, только ее сердце не билось, а вращалось; венами планеты были магнитные поля, которые пронизывали ее и всё на ней, и поля эти где-то усиливались, а где-то истончались. Он мысленно потянулся к ним и они поддались, попробовал управлять этими полями, и у него получилось.

11

Сначала над главным материком появилось полярное сияние. Все наслаждались необъяснимым и невероятно красивым явлением — над городами оно было таким ярким, что казалось, будто все краски небесного мира растеклись над ними. Позже восторг сменился на первую настороженность, связанную с появлением полярного сияния: с неба начали падать птицы, домашние животные стали вести себя агрессивно и пытались убежать от своих хозяев. Экологи всех успокоили на какое-то время, как обычно, свалив всё на глобальное потепление. Но сияние продолжало негативно влиять на планету: количество природных бедствий увеличивалось, к ним добавились техногенные катастрофы.

Институты, изучающие планету, начали бить тревогу. Но все старательно делали вид, что ничего серьезного не происходит. Люди главного материка привыкли жить в стабильности, и никто не верил, что природа может повлиять на эту стабильность. Если бы люди чувствовали магнитные поля, то восприняли бы предостережения ученых всерьез.

‍

Первое космическое окно открылось над полями на севере главного континента, что привело к их полному уничтожению. Практически сразу по материку прокатилась серия небольших землетрясений, и на юге проснулся давно спящий вулкан, лавовые потоки которого уничтожили близлежащие города. За следующую неделю положение резко ухудшилось: землетрясения увеличили свою амплитуду, по материку и в прилегающих океанских водах просыпалось всё больше и больше вулканов, на районы рядом с ними обрушились серные ливни, а побережье было практически полностью уничтожено цунами. Потом космические окна стали открываться над городами, и в них хлынула космическая радиация, которая не только вызывала сильное облучение, но и приводила к многочисленным авариям, отключениям электричества и оборудования, что мешало работе коммунальных служб, транспорта, приводило к остановке производств. Веерные отключения всех систем одно за другим ввергли города главного континента в полный хаос.

12

За то время, что мальчик находился в расщелине, он стал её частью, причем не в метафорическом смысле, а в буквальном. Их тела срастались, плоть прорастала в камень, а камень — в плоть, и в какой-то момент их стало невозможно не различить, не разделить. Но если тело не убивало камень, то камень убивал тело мальчика. Он чувствовал, как его давно неподвижное тело теряет жизненную силу, как камень, проникая в его жизненные органы, осложняет их работу, как расщелина впитывает в себя его кровь. Он чувствовал, что чем больше он пользуется силой, управляет магнитными полями, тем быстрее происходит слияние его тела с камнем. Но это его почему-то не беспокоило, даже больше того — он хотел, чтобы их слияние произошло как можно скорее, он хотел прекратить свое такое существование.

И когда главный континент был почти весь испепелен, разорван и практически полностью затоплен, когда единственным нетронутым местом на планете остался архипелаг маленьких островов, в ожерелье которого был и его остров, он осознал, что время пришло — расщелина полностью его поглотила. Но в этот момент он не испытал облегчения, которого так долго ждал, вместо этого его наполнило сильное сожаление от сделанного им и чувство вины. Когда камень коснулся сердца, оно остановилось.

Эпилог

Все же человеческий мозг удивительное творение природы, он может даже без нашего желания или независимо от состояния создавать нереальные миры.

Огромное солнце опустилось за горизонт, дневная жара и духота ушли, и их место заняли прохлада и свежесть. К вершинам гор подтягивались облака, совсем скоро они прольются дождём.

‍

Старая сиделка, как всегда, проводит обход палат перед сном. Осталась последняя палата, в ней лежат пациенты в коме. Она по старинке наклоняется к каждому пациенту этой палаты и прислушивается к сердцебиению. Подойдя к кровати самого «старого» жильца палаты, она сразу почувствовала, что в маленьком измученном тельце уже нет жизни. Чтобы окончательно убедиться, она наклоняется к его груди и прислушивается, но ничего не слышит. Сиделка тяжело вздыхает и накрывает пациента простыней с головой, как это делают врачи нового мира. Сейчас в госпитале, кроме нее, уже никого нет. Утром, завтра утром она расскажет, что случилось в этой палате, но только завтра. Она выходит из палаты.

‍

Год назад мальчика принесли в госпиталь шахтеры. По их словам, он сорвался в расщелину. Он потерял много крови, у него были многочисленные переломы грудной клетки, размозжена голова. Но в нем всё еще билась жизнь. Благодаря нескольким операциям врачам удалось стабилизировать состояние мальчика. Но, к сожалению, в его ситуации время не лечило — мальчик не приходил в сознание, кома его не отпускала.

‍

Старая сиделка заканчивает обход и садится в уже провалившееся коридорное кресло. Сегодня она сильно устала, ей хочется отдохнуть от этого дня. Она смотрит на заваривающийся на столике чай. Завтра утром ей не нужно будет вставлять трубку для искусственного кормления одному из пациентов в коме, значит, у нее появится немного свободного времени до прихода врачей.

За тот год, что мальчик не покидал свою кровать, в её мире ничего не изменилось: планета не содрогалась от катастроф, воздух по-прежнему был пропитан запахом дешевого подгоревшего жира, открывались новые церкви и шахты. Сиделка берет чашку свежезаваренного ароматного и так любимого островитянами чая и делает глоток.