Кудыкина прорва

Костёр постепенно угасал, ядовито шипя под мелким дождичком и постреливая угольками. Надо бы хвороста подбросить, подумал Гаврила. Вот только удаляться от огня было боязно. Протянув руку, ощупью отыскал в траве суковатую старую корягу. Отсырела, конечно, на земле полежав, но это ничего, разгорится: углей уже много, жару хватит. А то, что дымить будет, так оно ещё и к лучшему — нежить всякую отвадить. Место-то недоброе, порченое, для ночлега негодное. И угораздило его в пути замешкаться…

Разворошив угли, он сунул корягу в самую серёдку, набрал побольше воздуха и как следует дунул, чтобы занялось. От едкого дыма запершило в горле, слёзы навернулись на глаза. А когда открыл их вновь, из зарослей ольшаника смотрели на него два красноватых огонька. В груди похолодело, рука сама потянулась к голенищу, за ножом.

— Эй! Ты чего? Не надо, я ж только погреться хотел!

Вышедший на полянку мальчонка, по виду лет девяти, был одет в длинный, не по росту, чёрный плащ с капюшоном, из-под которого торчал на редкость чумазый нос, формой напоминающий пятачок. Парнишка робко улыбнулся, обнажив белые зубы, и сделал ещё шаг навстречу. У Гаврилы отлегло от сердца. Подвинувшись на толстой трухлявой колоде, он освободил немного места для гостя и сделал знак рукой — присаживайся, мол. Тот несмело приблизился и сел, уставившись на огонь.

— Ты чего бродишь ночью? Волки набегут — сожрут и косточек не оставят. А то и нечисть какая… — и Гаврила на всякий случай боязливо перекрестился.

— Не боюсь я волков, а нечисти — так и подавно. Домой иду, к своим, — вздрогнув, словно от озноба, и ещё глубже упрятав голову в капюшон, ответил мальчик.

— Вот же нашёл время разгуливать! Ей-богу, был бы я твоим тятькой — отходил бы как следует вожжами по мягкому месту, чтоб не шлялся где попало да не в урочный час.

— Своих детей учи, а меня не замай! — сердито и глухо произнёс из-под капюшона парнишка. — Скажи вот лучше: как мне до Кудыкиной прорвы добраться?

— Кудыкиной прорвы!? Да ты в своём ли уме, пострелёнок? К чертям в пекло захотел?

Кудыкиной прорвой звалось место в самой середине старого болота, где в незапамятные времена выгорел дочиста пересохший торфяник, образовав в земле огромный провал, страшный и чёрный. Десятой дорогой обходили люди то место, а немногие смельчаки, не побоявшиеся к нему подобраться, после рассказывали: до сих пор несёт оттуда гарью, а в самой глубине светится красным, будто доселе не утих глубинный пожар. А старики говорили, что ведёт тот провал напрямую в ад…

— Не твоё дело, — сквозь зубы процедил малец. — Знаешь дорогу — так скажи, а не знаешь, так сам найду.

— Ты что это, дерзить мне вздумал? Да я тебе сейчас… — привстав с колоды, Гаврила попытался было ухватить мальчишку за ухо, но неожиданно закашлялся, глотнув дыма, схватился за грудь. А когда пришёл в себя, пацана рядом уже не было.

***

— Вот же людишки, — отбежав на некоторое расстояние, фыркнул себе под нос мальчишка. — Заладили: пекло, пекло. Кому пекло, а кому, может, дом родной. Ладно, сам выберусь — не впервой.

Он прищёлкнул хвостом и, швырнув плащ в трясину, весело заскакал с кочки на кочку.