Кошачий сон

— Мррр, отдыхай, хозяин.

Смотри, как я уютно устроился на животе, спрятал когти, щекочу хвостом твое хозяйство.

Ты даже глаза закатил— значит нравится! Чеши, чеши меня за ушами, не отвлекайся, да и по спинке погладь. Не все же тапками охаживать.

Я сейчас на грудь переползу и промяучу колыбельную, спою тебе последнюю песенку.

А когда смертельный лед скует тело, и кровь застынет в жилах, я разлижу до дыр твою толстую кожу, острыми коготками подцеплю щетинистое сердце, достану его и сожру — все без остатка!

Потом провожу тебя в потаенный край, где все наоборот. Где пахнет скисшим молоком и кильками в томате, за трухлявыми плинтусами бегают мыши, а на подоконниках воркуют голуби. Где мне тайком, оглядываясь на тебя, подсовывают кусочек колбаски.

Я ее быстро хватаю и тащу под батарею, от греха подальше!

В моем мире ты будешь прятаться от летающих тапок и свернутых в трубочку газет, норовящих попасть именно туда, где сейчас хулиганит мой хвост. Научишься выпрашивать крохи со стола и пить воду из луж, потому что я буду каждый день опрокидывать твою миску. Дрожать в ожидании наказания и подлизываться в надежде на ласку. Если пинок под тощие ребра можно так назвать.

В моем кошачьем мире лишь один человек будет чувствовать себя счастливо, ее ты ненавидишь чуть меньше, не пугаешь тапками, не учишь газетами, но пинаешь не реже. Я слизываю слезы с ее щек, пока ты не видишь, мурчу веселые истории и рассказываю на ночь сказки. Качаюсь на худенькой груди, словно на перине. Она поет мне песенки тихо-тихо, чтобы случайно не разозлить тебя.

Вот ты и закрыл глаза, сладко причмокиваешь. В уголке рта запузырилась слюна. Мррр, мерзко… Язычок прорастает иголочками, готовься!

Погружаясь в пьяный морок, ты не чувствуешь, как тело мое наливается тяжестью. Скоро она станет невыносимой, смертельной. Сердце попадет в свинцовый плен, затрепещет, как пойманный воробей — вот это пир! Пару раз качнет ядовитую кровь и замрет.

Я буду лежать на тебе до утра, прислушиваясь и не веря счастью. И когда трупный холод проникнет под шерстку, довольно мяукну и уйду с чувством выполненного долга.

Найду свою любимую, ткнусь носом в подмышку, проведу лапкой по щеке. Загадаю самое сокровенное, по кошачьи чудесное, свернусь клубочком и…

Я обниму ее ласково и нежно, прошепчу на ушко:

— С добрым утром. Смотри, что натворила ночью хвостатая сволочь.

А она с улыбкой произнесет слова, которые раньше не осмеливалась:

— Выкини мерзавца на улицу. Его место на помойке.

Да, теперь там твое место, хозяин. Мррр…

Знаете кем потом становятся кошки? Людьми! Это награда за нашу нелегкую жизнь. Вы пробовали умирать девять раз к ряду? Понарошку и только последний раз наверняка. Зато в финале нас ждет награда, сравнимая лишь с блюдцем сметаны или куриными потрошками.

Первый раз я ничего не поняла. Дворник сунул нас с Рыжим в ведро и понес. У меня тогда прорезался только левый глаз, у брата ни одного. Он дурашливо щерился и катался по оцинкованному дну. Я хотела ему поддать, но в тот же миг оказалась в ледяной воде. А потом добрый человек присыпал нас землей, чтоб согрелись и лопатой подровнял. От страха у Рыжего открылись оба глаза.

Второй — по глупости вышло. Подъедались мы в одном строительном тресте. Что удивительно, брату доставалось больше. Он рыжий — к деньгам. А я в мамину родню пошла. Как увидят или крестятся или пинают. Короче, погнался брательник за мышом, а тот за диван шмыг, юркий сволочь. Обжорыш мой и застрял — между плинтусом и задней ножкой. Я бросилась на подмогу. А тут сторож с буфетчицей на диван плюхнулись и давай толкаться. Размазало нас задней стенкой. Но опять не насмерть.

Третий раз — смешно. Под колеса свадебной машины угодила. Как мне рассказывали — не жилось молодоженам спокойно, раз черную кошку переехали. Разбежались. Вот и не верь после этого в приметы.

Еще погорела в пожаре, что мы в строй тресте с Рыжиком устроили. За диван мстили. Подождали пока сторож на нем с папироской заснет. А под нее газетную статейку о вреде курения подсунули. На том пепелище с братом рассталась. Не знаю — жив ли.

Два раза падала из окна, с пятого и седьмого. Воробьи ушлые cейчас. Типа убогие, подпускают ближе. Потом за две секунды полета вся жизнь перед глазами пробегает.

Собак ненавижу. Дворняга еще ничего была. После ее захвата я впервые увидела небо в алмазах, меркнущих один за другим. А Буль потрепал будь здоров! Его хозяйка вытащила прилипшую к клыкам шкурку и выбросила в помойный контейнер, чтобы соседи не видели.

В помойке было тепло и пахло потрошками. Это меня и спасло.

И вот сижу я на крыше, любуюсь цветущими в городе каштанами. Наслаждаюсь пением птиц. Весна. А рядом она. Чудная — сил нет. Черная как галчонок, худая, колготки в зацепках.

На меня похожая. Такая же неприкаянная. Говорит — умереть хочу, сейчас прыгну. А в следующей жизни — когда стану кошкой, никого не буду любить, короче ерунду мелет.

Говорю — хочешь — прыгай. А она — боюсь. Прыгни со мной!

А мне что? Я столько раз с крыши за голубями летала. За компанию всегда весело!

Тем более, еще одна жизнь в запасе осталась.

Или уже нет?