В первый раз

В первый раз

РАССКАЗ

Она шла по тропинке справа к дороге. Анатолий сразу узнал ее. Хотя мог бы и не узнать. Выглядела она для него невысокой, худой и постаревшей. Это был другой человек. Резко свернул влево к улице, которая ему была не нужна. Он уверил себя, что она не узнала его. Если она так сильно изменилась, то должно быть и он уже другой.

Узнала она его или нет? Он не хотел встречаться с ней, не хотел разговора. Где ты? Как ты? Это была другая женщина. Но главное: он был другим. Того прошлого для него больше не существовало. И почему-то ему стало стыдно за то, что с ним произошло тогда.

Десять лет прошло. Анатолий закончил школу, университет, женился. Любил жену. По распределению попал в самый дальний уголок области. У них подрастал сын. Денис. Работа не особенно нравилась ему. Но он тянул лямку. И был уверен, что уже ничего не изменится в его жизни. Всё будет одно и то же изо дня в день, из года в год.

Приехал в город навестить родителей. Он делал это раз в два года. Один год ездили куда-нибудь отдыхать. Вот эта встреча. Совершенно неожиданная. Он не вспоминал ее. Не думал о ней, забыл про ее существование. Он был уверен, что эта страница вырвана из его книги жизни.

Жили они в Затоне. Вторая Портовая, дом девять, квартира три. Первый подъезд от магазина. На втором этаже двухэтажного бревенчатого дома, построенного еще до войны. В квартире на трех хозяев. С общей кухней и туалетом. Еще в кухне была маленькая кладовка, в которой было холодно и темно. Света там не было.

Была поздняя осень. Анатолий учился в последнем десятом классе шестьдесят девятой школы.

Иногда мать вечерами уходила в соседнюю квартиру, где жили две пенсионерки. Они были одиноки. Тетя Наташа попала в Сибирь еще ребенком из блокадного Ленинграда. У тети Дуси давным-давно умер муж. Пили дешевое вино. В такой поздний вечер мать вернулась от тети Наташи и сказала, что у нее живет девушка. Снимает койку. Учится вечерами в речном техникуме. И работает в РЭБе (ремонтно-эксплуатационная база). Закончит техникум, станет какой-нибудь начальницей. Вот сейчас сидит и не может решить задачи и примеры. Чуть не плачет. Дается ей математика плохо. Мать сказала, что Анатолий хорошо учится, отличник. Поможет. Света, так звали девушку, сказала, что тогда придет к ним. Сама она не сделает. Замучилась с математикой. А преподаватель у них строгий. Скоро надо сдать контрольную.

Дня три прошло. Был поздний вечер. Родителей дома не было. Ушли в гости. Возвращались они затемно.

Анатолий сидел за столом, единственным в их комнате, спиной к двери, как обычно. Не слышал, как она вошла. На столе желали учебники, тетради. Он делал письменные работы.

— Здравствуйте!

Что-то тихое, почти детское за спиной. Кто это еще мог быть? Да еще и вечером? Обернулся. Девушка, скорее всего старшеклассница. Но у них в школе такой не было. Улыбалась застенчиво. А большие глаза ее светились, как будто она перед собой видела Эйфелеву башню. Анатолию это понравилось. На него смотрели не как на мальчишку.

Он забыл о разговоре с матерью и никак не мог понять, кто это незнакомка, так внезапно появившаяся в их комнате. И чего она хочет. На ней был халатик и тапочки.

— Вот. Пришла. Тетя Клава сказала, что ты отличник. Можешь решить любую задачу.

Да! Она держала общую тетрадь, как держат поднос в ресторане. Может, когда-то она работала официанткой? Вспомнил.

— Садитесь! Вот!

С боку стола стоял плетенный стул. Такие стулья родители купили на барахолке.

Придвинула стул и села так близко от него, что он чувствовал тепло ее тела и запах. В разрезе халатика он увидел верхний край белого лифчика. Поспешно отвернулся. Отвел глаза, испугавшись, что она могла перехватить его взгляд и подумать о нем плохое.

— Отличник… Какое там! Так себе! — пробормотал он.

Она сидела, поджав под себя ногу, по-домашнему, как девчонка. Это успокоило его. Тапок она сбросила, он лежал возле ножки стула кверху подошвой. Анатолий разглядел соринки. Коленка ослепила его, как прожектор. Она листала тетрадку. У нее был красивый округлый почерк. Идеально ровный. Как у старательной ученицы.

— Света!

Он кивнул.

— Я…

Как он должен был себя назвать? Просто Толя? Или посолидней: Анатолий. Он ни разу не знакомился с девушками.

— Ты Толя. Тетя Клава рассказывала о тебе. Она гордится тобой, потому что ты очень хорошо учишься.

Перед другими мать хвалилась им. По ее рассказам он был круглый отличник и лучше всех учился в школе. И на каждом родительском собрании его хвалили. На собрания ходил отец. Это было не так. И порой ему было неприятно слушать, как она выхваливает его перед другими. Старший его брат Владимир бросил школу в седьмом классе.

Этот случай был исключением.

— Вот! Нашла! Кошмарная контрольная! Сколько ни билась, ничего не получается.

Толя прочитал задачки. Обрадовался. Такие он еще в прошлом году решал. Ничего особого! Сейчас их троечники решают в школе. Тоже мне техникум! Он уже боялся. Быстро решил одну задачку, потом другую третью, прорешал кучу примеров. С ними еще легче. Через час контрольная была готова. Он чувствовал себя Гераклом, совершившим очередной подвиг. Света смотрела восхищенно на него.

В последнее время Анатолий всё чаще задерживался возле огромного платяного шкафа, в центре которого было большое зеркало. Он выпрямлялся и строго смотрел на свое лицо. Мать замечала это и улыбалась. Младшенький оказался умнее и выше своих старших братьев. Однажды, когда у нее сидели подруги, она кивнула в сторону шкафа. Анатолий рассматривал себя и думал, что никто не обращает на него внимания.

Жених стал!

Подруги посмотрели на Анатолия, вспомнили, что и они были молодыми. Влюблялись, теряли голову. Теперь это казалось далеким и сказочным. Годы убивают счастье. Лица их стали светлыми. Анатолию было неловко. Он вышел в коридор. Он не был красив. Иногда ему казалось, что он совсем некрасив. И такого полюбить нельзя. Любят красивых. И если бы у него сейчас было одно волшебное желание, он захотел бы стать красивым.

Уши какие-то большие и растопыренные. Когда он сидел за книжкой, то обеими ладонями крепко приживал их. Надеялся, что так они меньше будут торчать.

Рот большой. И нос некрасиво расширяется внизу. И какой-то неровный. Глаза маленькие.

Наступила зима. Вечерами он стоял в подъезде у крыльца, укрываясь за углом. Он не хотел, чтобы его видели с улицы. И думали: «Чего стоит? Кого высматривает? К чему стоять зимними вечерами?»

Вечерники учились через дорогу в бывшем детском садике, куда он ходил до школы. Потом построили большое двухэтажное здание для детишек. А в бывшем садике теперь было вечернее отделение речного техникума.

Кончились занятия. Студенты выходили на высокое крыльцо. Парни закуривали. Смеялись. Порой долетали громкие слова. «Ну, ты даешь! Решил, называется!»

Расходились.

Когда Света подходила к дороге, Анатолий бежал на второй этаж, перешагивая через ступеньку, в комнату. Садился на кухне. И перед ним возникала она, идущая к нему навстречу. Он представлял ее лицо, как она перебегает через дорогу. Да, она почему-то всегда бежала.

Она сидит рядом с ним, а в разрезе халатика виден край лифчика и тонкая полоска.

С родительской кровати раздавался шепот. А потом кровать начинала ритмично скрипеть. И казалось, что это продолжается целую вечность. Этот механический скрип. Крепко-крепко зажимал уши, чтобы переждать, не слышать этого скрипа.

Как такое может быть? Света и этот скрип кровати? Это всё равно, что тебе плюют в душу.

Она приходила с контрольными, домашними письменными работами. И садилась возле него. Он решал задачи, писал химические формулы, переводил с немецкого. Она вздыхала. Заглядывала в тетрадку, где он писал. Глаза у нее были усталыми.

— Я дура. Как мне повезло с тобой! — говорила она. — Если бы не ты, я бы, наверно, бросила.

В конце декабря Света исчезла. На новый год ее тоже не было. Это был самый печальный для Анатолия новогодний праздник. На школьную елку он не пошел. Дед Мороз и Снегурочка. «Ёлочка зажгись! Ёлочка зажгись!» Кто-нибудь из старшеклассников вставляет вилку в розетку.

Пацаны будут пить вино в туалете, курить и материться. Кого-то непременно вырвет.

Ему это было не нужно.

На третий день после Нового года не выдержал, спросил у матери, старясь придать своему голосу насмешливость и безразличие:

— Где квартирантка-то?

— У тети Наташи.

— Так она же поехала к родителям в деревню. Взяла отпуск и поехала. Ты же сама говорила.

Он отвернулся.

Потом начались вечерние занятия. Снова студенты шумной толпой выходили на высокое крыльцо. Светы всё еще не было. Его душа окаменела. Он сидел на уроках и ничего не слышал. Как-то получил по своей любимой алгебре двойку. Учительница огорчилась. Домашние задания он не делал. Рано ложился. Долго не мог заснуть. Ворочался, вздыхал. Закрывал глаза и видел ее. Прикасался пальцами к ее мягким волосам. Думал, что жизнь его закончилась. Без нее она не имела никакого смысла. Если бы он был самостоятельным, у него были бы деньги, он поехал бы в эту дурацкую деревню и сказал бы ей:

— Ты со мной нехорошо поступила.

Но он ничего не может сделать. У него денег бывает только на мороженое. У отца никогда не выпросишь.

Вечером пришли гости. Пили вино. Мать ему предложила. Он кивнул, согласился. Вино сладкое и приятное. Ушел на кухню. Там никого не было. Изредка заходила соседка тетя Маша. Читал книгу, но не понимал прочитанного. Отец в кладовке прятал вино. И пил в тихушку. С работы он всегда привозил несколько бутылок. Анатолий пошарился в кладовке, нашел бутылку, налил себя полный граненный стакан. Пальцы с той стороны стакана были багрово карсными, как у монстра. Два раза поперхнулся, но допил. Сначала стало хорошо и безмятежно. Из головы ушла тяжесть. Из желудка стала подниматься волна. Едва успел добежать до туалета, зажимая ладошкой рот. Рот уже был полон блевотины. Она склонился и из него хлынуло. Может быть, он сейчас умрет. Да вроде бы еще никто не умирал от стакана вина.

На третий день мать пришла от тети Наташи и сказала, что Света приехала. Отпуск у нее закончился. Уже завтра ей выходить на работу. А работала она в заводской конторе. Может быть, мать уже обо всем догадывалась. Он из изо всех сил старался выглядеть спокойным. Ему не хотелось, чтобы другие знали об его чувствах. Но сейчас он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, стал болтать о чем-то веселом, рассказывать матери смешные случаи на уроках и переменах. Мать улыбалась.

Света пришла с новой контрольной работой. Держалась так, как будто ничего не произошло.

— Как деревня поживает? — спросил он. — Готовится к посевной и всемирному дню посадки картофеля?

Голос у него был насмешливый.

— Поживает.

Почему-то она никогда о себе ничего не рассказывала. Анатолий знал о ней только то, что рассказывала мать.

Девушки болтливы. Она тоже может болтать о чем угодно. О разных пустяках, которые были ему неинтересны. О себе никогда ничего не говорила.

В конце января тетя Наташа поехала в Ленинград. Отыскалась ее младшая сестра. Их разлучили во время эвакуации и до этого времени они ничего друг про друга не знали.

Анатолий ждал Свету после занятий на своем обычном месте. У косяка подъезда. Она спустилась с высоким парнем. Они остановились. О чем-то говорили. Света положила ладонь на его локоть. Больше говорил парень. Она кивала. Изредка что-то произносила. Они перешли дорогу и направились к дому. На нем было длинное пальто. Анатолий прислонился к стене. Потом понял, что из темного подъезда его никто не увидит. И прятаться просто глупо. Опять встал возле косяка, наблюдая за ними. Они остановились, перейдя дорогу. Парень ей что-то рассказывал. Но что, разобрать было нельзя. Говорили они тихо. То есть он говорил. Она кивала. Подошли к крыльцу. Остановились. Неужели он сейчас поднимется вместе с ней? Они будут вдвоем. Анатолий шептал «Нет! Нет! Нет!» Он не знал, что сделает, если они поднимутся вместе.

Как будто его ошпарило кипятком. Если такое произойдет, как же ему жить дальше? Это же катастрофа, всемирный потоп! Да нет! Это гораздо хуже. Это конец вселенной! Конечно, он зайдет и затеет драку с этим типом. Может быть, даже убьет его. Но если она сама позвала его к себе? Почему она держит руку на его локте?

Пойти сейчас навстречу к ним и что-нибудь сказать Свете, не обращая на этого никакого внимания? Что ей сказать? Нет, не выйдет он им навстречу. Не сможет он подойти к ним. Будет прятаться за углом и подглядывать, как любопытная старушонка. Да нет же! Выйдет! Возьмет и выйдет сейчас! Медленно к ним подойдет. И в морду этому дылде!

Парень коснулся ее руки, развернулся и пошел. Ни разу не оглянулся, не помахал ей на прощание.

Анатолий побежал наверх. А вдруг она ему сказала, что у нее есть другой и она любит этого другого? И этот другой он. И тот дылда понял, что ему здесь делать нечего. И чего он взъелся на этого парня? Просто учатся вместе. Может быть, работают рядом. А ты уже и по морде ему хотел дать. Вот какой же дурак всё-таки! Ничего нельзя делать сгоряча.

Анатолий долго сидел на кухне, успокаивая сердце. Ему было хорошо. Конечно, она любит его.

Он хотел узнать о ней больше. Он хотел знать о ней всё. Но как узнать? Спрашивать? Но кого? Она о себе ничего не рассказывала. Может быть, она вообще спустилась к нему оттуда с небес, как ангел. И он просто не должен ничего знать, не имеет права. Конечно, мать что-то знала о ней. Но он никогда бы не решился расспрашивать ее. Она бы сразу обо всем догадалась. А ему этого не хотелось. Он был уверен, что никто не знает об его любви. Он даже не знал, кем она работает. Она работала в заводоуправлении. Но кем? Может быть, вообще была уборщицей или каким-нибудь небольшим начальником. Уходила она в чистом и приходила в чистом. Значит, все-таки она не была простой работницей. Бухгалтером* но с таким знанием математики!

Девчонки-одноклассницы ему стали совершенно неинтересны. Хотя раньше он заглядывался на Клаву Кунгурову.

В Свете было женское, манящее и таинственное. А в девчонках-школьницах этого даже не осушалось. Ее движения, каждый ее жест казались ему божественными, царскими, полными значения и таинственных намеков. Всякий раз он пытался их разгадать.

Плодово-ягодное вино было из кладовки. У Анатолия таких денег не водилось, чтобы покупать вино. Отец не вел счет или предпочитал молчать, обнаружив пропажу. В следующий раз бутылки он прятал в другое место. Но в кладовке не так уж много было пространства. Анатолий поставил бутылку на середине стола. Он не знал, что сказать. Света улыбнулась.

— Разве ты пьешь? Не знала.

— Ну, не то что пьют, но могу. Иногда бывает.

— Не с кем выпить?

— Ну да! Вечер же. У меня есть вообще-то друзья. они выпивают. Но я с ними не часто.

— Не с кем выпить?

— Ну да! Вечер уже. А может быть, ты не пьешь? — Анатолию стало грустно. — А я тут притащил.

Света поднялась с кровати, оставив книжку. Поправила одеяло. Подушку поставила треугольником. Поставила стаканы. Он распечатал и налил по полстакана. Присел. Она достала из тумбочки плавленый сырок и разрезала его на ровные прямоугольники.

— Мне это много, — сказала она.

Достала еще одну тарелку. Нарезала хлеб. На другой половине тарелки уместила огуречные кругляшки. Потом опять пошла к шкафчику. Достала из банки две соленых помидорины. Один был с лопнувшей кожурой. Она свешивалась ровным треугольником, открывая сочную мякоть. Наверно, привезла из деревни соленья. Опять отправилась к шкафчику. Поставила вазочку с вареньем. К ней две чайные ложечки.

Света придвинула стул и села в своей любимой позе, поджав ногу под себя. Тапок с ноги свалился. Анатолий поглядел на белоснежную пятку. Она была меньше его ладони. Он стал глядеть в окно, чтобы не видеть ее коленку. Идеально круглую, как будто обрисованную циркулем.

— Пьем? — спросила она. — А за что?

— Не знаю. Ну, давай просто выпьем ни за что. Необязательно же пить за что-то. Иногда можно ни за что.

— Тогда за любовь!

Может быть, это было сказано просто так. Может быть, с намеком. Он осмелел. Посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляда. Нет, не было никакой насмешки. Она только тихо улыбалась.

— Если за любовь, тогда надо на брудершафт.

— На брудершафт на до целоваться. Ты уже пил с кем-то на брудершафт? Я имею в виду девушек.

Сердце его остановилось. Он посмотрел на ее лицо. Хотелось протянуть руку и погладить.

Глаза ее смеялись. Какие у н ее красивые губки. Они были чуть полноватые, как будто припухли.

— Значит, мы должны поцеловаться? — спросил он.

Вопрос был поставлен прямо, чего Анатолий сам не ожидал от себя. Значит, он может быть смелым. Он ждал «да» или «нет».

— Толя! Ты влюбился в меня? — почему-то изумилась она. — Мне это очень приятно.

Он поднял стакан и выпил залпом. Потянулся за помидориной с треугольником лопнувшей кожуры и выдохнул:

— Да! Я люблю тебя, Света. Безумно люблю. Ты лучше всех в мире. Я без тебя не могу жить.

Она пригубила вино.

— Я старше тебя на целых девять лет. Девять лет! Это, Толя, огромная разница. Я уже старуха.

Он рассердился.

— Какая глупость! Причем тут это? Я не понимаю. Это не имеет никакого значения.

— Потом через лет десять — пятнадцать я буду уже совсем старой. А ты будешь в расцвете. И я тебе буду противна. Ты будешь искать ровесниц или моложе себя. Это жизнь.

Он хотел взять е ладошку. Она убрала руки под стол, согнулась, плечи ее выдвинулись вперед.

— Не говори так!

— Толя! Я люблю своего мужа. Пойми. Ты мне нравишься. Но я люблю мужа. Аот как!

— Какого мужа?

Он уже разливал, но рука резко дрогнула. Несколько капель попали на стол. Хорошо, что лежала клеенка.

Поставил бутылку.

— Я замужем.

— Но тогда… тогда почему ты здесь? Не живешь с мужем, а снимаешь угол у тети Наташи?

— Развелись мы. Не сошлись характерами.

Он радостно вздохнул. И разлил вино. По полстакана себе и ей. Развелись — значит, уже не муж и жена.

— И причем тогда тут муж? Если вы развелись, то мужа у тебя нет. Ты свободная женщина.

— Я люблю его. Толя! Как ты можешь это понять? У тебя еще ничего не было, кроме школы.

Зима была теплая. Света приходила всё реже. Может, меньше стали задавать. Или решал ей задачки кто-то другой? Или сама разобралась с математикой? Хотя это вряд ли.

По-прежнему темными вечерами он стоял в подъезде у крыльца и ждал, когда закончатся занятия. Свету никто не провожал. Он уходил каждый раз, когда она приближалась к крыльцу. Что он ей мог предложить? Он ученик. У него нет ни денег, ни своего угла. Подумает, что он шпионит за ней. Но в этот раз он не покинул своего наблюдательного пункта, а стал ее дожидаться. Она спустилась с высокого кресла. Он не должен был ее напугать, поэтому вышел на крыльцо. Света перешла дорогу. Она даже не улыбнулась.

— Света! Тут такое дело, — проговорил он тихо, как будто боялся ее вспугнуть, если заговорит громко.

Тысячу раз он повторил эту фразу, пока ее ждал. И каждый раз редактировал, переставлял слова и менял их. Поэтому был уверен, что отполировал ее до блеска и произнесет без сучка и задоринки.

— В клубе хороший фильм «Фантомас разбушевался». Все его так нахваливают. Смотрится на одном дыхании. Это продолжение. Еле достал билеты. Вот в общем. Приглашаю!

Протянул два синих прямоугольника.

Она, не улыбаясь:

— Я так сильно устала. И работа, и занятия. Вот! Спасибо, конечно. Но давай в следующий раз. Да ты не расстраивайся, Толя! Сходи с другом. Или с девочкой. Фильм-то, действительно, хороший.

«Не любит она меня, — решил он, заталкивая билеты в карман. — Конечно, не любит. Почему она должна меня любить?» Но он не верил и про любовь к мужу. Не видно, чтобы она страдала.

Если любишь, зачем разводиться? Может, действительно, ее останавливает возраст? Если бы он мог проникнуть в ее душу, понять, что там происходит, что творится.

Он не знал, как быть. Забыть, отказаться? Решение пришло ночью. Он никак не мог заснуть.

Конечно! Какой он дурак! Она взрослая женщина. Разве будет связываться со школьником? Ее осудят за это. Кто-то будет смеяться. Она одна будет во всем виновата.

Отсидев один урок, он взял портфель и пошел к выходу. Одноклассники удивленно глядели на него.

— Куда ты? — спросил Сергей, его однопартник.

Они были друзьями. Часто встречались после школы. Ходили друг к другу в гости.

— Надо! Срочно! Потом скажу!

У директора школы была смешная фамилия Пятак. Говорили, что настоящая его фамилия Пятаков. Но родители сменили ему фамилию, чтобы она не была такая, как у врага народа. Директор взял протянутый листок, нацепил очки, долго читал, шевеля губами.

— С какой стати в вечернюю школу, молодой человек? — наконец спросил он, отложив очки.

— Устраиваюсь на работу.

— Кем, позвольте поинтересоваться? Как я понимаю, вам еще нет восемнадцати лет.

— Нет.

— Так вы уже устроились или еще только планируете устраиваться? И куда, если не секрет?

— Пойду в заводоуправление.

— Идите на урок, пожалуйста. Осталось всего ничего. А там экзамены и выбирайте себе любую дорогу.

— В дневной школе я больше учиться не буду. До свидания! Обойдусь и без вашего согласия.

В субботу вечером, когда мама сидела с подругами, он надел самое лучшее. Хотя выбора почти не было. Самое лучшее — это брюки и рубашка, в которых он ходил в школу. Была — не была!

Света сидела в обычной позе на кровати с книжкой. Читала она только советские романы.

— Сударыня! Разрешите пригласить вас на танцы? Отказ не принимается. Это даже не просьба, а приказ.

Посмотрела как-то слишком долго на него, но без обычной улыбки. Оценивала его, как кавалера? Решил довести роль до конца.

— Приношу извинения за доставленные вам неудобства, сударыня. Вижу, что вы восприняли мое приглашение как дерзость.

Шагнул к двери.

— Толя! Подожди меня на улице! Я переоденусь. Не идти же мне в домашнем халате.

По дороге он набрался смелости и взял ее под ручку. Заглянул в лицо. Оно ничего не выражало.

— Ты бросил школу? — спросила она. — Тетя Клава была сегодня у тети Наташи, сказала.

— Перешел в вечернюю.

— Зачем? В вечерней заставляют учиться тех, кто не смог закончить дневную школу.

— Работать пойду.

— Где? Кем?

— — Ну, не знаю. В отделе кадров меня не приняли. Сказали, что я числюсь в дневной школе. Позвонили в школу. Директор сказал, что я ученик дневной школы. Вот и не приняли.

— Вот!

— Да что вот! Я взрослый самостоятельный человек. Я хочу зарабатывать. И школу я не бросаю. В районо съездил. Пришел к заврайоно. Мужик такой важный. Два телефона на столе. В приемной сидит секретарша, щелкает на машинке. Правда, сразу приняли.

Света как-то пристально посмотрела на него.

— Объяснил ему. А он то-сё. Никак нельзя. Ну, я не сдержался. Сам не понял. Какая-то истерика началась. Его назвал дураком. Сказал, что сделаю, как решил. И никто мне не указ. И дверью хлопнул.

— А дверью-то зачем хлопать?

Голос у Светы был испуганный. Она поняла, что совершенно не знает его. Ей и в голову не могло прийти, что он сможет так поступить.

— Осталось-то тебе тут учиться. Там бы поступил в институт. Стал инженером. Женился бы.

Анатолий разозлился.

— Почему все вокруг учат меня, как я должен жить? Это моя жизнь. И я ей буду распоряжаться, а никто-то другой. Не надо мне указывать, что я должен и не должен делать.

Пока он пристраивал свое и ее пальто в гардеробе, Света исчезла. Он прошел в зал. И чуть не оглох. Всё гремело, визжало, кричало. Наверно, так должен выглядеть ад.

Пахло потными телами. На сцене местный ВИА шпарил западную попсу. У солиста были длинные волосы. Он первый раз был на танцах в клубе. До этого не танцевал. Его и не манили танцы. Он был уверен, что гораздо полезней и приятней пообщаться с книгой. Обошел по периметру зал, разыскивая Свету. Но в этой толкотне и самому было запросто затеряться. Никак не мог ее найти. И понимал, что это очень сложно отыскать кого-то здесь. Тем более в зале был полумрак. Анатолий же близорук. Если Света не стояла у стены, значит, она танцевала. И танцевала с кем-то. Это лишь девчонки-школьницы танцуют друг с другом, если их никто не пригласит.

Замолчала музыка. Но немногие покинули середину зала, ожидая следующей песни. Он не находил ее ни среди тех, кто стоял в центре, ни среди тех, кто подпирал стены. Когда заиграли танго, он огляделся и, увидев рядом трех девчонок, подошел к ним. Они мельком взглянули на него и продолжали щебетать о чем-то своем.

— Можно вас пригласить?

Он глядел на одну, хотя ему было без разницы с кем. Но уж раз пришел на танцы… Девушка коротко бросила:

— Нет!

И снова повернулась к подругам. Они говорили о каком-то Кеше, который клеился к какой-то сучке.

Анатолий растерялся. Что это? Или он ведет себя не по правилам и это делается как-то по-другому?

А может быть, у девушек, кроме презрения, он ничего вызвать не мог. Они открыто презирали его.

В гардеробе он не увидел ее пальто. И обрадовался. Ей не понравилось, и она ушла. Только могла бы сказать ему об этом. И они ушли бы вместе и всю дорогу о чем0нибудь говорили. Она не любит танцы, как и он. В школе в спортзале иногда устраивали вечерние танцы. Он был только один раз. Постоял у дверей и ушел.

Она одна сейчас. Он вернется и пойдет к ней. Тетя Наташа уехала к какой-то родственнице. Он будет настойчив. Сегодня всё решится. Нужно быть мужчиной, а не мямлей. Почему-то он был уверен, что решится хорошо. Он будет убедителен. Он скажет самые нужные слова.

Небо было ярко звёздным. Звезды говорили ему, что он будет счастлив. И никогда-то, а очень скоро.

Впереди темнели две фигуры. Одна высокая мужчины. И возле него женская. Они сливались в один контур. Наверно, она держала его под ручку, склонив голову ему на плечо. Впереди горел фонарь, после которого снова начиналась темнота, в которой можно было увидеть только силуэты домов и деревьев.

Анатолий догнал их. Мало ли парочек возвращается с танцев. Какое ему дело до них? И тут он услышал ее голос. Он обернулся и застыл. Он уже обогнал их на несколько шагов. Света шла под руку с высоким парнем. Судя по фигуре, это был тот, который провожал ее до крыльца. И на нем было тоже самое длинное приталенное пальто.

Подняла голову.

— Познакомься! Это Толя. Мой сосед. Он в этом году заканчивает школу с медалью. Гений! Знаешь, как он решает задачки? Не успеет дочитать и уже пишет решение.

Тот протянул ему руку. Ладонь у него была узкая и холодная. Анатолию стало неприятно.

— Александр!

Они медленно двинулись вперед. Анатолий шел со стороны Светы в шагах трех от нее. Вроде он как бы пристроился к ним. Но им же по пути, они идут туда же, куда и он.

Подошли к перекрестку. Тому самому месту, где горел фонарь. Редкий и мягкий снег кружился в его свете.

— Туда нам! — сказал Александр.

Анатолий уже ненавидел его. И его голос, и его походку, и это дурацкое приталенное пальто. Они свернули направо. Анатолию нужно было идти прямо. Он посмотрел им вслед.

Почему направо? Им же прямо. Он брел, не разбирая дороги. И прошел мимо своего дома. Она пошла к нему. Этот Александр должен был проводить ее до дома. Но он повел ее к себе. И она шла охотно с ним, взяв его под ручку и прильнув к его плечу.

Он понял, что прошел мимо своего дома. Но что ему было делать дома? Садиться за учебники? Они сейчас были ненавистны ему. И всё ненавистно: и школа, и дом. Что ему делать дома, если она ушла к нему. Дом без нее ему не нужен. Как так? Она не может так поступать! Не имеет на это никакого права, потому что это он, Анатолий, любит ее. Больше никто не имеет права любить ее. Никто! И поэтому она не должна была пойти к нему! А может, она просто провожает его? Пусть даже ее любят другие. Но она не должна пойти ни с кем. Сейчас он должен был идти с ней рядом.

Брел и брел. Улица была пустынна. Даже ни одной собаки. Вымерли что ли все?

Вышел на окраину поселка. Поднялся на холм. Впереди был котлован. Огромная овальная яма, заполненная водой. Вода в котловане прогревалась уже весной. И мальчишки начинали купаться здесь еще в мае. Анатолий упал на снег, ткнувшись разгорячённым лицом. Щеки его горели, губы были сухими. Но он не чувствовал холода. Он был сейчас самым несчастным человеком. Жизнь для него закончилась.

Утром он не пошел в школу. Сказался больным. Мать потрогала лоб. Кивнула. Ей показалось, что действительно жар. Родители ушли на работу. Он поднялся. Нашел отцовскую бритву. У нее была черная изогнутая ручка, в которую вставлялось острое лезвие. Бритва была очень острой. Отец давно ей не брился. А привез он ее, отслужив во флоте. Полоснул себя несколько раз по шее. Побежала кровь. Он лег. Теперь всё закончится. И совсем было не больно уходить из жизни. Даже радостно и спокойно. Он должен был умереть. Но смерть не приходила. Тогда он стал себе резать руки. Сначала на левой руке, потом на правой. Из порезов бежали струйки теплой крови. Принес тазик, опустил туда руки, чтобы не марать постель. Сознание его было ясным.

Мать вернулась рано. Она вопила, кричала. Потом перевязала ему шею и руки. Бинты тут же промокли кровью. Она сняла их. И снова перевязала раны. Но и на этот раз бинты окровавились.

Раны были неглубокими. Но они остались на всю жизнь бледными полосками, на которых не росли волосы. Он пошел в школу в вишневого цвета водолазке с высоким воротником. Если воротник развернуть, то он мог закрыть всю голову до макушки.

Воротник закрывал шею до самого подбородка.

Через месяц пришла весна. Снег темнел и проседал. Воробьи никак не могли напиться из лужиц. Света ушла от тети Наташи. Вышла замуж. С тех пор он ее не видел. Порой впереди мелькала знакомая фигура, он обгонял ее, оборачивался. Каждый раз это была другая.

Теперь вот эта встреча. Хотя никакой встречи не было. Может быть, даже она и не заметила его. Он свернул в переулок и был уверен, что, если она и увидела его, то не узнала. Он все же так сильно переменился за эти годы. Вон и усы отпустил. И седина стала появляться. Может быть, вообще не обратила на него внимания. Мало ли мужиков ходят по улицам!