Тут сплошь князья да графы...

Мажордом стукнул тростью по полу и объявил:

— Граф Сидоров со своей бабой!

«Граф и баба евонная» скинули дублёнки на руки прислуге и чинно прошли к остальным гостям. Синхронный кивок направо, такой же синхронный — налево.

— Ой, мальчики, уже отдыхаете?

— Молчи, дура! Растрещалась! Коньячку мне плесни. Да иди, тусуйся к гёрлам!

Из музыкального центра на полную мощь рвал в клочья души «Лесоповал».

Кучковались по интересам: кто — к анекдотам, кто — к бутербродам. Женщины — отдельно, под репродукцией Джоконды.

Баронесса Зинка шептала на ушко княжне Надьке:

— Знаешь, какое у него достоинство? Настоящее графское! Девки говорили! И платит по сотне баков за ночь, не считая шампусика и закуси!

Раскрасневшийся с морозца ввалился барон Саня Малышев. Не тот Саня, который с Советской, а тот, который с Садовой. А с Советской, он и всего-то — виконт. Барон источал ароматы «Лагосты» (по три триста пузырёк) и дорогого коньяка «Наполеон на бруньках». Баронесса Зинка Кучкина поморщилась: муж упорно душился её духами, не желая признавать их чисто женскими и желая не только выглядеть, но даже пахнуть богато и гламурно. И опять выпивши, паскуда! Опять, наверное, по бабам шлялся! Молчала она ровно шесть секунд.

— Опять выпивши?!

— Кто выпивши? Это я-то — выпивши? Да я в сосиску пьяный! Молчала бы, жаба!

Наконец горничная пролепетала, что в гостиной накрыто. Ломанулись к столу. Засопели, зажевали, забулькали, захэкали. Сквозь этот звукоряд только изредка пробивались отдельные реплики:

— …Жалую тебя, барон, курицей с царского плеча!

— …Божоле. Закажу-ка я божоле!

— …Пра-ативный! Отвра-атительный! Руку с ка-алена убери, ка-аму сказала?!

В самый разгар, под третий тост зазвонили в двери.

— Ну я этого доходягу сейчас! Сосед это снизу, стопудово!

И, позвякивая «голдой», хозяин раута кинулся в прихожую.

Общество ждало. Место быдла — «у параши», это же «как два пальца об асфальт»! Отдохнуть не дают, куклы тайские! Однако, шума особого не было. Просто хозяин вернулся с… ментом. С летёхой зелёным! Тот — морда серьёзная, ладошку к козырьку:

— Здравствуйте. Лейтенант Овечкин Александр Палыч, ваш новый участковый. Зашёл познакомиться. Говорят, жалобы на вас бывают от соседей, шумите допоздна. …Праздник какой празднуете или просто расслабляетесь?

… Через полчаса немного нетрезвый лейтенант Овечкин уже сидел в уголке дивана, приобнятый мощной рукой князя Макса Сухарева, и внимал. Не мог он не внимать, если князь лёжа, от груди легко жал сто двадцать, а столько во всём Палыче вместе с какашками и пистолетом не набиралось.

— Тут все — князья да графы! Все, натурально! По купеческой части. Кто — по потребтоварам, кто — по лесу. Универсам «Лабаз» знаешь? Мой! Даже у виконта есть три ларька у вокзала. Наш город, наш! И мэр — наш, городская власть, блин! С потрохами! А ты, выходит, у власти на побегушках! Поэтому, блин, не гунди! Цени, что тебя такое общество принимает! На службе, на службе…. Заладил тут! Пей вот, закусывай: служба — службой, а икру не каждый день жрёшь! Будешь с нами дружить — не тронем!

Он обнял Овечкина за плечи покрепче и проникновенно сказал:

— Палыч, вот ты — мент, а для нас — обныкновенное тьфу! Хошь, мы тебя произведём? Ну, графа не обещаю, а баронета — вполне. Сиятельством будешь! Ну? Хошь? А проставишься с получки.

Выла автосигнализация, брехали собаки, из квартиры на третьем гремело «А по ту, по ту, по тундре, по железной дороге…!». Городок Кашин жил счастливой аристократической жизнью.