Робот с гармошкой

Тра-та-тара Тра-та-тара Тра-та-тара

Что это? Что за шум меня разбудил? Что за навязчивая мелодия? И причём такая знакомая…

Я неторопливо встал с кровати, протёр глаза кулаками и подошёл к окну. На ровную дорогу улицы падал яркий оранжевый свет. Такое бывает каждый раз во время заката. Из-за подобного явления все дома окрашиваются в блестящий цвет латуни. Не люблю я эти моменты — слишком в них много тоски. Будто смотришь последнюю серию своего любимого сериала и понимаешь, что вот сейчас солнце уйдёт за горизонт, пойдут титры на чёрном фоне, и глаза невольно наполнятся слезами. Маленькая жизнь закончиться. Маленькая, но такая значимая для тебя.

Но такого никогда не случалось: никогда не наступала полная темнота, никогда я не видел имён и фамилий на чёрном экране, и жизнь продолжалась, играя со мной злую шутку. В такие моменты кажется, будто упустил что-то очень важное, и вот последний шанс зацепиться за хвост блестящий мечты пропадает с рыжими лучами солнца. Ты потерял его. Навсегда.

В домах напротив не горел свет. Я обратил взгляд сначала влево, затем направо. Куда все подевались? Здесь же всегда было шумно: гуляли люди, смеялись дети, хохот, веселье. В чьё окно не заглянешь, везде играла музыка, веселились гости; а теперь ничего этого нет, пусто. Неужели я остался здесь совсем один?

Тра-та-тара Тра-та-тара Тра-та-тара

Вновь послышался скрипучий голос гармошки.

Кто наигрывает эту мелодию?

Через пару мгновений справой стороны улицы появилась неказистая скрюченная фигура малого роста. Она шагала прямо по улице, а ноги её двигались так, словно застывали и отмирали через мгновенье. Странной фигурой оказался ржавый робот. Его тело было покрыто вековой грязью, царапинами и пылью; из шарниров по ногам стекала смазка, оставляя позади след от чёрных стальных туфель. На угловатой серой голове располагался дырявый цилиндр, вымазанный мазутом. В коротких пружинистых руках робот держал бесцветную старую гармошку. Казалось, что она даже старше обладателя. Механизмы кистей то сжимали, то разжимали инструмент, издавая грустную и бессмысленную мелодию. Всем своим видом музыкант вызывал грусть на лице.

А ведь когда-то и у него была жизнь. Ведь когда-то и он блистал на сцене мироздания; тоже был центром вселенной, и история его не ведала конца. Жизнь шла чередой безудержных событий. Золотые часы, золотые дни, золотые годы. А теперь он, как и я, отыграл свою роль. Вселенная нашла ему применение в этой безумной карусели жизни и когда получила что хотела, выбросила, как старую ненужную игрушку. Теперь ему ничего не остаётся, кроме как бродить по улицам во мраке, напевая песню о своей прошлой жизни. Вызывать ностальгию.

Роботы не плачут. Но уверен, что стоит ему бросить играть, как его маленькие пластиковые глаза наполнятся блестящими капельками.

Тра-та-тара Тра-та-тара Тра-та-тара

Что же это такое?

Я опёрся одной рукой на подоконник, другой взялся за голову. Ржавый ритм вызывал у меня хаотичные воспоминания. Я ведь знаю эту мелодию! Ведь она когда-то была гимном моей старой жизни, и звучала намного энергичнее. Я помню. Под этот ритм были совершены небывалые открытия. Я помню. Под него были достигнуты всевозможные вершины. Я помню. Помню, что в один день мелодия перестала играть — остановилась, как часы на руке покойника. Произошло что-то плохое, что-то ужасное, но я не могу дотянуться до воспоминаний. Тогда-то я и перестал двигаться; тогда-то я и переселился сюда. Навсегда. Как я уже сказал, здесь всегда было тепло и уютно — все условия для продолжительного обитания. Но в один день и это закончилось, и я не могу осознать почему. Люди стали пропадать, свет в окнах горел всё реже, дети больше не резвились, закат наступал всё раньше. В конечном итоге, когда я просыпался, оставалось всего несколько часов для бодрствования, а потом вновь на боковую. И вот теперь мне ничего больше не остаётся, кроме как спать нескончаемым сном.

Тем временем, шаги робота стали всё тяжелее, механизмы рук всё медленнее раздвигали гармошку, музыка звучала всё тише. Музыкант остановился и опустил голову.

Я быстро одел первое, что попалось на глаза, и выбежал на улицу.

— Нет, ни в коем случае не умолкай! — умолял я робота — твоя песня мне очень нужна, прошу тебя.

Ноги шагали вокруг железной статуи, надеясь найти какой-нибудь способ привести механизм вновь к работе. На железной спинной пластине располагалась щель, явно предназначавшаяся для монет. Я пошарил по карманам и достал оттуда блестящий круг. Внутри робота что-то брякнуло, стукнуло и затихло.

— Пожалуйста — сжав кулаки перед лицом, тихо молился я.

Через пару мгновений голова робота стремительно поднялась, руки зашевелились и мелодия заиграла. Отыграв два непродолжительных куплета, робот беззвучно замер, смотря прямо мне в глаза своими пластиковыми бусинками. Это явно не простой аниматроник, созданный на радость малолетней публике — в мутных пластиковых шариках грозным цунами переливалась жизнь. Такой невообразимый поток энергии трудно разглядеть даже в человеке. А здесь словно умещается две галактики. И прямо сейчас эти наибогатейшие миры смотрят прямо на меня и понимают, что я хочу им сказать, ждут вопроса.

— Этого не может быть — схватил я свою голову руками

— Я знаю кто ты такой. Точнее, что ты такое — робот стоял неподвижно и молчаливо. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что хочет мне ответить мой старый знакомый.

— Ты… ты пришел оттуда? — Палец указал за спину аниматроника.

Вдалеке стояла густая стена перетекающей, бурлящей тьмы. Раньше она располагалась намного дальше, но сейчас начала вплотную подбираться к моему дому. Быть может, именно там пропали все мои знакомые и соседи; может, именно туда направлюсь и я. Мне неизвестно, что находиться за живой преградой, и я всячески старался узнать это. Вопрос не давал мне покоя долгие годы, но теперь иссохшая память вновь наполнилась влагой и жизнью.

— Но как ты смог выйти оттуда? — продолжал я — оттуда ведь ничего не возвращается. К…как тебе удалось это преодолеть?

Глаза переливались блеском.

— Теперь понятно. Ты хотел разбудить меня, напомнить старый мотив песни, под который я проворно шагал все прошедшие годы. Не хочу тебя огорчать, но я никуда не пойду с тобой. Уж лучше раствориться в анабиозе, чем вновь двигаться. И ради чего!.. ради того, чтобы меня снова вышвырнули куда подальше, как мусор! Нет, я этого не допущу. Я слишком много поднимался по лестнице и падал, чтобы вновь пытаться, что-то исправить! Не наступлю на грабли.

Глаза молчали.

— Ты ведь сам, сам видел, чего я смог добиться, и как потом подло летели кинжалы мне в спину! Ты сам видел, с какой высоты я падал, и как тяжко собирал себя по кусочкам — на глазах наворачивались слёзы отчаяния — ты видел, как от меня все отворачивались…

Ноги ослабли. Я упал на колени перед роботом. Не в силах больше сдерживать чувства, глаза, переполненные водой, низвергли струи, стекавшие по моему лицу. Горькие капли падали на дорогу.

— Просто… просто это было слишком тяжело для меня — слишком тяжело для одного человека столько держать в себе, когда никто не может даже попросту дать тебе сказать слово. Всем плевать на твои проблемы, даже самым близким. Каждый хочет, чтобы его слушали, слушали, слушали… и слышали!

Последние лучи солнца освещали землю, приближалась ночь.

— Именно поэтому я переехал сюда. Здесь нет тех проблем, что волнуют мою душу. Здесь всё постоянно и неизменчиво. По крайней мере, я так думал, но теперь и это ушло. Мне ничего больше не остаётся, кроме как раствориться во сне, навсегда.

Тем временем, живая стена уже располагалась за несколько метров от спины робота. Половина моего дома канула в вечное забвение. Я стоял на коленях и продолжал рыдать, закрывая лицо руками. Чем дольше бегаешь от плохого, тем быстрее оно тебя догонит. И боль, как никогда раньше, ощущается ножом, разрезающим черепную коробку.

— Я просто хотел, чтобы мне помогли… — сказал я, глубоко выдохнув — даже самому отважному рыцарю нужна помощь, чтобы снять доспехи.

Глаза робота блеснули искоркой, и он медленно заиграл свой вечный гимн.

— Странный способ помочь самому себе — напомнить мелодию жизни, при помощи старого ржавого робота, — продолжил я уже более спокойно — Но, наверное, ты не был таким потрёпанным изначально, а проделал долгий путь с самых низов, с самого начала. Ржавчина и порезы тому доказательства, как и стекляшки, полные энергии и желанием жить.

Глаза робота сверкнули очень ярко. Густая тьма находилась прямо за спиной старого музыканта и не шла дальше, словно аниматроник сдерживал голодное чудище. Момент истины, окончательного выбора.

— Да, ты прав — сказал я, поднимаясь с колен — жизнь на этом не заканчивается. Ведь невозможно, чтобы тёмная или светлая череда шла без конца — это закон существования, баланса. Зачем я так драматизировал? Надо было просто потерпеть, подождать. Правильно заметили китайские мудрецы — желание сдаться особенно велико перед победой.

Я посмотрел на робота. Его игрушечные глаза продолжали сиять, но уже ничего не говорили. И правильно — я сам должен сделать выбор, но теперь он не заставит себя ждать.

От солнца оставалась сиять только верхушка оранжевого диска, который вскоре тоже скрылся за горизонтом. Как странно, на небе не было ни одной звезды, ни облака — сплошная густая темнота. Это последний закат в здешних краях; совсем скоро даже робот не сможет сдерживать преграду, и улицу вместе со мной затопит чёрная волна.

— Нет! Решено — крикнул я аниматроник — мы отсюда уходим. Мне столько ещё нужно увидеть в этой жизни — нет времени, чтобы падать в апатию. Идём же? Чего стоишь?

Музыкант не двигался, слегка сжимая инструмент. Глаза его тихо блеснули тысячами искрами.

— То есть как? Ты не пойдешь? — с удивлённым огорчением я посмотрел на робота — Но ведь ты проделал долгий путь, чтобы добраться сюда. Неужели тебе не хочется существовать дальше?

Робот пристально смотрел мне в глаза. Гармошка перестала играть.

— Понимаю, ты пришёл только ради того, чтобы разбудить меня, — по щекам вновь потекли тоненькие блестящие струйки — и выполнил своё предназначение. Я бесконечно благодарен тебе.

Вокруг блестящих шариков музыканта появились капли воды.

Так иди же! — крикнул я в сердцах и резко взмахнул рукой, провожая спасителя в последний путь — спасибо тебе за всё.

Аниматроник сделал шаг назад. Его ноги оторвались от земли, и тело стало медленно погружаться в густую непроглядную массу.

Всем нам когда-то приходится уходить. Уходить туда, откуда нет дороги обратно. К каждому из нас предоставлены часы, которые прозвенят в момент расставания. Однако мои часы ещё не прозвенели! Нельзя терять ни минуты!

Я повернулся к приближающейся стене спиной, закрыл глаза и глубок вздохнул.

— Вот он — шептали губы — запах жизни. Он был здесь всегда, а я этого не понимал. Дурак…

Нос резко выдохнул, и я со всех ног ринулся вперёд. Только к жизни, только к свету.