Прощеное воскресенье

… Ну, оделся и пошел за булкой. Пришлось, потому что. Не будешь ведь завтракать пустым чаем!

У подъезда на лавочке бабка Александра уже гуляет. Платочек беленький, в горошек, дореволюционный, туфли лаковые времен ее молодости…. Нарядная, короче. И благостная без меры — никогда ее мерзкую крысиную харю такой елейной не видел.

— Славик, Вы в магазин? Небось, и бутылочку, как обычно в праздник?

— Бутылочку — непременно, баба Саша. Хоть и не знаю, что у Вас за праздник.

— Ну как же, Славик? Сегодня ведь Прощеное воскресенье. Вы, Славик, простите уж меня за всё, что невольное было….

— И меня, Бабсаша, простите, хоть и не за что, — отвечаю чисто механически и — вдоль стеночки за кустами, к магазину прямо через сквер. Иду и думаю:

— Вот ведь, гадина! Умеет настроение к нулю сбить! Какой я ей Славик в пятьдесят два года? Какое «воскресенье прощеное»? Какая бутылочка «как обычно»?

Бабка Александра…. Ну да, вы же её не знаете! Родилась она неизвестно где и когда, неизвестно, чем жизнь её ушибла, но характером к ее неполным семидесяти стала настолько «целеустремлённая», настолько настырная и въедливая — … не бабка, а бурав! Торпеда! За два года, как в наш подъезд вселилась, сумела всех друг с другом перессорить, все обычные соседские отношения «соль — спички — сахар» подорвать, не было человека, про которого что-нибудь «для пользы дела» его домашним не доложила. А чем бы ей ещё заниматься целыми днями? Только вот сплетни, да еще религия. В городе две церквушки да мужской монастырь с десятком «братии» — «братанов», по местному. Вот бабка Александра с утра свои культурные заведения обойдёт, чего надо отстоит, открестится, отслушает — и на лавку у подъезда. И глазками своими — пуговками зырк — зырк по сторонам. Ага, Нинка с чужим мужиком две минуты простояла, Вольдемар Снисарович стеклом в портфеле звякнул, Катьку одноклассник провожал…. На следующий день по разным квартирам где — скандал, где — слёзы и упрёки, где — уже чемоданы наготове. С бабкой мы справлялись только через её внука, студента Кешу. Кеша мог её как-то перенастроить, подкорректировать, «перезагрузить» — по его словам, но надолго и этого обычно не хватало, пока месяц назад Кеша не познакомил её … с Интернетом. Бабка оказалась на редкость смышлёная, быстро научилась целиться мышкой и тыкать в кнопки, но интерес у неё остался прежний — религия. Кешка проговорился, что и увлек-то он её именно тем, что показал какой-то монастырский сайт. И началось! И ни дня всему двору без её последних новостей! А потом в ход пошло мусульманство, буддизм, протестантство, католицизм и прочая, и прочая…. В один прекрасный момент у бабки Александры все религии в головёнке настолько смешались, смотались в тугой клубок и перевязались между собой узлами, что Кеша вынужден был поставить ограничения на время бабкиных гуляний по «паутине». Тогда она стала, как маньячка, транжирить свою пенсию в интернет — кафе, надоедать игроманам — снайперам глупыми, по их мнению, вопросами в самые напряженные минуты схваток. Кеше поступила очередная жалоба, и он снова открыл бабке свободный доступ к сети. Я же говорю, что бабка — это живой бурав! Но теперь бабка пристрастилась и к играм. В DOOM у неё, конечно, не получалось, а вот пасьянсы она раскидывала лихо. Дошло до того, что Кешке приходилось свои рефераты в библиотеке писать, «как дикому человеку».

Выходить во двор бабка Александра стала реже, семейные скандалы пошли потихоньку на спад и последние дня три — четыре люди даже улыбаться друг другу начали и, представьте, здороваться! И как это я сегодня на неё наткнулся?

Ага, вот она караулит. Жалко, что до магазина всего три с половиной минуты, и, если без очереди, неполных десять туда-обратно.

— Этот праздник, Славик, вся православная Европа отмечает, все страны передовые. Вы бы на всякий случай и у супруги прощения попросили. Хоть в мыслях, да все мы грешны, все друг перед другом виноваты. А уж на небесах непременно всё зачтётся.

Зануда — греховодница! Доведёт до настоящего греха: стукну её батоном — испоганю хлебушек!

Пока поднимался к себе, думаю: — умеет же человечество даже из пустого праздник устроить! Что можно было простить — у всех уже прощено, а что нельзя — не простится никогда. А потом вдруг пришло: — бывает же, что не заметишь, как человека обидел. И правильно, что на все такие случаи специальный день есть.

Жена открыла, я ей прямо у порога, только ботинки скинул:

— Валентина, ты уж прости меня, если что…

Она побледнела, говорит:

— Подожди, руки помою.

Потом в кухне на табуретку передо мной уселась:

— Ну рассказывай, что натворил?

А у самой губы трясутся.

— Успокойся, — говорю, — нечему случиться: на десять минут выходил. Даже костюм не надевал.

— Слава, ты выходной костюм испортил? Он же пять тыщ стоит! Почти пять. Четыре — двести сорок. Ему же три года всего.

— Какой костюм! Валюха, день сегодня такой — прощения надо просить.

— Славочка, скажи, как есть! Может, деньги потерял?

— Я же у тебя только на батон из кошелька взял.

— А я почём знаю? Не слежу ведь за тобой. Может, ты меня по жизни обманываешь, а я — такая дура доверчивая!....

Тут у супруги слёзы хлынули, голову на стол уронила. На руки, разумеется, но стукнулась всё равно приличненько. И еще горше зарыдала. С подвываньями. И через подвыванья и всхлипы:

— Может, другую себе завёл давно! Я, дура, не знала, а ты — завёл! На тебя девки смолоду заглядывались! Я себе сколько раз говорила, что ты специально на такой простухе женился, чтобы налево гулять! И куда я теперь, никому не нужная? Послала, называется, мужика в магазин! Ой, ду-ура! Знала бы — сама лучше пошла!

И вдруг затихла. Меня холодный пот прошиб: померла? Не должна, вроде — плечи дрожат немного! Просто сознанье потеряла? Делать-то что? Валерьянки налить? Валидолу дать? И заметался по кухоньке, роняя табуретки, хлопая дверцами шкафов. Еле этот валидол чертов нашел, голову Валюхе поднял, под язык таблетку засунул. Подумал еще: правильно ли делаю? Потом на руки её — и в спальню, на оттоманку. От соседа снизу скорую по телефону вызвал — и его переполошил. Хорошо — фельдшерица быстро подъехала: укол какой-то вколола и велела лежать больной спокойно, не вставать, ничего не делать. На меня, правда, зыркнула сердито. Мол, что мужик со своей супругой сделал?! Не берегут, мол, мужики женщин!

Вот так вот позавтракали! Так вот воскресенье началось! А ещё собирались сегодня тёщу с тестем навестить!

Да, далеко нам еще до просвещённой Европы!

Ну и змеища же эта бабка Александра!