КАРТИНА ЖИЗНИ

Вадим Андреевич, я был когда-то со своим знакомым в мастерской его друга художника. У него тогда уже было много интересных работ. Но удивило меня вот что. Он сохранил свои первые рисунки самого себя. Я не слышал, чтобы такое было характерно для художников. Он сам оценивает рост своего мастерства по автопортретам — как изображал себя на детских рисунках, когда поступил учиться в школу искусств, в годы учёбы, после окончания, и теперь, когда стал зрелым мастером. Позднее, художник не раз писал свой портрет, но никогда нигде их не выставлял и никому не дарил. Как он сам сказал. — "Мне важно было видеть, как идёт рост моего профессионализма. Я рассматривал каждую свою работу с точки зрения придирчивого сурового судьи, стараясь найти любые её погрешности и сравнить со следующей — насколько смог я их устранить в более поздней версии. На фотографиях разных лет хорошо видно, как меняются меняются черты лица человека, появляются морщины. Мне же нужно видеть, насколько совершеннее каждое новое изображение в плане художественного мастерства ".

Вчера я вспомнил об этом художнике, и вот какая мысль пришла мне в голову. Мы ведь по сути тоже пишем картину — каждый свою картину жизни. Я хочу сказать, что к концу жизни человек должен написать СЕБЯ. И этот портрет должен быть совершенным, во всяком случае таким, каким он ему представляется.

Свой идеал на эту жизнь?

Наверное, так. Насколько близко подошли мы к идеалу будет понятно к концу жизни. Устремления с возрастом, конечно, меняются, как и герои, кумиры, на которых хотелось походить когда-то. Если начинать с детских лет работать над своим портретом, сколько изменений претерпел бы он к последнему варианту. Одежда, "аксессуары" на ней, головной убор, выражение глаз, лица — всё обязательно менялось бы, в зависимости от того, какими бы хотелось видеть себя в тот или иной период времени.

Когда мне было пять — шесть лет, я хотел быть пожарным. На голове у меня красивая блестящая каска, надёжная форма, которой не страшно пламя, я мчусь на красной машине с сиреной тушить пожар. В моем представлении это было нечто героическое, хотя ни о каких наградах не помышлял. О спасении людей из огня почему-то мысли не было. Я тогда не думал, каким бы хотел выглядеть. Скорее всего, моё лицо должно было выражать мужественность, решительность. Ему пошли бы резкие, возможно, грубоватые черты лица сурового огнеборца.

Я мечтал плавать на корабле под парусами. Вначале, конечно, юнгой. Юнга нередко был персонажем приключенческих книг, которые я читал запоем. Потом — отважным моряком, которому не страшны ни шторма, ни грозные пираты — он с честью выходит из любых сложных ситуаций. О наградах, как и вы, не думал. Но о сокровищах мечтал — они были обязательным элементом почти каждого произведения. И мой портрет мужественного, отважного любителя приключений, мог быть схожим с вашим. К нему можно было добавить капитанскую трубку.

Если бы художник мог видеть свои внутренние изменения, то есть, какими новыми энергонакоплениями пополняется матрица его души за какой-то период, например, пять лет, десять, как бы менялся его портрет?

Увидеть свой профессиональный рост в каждой новой работе наглядно может, пожалуй, лишь художник. Если качественные накопления своей души можно было переносить на холст, то человек смог бы увидеть, чего он достиг.

Художник по имени человек пишет картину своей жизни словно с закрытыми глазами, не глядя беря кистью краски и небрежно нанося их на холст. Это неизбежно приведёт к тому, что не будет гармоничного сочетания черт лица, красок. Поэтому, конечный вариант не будет таким, каким он представлялся. Любое качество нарабатываются на основе знаний и практики применения.

Боьше знаний — шире открыты глаза?

Знания в сочетании с практикой они вроде умения нанести кистью краску в нужном месте, тонким штрихом или широким мазком, с нужной тональностью цвета. Этому надо долго учиться, если говорить о мастерстве художника. Чтобы стать Мастером-Человеком, нам предстоит еще многому учиться и совершенствоваться на практике — воплощаться на Земле много раз. Кому-то может нравиться его законченная работа, он может считать её совершенной. Но после смерти человека, когда душа его предстанет перед Высшим Судом, ей покажут, что она "нарисовала" и то, что должна была создать.

Несимметричный овал лица, рот где-нибудь набоку, нос не по центру, а на щеке, один глаз на лбу, другой на скуле, ухо как у Чебурашки.

Вы, Анатолий Григорьевич, уж слишком "разукрасили" чей-то портрет. Хотя, конечно, человек может настолько неправильно прожить свою жизнь, что её картина будет походить на то, что вы так безжалостно описали.

Только обвинять в безжалостности надо самого портретиста. И пожалеть за то, что так с собой обошёлся. Что получилось, то получилось! В следующей жизни его заставят основательно поработать над своей "внешностью". Для этого судьбу так закрутят, что мало не покажется. Старайся — учись, трудись, чтобы не стыдно было за свой портрет. Твоя картина-судьба в твоих руках.

Так оно и есть. От жизни к жизни будет совершенствоваться человек-художник, и лицо его на портрете будет приобретать более совершенные черты, пока не станет идеальным.

Разумеется, каждый портрет будет индивидуальным, но любая линия, каждая точка, чёрточка, малейший оттенок краски будут в законченном гармоничном сочетании, чтобы радовать глаз самого придирчивого критика.

Это для земного мира. Для Высших Ценителей наших душ это будет правильным набором качественных накоплений-оттенков ячеек матрицы души — её композитом. Полным по качественному и количественному набору нормативных энергонакоплений, но неповторимыми по сочетаниям-оттенкам.