ДОЦЕНТЩИНА (Рассказ-Сага)

— Дедушка, смотри! По реке гов…но плывет!

— Да, вижу внучок, вижу.

— А откуда оно в реке взялось?

— Видишь ли внучок, три тысячи лет назад на высоком холме в далекой льдистой стране стоял могучий Замок. Там жил Великий Король, который однажды бросил вызов зловещему Дракону. Тысячу лет шла ужасная битва, пока один маленький скальд не сказал Слово. Так родилась первая Сага. И дракон не смог выдержать голоса правды…

— Дедушка, а гов…но?

— Гов…но? Да нас…ал кто-то. Ты лучше про скальда послушай…

Съев мухоморы я изрек:

«Мне трудно сказать, когда началась эта сага. Одни говорят, что во всем виноват какой-то Аристотель, который-де и придумал «Учебник» и систему «Учебных курсов». Другие говорят, что виноватых нет, ибо если их, виноватых назвать, то прозвучат такие громкие имена наших современников и будут озвучены такие высокие должности, что лучше сказать: «Виноватых нет!», а наиболее безопасно, про себя добавляю я, овиноватить давно умершего гомосексуалиста-эллина. А если нет того кто виноват, значит отсутствует и вопрос «Когда». Ибо без «кого-то», «когда-то» не получается. Но ведь то чему я свидетель — происходит в реальности! Как же она реальность появилась без «кого то» и «когда то»?»

После чего я спал целую неделю и видел странные сны. Сны грызли меня изнутри и, просыпаясь, не надолго отходя от сна, но храня в себе кипящую мочу снов, я карабкался на скалы фиорда и орал, то, что рвалось у меня из груди. Я орал про боль лжи и радость обмана, я кричал про синий цвет мужеложства и розовый цвет женоложства, я, обжигая губы громыхал про чужую свободу и леденя язык хрипел про собственное рабство. Я смеялся собственным несчастьям и громко рыдал над чужой радостью. Сага, рожденная во сне, заполняя меня снами, звуками распластывалась по фьорду впиваясь в уши моих родичей. Они с головой ныряли в ледяные воды, но тогда слова саги сотрясали их кости, они убегали подальше в горы, но трава складывалась в руны и они вынуждены были зрить мои слова.

Мои родичи и братья по походам изнывали от жутких слов, которые я вещал, их пробирала дрожь от жутких имен, которые я произносил, они, глохли от жутких фраз, которые плотным слоем укрывали фьорд.

«Тише!.. Тише!!, — шипели мне в уши и спину многие. — Останови свои рулады Хельгу-Скальд».

«Возьми молот и забей шипящих, — весело советовал мне Ингвар Поморский».

«Это все совсем не главное, а главное не есть Ты, — глаголил мудрый Тихрин Бородач».

«Помолчал бы уж Хельгу-болтун, — ехидствовала владычица Большого Котла, — ты ведь даже руны правильно составить не можешь, а все туда же Сагу выводить. Лучше, бы подготовил отчет владыке живых или иным делом занялся. Фьорд и так большой, а ты все о запредельном талдычишь».

Шепот. Крики. Пьяные возгласы. Бурчание брюзги. И в основе лишь одно — жажда безопасности и бестрепетное бытие: «Как бы чего не случилось!». Но, что мне Хельгу-Скальду до безопасности и трепета? Ведь Я — «Северный ДОЦЕНТ». Трепет и Страх — это не про меня.

Я молчал и отъедался три дня, а вчера я опять съел мухоморы и увидел прошлое. Четырехглазый шаман — Михаалон Рыжий, сказал, что это прошлое мое. Вернее, он сказал: «И твое тоже». О чем это он? Не знаю. Я считаю, что это просто мое прошлое И все. Я узнал, что мое бесстрашие рождалось в муках и несчастьях. И вот я почувствовал пламенеющий ком внутри меня. Он все разрастался, заполняя всего меня. Моя кровь стала легким языком пламени, моя кожа — раскаленной сковородой, мои кости трещали головешками. Я, жалея, друзей и родичей стискивал пламя… но оно испепелив мои зубы вырвалась буйным потоком наружу и вновь фийорд услышал Сагу

«Трепет и Страх это не про меня! Пять лет трепета и страха в студенческое время. Страхи и Трепеты за оценки, за любовь, за Красный диплом бакалавра. За красный диплом магистра. Три года Страха и Трепета в аспирантуре. Страха за собственную глупость, трепет от собственного невежества, страха перед сдачей одного, второго, третьего, четвертого кандидатского экзамена. Трепет перед защитой диссертации. И с каждым разом страшиться и трепетать становилось все тяжелее и тяжелее. У меня был диплом кандидата наук, но я три года трепетал в должности самого младшего ассистента, тогда как другие кандидаты наук получали профессоров. А затем, куда подевался страх? Куда исчез трепет? Где они были, когда я висел между небом и землей в остановившейся кабинке канатной дороги… Трещали тросы, ветер бил в стены и хохоча бросал нас так, что мы едва держались на ногах. Где был этот страх, когда я таскал по скалам ненормальных туристов жаждавших острых ощущений и хорошо плативших за них? Где был трепет, когда я кандидат философских наук, автор полсотни статей, двух монографий, хорошо известный в философских кругах двух столиц, чтобы не брать взятки и прокормить семью — нанимался рыть траншеи, работать кровельщиком, трудится на литературных плантациях мемуаров литературным же негром?.. Где был страх, когда уже далеко за тридцать я начал свою карьеру ученого заново? Рушились государства, свергались правители, мир кипел войнами, по ночам слышалась пальба, а я шел тропой Доцента. Так чего же мне боятся. Я готов сказать кто виноват и когда все началось…»

Я пришел в себя с головной болью, вязкой слюной и обгоревшей головой с которой почти исчезли волосы (именно с тех пор меня назвали Хельгу Лысый Скальд). Ингвар Поморский сидел возле меня, он пил отвар из перебродившего ягеля откашливался и косил на мою лысую голову своими глазками.

— Ты не правильный Скальд, Хельгу. Другие поют про других, а ты про себя.

— О чем ты Ингвар?

— Скальд должен воспевать героев, а ты воспеваешь себя.

— Может я и воспеваю героя?

— А какого?

— Себя.

Ингвар вздохнул и предложил мне свое пойло, единственным достоинством которого было то, что оно текло и смачивало мне глотку разгоняя вязкость слюны.

— В этот раз я настаивал его на оленьей моче, меланхолично заметил он.

Больше мне пить в тот день ничего не хотелось. А стукнуть Ингвара наоборот хотелось еще очень долго и после того дня.

И, да, кстати, я так и не узнал кто во всем виноват. Ведь мои сородичи, уже по весне распластав меня на бревне, перетерли мне килем новенького дракара мою поясницу. Я очень не хотел кричать, дабы боги, усмехнувшись, отворотили от корабля-дракона удачу. Я откусил себе язык и захлёбываясь кровью затолкал его как можно глубже в мою глотку. И когда дракар начал перетерать мне поясницу я, Хельгу Лысый Скальд лишь невнятно замычал. Мое горло пружинило и, перестав мне подчиняться, пыталось исторгнуть тот стон-крик, который подарил бы моим родичам удачу. Но мой язык, даже мертвый был верен мне и мешал моей глотке вытолкнуть густой кисель вопля. Дракар ухнул в воду, а я ушел в долгий путь к истине, где нет виноватых, а есть лишь путешествующие.