Девушка с первой парты

Однажды я увидела как качается на ветру в парке тоненькая березовая веточка. Листочки на ней были совсем маленькие, хрупкие, точно не им через месяц опадать на землю, не им быть втоптанными в грязь, в землю… Потом я поняла, что прочитала в этот момент свою судьбу, но тогда я ничего не знала.

***

Я учусь в высшей школе, ничем не отличающейся от остальных типовых учебных заведений. Наш класс являлся экспериментально-образцовым, что требовало от нас довольно таки много прилагаемых усилий для поддержания данного уровня. Но в последнее время, мы видимо устали от требований к нашей «идеальности». Аккуратно заплетенные косички девочек сменились распущенными волосами, журнал перестал радовать высшими оценками, и дневники запестрели от заметок красной ручкой. Это было странно. Хрупкость «безупречности» разлетелась осколками реальности.

Мы словно сошли с асфальтированной дороги, пророчащей нам прекрасное безоблачное будущее, и решили топтать в высокой траве собственную. Да, это было опасно, ведь заросли имели свойство загораться, уничтожая возможность к продвижению вперёд.

А нам было всё нипочём. И казалось, мы тоже изменились: отрастили когти наглости, начали яростно злословить преподавателям и показывать другим острый язык. Столь неприятная метаморфоза раздражала многих.

Но… знаете, осталась одна девушка. Иная, абсолютно непохожая на эту разношёрстную толпу. Мало кто замечал эту хрупкую, словно веточку, девочку с запахом ментола. И только я помнила её, свою бывшую подругу. Мы были близки прежде. Но временное течение разорвало тонкую цепочку, что фрагментировано, представляло наше вероятное будущее. Информационная модель деформировалась, подвергнувшись данным силам.

И с тех пор я не могу забыть её образ, он не стирается ластиком вечности. Категория прошедшего времени видоизменилась в треснутую линзу, через которую я видела её осколки.

Она никогда не поддавалась на уловки толпы. А я быстро испортилась, не смогла научиться распознавать за их исключительно лживыми пассажами истинный смысл. Утонула в гадкой жиже, туманящей разум, сознание. Ведь я — слабачка.

Каждая её черта настолько въелась в мою память, что я способна не глядя на фотографию нарисовать её портрет на бумаге, преобразовав элементарные частицы в целую вселенную, сконфигурировав в иллюзорный сад несказанных слов.

Холодные искры несбывшихся желаний сияют в её глазах, ореолом озаряя тёмные полукружья под ними, уже потерявшими покой от бессонницы. Редко можно увидеть улыбку на её лице, всегда печально-серьёзные, безмерно устрашающие холодностью взглядов. Она странная… Она смотрит в пустоту и водит простой шариковой ручкой по листу, заполняя его непонятными знаками. Скандинавские руны перемежаются с десятичным кодом, и реконструируются в мои лица.

Я помню до запятой её мир, я помню, как краснели щёки от возмущения у неё. Но и тогда она прикрывалась маской безразличия, прятала свой слабый характер. Лицемерие было её лучшей стороной, ласково улыбаясь учителям, которых ненавидела, помогала одноклассникам. И лгала, снова и снова. Она делала это прекрасно, переплетала хрустальные нити слов и играла на них, как скрипачка. А я нет.

Она никогда не отличалась красотой, но чем-то цепляла. Её призрачно бесконечные глаза осколки иллюминат. И поэтому многие не хотели встречаться с её мирозданием.

Минимальные минуты общения отрезали подругу от остального класса. Совершенно изменив параллельность оси соприкосновений слов. И вскоре ей надоела эта игра.

Она милая прежде, поссорилась с учительницей, преподавательница была поражена. Ей впервые нанесли удар по самолюбию. Наставница начала искать всё новые и новые причины для придирки. Из крохотных мелочей создавался ком проблем и жгучей ненависти. Кротко смотреть, кивая головой на этих нудных уроках, обзывая за глаза мерзкими, отвратительными и совершенно некрасивыми словами, но, не продумывая планы мести. Подруга считала, что это слишком глупо, снисходить до уровня учителя. Хрупкие слова разбились её жизнью.

***

Всё это длилось слишком долго: девушка жила, шагая по тонкой леске, натянутой до предела, и иногда опрокидываясь в глубокую пропасть от усталости. Ей должно было быть больно, а она не показывала чувств. Выстраивала иллюзию спокойствия, вплетённого в суть твою от рождения.

И, к сожалению, постепенно накал страстей доходил до невозможных границ, и она начала срываться. Нет, это не были истерики, совершенно, нет. Просто в темноте глотала горькие слёзы обиды. А ведь знаете, ангелы плачут кровью.

Время тянулось, продолжалось, длилось. А её психологическое состояние истончилось, хрупкая оболочка, управляемая бестелесным духом. Она словно плавала на поверхности сознания. Всё тем же поставленным голосом отвечала материал урока, плавно чертила на доске заданные схемы на занятиях. Но что-то изменилось, сломалось. Она перестала быть собой.

***

И однажды в пустой раздевалке я увидела её впервые плачущую. Алые слезинки скатывались по щекам и оставляли черные подтёки на них. Покрасневшие глаза и кончик носа. Учительница тебя довела.… И я стояла и смотрела на содрогающийся от всхлипов свой прежний идеал и рушилась…. Не знаю, как назвать это чувство. Трескался хитиновый слой, покрывавший мою кожу. Я лишь маленькая часть категории гипертекста, представляемого ей. И, к сожалению, я давно утеряла пароль к макроструктуре её души. Сущность любви, извергнутая мной, сковала прежний страх. Я отказываюсь больше бояться.

И внезапно для себя, я кинулась к ней, и обняла. Вцепившись в неё как за последний шанс видоизменится. Расформироваться в свою новую проекцию жизни.

С губ моих срывались нежные слова, что преломляясь в голове, совершенно по-другому звучали в реальности. Я, та берёзовая веточка, сломалась в её длинных аккуратных пальцах.

— Ну, что же ты, глупенькая. Ты сильная, я ведь знаю. Нельзя сдаваться. Ты выкарабкаешься. Взгляни мне в глаза, — шептала я. Держать её из всех сил, умерить боль, приняв на себя. Втянуть холод зимы в сердце, сформировав изображение Верности.

А она затихала, судорожно держась за меня, как за ниточку, сохраняющую её от срыва.

— Тише, моя милая, тише, — я ощутила, как она положила голову мне на плечо и сжала мои ладони. Ей намного легче. Моя дорогая, как же я смогла оставить её на распутье. Хрусталь глаз воссияет вечностью моей осени.

— Я никогда не брошу тебя. Слышишь, мы навеки рядом, навеки. А ещё, знаешь, ты должна жить, не смотря не на что, — мой голос со свистом вылетал из грудной клетки, хрипло сипя от боли в сердце.

Она словно, очнувшись, посмотрела в мои глаза. Какие они у неё синие, безбрежное море любви таится в них.

«Навеки» кажется мне странным, придуманным словом, хочется развернуть его подобно конфете — снять пеструю обертку, сделанную из слащавых фраз, снять тяготы грамматического состояния, и увидеть суть.

— Я… ты станешь моей частью макроструктуры? Мы выйдем за рамки гипертекста, создав новую сферу?

— Конечно…— я поднялась, потянув её за руку, она плавно поднялась.

— Но мне мало… жадность убивает. Ведь то, что я желаю, что бы ты, твои руки сжимали только мои ладони… мои желания столь эгоистичны.

Я взглянула в её глаза, на миг, увидев, что по ту сторону хрустальных линз, раскрыв лепестки, сияет цветок белой лилии[1]. Ты слишком идеальна для меня.

Отбросив глупые тусклые, как старые монеты, мысли, я вновь потянула её вперёд.

— Попутный ветер в паруса. Жизнь прекрасна! По крайней мере, для нас…

И мы пошли по коридору. От стен отскакивал стук каблуков. Пусто, здесь слишком пусто, правда?

А за окном стояла зима, прекрасная в своём спокойствии. Две опровергнувшие понятие страха были её дочерьми.

***

На следующий день мы узнали, что учительница, не объясняя причин, подала заявление об уходе по собственному желанию. Это было прекрасно, и счастье прежде до боли хрупкое, утвердилось в людских душах.

А что же мы? А мы с тех пор больше не расставались. Две функции вспыхнули алым пламенем в синеве совершенно уникальной сферически пустой материи. Наша вечность завершилась и закольцевалась в психотерапевтичности круга. Но наши сердца находятся в равновесии на острие бритвы. Ведь будущее непредсказуемая вещь.

Amor wincit omnia[2]

[1] Белая лилия — чистота, непорочность.

[2] (лат.) Любовь побеждает всё