Цейтнот О'Хары

Марк

Молчаливая дорога, учтиво меняя свое направление среди хребтов Саянской тайги, исчезала за холмом, терялась в зелено-желтых тонах вальяжно раскачивающегося леса.

Марк шел по обочине. Камуфляж, охотничье ружье за спиной, уверенная походка выдавали в уже немолодом мужчине человека изрядно повидавшего. Глубокие морщины, изрезавшие высокий лоб, уже давно застыли неподвижно на бесчувственном лице. Неаккуратно подстриженная борода, грязь под ногтями, дикий запах могли бы смутить чужака из города, но здесь, для него и бескрайней тайги, подобные нюансы внешнего вида стали вполне себе приемлемыми и, более того, — привычными.

Последние пятнадцать лет он жил один. Пару лет выживал, выбирая между «подстроиться» и «победить», но тайга впустила его только, когда он понял, что выбирать и не надо. Нельзя подчинить себе тайгу, покориться же тайге — верная смерть. И охотник не покорился. Потому и жив до сих пор.

На дорогу он выходил редко, предпочитая излюбленные звериные тропы, но сегодня утром увидел странное: огонек на болотах в низине. Пытаясь разобраться что и откуда, потерял время, а вернуться в О’Хару из охотничьей зоны нужно было до темна. Потому и вышел на трассу, чтобы сократить путь.

Размышления о диковинном огоньке прервали посторонние шорох и хруст из чащи. Не зверь. И не упавшая сухая ветвь. Что-то другое, нездешнее. Марк присел, — именно так и поступает зверь, застигнутый врасплох посторонним шумом: прижимается к земле, — и прислушался, крепче сжав в руке ружье. Солнце нырнуло за верхушки елей.

Вот! Опять.

У зверя есть выбор: трусливо бежать, приняв роль жертвы, или преследовать, как сделал бы это хищник. Но у Марка выбора не было. Словно рысь, крадучись он направился к источнику шуршания по следам смятой недавно травы, еще не успевшей выпрямиться.

Шагах в двадцати, у куста можжевельника, лежал человек. Охотник огляделся, не спеша приближаться. Если бы чувства преобладали над инстинктами таежного отшельника, он бы рванулся, не задумываясь, но нет — такого позволить себе Марк не мог. И только убедившись, что подрагивающее рукой тело угрозы не представляет и лежит в одиночестве, он подошел и ощупал его. Девушка, лет двадцати пяти, одетая по-городскому легко. Сильно избита. Лицо испачкано подсохшей кровью. Марк проверил голову — вроде цела. Переломов он также не обнаружил. Пульс слабый, но видно было, что жить незнакомка хотела, иначе давно бы отдала душу этому лесу. Что-то заставляло ее бороться со смертью.

Охотник уже находил тело примерно в этом же месте, но тогда это был труп. Возможно, были еще, но волки вряд ли прошли бы мимо такой добычи.

«Огонек тебя нашел. Не я», — сказал про себя Марк, обращаясь к девушке. Чтобы не забыть слов, отшельник много разговаривал сам с собой, чаще в мыслях, но иногда и вслух, чтобы не забыть свой голос. Да что «свой» — просто, чтобы не забыть человеческую речь. Перевесив ружье на грудь, охотник прилег рядом с телом и, бережно подцепив руки девушки на плечи, уложил ее на спину. Медленно поднявшись, он тронулся в путь.

«До О’Хары не далеко, — утешал Марк раненую. — Потерпи. Тебе наверно жутко интересно, кто же я? Ну, как тебе сказать… добровольно сбежавший от благ цивилизации. Старовер? — Нет. Хотя и такие тут водятся, но они живут семьями, общинами, молятся. Я ничем таким не занимаюсь. Не надо мне этого: ни семьи, ни бога, ни общества».

Марк не чувствовал ее дыхания, но знал, что еще жива, может быть даже слышит его мысли.

«Что за О’Хара? — Это моя территория. И поверь: нелегко было сделать так, чтобы и все остальные обитатели почитали ее за таковую. Почему так назвал? — Помню с мамой смотрели фильм, она плакала, а я любовался: «Как же похожа ты на Скарлетт, только еще прекрасней». Мама улыбалась и ворошила мне волосы. О’Хара — звучит гордо и широко. На бурятском Хара — черный… Может лес и покажется тебе черным, но это не так. Да что это я все о себе. Тебя-то кто так и за что?»

Тело простонало в ответ. Марк ускорился.

«Ничего-ничего, у меня есть много всего: чабрец, подорожник, корень маралий, мумие и смолы прочей — подлечишься, а потом отправим тебя в город. Вот увидишь — поправишься быстро. Давно ли я здесь? — Если честно, я не считаю. Да и зачем это знать? Зверь вон живет и не думает о числах: сколько ему лет, когда было то-то или скоро ли будет это. Поверь: ненужное знание. Нет тут ни вчера, ни завтра. Да впрочем, и не только в тайге это понять можно. Тяжело ли? — Да как сказать… По началу-то конечно тяжело, но свезло мне: вертолет упал, а с ним и одежда, оружие, капканы, много чего… Пять жизней помогли не сгинуть одной… А потом и вовсе привык. У меня в О’Харе три землянки, километрах в тридцати друг от друга, огороды… Места чудесные. Сейчас предложи мне в город — не пойду. Вот и тропа. Скоро уже, скоро. Потерпи».

Ольга.

Сознание возвращалось с ужасной, ломящей все тело, болью. Глаза, зубы, живот, плечо поочередно пронизывали тысячи игл, впиваясь так глубоко, что любой вздох давался с острыми подергиваниями в области ребер. С трудом разлепив слипшиеся губы, Ольга прохрипела:

— Где Аня?

Темнота постепенно отступала. Повсюду лежали шкуры животных. Грудь и все раны были обмотана тряпками с травой и листьями. В носу защекотали незнакомые, но приятные запахи. Укрытая чем-то мягким и теплым, она лежала в странном помещении, освещаемом лишь огнем из небольшой галанки с трубой, исчезающей в черном невидимом потолке.

Подкидывая языкам пламени поленья и порванную Ольгину одежду, у галанки сидел на полу огромный бородатый мужчина.

— Кто вы? — девушка попыталась приподняться, оперевшись на локоть, но резкая боль не позволила ей этого сделать.

— Лежи, — голос у мужчины оказался густым, обволакивающим и мягким басом, и Ольга вдруг почувствовала озноб. — Попьешь отвар.

Тело передернуло, словно мозг пытался разбудить засыпающую. Поняв, что ответов на озвученные вопросы она не дождется, Ольга попыталась еще раз:

— Давно я ...?

— Главное, что сейчас ты здесь, в безопасности, — не поворачиваясь к спасенной, охотник разорвал рукав джинсовой куртки, испачканной в крови, и отправил его гореть. Пламя на мгновенье сникло, погрузив помещение во тьму, но тут же, облизав незнакомую ткань жадными язычками, принялось заглатывать ее с прежним аппетитом.

— Меня спасли Вы? — Ольге не хотелось вспоминать о том, как ее избивали: мысли, казалось, тоже могут причинить боль.

— Не я.

«Странный, — подумала Ольга и, неудачно повернувшись, сморщилась от очередного приступа рези в животе. — Только бы не порвалось что-нибудь внутри».

Охотник протянул руку и показал Ольге карточку памяти, ее карточку SD, на которой были записаны статья и отсканированные документы.

— Откуда? — Ольга не понимала равным счетом ничего.

— Была вшита в подкладку куртки. Говори! Что это?

— Аня… — Ольга лихорадочно складывала в голове картинки того, что помнила. Сердце забилось бешено, и страх прокрадывался в каждую клетку измученного тела. Боль отступила. — Она была у Аньки. Мы с сестрой работаем в газете. Там статья о..., да не важно… махинации…коррупция… обычное дело, но люди слишком известные. Меня пытали… Я не помню… Наверно рассказала про сестру… Что же с ней…

Голос Оли задрожал, заломило в затылке. Она старалась не думать о том, что Аня может быть мертва сейчас, гнала эти выводы прочь.

Откуда-то снаружи донесся приглушенный вскрик. Охотник вскочил и прислушался.

— Капкан, — мужчина не на шутку встревожился, в глазах плясал огонь.

Марк рыскал в потемках, что-то достал, спрятал за пояс.

— Говори-говори, — он поднял с пола ружье и, отодвинув шкуру, закрывающую выход, пустил краешек яркого дневного света.

— Она мне ничего не сказала… что карточку подошьет не сказала… Они наверно сразу к ней поехали…

— Они уже здесь, — прервал ее Марк. — Лежи тихо и не шаркай.

Он ушел, оставив Ольгу наедине с догорающей одеждой и кипящим отваром ароматных трав.

Страх за сестру постепенно вытеснился ужасом от осознания своего положения. Она укрылась с головой, затаив дыхание. Бурлящая вода. Потрескивающие дрова. Выстрел. Ольга вздрогнула всем телом, похолодев с макушки до кончиков пяток. Вслед за первым — с десяток других: звонких и глухих, одиночных, отрывистых и одна раскатистая очередь. Птичий гвалт, пронесшийся по верхушке леса: уханье, тревожное гоготанье, даже жалобные звериные крики, так похожие на детский визжащий писк, клевали и терзали нутро спрятавшейся под покрывалом девушки. Она боялась шелохнуться, мысленно умоляя огонь трещать потише, а воду кипеть не так вызывающе. И снова выстрел, такой же, как первый. Но в сердце Ольги родилась маленькая неосознанная радость, будто выстрел этот был вовсе не звуком, несущим смерть, а родным и согревающим душу: «Живой». Опять загрохотало разноголосье чужой стрельбы, среди которой вздрагивающий комочек страха распознал отчетливо дуплет охотничьего ружья Марка. После чего возникшая вдруг тишина пронзила напряженный слух Ольги. Она боязливо приспустила покрывало, чтобы убедиться: в самом помещении ничего не изменилось. Казалось вся тайга замерла во временном коллапсе, всматриваясь в замерших стрелков и оцепеневшую девушку, принюхиваясь к брызгам крови на траве и коре столетних кедров, вкушая овладевший людьми страх.

Шкура, закрывавшая вход, вздрогнула и, поддавшись желанию обладателя вдруг нырнувшей в лачугу руки, покорно зашуршала в сторону. В проникшем в землянку потоке дневного света показался молодой парень в спортивном костюме. Он прищуривался и водил пистолетом по сторонам словно фонариком, пытаясь хоть что-то разглядеть. Ольга смотрела на него, не моргая и не дыша. Неужели это конец?

Внезапно под подбородком у незваного гостя появился широкий нож и тут же резко чиркнул по шее. Человек выронил оружие и схватился за горло, из которого обильно сочилась кровь. Колени подкосились, но он не успел упасть в землянке — сильная рука снаружи дернула его к себе, и Ольга снова погрузилась в темноту.

Неизвестно, как долго она пролежала вот так: сжав в руках меховое одеяло и остатки самосознания, сколько раз думала: «Как же там Аня, жива ли? Что же делает мужчина, спасший ее от смерти в тайге? Что будет теперь с ней самой?», лес снаружи все это время тянул дуэтом с ветром вечную песню о незыблемом. Она вдруг увидела гладкие стволы сосен, бесконечно стремящихся ввысь, словно лежала на земле, в благоухающей траве. Деревья величественно раскачивались, поскрипывая, иногда позволяли ухватить взглядом клочок облака и тут же прятали небо. «Они играют со мной, — подумала Ольга. — Или играют с облаками, а я просто трава». Повернув голову, она пролетела в мыслях над зеленью подлеска, вдыхая горькие и дурманящие ароматы, и вдруг замерла, увидев вдалеке, в низине, заволокшейся туманом, крохотный огонек. «Это он, — догадалась Ольга. — Он жив и вернется, — мой огонек». Ей вспомнилась жизнь в городе: как постоянно не хватало времени, как стремительно проходили дни, недели, целые месяцы, и иногда то, что произошло десять лет назад, казалось таким недалеким и свежим, а вчерашнее — канувшим в лету. Люди, мелькавшие взад-вперед: знакомые и не очень, друзья и готовые сдать в любой момент, — иногда было трудно понять, кто из них кто. Почему же прошлое так несущественно теперь, так призрачно и незримо?

«Папа, как думаешь, а могу я чебурахнуться отсюда вооон туда?» — маленькая Оля, стоя на мосту через реку, показала на детскую площадку внизу, на берегу. Отец засмеялся, крепче прижал к себе шалунью и прошептал ей на ушко: «Чебурахнуться можно отовсюду и куда угодно».

От паров ли лекарственного отвара или от мистических флюидов, которыми сполна пропитана тайга, Ольга путешествовала в прошлом, понимая, что никакого прошлого нет. Как, впрочем, нет и никакого будущего. Пропало ощущение нехватки времени, но и утверждение, что времени было полно — однозначно неверное восприятие окружившей Ольгу реальности.

Когда она очнулась, Марк уже сидел у галанки, потягивая горячее питье из кружки.

— Вернулся, — пробурчала с благодарностью девушка.

— Карточку твою сжег, — Марк тяжело вздохнул.

— А если они снова придут?

— Не придут. Если не конченные идиоты, — он погладил растрепанную бороду. — Отнесу тебя в другое место, у озера — не найдут. А поправишься, остановим на трассе кого-нибудь и домой. До снега еще вернешься.

— А если… — Ольга запнулась, сама испугавшись того, что хочет произнести, но все же решилась. — А если не захочу?

— Домой? — Марк удивился, но брови не приподнялись, а, насупившись, сдвинулись к переносице. — Захочешь. Тебе нужна семья… общение… верить во что-то, зарабатывать и тратить деньги, — задумался на минутку, почесав подбородок. — Со мной не выживешь. Можешь пожить у староверов пока, переждешь зиму…

— Выживу, — перебила Ольга спасителя. — Я видела огонек. Это ты… Мне нужно остаться.

Марк поежился, но ничего не ответил.

Девушка прикрыла глаза, прислушавшись к тикающей во всем теле боли. «Он оставит меня. Конечно, оставит. Расскажу, что родителей нет, и никто меня не ждет, — с такими мыслями Ольга погружалась в беспокойный сон. — Как же хорошо, что не надо следить за временем, как же от этого спокойно…»

Марк подошел к спящей, поправил сшитую собственноручно соболиное одеяло и только сейчас заметил, как похожа девушка на маму. И немного на Скарлетт.

Противится желанию тайги охотник был не вправе.