Ивашка

— Ивашка, а, Ивашка, а какой он — Бог?

— Да такой же, как мы, Маришка.

— Врё-е-е-шь. Бог — он очень большой, а мы — маленькие.

— И все равно. Нам отец Петр рассказывал, что Бог создал нас по своему образу и подобию. А значит, он — такой же.

Маришка с задумчивым видом поковыряла пальцем в носу и кивнула, соглашаясь. И тут же спросила снова:

— Ивашка, ты же художник. Ты можешь нарисовать Бога?

— Могу. Если ты мне не будешь мешать. Иди, погуляй с подружками.

— Ладно.

Мальчик с улыбкой посмотрел вслед убегающей девочке, вздохнул, достал чистый лист и закрепил его на мольберте. Потом ненадолго задумался, обмакнул кисть в зеленую краску и начал рисовать.

День склонился к закату, когда Ивашка нанес последние мазки и удовлетворенно взглянул на то, что получилось. Маришке должно понравиться.

Он доел остатки хлеба, допил молоко и немного полежал на траве, прислонившись к горячему боку камня, на котором просидел весь день. Картина как раз успела просохнуть, и Ивашка аккуратно сложил кисти и краски в ящик, подхватил под мышку мольберт и направился в сторону деревни.

— Вот смотри, я нарисовал.

— Обманщик ты, Ивашка. Какой же это Бог? Ты себя нарисовал… на камне.

— А ты посмотри внимательнее. Видишь, небо, деревья, дома — всё складывается в лицо. Это и есть — Бог.

— Тююю.

— Вот тебе и «тююю», — передразнил девочку Ивашка. Бог, Маришка, он везде: в деревьях, в реках, в травах и даже в тебе и во мне. И в батьке с мамкой. И он всегда смотрит на нас и улыбается… ну, или хмурится. Смотря что мы делаем… Так говорит отец Петр.

— Здорово, — выдохнула девочка, и тронула пальцем картину. — А можно, я ее себе оставлю? Мне кажется, что у тебя Бог грустит, я с ним буду разговаривать, и он будет улыбаться? Можно?

— Конечно, — улыбнулся Ивашка. — Я же ее для тебя рисовал.

— Ой, спасибо, — засмеялась Маришка.

— А сейчас тебе пора спать, да и мне тоже. Лучше приходи завтра на луг, я тебе еще что-нибудь нарисую.