Хоровод звёзд

Хоровод звёзд

Другой, очень часто задаваемый вопрос, основа многих споров и конфликтов: «Все ли равны? Можно ли назвать равными богатого и бедного, больного и здорового, умного и тупого, доброго и злого, в конце концов? И если они равны, то в чем оно заключается, их равенство?»

Лаль спрашивала себя об этом, очищая от жестких скрипящих панцирей крупную плеоцимину. Завтра великий праздник, День Равенства. Но есть ли оно, это равенство? Лаль с нежностью вспомнила Амиюни. Ну с кем его можно сравнить? Много достойных лагиноров пыталось добиться её сердца, но покорить его сумел один Юни. На самом деле лагиноры не сильно отличаются друг от друга: в них с детства взращивают сострадательность, любовь к ближнему, приветливость и сердечность. Таких слов, как ложь, предательство, насилие нет в их языке. В крайнем случае, когда без них не обойтись, используют частицу «не»: неправда, неверность, недобро. Ведь невозможно быть жестоким, когда тебя окружают ласка и понимание. Однако Лаль слышала, что бывает иначе. Однажды, когда она была мальком, дедушка ей и её подружкам рассказывал легенду. А началось все с того, что наивная Лалька поинтересовалась, кто живет на облаках, близких к лучам приветливой Люцио. Дедушка со смехом начал свой рассказ:

— Облака бывают разные, внученька. Есть светлые, снежно-белые, поскрипывающие под ногами, как песок. На них живут только самые чистые, как горный хрусталь, существа. Днем они невидимками спускаются вниз, к Океану, и сажают зерна любви в сердца жителей воды. И зерна эти дают богатые всходы. Благодаря им мы испытываем самое сильное, самое восхитительное чувство на свете. А ночью дети Люцио поют небесные песни, и голоса их переливаются и звенят, и нет песен прекрасней. Этих песен мы услышать не способны, но они рождают в нас тихие, безмятежные сны.

Мальки томно прикрыли глаза, пытаясь представить себе настолько чудесный мир. А дедушка уже охрипшим голосом продолжил:

— Но есть тучи тёмные, грозовые. Они издают страшный, жуткий грохот, извергают смертельный огонь. Обитатели Океана в страхе прячутся на самом дне, и мировые воды защищают нас. На этих злых тучах живут мерзкие твари… Их глаза чернее самой черной ночи, они колючие и злые, а сердца у них прогнили насквозь. В их мире нет места добру и состраданию. С рождения окунаются они в хаос ненависти, предательства и бесчувствия. Неудивительно, что выживают лишь самые злые, самые подлые и самые равнодушные из них, те, кто бьёт в спину, лицемерит и лжет в глаза. Но это ещё не самое страшное…

Кто-то из девчонок тоненько захныкал, кто-то сидел с зажатыми ушами и выпученными глазенками. Дедушка мягко предложил им поиграть в догонялки под водой. Остались слушать лишь Лаль и ещё одна храбрая девочка.

— В их мире убита любовь (мальки ахнули). У них праздник, носящий у нас мелодичное имя День Расцвета (что подразумевает расцвет чувств), называется Ночью Кровавого полета. Их девушки, иначе невесты, должны съесть того, кого любят, чтобы родить и вырастить детей. А дети-девочки, вырастая, в «благодарность» съедают мать, чтобы «обновить род».

Храбрая девочка упала в обморок. Лаль сглотнула, но собрала волю в кулак и продолжила слушать.

— Теперь ты понимаешь, внучка — в их мире нет равенства. Девушки и юноши не равны, родители и дети не равны… Нет равенства, нет справедливости…

Задумавшись, Лаль не заметила, как вернулся Амиюни. Он тихонько обнял её и забрал из её рук непослушную плеоцимину. «Моя очередь. Иди отдохни — завтра насыщенный день» — прошептал он в перепончатое ушко Лаль. Она покорно отправилась в спальню. Глаза смыкались сами собой и, вплыв в просторную залу с огороженными жемчужной сетью ячейками для сна, она заснула и не заметила, как заботливый Юни, предполагавший подобное, мягко втолкнул её безвольное тело в пустующую ячейку.

Праздник наступил. Пестрая радостная толпа, звеня смехом, собралась вокруг беломраморного помоста. На него степенно взобрался пожилой лагинор, прославившийся мудростью и живым умом. Он начал свою речь:

— Мы не равны с рождения, как не равны звёзды на небесах. Одни светят ярче, но холодны, другие маленькие и тусклые, но щедро отдают тепло… Если выстроить все звезды в ряд, не найдется ни единой звезды, абсолютно похожей на другую. Да, это так. Почему тогда мы празднуем День Равенства? — спросите вы. И я дам ответ: есть вещь, в которой мы все равны — это всеобщее взаимодополнение. Каждый из нас, каждая, даже самая ничтожная, тварь является кусочком паззла, без которого картина не будет полной. Так устроен мир. Сложи одинаковые квадратики вместе — и их тут же унесет ветер, но кусочки паззла дополняют друг друга, держатся друг за друга, и не страшен им ветер. В этом сила — картина скреплена воедино неравенством её составных частей. И участие каждого в дополнении мира есть вещь, уравнивающая всех. Мы все равны!

Раздались громкие аплодисменты, радостные возгласы. Ни единое облачко не омрачало веселье толпы. Одна Лаль мучилась вопросом. Не выдержав, она подплыла к уминающему одну за другой плеоцимину старейшине, недавно прочитавшему речь о равенстве.

— Простите, что задаю вам такой неудобный вопрос, но сама я не могу найти на него ответ. Дедушка давным-давно рассказывал мне легенду о логиронах, что в их мире нет ни равенства, ни справедливости. Но вы сказали, что все во Вселенной равны. Как мы можем быть равными с этими… этими… существами?

— Хороший вопрос, дорогая моя. Но найти на него ответ можно, лишь прожив жизнь в их обществе. Ведь невозможно узнать, хороша или плоха книга, не прочтя её до конца!

Оторопевшая Лаль нырнула поглубже и подальше, чтобы привести мысли в порядок. Кто в здравом уме захочет опуститься в мир зла? Ведь и так ясно: добро и зло не равны! Но тогда встает новый вопрос: что такое добро, и что такое зло?

Вера, Надежда, Любовь

Амри с опущенной головой вошел в могильный мрак храма. Внутри тлеет какое-то отвратительное чувство, словно он провинился, но не знает, каким образом. Наверно, дело в запретной книге, которую он осмелился читать. Он обнаружил её случайно, во время охоты на Азелийн. Обезглавленное насекомое свалилось в кусты, а когда Амри полез следом, поскользнулся на чем-то. Этим чем-то оказалась замызганная книга. Заинтересовавшись, логирон взял её с собой домой. И с первых же строчек понял, что книга эта входит в разряд запретных. В ней описывалось совершенно иное общество, с совершенно иными нравами. Вызвавшая отторжение вначале, в процессе чтения книга очаровала Амри, вызвала в нем пока ещё смутные мечтания. Одной из главных тем в ней была любовь, но любовь, не заканчивающаяся смертью одного из возлюбленных. Влюблённые могли жить вместе, могли вместе воспитывать детей, до самой смерти зная, что никогда не убьют, но жизнь отдадут друг за друга.

Тогда-то он, под воздействием чудесных образов, впервые испытал влюбленность. Будущие женихи и невесты не то чтобы изолированы друг от друга, но ведут слишком разный образ жизни, чтобы проводить много времени вместе: мужское население добывает пищу, сражается, а женское строит жилища (выкапывая в земле туннели и укрепляя их специальной белковой массой, вырабатываемой паутинными желёзами), украшает их и заботится о потомстве. Как правило, мужчин гораздо больше, чем женщин, что неудивительно, учитывая высокую смертность мужского пола на охоте и войнах, а также характер размножения логиронов. Чтобы забеременеть, женщина должна получить отличный от собственного генетический материал, и получает его, съедая мужчину. Причем чем больше съест, тем жизнеспособнее будет потомство: ведь с кровью и плотью, а особенно мозгом, передаются закодированные навыки и жизненный опыт. Но этому естественному ходу событий противопоставлялся в книге совершенно чуждый подход. Жизнь. И вот, мельком увидев какую-то юную девушку, Амри вдруг ощутил внезапный прилив сил. Настроение резко улучшилось, хотя ничего особенного не произошло, ему захотелось смеяться, задирать окружающих, но в то же время было боязно демонстрировать свои эмоции. Однако как только она ушла, настроение упало. Игривый настрой потерял всякий смысл. Удивившись, Амри пошел тайком почитать книгу и нашел в ней ответ. Он влюбился.

Через несколько дней он узнал, как зовут девушку. Рари. Это хрустящее имя так и просило, чтобы его повторяли. И Амри повторял, когда его никто не мог услышать…

И теперь, стоя в храме перед алтарём, он не мог заставить себя молиться. Мрак вокруг разрывали кровавые прожилки диковинных узоров, а сам знак веры на алтаре — багровое внимательное око — с укором глядел на своего адепта. Амри не мог ничего с собой поделать. Единственное, что стояло перед его внутренним взором — высокий стройный силуэт Рари. Ему вдруг захотелось поговорить с ней, рассказать о книге… Решившись, он резко развернулся и вышел из храма.

Найти её не составило труда. Куда сложнее было заставить себя подойти и заговорить: у логиронов не принято общение между представителями разных полов. Рари с изумлением повернулась к заикающемуся от нервного перенапряжения Амри.

— Что такое?

— Ээээ, Рари… Рари, я вот х-хотел… эээ… Ты когда-нибудь читала запретную книгу? — брякнул Амри.

— Нет… А ты?

— Нууу… Это… Я случайно вот нашел… Мммм, д-довольно увлекательно. Хочешь, п-почитаем вместе?

— Я не против! — с усмешкой ответила красавица, — Идем!

— Прям щас? Н-ну дав-вай…

По узкому длинному тоннелю они прошли в просторный, окутанный паутиной зал библиотеки. На посеревших от древности полках пылились ряды книг. Большей частью это были религиозные фолианты. Завернув в маленький темный закуток, с четырёх сторон, за исключением входа, окруженный заставленными томами книг шкафами, они присели за низенький полированный столик.

Амри дрожащими руками вынул секретную вещь. Рари с нетерпением выхватила её у него из рук и раскрыла на первой попавшейся странице. Там оказалась выцветшая картинка: вода до горизонта, а в ней сотни серебряных фигурок, и подпись — День Расцвета. Потом несколько часов Амри сиротливо сидел рядом с уткнувшейся в книгу Рари. Дочитав книжку до конца, она наконец оторвала от неё затуманенный взор.

— Занимательно… Мне надо всё обдумать, — бросила девушка и ушла прочь.

Несколько дней Амри усердно избегал Рари, в душе надеясь, что она сама попытается найти его. К тому же у него появилось неожиданное увлечение: он начал любоваться рассветом. Весьма несвойственное явление для жителей тьмы.

Вот и сейчас Амри потихоньку пробрался к выходу наружу. Его сосед по комнате, Отэн, исподтишка наблюдал за его уходом. Потом встал и крадучись направился в противоположную сторону.

Выйдя на поверхность, Амри первым делом внимательно осмотрел окрестности во избежание неприятных неожиданностей. Вроде чисто. Легко оттолкнувшись от земли, он взмыл в воздух и полетел к излюбленному месту наблюдения на вершине утеса, в ложбинке между острыми пиками скал. Все же много потерял тот, кто никогда не видал рассвета. Предутренний слоистый туман, стелющийся над равниной, создает ощущение, что ты плывешь над бескрайним жемчужным морем, чьи глубины скрывают великие тайны древности. Но вот над горизонтом появляется первый луч…

Красная кайма налилась красным, цвет мгновенно растекся по равнине. Жемчужное море превратилось в море крови. В воздух с шумом взлетели пробудившиеся кораксы. Завороженный светом выходящей из-за края Люгрио, логирон не обратил внимание на тихий шорох за своей спиной.