Зубы и когти

— Сартас! — прозвучал натренированный женский голос. Парень с вздохом отложил лук, с которым тренировался, и повернулся к матери. — Сходи в Город. Мне нужна сковорода.

— Как всегда я! Как будто рабочих нет, — пробурчал он себе под нос.

— Я все слышу! — немолодая, но еще красивая чуть полноватая хозяйка таверны спустилась с крыльца и бросила Сартасу мешок с монетами. — Тут ровно двадцать, смотри не потеряй! И не задерживайся. К тебе Альта пришла.

— Так что ты молчала! — воскликнул Сартас и бросился к двери, что бы пробежать через дом на другую сторону двора, но мать схватила его за шкирку.

— Она подождет. А ты поспеши, — осадила она сына. — Я скажу ей, сто ты занят.

— Ладно, уговорила, — вздохнул парень. — Уже иду, — он снова сделал шаг к двери, но мать развернула и подтолкнула его.

— Пройдешь через задний двор. А то знаю я вас, усядетесь за сараем и плакала моя сковорода.

Сартас кинул угрюмый взгляд на маму («Откуда знает про сарай!!!»), и побрел по узкой лесной дороге, через несколько километров соединяющейся с трактом.

Этим летом в лесу было очень много комаров и другой мошки, что очень благоприятствовало делам придорожного трактира. Он вообще располагался очень удачно, до ближайшего населенного пункта тянулись километры дороги через лес, в котором кишмя кишат кровопийцы. Раньше здесь гостиниц было как грибов после дождя, но ни одной не пришлось остаться по странному стечению обстоятельств. Одна сгорела, другая подверглась атаке оборотней, в третьей постоянно заводились воры или мыши… Единственный устоявший после урагана 1018 года постоялый дом был восстановлен с огромным трудом, но теперь процветал, словно заслужив успех былыми невзгодами. Его-то и должен был унаследовать Сартас, отправленный матерью в город в трех часах ходьбы. Он вышагивал по пустынной тропе, постоянно почесываясь и хлопая себя по открытым частям тела, куда кусала мошка — от нее не помогали никакие заклинания. Он привычно прислушивался и принюхивался, зная, что в лесу обитают и вампиры, и оборотни, и прочая нечисть, старательно изничтожаемая новой властью Города. Днем нечисть не смела выходить из чащи, но по ночам чувствовала свою силу. Это приносило трактиру больший доход. Когда светит солнце, не столь опасно гулять по лесу даже вдали от дорог, против одинокого оголодалого оборотня или больного вампира, выпавшего из улья, есть довольно простое отпугивающее заклинание. Однако зевать не стоит, нечисть бывает заразна.

Пару раз Сартасу чуялся запах прелой шерсти, но он никого не видел и не слышал. В лесу было спокойно, он жил привычной жизнью. Обычную гармонию звуков природы нарушали только вскрики Сартаса, когда его кусали особо сильно.

Вскоре комары исчезли. Бор сменялся фермерскими усадьбами, мычала и ржала скотина, кудахтала птица, лаяли дворовые собаки, и сжимавшая сердце тревога, всегда мучающая одинокого путника в лесу, постепенно отпускала. Сартас зашагал бодрее, удивляясь, отчего местные псы так воняют.

Еще его невероятно удивило, почему нет толпы возле ворот Города. По случаю политических проблем, в город пускали после строгой проверки и уплаты пошлины, взимавшейся со всякого, кто не жил в городских землях как минимум полгода. Большие ворота были закрыты почти все время, маленькие створки в них, сквозь которые может пройти только одна не очень широкая телега, постоянно охранялись бдительной стражей и были открыты строго в дневное время. На стенах круглосуточно дежурили трезвые стражники, а в самом городе — мечники; — новая власть хотела укрепиться. Большинство честных граждан ее поддерживали, поскольку разбои уменьшились. Зато увеличились налоги и, следовательно, цены. К ворам применялась более суровая кара, чем ранее, не говоря о более страшные преступления.

Сейчас воротца были приоткрыты, стражи не было видно. Царила тишина.

Сартас вспомнил, что в деревне он тоже не встретил людей, но тогда не обратил на это внимания. Мало ли где могут находиться деревенские жители в полдень. Но стража (новая!) работала без перерывов!!!

Осторожно он приблизился и заглянул в город. Никого. Потому Сартас подпрыгнул, когда звенящую тишину резанул голос, принадлежавший человеку за спиной.

— Эй, а ты что здесь забыл? — Сартас резко повернулся и увидел девушку своих лет, в черной одежде. Глаза ее скрывали черные очки, а рука сжимала прямой длинный меч с серебряным лезвием — кенар, как звали его местные.

— Да я за сковородкой пришел, — брякнул Сартас. — А в Городе, похоже, никого…

— Никого, — подтвердила девушка и убрала меч в ножны на поясе. Ногти у нее тоже были черные. Она перехватила удивленный Сартасов взгляд, но ничего не сказала. А он удивился еще больше, поняв, что от нее веет каким-то непонятным мрачным обаянием.

— А ты что здесь делаешь? И где все? — спросил он.

— Не знаю. И хочу выяснить.

Она не двинулась с места. Сартас ожидал, что незнакомка направится в город, но она молчала и не шевелилась.

— Что ты медлишь? — не выдержал он.

— Пытаюсь определить тип магии, — ответила девушка. Потом подняла руку и медленно провела ей по воздуху. — Грубая магия, явно не человеческая.

Сартас удивился, он был не плохим чародеем для своего возраста, но не чувствовал абсолютно никакого движения силы. Но как иначе объяснить пустоту в городе? Он предпочел подождать незнакомку.

— Они пошли туда, — она указала в сторону тракта. У Сартаса екнуло сердце — в том направлении располагался его родной дом.

— Кто?

— Не знаю.

Она уверенно пошла прочь. Остановившись на мгновение, бросила через плечо замершему Сартасу.

— Ты идешь? — словно дождавшись сигнала, он бросился следом, удивляясь своему поведению.

…Они изменили наши сердца,

Навеки вбив в них каленую сталь.

Но рассыплется сталь — промчатся века,

А шрамы останутся. Но нам их не жаль…

Два часа они шли молча. Запах псины усилился. «Оборотни», — подумал Сартас. — «Что заставило их днем покинуть глубь леса?». Он не мог придумать причину, но молчать ему надоело. Наконец он спросил у своей спутницы:

— Как тебя зовут-то?

— Хильга.

— Я Сартас.

— Ты живешь здесь недалеко?

Сартас лишь кивнул. У него комок застрял в горле.

— Тогда готовься к худшему, — прямо сказала Хильга. Сартас снова промолчал. Он уже готовился.

…Чем ближе к дому, тем невыносимее становилась вонь. Она стала настолько густой, что хотелось отпихнуть кусок прелой шерсти, словно торчащий перед носом.

Двор встретил тишиной. Не сновали, не слышалось окриков хозяев трактира и ругани разнорабочих. Услышав шаги Сартаса, дружно залаяли сторожевые псы. Дрогнувшей рукой он тронул ворота, снял магический засов, жестом приглашая Хильгу за собой. Коснулся морды подбежавшего пса, судорожно прошептав радующемуся сторожу: «Ничего, Варан, это со мной…». Собаки вели себя как обычно, но Сартас и Хильга уже видели парадное крыльцо, залитое красным, и тело на ступенях.

На ватных ногах Сартас подошел к дому. В траве тускло блеснул боевой топор отца. Услышав приближение сына, веки лежавшего у порога человека дрогнули. Лицо его скривилось от боли — все его тело было изранено, из порезов сочилась кровь.

— Орки, сын, они… — прохрипел хозяин таверны. — Уходи отсюда. Она вернутся… Их шаманы убирают трупы… Не знаю, зачем…

Сартас дернулся и то ли вскрикнул, то ли взвизгнул:

— Они убили всех, да? ВСЕХ?!

Отец что-то ответил, но так тихо, что даже сам не услышал. Сартас бросился к нему, поскользнулся в луже крови и растянулся на земле. Когда поднялся, было поздно.

Они похоронили Олана, хозяина таверны, которая так рано перешла в наследство к Сартасу, но такой ценой ему даром была не нужна, поодаль в лесу. Все это время никто не произнес и звука, только в голове Сартаса вихрем носились мысли, которые позже он излил Хильге во время многочисленных привалов у костра. Не судьба стоять тут трактиру… И городу, наверно, тоже… Оборотни, вот кто хозяин этого леса. Они были здесь вечно, вечно и будут. В глубине души он это понимал.

Но сейчас, засыпая землей свежую могилу отца, в компании со странной девушкой в черном, не имея возможности даже похоронить других людей, друзей, он думал, что сходит с ума и был одержим мыслью отомстить. Оркам, которых, возможно, подослали оборотни. Или еще кому, хоть самому повелителю Тьмы. Но — не знал, как.

Внезапно в мозгу возник голос. Он вспомнил о ней, девчонке, которую любил всем сердцем и которая теперь мертва от оружия неизвестных мерзавцев. Следом за голосом возник образ. Светлые кудрявые волосы, лучистые голубые глаза, все лицо светится радостной улыбкой… Видение зашевелилось, легкая тоненькая фигурка помахала ему рукой и побежала навстречу. Короткая шелковая юбка развевалась на бегу, маленькие ножки едва касались влажной от росы травы… Альта тянулась к Сартасу тонкими белыми пальцами, лукаво посмеиваясь. Вот ей остался всего шаг, он невольно представил, как с плеча ее спадает бретелька майки — и тут видение резко замирает. Альта хмурится, лицо ее сначала приобретает обиженное выражение, перерастающее в тревогу, а после в страх, дикий ужас. Она хватается за живот, кровь брызгает изо рта, она падает на колени и, прохрипев: «Отомсти-и-и…» валится на траву у ног Сартаса. Тело ее то ли испаряется, то ли уходит в землю…

Щека Сартаса резко вспыхнула, он очнулся и увидел перед собой холодное лицо Хильги.

— Что задумался? Не входи так глубоко в ступор, есть риск не выйти.

Сартас что-то промямлил, грустно радуясь, что рядом просто есть кто-то живой.

Он огляделся. Шел дождь, резко налетевшие тучи изливали косые струи дождя.

— Отцепи собак, — устало попросил он Хильгу, направляясь к дому. Осталось одно дело, последнее, которое он мог совершить с чистой совестью полноправного хозяина гостиницы. Сартас прошел в абсолютно пустой большой зал, достал из шкафа каминное масло и разлил по всему дому. Затем подумал, спустился в подвал и вынул две бутыли самого лучшего вина, которому было больше ста лет — надо ведь помянуть убитых. Затем, собрав самые необходимые в походе вещи, в том числе магическую книгу из рода Говорящих вещей, самую ценную магическую реликвию в округе, поджег специально пропитанное спиртом полено и, оставив его в середине комнаты, покинул родной дом, проследив, что пламя занялось. Не без труда подобрал отцовский топор и вышел за ворота.

Собаки уже разбежались, почуяв дым. Только Варан, грустно глядя в глаза (в очки!) Хильге, ждал хозяина.

Без определенного плана они шли по тракту, никуда не сворачивая. Орки двигались очень быстро, запах псины уже выветрился. Ничто, кроме редкой мошки, не мешало прогулке, ни молодые вампирята, в конце лета учащиеся летать, ни голодные оборотни. Даже комаров стало меньше — либо они убрались с орками, как и нечисть, либо передохли от вони. Или орочей магии.

В конце недели Сартас вспомнил, что осталось недалеко до города Арватара. За шестидневный переход оба немного устали, требовалось помыться и запастись едой. В голове Сартаса постепенно формировался план — он вспоминал все, что знал об орках, и хотел найти их предводителя, чернокнижника Аргуна. Правда, он мог истлеть уже давно или просто существовать только в легендах, но Сартас, одержимый жаждой мести, цеплялся за все, что могло помочь в этом нелегком деле. Конечно, он не думал, что сможет уничтожить орков, но хотя бы сделать им маленькую гадость попытается. Иначе и жить не имеет смысла.

Все время перед его глазами, как проклятое наваждение, стояла Альта. Он уже тихо ее ненавидел, поскольку знал, что ее уже нет в живых — а он вот, все еще здесь, цел и невредим, вот только нафиг ему это надо. Лучше уж умереть — но не терзаться скорбью и яростью.

Лес закончился, в утренних лучах открылась шикарная степь. Полевые цветы качались на слабом ветерке, распространяя такой прекрасный дурманящий аромат, так что у Сартаса закружилась голова. Он заметил, как невольно улыбнулась Хильга — впрочем, глаз ее он так и не увидел, она ни разу не сняла очки, — и сорвала травинку. Задумчиво прожевала и ни с того ни с сего запела. Мелодия напоминала не то течение воды в ручье, не то этот самый ветер, который нес в лицо запах степи, потом резко стала жесткой и закончилась трагичной нотой.

— Это одна из моих любимых песен, — пояснила Хильга. — Слов не знаю, этот язык не учила, тарабарский какой-то, но звучит неплохо… послушаешь в оригинале, на всю жизнь запомнишь.

Сартас завалился на густое покрывало травы и потянулся.

— Всю жизнь провел в лесу. Всего раз видел степь, и то ночью. В грозу.

Девушка дернула его за руку:

— Пошли. Вон город, там мой знакомый живет. Надо успеть к нему до полудня.

Эти слова возымели прямо волшебное действие на Сартаса. Он вскочил, радуясь как ребенок:

— Где город?

На горизонте, наполовину скрытый туманом, воздымался величественный замок. Шпили самого высоко в стране собора протыкали небо, тянулись к солнцу, взирая на грешный Драгмор с высоты полета орла и великого моря, по коему плывут облака — кажется, примерно так же воспевали короля, который иногда посещал Арватар, обычно во время войны. Сартас слышал, что стены города выкрашены особой краской, и когда на них падают лучи солнца, город кажется сделанным из цельного куска золота. А в лунную ночь, напротив — из серебра.

Веселым шагом направился Сартас, приминая степную растительность, к этому прекрасному оплоту красоты. Он слышал, как кто-то из постояльцев таверны так назвал Арватар. Сартас вообще много чего слышал от постояльцев — иногда по ночам он специально не спал, а прислушивался, о чем там говорят полупьяные посетители. Правда, большей частью это были всякие бредни, за подсушивание которых ему порядком доставалось от матери, но, тем не менее, теперь с Сартасом никто не мог сравниться в искусстве рассказывать байки, легенды и анекдоты. Но он этого не любил, — предпочитал слушать, а не говорить.

— Эй, подожди, — Хильга на ходу плела заклятие. — Тут много разбойников… обычно. Если знаешь какие-нибудь чары, приготовь.

— Какие-нибудь, — передразнил Сартас. — Третий практик, каково, а?

Хильга покачала головой.

— Эх ты. Ты еще совсем ребенок.

— Да??? Мне уже…

— Не важно. Мужчины твоего возраста, — с усмешкой заявила Хильга, — отстают от девушек в развитии на три года. Считай, что тебе на 3 меньше, — с некой ядовитостью подчеркнула Хильга.

— Слушай, а что это ты… — резко остановился Сартас, готовя Ледяной Удар. — Откуда я знаю, вдруг ты сама мой враг, посланник орков, появилась там, где тебя быть НЕ ДОЛЖНО, прицепилась ко мне…

Хильга ткнула покрашенным в черный цвет ногтем в грудь Сартаса.

— Да что ты, сопляк, — тихо сказала она, — можешь сделать оркам? Я «прицепилась» к тебе чисто из-за скуки, если хочешь знать. У меня свои счеты с орками. И я могла бы с ними разобраться одна, ты мне как балласт, но балласт, с которым можно поговорить и…

— Да… — выдохнул Сартас. Он как-то словно сдулся и перебил: — То есть как я тебе надоем, ты бросишь меня оркам?

— Да нет же, — засмеялась она. — Детей не бросают. Ты мне почти как сын. Сводный.

— Мда… СВОДНЫЙ СЫН… ха-ха. Мачеха…

— Конфликт исчерпан, — подвела итог Хильга. — И если я сильнее тебя в магии, это не значит, что сильнее во всем. Да, кстати, как ты таскаешь этот топор? Я не могу его даже поднять.

Сартас пожал плечами, махнув рукой в сторону города и объясняя на ходу:

— Не знаю… Сначала жутко тяжело было, а теперь… Конечно, до драки им мне еще ооох как далеко.

Солнце поднималось все выше и выше, как и шпили города — ближе. Степь проснулась и ожила, с чириканьем проносились птицы и мельтешили насекомые. Но не кусачие, как в тайге, а всякие там пчелы, осы, медоносцы, бабочки, кругопалы и прочие милые безобидные существа, которые созданы для того, что бы радовать глаз и слух. Крылья некоторых создавали ни с чем не сравнимую музыку, напоминающую звучание болотных фей, но совершенно безобидную.

— Нирвана… — мечтательно сказала Хильга, мысленно напевая и невольно подставляя лицо солнцу.

— А почему ты очки не снимаешь? — спросил наконец Сартас.

— Нельзя, — коротко ответила девушка и добавила: — надеюсь, никогда и не понадобится.

— Почему?

— По кочану.

— Можно и не так грубо, — обиделся Сартас.

— А можно и не прикапываться, — парировала Хильга, отметив, что, выйдя из леса, Сартас словно бы забыл о трагедии в трактире. Интересно, а там, на пожарище, осталось, чем поживиться или он забрал все золото?..

Девушка отогнала эти мысли и предложила сделать привал.

— Нет, нам уже не успеть. Мой знакомый явно покинул город. К солнцепеку он всегда уезжает. Сам спроси, почему… хотя нет, лучше не надо, пришибет еще ненароком. Он такой, горячий парень… — Сартас не уловил двусмысленности в этой фразе, но понял основный смысл.

— Долго будем отдыхать?

— Часа два. Иначе рискуешь навсегда остаться здесь. Если утром эти травки-муравки просто вкусно воняют, то в жару становятся ядовитыми. Попав в легкие, которыми часто дышат при ходьбе, яд прогрессирует и мучительно убивает. Прорастает, вроде.

Сартас побледнел. Хильга усмехнулась — слабоваты нервы.

— А ты откуда знаешь? — невнятно спросил бывший наследник бывшей гостиницы.

— Видела.

До Сартаса дошло через момент. Хильга хмыкнула, глядя, как парня выворачивает.

— Что ты так реагируешь на всякую мелочь?

— Мелочь… Кому как… Цветы в легких. По-моему, это ужасно.

— А по-моему, прекрасно. Всегда ощущаешь такой чудесный аромат…

— Какая ты жестокая.

— Не я, а жизнь. Поживешь, узнаешь. Конечно, всю жизнь провел в одном и том же доме…

— Ну почему, я и в городе бывал.

— В том, что сейчас пустует в прямом смысле слова?

— Ну… да. Слушай, и еще одно. Почему они оставили отца? — на глазах Сартаса появились слезы. Он постарался незаметно их смахнуть.

— Думаю, он просто так сильно хотел жить, что дождался тебя. Их магия убирает только мертвые тела.

— А почему?

— Да мне-то почем знать. У орков и спроси… Если сможешь.

Сартас промолчал. Как-то незаметно навалился сон.