Трагик

Глава 1

Обычный с виду дом, с деревянной, кое-где дырявой крышей. Этот дом будто бы строили в спешке, стараясь как можно быстрей управиться, не обращая должного внимания на качество. Он сильно отличался от рядом стоящих обычных, ухоженных и типичных для тихого района, домов. В некоторых местах вместо кирпичей, слепленных между собой глиной, были положены камни разных цветов и размеров. Поэтому иногда встречались небольшие дыры, из-за которых зимой от холода трудно было спастись, даже с зажженным камином.

Живет в этом доме с виду обычный человек. Закутанный в истыканный дырами плащ, он старается согреться у огня. Небрежно натянутый капюшон, еле скрывающий лицо человека, не спасает даже от сквозняка, свободно гуляющего по всему дому. Багрового цвета кресло, на котором он сидит, единственное, что разбавляет скудную обстановку.

Смотря на языки пламени, так завораживающие его, он вспоминает свое прошлое. Состоящие из огня, крови, смертей и потерь.

1

Воспоминания.

В семнадцать лет этот человек, имя его Дол, жил в глухой деревне, которую не отмечали на картах, а некоторые жители, по своей необразованности, не знали даже ее названия. В то полное смут время, царского коварства, игр престолов высоких людей, в которых страдают больше простые жители, чем сами господа, пошла война. Королевство, привыкшее к насилию, как чужеродному, так и внутреннему, переживало очередную веху в своей истории. После недавно отгремевшей войны, так называемых черных стражей, солдаты измученные и истерзанные вернулись домой. Но их собственные правители, отвергли воинов, попросту забыв о них. Как и простые граждане забыли своих героев.

Одни смирились, живя как бродяги, они слонялись по всему королевству в поисках работы и еды. Другие же, не терпя над собой подобного обращения, взялись за оружие, как в былые времена. Будто обезумевшие от злости, они вымещали всю скопившуюся в них за долгие годы мирного времени обиду, а повидавшие многое во время войны глаза, источали ярость на все живое. Словно мстили за павших собратьев на полях битв и за плевок в лицо от королей, которые отправляли их умирать.

Сформировавшись в небольшие отряды, они начали свою войну. Войну как они думали против своих бывших правителей, но вырвавшись наружу вся их злоба, сметала с пути всех, невзирая на чин или сословие. Они попросту убивали и грабили, запятнывая некогда доброе имя героев.

В тот день, вечером, который все еще был наполнен солнцем, Дол и его друг, сражались на недавно изготовленных деревянных мечах, на краю деревни, туда, куда они часто приходили.

Оставалось пара точных ударов, и Дол бы вышел победителем, разломав меч своего друга практически до рукоятки, но в какой-то момент он остановился. Друг решил, что бой окончен и, улыбнувшись, ободрительно похвалил технику Дола, сравнивая с прошлым разом, когда они в последний раз скрещивали деревянные клинки в шуточной битве. Повернувшись, он хотел выбросить уже не нужный кусок дерева в сторону и попробовать найти подходящую для боя ветку к следующей схватке, но он остановился. Дол, схватившись за рукав своего приятеля, посмотрел на него обеспокоенным взглядом, отдернул и приказал молчать.

В воздухе воцарилась тишина, которой здесь не было уже давно. Дол так и не отпускал друга, вцепившись, словно краб своей клешней, он замер. Поднятая пыль дороги, которую они потревожили, медленно опускалась, а друг недоуменно смотрел на Дола, не узнавая в нем прежнего товарища. Тот был чем-то живо обеспокоен, взгляд был встревожен, рука дрожала после крепкой хватки меча, а лицо выражало настороженность.

Дол шепотом сказал прислушиваться, а через несколько секунд спросил, не слышит ли тот, что то странное. Решив, что это шутка, друг одернул свою руку и развернулся.

За холмом к северу от них, медленно появлялись звуки, сильно выбивающиеся из местной обстановки. Вскоре и друг услышал, от чего тоже, как и Дол стал молча вслушиваться в окружающую их природу. С каждой секундой звуки становились более отчетливее, теперь можно было понять, что это топот и крики. Но Дол не мог поверить в то, что слышит, ему показалось, что он бредит, но по лицу своего товарища Дол понимал, что он не один слышит это.

На горизонте, на верхушке холма, стали появляться головы, затем плечи и руки, после чего виновники шума показались полностью. Они несли с собой факела, шли не спеша, словно предвкушая резню. Дол не мог оторвать от этого глаз, стоял как вкопанный, когда как его друг что-то говорил, указывая на толпу. Дол понимал, для чего они явились, и знал чем все закончиться, но его завораживала сцена, подобной которой он никогда не видел. Темное полчище, с огнем в руках, походило на рой саранчи изничтожающей всё, за считанные секунды.

Друзья словно освободившись от хватки страха и своего любопытства, сорвались прочь с места, и сперва решили оповестить местного старожилу, неподалеку, но тот уже лежал со стрелой в груди, безмолвный и тихий. Рядом лежало еще несколько жителей, которых постигла такая же участь. Вид мертвецов заставил Дола встать на месте, приковав взгляд к страшной картине. Он смотрел на их некогда белые одежды, сейчас же окроплённые кровью и не мог заставить себя подумать о чем-либо, не то, что убежать. В голове только вертелось далекое и похожее воспоминание.

Его друг заметивший приближение толпы схватил Дола за плечо, и словно приведя его в чувство, повел за собой. Они забежали под навес близкого к ним дома и, прижавшись от страха к стене, ожидали, не зная, что делать дальше. Этот дом вспыхнул как хворост, и огонь перекинулся на навес, укрывающий двоих детей. Вовремя выбежав из-под него, они разбежались в разные стороны и, забыв на секунду, друг о друге растворились в толпе крестьян.

Тьма окутала деревню. Вместо неба появился черный непроглядный дым, от горелых домов. Повсюду были слышны крики и треск рушившихся домов. Дол направился к своему дому. Пробираясь по горящей деревне, он старался не попадаться на глаза варварам, перебегая от дома к дому. По пути заметил, как убивают одного из крестьян, в голове пронеслась мысль, что Дол видел беднягу пару недель назад на полях. Стараясь не останавливаться и не думать об этом, он побежал дальше. Не дойдя до дома метров двадцать остановился, в ужасе наблюдая как здание, объято пламенем. Крыша полыхала с фронтовой части, а из дверей выбежали двое бандитов, держа в руках разные совершенно не ценные вещи.

У одного из них он заметил кружки и остальные до боли знакомые столовые приборы. В голову ударила внезапная боль, которая была знакома Долу, но давно уже не возникавшая. Полезли мысли, отогнать их не получалось и он завалился от бессилия в кучу пустых бочек, сваленных вместе, стоявшие у дома соседей. Он не мог и не хотел подчиняться мыслям, все сильнее одолевавшим его мозг. Сел и взявшись за голову, в надежде унять боль, заплакал.

Мимо пробегали жители деревни, многие из которых уже были обречены, а некоторые сумели сбежать. Это были люди, которых Дол видел почти каждый день, либо которых знал лично. Их убивали, не для чего и без причины. Большинство даже не пытались защитить свои дома, а только бегали в страхе как испуганные щенки.

Дым поднялся высоко вверх, заволакивая все небо. У земли же, трудно было разглядеть и пробегающего мимо человека. Но Долу посчастливилось заметить своего дядю, он единственный в деревне, кто носил огромную алебарду, сохранившуюся со времен войны черных стражей. К тому же его небывалый рост и грузное телосложение, выделяли его из толпы. На груди висела кираса, старая, но все еще сверкающая, прекрасно отражающая огни факелов.

Появилась надежда на спасение и Дол рванул с места, опрокидывая на своем пути бочки. Подбежав к дяде, он начал толкать и бить его в железные поножи, так как тот, какое то время не обращал внимания на Дола. Погруженный в действие, он шел, уверенно сотрясая под собой землю, а глаза горели яростью, сродни воинам, напавшим на деревню.

Дол остановился перед ним и преградил путь, остановившийся вовремя дядька, чуть не сшиб Дола. (племянник? Поменять на нужное)

"Дол! — Он на секунду улыбнулся, увидев Дола, и крепко взял его за плечи. — Ты должен бежать в город, это единственный шанс спастись, — он вынул из кармана клочок бумаги с написанным адресом, явно приготовленным только что в спешке. — Не волнуйся о родителях, я позабочусь о них. — Это все, что он успел сказать"

Дол все смотрел в его глаза, большие и ясные, в которых он всегда видел свое отражение, что его зачастую забавляло. Будто смотришься в зеркало, большое и чистое. Но сейчас, в его глазах был лишь страх и пламя от костров.

"Мой друг в городе обязательно приютит тебя на время, а мы с твоими родителями скоро придем"

Он улыбнулся в последний раз, и Дола наполнило секундной радостью, тем умиротворением которое одаривало общество дяди, всякий раз когда он заявлялся в гости к семейству Дола. Но затем он заметил, как глаза дяди увлажнились от слез и не в силах больше сдерживаться, он повернул Дола в сторону леса и толкнул, молча в спину. Дол понял, что никогда не видел дядю плачущем.

Ему не хотелось больше задерживаться среди горящих зданий и криков знакомых ему людей, побежав в сторону леса, так быстро, как только позволяли ноги, в коленках которых, не унималась дрожь, он поднялся на небольшой склон. Остановился, чтобы последний раз глянуть на деревню.

По убегающим жителям и летящим за ними стрелам, было видно, что бой за оборону деревни проигран. Дома сожжены до основания, все погибли. Кроме Дола.

Вечер плавно перешел в ночь. Заблудиться в лесу днем легко, а ночью найти тропу и нужное направление задача под силу только для настоящего следопыта. Дол, доверившись своей памяти и по большей части чутью, вышел на узкую тропку, по которой местные жители выходили к городу.

Он не думал о лесе, окружавшем его, не размышлял о мрачном будущем, не было и монстров, которые как он всегда думал, охотятся по ночам в лесах, он полностью занял голову мыслями о минувшей бойне. Словно кошмар, отгонял он кадры, которые теперь не покинут его надолго. Воспринимая это все как сон, в котором всегда происходит то, что ты не смог бы и вообразить. Самый страшный кошмар, воплотившийся в реальную жизнь.

Ночной поход по лесу освещала луна, мирно висящая в небе. И с каждым шагом это все больше походило на сон. Тропинка, вьющаяся петлей как змея, бежала вперед, Дол бежал по ней, иногда посматривая под ноги, стараясь не замечать тяжелой отдышки и удары сердца, которые казалось, причиняют боль. Вскоре сквозь множества стволов деревьев, тоненьких веток и листьев на них, замелькали огни. Огромные стены, окружавшие город, в ночной темноте, при свете луны выглядели устрашающе и завораживающе. Факела словно маяк указывали путникам направление. Как и Долу, даруя шанс выжить.

Пробираясь с каждым шагом ближе к воротам, Дола пронзила мысль, бьющая словно ток и парализующая конечности. Он остановился, вспоминая, что в город не пропускают, кого попало, а тем более ночью. Всякий раз, когда он приезжал с отцом, им каждый раз выдавали разрешение на въезд. Но тогда они ехали в город на рынок, а сейчас Дол был ни с чем.

Справа разглядел небольшую дверцу в воротах, для прохода и ринулся туда. К счастью для Дола снаружи никого не оказалось, а толкнув дверь, она легко, хоть и со скрипом, но открылась.

Страж, поставленный на вход видимо отлучился по нужде или в очередной раз напившись браги, завалился спать. Как бы там ни было эта невероятная мелочь спасла жизнь Долу. Этот страж даже и не знал, что происходит неподалеку от городских стен.

Выйдя на широкую площадь, служащую для погрузки караванов, он направился на знакомую ему улицу. Чрез каждые метров десять стояли столбы с зажженными фонарями, хоть некоторые и были потушены, все же дорогу разобрать не составляло труда, в отличие от леса. Двадцать три или пятьдесят шесть; цифры на клочке бумаги, было трудно разглядеть, даже стоя под светом. Медленно начавшись, дождь, вскоре перерос в небольшой ливень. Дол сел на скамью, которая единственная в округе стояла под крышей одного из домов и, не дождавшись окончания дождя, прилег на бок и под стук капель о крышу, заснул.

2

Вчера здесь не было ни души, сейчас же по этой неширокой улице и не протолкнуться. Проснувшись от топота и разговоров людей, снующих по всей улице, Дол прикрыл глаза в надежде укрыться от солнца, но это оказалось не так легко. А на обочине, под тенью домов, стояли маленькие прилавки и торговцы за ними, продавая разную утварь, начиная от перчаток и заканчивая колесами от телег. Проспав до полудня, он очутился в новом мире, шумном и суетливом.

Долу всегда нравилось приезжать сюда со своим отцом, когда они открывали пару раз в месяц свою овощную лавку. А Дол иногда отправлялся в свободное путешествие по городу и часто терялся, из-за своего любопытства.

Вдалеке виднелась белая башня, она была где-то в центре города. Ясный белый цвет ее шпиля, который устремлялся высоко вверх, настолько, что не было видно, где он кончается, отсвечивал солнце яркими лучами со всех сторон. Сам же шпиль мог служить отличным ориентиром. Квартал, в котором заснул Дол, он не забыл и мог вспомнить прилегающие к нему, другие улочки.

Придя в себя после сна и небывалого столпотворения, которое Дол давно не видел, он решил отправиться к другу дяди. Дол не сразу, но сообразил, что этого человека он знал, но был у него всего несколько раз, давно и по истечению времени он все позабыл. Тогда Дол относил некоторые вещи, данные ему для передачи кузнецу и путь он более, менее знал.

Дядя не часто о нем упоминал, но всякий раз, когда тема касалась его боевых товарищей, то утверждал что кузнец, всегда славился своей честностью и добротой

Но отчего-то в памяти стоял четкий образ, окутанный дымкой заслоняющей очертания лица и подробности в одежде, образ человека высокого, вечно сердитого и угрюмого. Дол не любил к нему наведываться, и поэтому каждый раз отдав посылку, старался быстрее отправиться обратно. Крайне не общительный человек, живший в своей же кузнице-доме, в, тихом и скучном районе.

Выйдя из переулка на большую дорогу, которая кольцом огибала город изнутри, и по которой можно было быстро добраться до нужного места. Кузнец находился неподалеку и Дол, стараясь не выкинуть из головы память о том, как он ходил туда, старался поспешить. Идя по дороге, где постоянно проезжают кареты, вечно норовившие тебя сбить, он вскоре заметил столб дыма за крышами домов. Темный дым, валивший из-за крыши, пробудил в Доле приятные нотки надежды на то, что кузнец все же там есть. Но хоть и был виден дым, все же был он еще далеко.

Прошло немало времени, как Дол нашел нужный поворот, ведущий на улицу где должен был находится дом кузнеца. Немного пройдя, он увидел источник дыма, это была огромная жаровня, возле нее стоял маленький одноэтажный дом, а во дворе перед его фасадом наковальня и мужик рядом, держа в руке молот. Это было нужное место.

Дол подошел к нему и встал за спиной в пару метрах. Он не знал что сказать, как оповестить кузнеца о том, что теперь тот будет жить с соседом и как это сделать, не нарвавшись на грубость. Кузнец молотил по железке на наковальне, так уныло, что казалось, он сейчас уснет на месте.

Спустя минуту он остановился и, протерев лоб фартуком, отложил железную заготовку и уселся на стул рядом. Тут он и увидел Дола, смирно стоящего неподалеку. К несчастью для Дола, тот никак не обратил на него внимания, отметив его лишь острым взглядом продержавшийся на Доле не больше пяти секунд.

"Ты кто?" — спросил кузнец, подозрительно прищурив глаза, когда незваный гость продолжал стоять радом и если бы не тот факт что этот гость не находился бы одной ногой на территории кузнеца, то тот простоял бы весь день.

"Я...” — Дол замешкал, он не находил слов, сжимая в руках смятый клочок бумаги, смотрел себе под ноги и с трудом шевелил языком.

Он только и смог что выставить вперед руку и выронить записку на землю. Подбирая слова, он вспомнил про деревню, представляя все, что пережил в голове и, подкосившись, словно от стрелы повалился вниз. Упал на колени и заплакал.

***

Кузнец взял Дола себе в помощники. Как новичку ему доверили разве что подавать огонь в жаровню, раздувая внушительные меха и таскать изготовленные клинки на склад, заворачивая их в ткань и откладывая в дальний угол в доме, где и лежало все оружие. Долу хватало и этих ежедневных хоть и скучных заданий, он не хотел отлынивать от работы, был рад заняться чем-то, тем более с пользой для дела.

Между делом вспоминая, что единственное чем он занимался в деревне это помогал своей матери с посадкой в огороде, что никак не нравилось ему самому и нынешнее положение вещей нравилось ему куда больше. Не трудное занятие, а главное как он думал, это помощь кузнецу. Ведь то что он помогал кому-то делать, по мнению Дола “настоящую” работу, и было одним из главных смыслов его жизни. Он хотел быть полезным. Хотел помогать в чем-то, пускай хоть и столь ничтожным способом.

Тем более, что самой большой и наверно единственной страстью Дола были клинки, а точнее их изготовление. Раньше он мог только строгать деревянные палки, отдаленно напоминающие стальной меч, которые ломались после нескольких ударов. И давно хотел научиться ковать настоящие. Теперь же ему выпал шанс приблизиться к своему увлечению. Поэтому в свободные минуты, он украдкой подглядывал за кузнецом во время его работы. Запоминал каждое действие, которое тот проделывал словно ритуал.

Дом, как казалось, Долу был обставлен весьма скудо. Посреди кухни, так же это была и гостиная в которую любой попадал сразу, войдя в дом, находился обеденный стол, два стула за ним, и большое с несколькими заплатками багровое кресло у камина, неподалеку от входа, и судя по количеству золы в нем, его давно не разжигали. Слева от входа находилась небольшая комнатка, предназначенная для сна, где стояла широкая кровать кузнеца.

Главное что в доме было уютно и невероятно светло, что никак не могло, не нравится Долу. Он был благодарен и этому.

В первый же день, ближе к вечеру, Кузнец, покопавшись в хламе позади своего дома, нашел старую раскладную кровать, выполненную из дерева, которое в некоторых местах начинало гнить, и крепленную железными прутьями, большинство из которых проржавело напрочь и каждый раз двигаясь, они, скрипели, разнося неприятный шум по всему дому, от-чего Дол всегда старался не шуметь, чтобы не разбудить кузнеца.

***

Вскоре, однажды после прибытия Дола, кузнец точил старый кухонный нож, завалявшийся и затупившийся со временем и, не особо утруждаясь в тонкостях, делал все, как показалось тогда Долу, лениво и медленно, не торопясь, дожидаясь вечера. Не доточив как следует лезвие, он отложил нож в сторону и допив из кружки молоко, пошел на склад, находившийся в глубине дома, на прямую от входа. Этот склад представлял из себя старинный комод для одежды, никак не был предназначенный для хранения оружия. Клинки, подвешенные за гарду, болтались на перекладины для вешалок, полочки для обуви занимали кортики вместе с кинжалами, а крючки на стенке для мелких деталей гардероба, предназначались для эфесов и ножен.

Порывшись там, спустя несколько минут, он, взвалив на спину дюжину замотанных в ткань и связанных веревкой, мечей, положил перед камином, а сам сел рядом на кресло, которое подвинул поближе.

Тогда вечером он и не ужинал вовсе, а только рассматривал лезвия, их остроту и чистоту стали, которая отражала пламя в камине, как и глаза Кузнеца, отражавшие свет. Один за другим он исследовал железки на предмет неисправностей, которые он мог допустить при изготовке. Откладывал проверенные в одну кучку правее, а другие держал слева от себя.

Дол уселся за стол, начав, есть свежую похлёбку и увлекшись трапезой, не сразу заметил необычное поведение кузнеца. Тот заворожено смотрел на плоды своей работы, как настоящий мастер он подходил к проверке со всей строгостью, и огорчался, увидев очередную царапину или другой дефект на оружии.

Откладывая очередной меч, кузнец краем глаза заметил, что Дол смотрит на него, явно заинтересовавшись. Подозвав его к себе, кузнец показал клинок, который держал в руке. Вертел его и крутил в разные стороны, рассказывая в подробностях, как его создавал. Словно гордился перед Долом, каждым сантиметром холодной стали вышедшей из под его молота. А Дол только и делал что слушал, впитывая и стараясь запомнить каждое слово. С горящими глазами, будто чем-то живо заинтересовавшийся ребенок, кузнец взахлёб, не успевая подбирать слова и часто запинаясь, ведал Долу каждый этап создания своих детищ.

Но когда взял предпоследний, то его лицо вдруг окрасилось недовольством. Глубоко вдохнув и нарочито выдохнул он еще с минуту крутил его, а потом сказал что не так с этим с виду достойным клинком. Тыкая пальцем на трещинки в стали и зазубрины на лезвии. Для Дола это показалось смешным обращать внимание на столь мелкий недочет, но когда кузнец грозно посмотрел на него, после слов Дола, то тот и не смел, говорить что-либо дальше.

"От этого клинка будет зависеть чья-то жизнь!" — грозно, но с малой долей гордости и величия сказал кузнец.

Только тогда Дол понял, что кузнец не такой простак, каким он себе его представлял. Он знал свое дело и подходил к нему со всей ответственностью. И при малейшей оплошности проделывал всю работу заново, стремясь к лучшему результату. Он любил свое дело и был полностью увлечен им, и главное что заметил Дол, так это то, что кузнец гордился тем, чем занимается. И как настоящий профессионал в своем деле не терпел вольностей.

Он взмахнул мечом, так быстро, что Дол и не заметил поначалу, что мимо его носа пронеслось острое лезвие, и ударил со всей силы по камину, выложенному из прочного камня. От чего железо окончательно потрескалось, ссыпая искрами, оно распалось на крошечные блестящие частички, словно снег зимой падающий с неба, они попадали на пол. И после второго точного удара ребром, клинок разломился надвое.

На Дола это произвело впечатление. Не только из-за небывалой силы кузнеца, с быстротой размахивающим мечом, но и его преданности делу. Он вложил ручку клинка, в которой еще оставалось немного стали, Долу в руку и сказал, что он может оставить это себе.

Он завернул оставшиеся и отложил их у входа, бережно перевязав толстой веревкой. Пока однажды, в очередной день, не предвещавший ничего нового с утра, Дол стоял за жаровней, то и дело, зевая от монотонности действий. И ближе к полудню появился человек, из ниоткуда явившийся, и, встав на дорожке, простоял там некоторое время.

Он был сгорблен и укрыт коротким плащом, который не доходил и до пояса, а голова — плотно замотана в тряпку, так усердно, что казалось он, спасается от холода в этот жаркий день. Он держал на спине мешок, еле удерживая его, так как тот скатывался в разные стороны и, встав неподалеку, уставился на Дола. Вид этого человека не обещал ничего хорошего. Всякий глянув на него, мог бы предположить что он наверняка не чист душой. Его худоба просматривалась сквозь ткань одежды, а глаза смотрящие через крохотную щель капюшона не вселяли радостное настроение.

Дол какое-то время смотрел на него, а потом, отвернувшись, сделал вид, что занят своим делом. Но дальше к нему подошел кузнец, и внимание Дола всецело было направленно на их разговор, хоть и, продолжая таскать заготовки, Дол старался подслушать. Но ни одно слово он не мог разобрать, только из-за плеча поглядывая на встречу, увидел тонкие пальцы незнакомца, которые отчерчивали в воздухе какие-то жестикуляции, словно колдовали заклинание.

Не прошло и минуты как они разошлись каждый по своим делам. Кузнец занял привычное место за наковальней, а визитер последний раз посмотрев на Дола, так проникновенно что показалось что тот старается запомнить Дола и развернувшись не спеша пошел вверх по улице. Шоркая подошвами, вскоре скрылся за поворотом.

На следующий день, после очередной дневной работы, Дол и кузнец, как и всегда, ужинали вместе. Усевшись за столом, напротив друг друга, жадно глотали пищу и отдыхали. На этот раз на столе лежала жареная курица — очень не дешевое развлечение. С хлебом, запивая сладкой медовухой, взятой только что из погреба. На улице к вечеру, когда стемнело, уже стояла тишина, такая же мертвая, как и в доме. Только чавканье кузнеца раздавалось на всю комнату.

"Принеси-ка молока" — попросил кузнец, не переставая разделывать мясо.

Дол поставил глиняный кувшин со сломанной ручкой на стол, где плескалось до краев наполненное молоко и сел обратно на свое место. Кузнец, отвлекшись от трапезы и не собираясь наливать себе в кружку молоко, снова заговорил.

"Ко мне приходили вчера, ты же видел, — не посмотрев на Дола, продолжал, есть, — этот человек хотел узнать, готова ли дюжина клинков, которые я должен ему и поскольку они готовы, — он почти незаметно кивнул в сторону двери, — надо их отнести в одно место"

Кузнец никогда не отличался разговорчивостью, как и Дол, напористостью и желанием узнавать все подробности, поэтому, не сказав ни слова в ответ, он молча согласился, как и Кузнец не промолвил дальше ни слова, решил, что Дол не возражает. Дол без вопросов понял, что отнести должен будет он, и никто другой. С уверенностью принял это задание, словно вызов, который он должен был преодолеть, для себя и для Кузнеца. Он должен был отнестись к этому, как и кузнец, со всей ответственностью и сделать все как надо. Дол пошел навстречу этому, решив не убегать и пройти до конца, желая не упасть в глазах своего опекуна.

Мелкие отголоски мыслей, возникающие в глубине мозга, все же говорили, что сделать это будет нелегко. Пойти по незнакомому городу, а точнее по неизведанным улочкам, до которых любопытство Дола еще не добиралось, в места, где он еще не был. Думая об опасностях подстерегающих его на незнакомых ему улицах, он все больше погружал себя в страх, так как всегда сторонился всего нового и с трудом привыкал к смене мест и вообще привычек. Вот и сейчас ему придется идти вглубь этого огромного города, и только Боги знают, что с ним произойдет.

Раньше когда он приезжал с отцом, то ничего не боялся, даже однажды заблудившись на весь день до вечера, он просидел на лавке в центре города. Пока его не нашли. Тогда он, мирно развалившись на лавке, играючи раскачивался из стороны в сторону и насвистывал мелодию. Выглядел беззаботным и веселым, даже и, не подозревая, что его отец уже долгое время не может его найти.

Но это было в совсем юном возрасте. Когда его еще не заботили проблемы семьи и раздумья о будущем. Позже когда в его жизни наступили перемены, он и сам изменился. Его голову посещали мысли, о которых и не задумывался ранее. Или можно сказать, что стал он думать о новом. Словно позабыв напрочь о себе прежним, он перестал радоваться многим мелочам. Вместо интереса, вызываемого лесом близ деревни и желанием его изведать, появились другие мыли: а не опасно ли там?

Проживая день за днем в раздумьях, он все больше копил страх.

3

Утро следующего дня выдалось, ничем не отличающимся от предыдущего. Дол проснулся на своей крохотной кушетке и оделся в рабочую одежду. Он своим видом, небрежного, но увлеченного работой, напоминал подмастерье кузнеца, но тот его ничему не учил, в отличие от настоящего ученика. Дол лишь всегда наблюдал за его работой. Не просто смотрел на него глазами ребенка, впервые увидевшего настоящего мастера за работой, а запоминал каждое его движение при выковке клинков. Уже различал некоторые из действий, совершаемых при каждой изготовке. Анализировал их и раздумывал каждое, раскладывая по полкам, определяя место, нужное время или силу, прикладываемую при ударе. Быть может, как он думал, в будущем он сможет выковать и свой меч. Личный клинок, о котором он мечтал долгие годы, ломая день за днем деревянные и нарезая их заново.

Поняв, что от работы не отвертеться, Дол принялся подметать пол в доме — после вчерашнего пира, осталось много хлебных крошек. Взяв метлу начал неспешно, подметать, перегоняя крошки со всего дома к выходу. Но, не успев дойти и до середины комнаты, его окликнул кузнец и позвал на улицу.

"Видишь вон там синий шпиль башни с часами?" — спросил он, сразу, как только Дол вышел и рукой указал в нужную сторону.

Дол покачал в знак согласия.

"Эта башня стоит на небольшой площади, а там есть лавка "Приличные одежды Эрла" ты ее легко увидишь"

Слова, ты ее легко увидишь, прозвучали для Дола словно приговор. Это означало, что он точно пойдет. Кузнец, стараясь уложиться покороче, стал рассказывать, куда нужно будет отнести сверток. Только и говорил что "зайдешь в переулок, выйдешь оттуда", говорил быстро и местами непонятно. Но как понял Дол, то место находилось не далеко, его прошлые путешествия по ближайшим районам заводили его и еще дальше.

Сердце заколотило, потревожив привычные устои и каждодневный труд. Дол сейчас хотел просто остаться и заниматься привычными делами. Размышляя вчера перед сном, он и не подозревал, что ему все-таки придется идти. Будто думая, что все обойдется. Но встретившись с трудностями, он решил как можно быстрее их преодолеть, иначе размышления об этом заводили его в еще большее отчаяние.

Клинки были кое-как обмотаны тканью и перевязаны не лучшим образом, то и дело казалось, что они либо порежут веревки, либо просто выпадут. Груда железа выглядела внушительно со стороны и весила немало. Дол, еле подняв их на руки, с трудом смог сделать несколько шагов. Тогда его остановил кузнец и, улыбаясь, от чего у Дола моментально растворились все мысли о трудности похода и грузности клинков, отобрал сверток и переложил его на спину. И использовав широкий ремень, продел его через плечо Дола и крепко закрепил, таким образом, весь сверток. Дол почувствовал небывалую легкость, по сравнению с тем, когда он пытался поднять это все на руки.

Разменявшись на последок кивками на прощание, он отправился в путь. Через какое-то время, преодолев немало шагов, на него снова накинулись неприятные мысли. Он надеялся быстро отнести посылку и вернуться назад, но нахлынувшие раздумья о возможности заблудиться, совсем затормозили его ноги. Вес мечей давал о себе знать, втаптывая в землю, заставлял Дола замедлить шаг. Но чувства долга и ответственности перед кузнецом, приободряли его.

Вскоре он вышел к узкому проулку между домов, наверно самому тесному в городе. В нем даже не было дорожки выложенной из камней, как во всем городе, только темная земля, поросшая небольшой травой. В конце, за домами виднелась башня, смотрящая строго напрямую к Долу, что только подтверждало что Дол на верном пути. Земля была рыхлая и под весом клинков, Дол иногда зарывался на несколько сантиметров.

С каждым шагом башня становилась ближе, Дол не спускал с нее глаз. Она словно его заветная мечта, приближала его к конечной точке. Ноги устали, а сердце готово было взорваться. Неожиданно для Дола его кто-то схватил за правый рукав рубахи и затянул в крохотное углубление в стене, где только и могли поместиться двое.

"Эй, малец, — проговорил он тихим и хриплым голосом, — я погляжу, ты несешь вещички какие-то, — он на секунду отвлекся, заглянув в сверток, — тут же с десяток клинков!"

Дол как смог, стоя спиной к неизвестному, заглянул через плечо, чтобы рассмотреть его лицо. Но у того на голове был туго затянут капюшон, а чуть ниже маска, скрывающая практически все лицо, видны были только лишь глаза, источавшие страх.

"Предлагаю сделку, я могу дать за них пять золотых монет или, — выглянув из-за плеча Дола, он посмотрел ему в глаза, — я убью тебя и заберу их бесплатно"

В голове промелькнул образ кузнеца. Он сидит на своем кресле перед камином, развалившись, попивает чай с медом. Выслушав Дола, он глубоко вздыхает и вертит головой, будто не соглашаясь. Дальше ругает Дола, а через минуту вышвыривает его на улицу.

Долу такой расклад был не по нраву. Он шел сюда с твердым намерением завершить начатое. Доставить сверток и спокойно уйти. А не отдавать его первому встречному, даже и за такие деньги. Нервные дерганья, попытки вырваться из рук ни к чему не приводили. Тот крепко держа Дола за руки, молчал, не проявляя никаких действий.

Дол же, не ответив, не сказав и слова, старался высвободиться, брыкаясь и дергаясь с каждым разом все усерднее. Но в какой-то момент тот человек, разомкнул пальцы, не стал больше задерживать Дола, а он рванул с места, так быстро, как только позволял тяжелый мешок на спине, который он чуть не обронил, и побежал вверх по дорожке. Оглядываясь назад, он, к своему удивлению, не увидел бежавшего за ним грабителя, как думал, тот безмолвно стоял, провожая взглядом убегающего Дола. Напоследок снова обратив внимание на его глаза, показалось, что тот улыбается.

Забежав в первый попавшийся переулок с правой стороны, он, остановившись на углу, понял, что это нужное место и конечная точка путешествия. Переводя дыхание, поглядывал за угол в переулок, высматривая незнакомца, но там лишь гулял ветер, склоняя траву из стороны в сторону.

Но медлить было нельзя, и Дол поспешил доделать то зачем пришел сюда. В конце этого коридора, которым являлось свободное место между двух домов, находилась дверь. Не успев дойти до нее, за ней раздался голос.

"Эй! Что тебе здесь надо?" — голос был приглушен закрытой дверью и расслышать его было трудно, но Дол и без того понял что от него хотят.

"Я… — он на секунду задумался: а надо ли представляться? И решив, что он здесь не для приятельских разговоров, ответил, — я от кузнеца"

Спустя не больше семи минут, в течение которых Дол уже засомневался в точности адреса, дверь медленно распахнулась, открывшись наполовину. Дол скинул сверток и положил рядом с входом. Оттуда вылезла рука с широким рукавом и схватила за одну из веревок, всю связку. Дверь не закрывали, а Дол, продолжая стоять рядом, расценил это как приглашение войти.

И ту же пожалел, что сделал это. Так как внутри было темно как ночью. Свет от одной единственной свечи, словно луна, наполнял комнатку легким мерцанием, еле освещая предметы вокруг, от чего они выглядели зловеще, и этого явно не хватало, чтобы как следует ориентироваться в окружении. Но человек взявший сверток явно чувствовал себя здесь уверенно и отлично ориентировался в пространстве, он без труда положил клинки в дальний угол и подошел к Долу. Пламя от свечи и свет, идущий с улицы, слегка осветили человека, его плечи и руки, и можно было увидеть какого он роста. Оказалось небольшого, на голову выше Дола.

За это время Дол успел рассмотреть внутреннее убранство. Оно оказалось столь же скудным, как и в доме кузнеца. Малый стол посередине комнаты, на котором и стояла свеча, кресло в одном из углов и три стула, расставленных кто как. Так же там вдоль всей стены стоял шкаф, на полках которого ютились клинки самой разной формы и вида.

Дол, засмотревшись на мечи, на какое-то время забыл о присутствии в комнате, ее хозяина и случайно переведя взгляд на него, испугался. Подойдя тот поближе, получилось разглядеть одежду, он был одет в нечто наподобие мантии или так ему показалось. Но странно то, что Дол никак не мог разглядеть лица, словно темнота была с ним заодно и хорошо скрывала его личность.

"Ладно, ладно, держи" — на секунду Долу показалось, что тот улыбнулся.

Он решил, что Дол ждал своих денег, но он просто погряз в своем любопытстве. Человек взял руку Дола и вложил в ладонь монетки. После чего легонько вытолкал того наружу и громко захлопнул за собой дверь. А Дол будто и, не обращая на это внимание, все никак не мог отвести взгляд от медных монет в руке.

Они переливались солнечным светом, пуская маленькие блики на пальцы, звонко звучали при перемешивании и приятно тяжелили руку. Восемь с половиной медных монет, а в количестве их было девять, для Дола означали победу. Как конечный итог его стараний. И главное, что олицетворяли, так это подтверждение выполненной работы. Он сделал, что от него требовалось, и сделал это хорошо.

Последний раз, побренчав железками, он сложил их в карман и отправился в обратный путь. По дороге обратно с ним ничего не произошло.

4

Время шло. Проходили дни, недели сменялись месяцами. Предыдущее утро ничем не отличалось от следующего вечера, каждый день был похож на последующие. Рассвет сменялся закатом, не предвещая ничего нового, а Дол с кузнецом, занимались все время одним и тем же. Дол, привыкнув к такому размеренному течению, в глубине души решил, что так будет всегда. Это и нравилось ему отчасти. Спокойная жизнь, без обязательств и ответственности, разве что перед кузнецом, но в последнее время казалось, что он и сам уже устал от всего, делая свою работу, то и дело спустя рукава. А если замечал провинившегося Дола, то лениво объяснял что, тот сделал не так и возвращался к своей жизни.

Засыпая однажды, Дол подумал, что такая размеренная жизнь была в деревне. Однообразная и если бы можно было так сказать — безопасная. Но вспоминая, нить раздумий вдруг оборвалась тупым и ржавым лезвием воспоминаний предшествующих уходу из деревни. То нападение, он постарался поскорей забыть и приложил немало сил, чтобы вскоре заснуть. Чтобы завтра вновь погрузиться в работу.

Дол долгое время даже не знал, во сколько он встает, его будил кузнец, просыпавшийся всегда немногим раньше. Только потом, однажды утром присмотревшись на башню с часами, он понял, что вставал в пять утра, иногда позже, иногда раньше, но все равно такой ранний подъем удивил его.

Одевался, в одежду, которая менялась только от времени года, старый разносившийся фартук, вместе с остальной одеждой. Умывался водой из кувшина, поливая они друг другу на руки, вне дома. Помогал в кузнице, подавая нужные инструменты, и относил их обратно, по пути наливая воды кузнецу, которого часто одолевала жажда.

После, прибирался, приводя рабочее место в прежнюю чистоту. Подметал пол или убирал некоторые вещи разбросанные кузнецом. Работа была не трудной, а Дол и, не желая жаловаться, наслаждался умиротворенностью своих забот. Он мог и весь день просидеть на стуле, возле кузнеца, когда как тот трудился не покладая рук. Он был хорошим ремесленником и не часто нуждался в помощи.

Дол временами вспоминал прошлое, дни, проведенные в деревне. С каждым разом отдаляясь от последнего дня проведенного там, он ловил себя на мысли что, то время в его голове выглядит как сказка, вымысел который с ним никогда не происходил. Завлекая пеленой картинки, возникающей перед глазами, каждый раз как он их закрывал, или сны приходящие почти каждую ночь. Будто его мозг стер из памяти все, что было связанно с его домом, чтобы избежать ненужных последствий. Иногда Дол, докапывался до новых подробностей и тогда после тщетных попыток идти дальше хватался за голову в попытке унять острую боль, которая появлялась с завидной регулярностью. Стараясь отгонять раздумья о прошлом, он все больше погружался в будущее. Такое же темное и туманное.

***

Вечером дружно, словно по команде, они отлучались от дел и шли домой. Сбрасывали с себя рабочую одежду, умывались, смывая копоть и усталость, затем, каждый направлялся по своим делам. Дол обычно лежал на своей кушетке, маловатой, но весьма мягкой, чтобы как следует отдохнуть. Смотрел в потолок, закрывая глаза, думал о чем попало, на что хватало воображение. Мысли так и лезли в его голову. А Кузнец, делал пометки в книге, о том, сколько удалось создать за день оружия и сколько еще по плану.

Затем он звал Дола, тот забывая обо всех делах, какие бы они ни были, спешил к кузнецу, поскольку в это время они обычно ужинали. Еду приготавливал сам кузнец, хоть это и были всего лишь завернутые в ткань хлеб да сушеные куски бараньей вырезки, которые только и надо было разве что положить на стол, все же он не позволял Долу браться за готовку еды. Объясняя это тем, что у него в этом опыта мало и он не хотел бы отравиться из-за какого-то дилетанта. Иногда все же, словно забывая свое правило, лениво просил Дола накрыть стол.

Куски бараньего мяса, жесткие и холодные, уплетались за несколько минут, после изнуряющей дневной работы. Долу разве что позволялось залезть в небольшой погреб под полом, за двумя дощечками, куда можно было поместиться до пояса и забрать оттуда молоко, холодное и освежающее.

Он и сам не хотел обременять себя такой ответственностью, как отвечать за пищу. Не умел готовить, какое либо блюдо и не стремился научиться. Он и сам бы не решился съесть то, что приготовил собственными руками.

Наевшись досыта, оба расходились по своим кроватям, и вскоре на весь дом, а то и округу, раздавался не тихий храп кузнеца. Вскоре, после засыпал и Дол.

Дни шли, и Дол стал замечать, как изменяется его сосед. Высокий, грузный кузнец, с большими руками, которые казалось, могут разорвать тебя на части, темная борода, цвета спелой черешни и грубый голос, немного хриплый и грозный. Слабость в руках и ногах давала о себе знать все больше с каждым днем. Он быстрее уставал, стуча молотом по заготовке, ноги не держали столько, сколько он намеревался простоять за день. Часто отдыхая на стуле, поодаль от забот. На голове стали появляться седые волосы. А голос, прохрипля свои последние слова, ухудшился, став похожим на скрежет старой двери.

Но Дол, который только и делает весь день что наблюдает, заметил еще одно изменение. Кузнец с тех самых пор как впервые встретил Дола, редко заговаривал с ним, но сейчас, в последнее время, зачастую отдыхая от стука молота, кузнец расспрашивал Дола обо всем, что придет в голову. О том, что ему нравиться или нет, о том бывал ли он в других землях и даже заводил тему о противоположном поле.

Дол, не имевший большого багажа знаний и вообще с рождения не посещавший другие места, кроме как города, после каждого вопроса кузнеца, отвечал что мог, наговаривая невпопад груду слов и замолкал. А кузнец, как хороший собеседник, внимательно выслушав, начинал свои истории.

Была это тема о дальних странствиях или о сражениях, история всегда заканчивалась очередным романом, с прекрасной девушкой. Он, развалившись на стуле и скрестив руки на груди, вглядывался в небо, рассказывая очередную историю. Всякий раз, улыбаясь словно ребенок, он смеялся в нужных моментах или огорчался, что было заметно по голосу, когда речь заходила об “потерянных молодых жизнях”.

Дол, не знал, правдивы ли были его истории или он все придумывал на ходу, стараясь впечатлить Дола, но слушая очередную байку, он забывал обо всем, раскинув уши и усевшись поудобней рядом с кузнецом, придавался выслушиванием его рассказа.

Как когда-то, точно так же, историями увлекал его брат. Который немало времени провел в странствиях.

Кузнец выглядел, счастливо вспоминая свои былые похождения. Увлекшись рассказом, будто не замечал окружающий мир. То и дело призадумывался, вспоминая название города в котором ему довелось побывать и поглядывал на Дола. А он, замечая веселую ухмылку на лице у кузнеца, удивлялся про себя, что никогда его таким не видел. И что такой беседы с ним еще не было. Дол всегда хорошо замечал, когда к нему начинали относиться по-другому. Бывало в очередной раз, заведя беседу, они не унимались до вечера, позабыв о клинках, просаживали весь день на скамье под навесом и тонули в словах.

Спустя несколько месяцев после того похода Дола по поручению кузнеца, они стали лучше ладить друг с другом. Желая друг другу доброго утра или вечера каждый день. Чего не было раньше. Кузнец замечал, с какой сложностью он выведывает от Дола информацию о его прошлом. И как нерешительно Дол отвечал ему. События, произошедшие с деревней и уничтожившие ее, так же и ее жителей, отпечатались у Дола неприятными воспоминаниями, думал Кузнец. И не пытался особо докапываться, видя как Дол, менялся в лице, при одном только слове о его доме. Но Дол лишь ломал голову пытаясь вспомнить.

Это время запомнилось надолго. Приходя к нему потом, Дол будет думать об утомительной, но интересной работе в кузнице, горячей еде по вечерам и увлекательных разговорах с кузнецом. Понимая, что это и был его дом, в котором он хотел всегда оставаться.

Время шло быстро. После прихода Дола летом прошлого года, быстро пронеслась и осень, тогда Дол впервые познал жестокость города, когда чуть не лишился жизни из-за груды железа. Осенние дни с ее упадническим настроем, проходили медленно, но оглядываясь назад, всегда удивляешься, что время быстро летит. Каждодневный труд и тоска в остальное время, не спеша проходили.

Зима, обрушив на дом снег за одну только ночь, сыграла с обоими жильцами злую шутку. Однажды проснувшись утром от леденящего холода, Дол обнаружил в гостиной сугроб. А взглянув на потолок, понял, откуда он. Старая крыша не выдержала и первой проверки суровой зимы, оставив Дола с кузнецом без тепла. Весь следующий день им пришлось наспех заделывать дыру, до приближения следующей ночи.

Работать приходилось в сильный ветер, Дол тогда основательно измучился, каждый день, разгребая всю кузницу. Странно, но отчасти ему это даже нравилось. Встретившись с такими испытаниями, он еще с деревни хотел подвергнуть себя чему-то более серьезному, чем просиживание каждого дня дома.

Снега растаяли, а вместе с ними и многие проблемы кузнеца, от которых он всякий раз приходил в ярость, каждый раз, когда холод продувал его старые кости или сковывающий ноги снег мешал нормально двигаться. Тогда кузнец брал свой молот и, шутя бил им по сугробам, изображая схватку со зверем, веселил Дола, который так-же был готов окоченеть.

Расцвела весна. Дол вздохнул с облегчением, пройдя через холода. С уходом ледяных ветров он влился в свое привычное русло и теперь его волновали лишь поручения кузнеца. С потеплением и от того расставшись со многими обязанностями которые были у него зимой, он занялся любимым делом. Наблюдением за ковкой и вынашиванием планов о создании своего собственного клинка.

Однажды кузнец, занявшись своим очередным оружием, достал малую часть от заготовки. А на этот раз это был небольшой кортик в размер руки, от локтя до плеча. Проделав все нужные операции по накаливанию стали и дальнейшим ее выравниванием в нужную форму, он положил его в небольшую чашу, наполовину наполненную темноватой жидкостью. Затем несколько дней подряд вытаскивал его оттуда и после, натирал тканью некоторое время.

Дол, давно расписавший все стадии создания, был удивлен, когда кузнец, поступил так с этим. До этого, не предавая значения другим. Дола распирало любопытство долгое время, пока в очередной раз, когда кузнец принялся натирать тряпкой кортик, он не подошел и не спросил.

Кузнец, недолго помолчав, будто подбирая слова, не переставая выполнять работу, стал рассказывать. Этот кортик он делал как специальный заказ, одному из купцов. А сталь была не совсем обычной, в отличие от остальных мечей, ее нужно было держать в растворе какое-то время. В тот день кузнец, хоть и нехотя отвлекаясь от работы, поведал многое из того что Дол желал знать долгое время.

“Тебя так интересует ковка?” — спрашивал кузнец.

Дол не замедляясь кивал головой.

***

Потеплело. Вечно занятые они метались по всей кузнице, как муравьи. Обливались потом, постоянно находясь в близости от горна, откуда отдавало жаром. Почва под ногами нагревалась и кузнец, все чаще стал отлынивать, рассиживаясь на стуле. Тогда то он, вспомнив про заинтересованность Дола в его работе завел разговор.

После столь долгого времени, наконец, сдружившись они, проводили дни в разговорах, от чего те пролетали незаметно. В один из таких дней после очередного рассказа кузнец, закончив его ухмылкой, пристально посмотрел на Дола.

"Пришло время" — сказал он тогда, что отлично запомнил Дол.

Он объявил, что с этого дня работать они будут по половину обычного времени, а остальная часть отныне будет занята обучением Дола. Для начала как он сказал, научит кузнечному ремеслу. Каждый раз, выковывая очередной клинок, он попутно объяснял Долу все тонкости этого дела. Удивляясь, что Дол многое уже знал, из наблюдений. В тот же день он доверил заточку одного из свежеизготовленных мечей. Не сразу, но Дол, вникая в дело, быстро научился этому не хитрому занятию.

За ужином они больше разговаривали, чем ели. Кузнец, увлеченно жестикулируя, на пальцах объяснял, как надо ковать меч. Дол не отрывая глаз, и дожевывая кусок хлеба, изумленно смотрел на своего учителя. Эти, двоя словно обрели то, что у них не было. Дол получил хорошего друга, а кузнец сына, которого у него никогда не было.

Дол все схватывал на лету, обучаясь с собственным интересом, он вскоре создал короткий ножик. Лезвие в толщину было весьма толстым, что не подходило для кинжала, также в некоторых местах имелись зазубрины, и по первому осмотру кузнеца стало ясно, что оно еще к тому же слегка кривое. Кузнец не придал этому особого значения, объяснив, что этого его первая работа. Он лишь усевшись поудобней в кресло, вечером того же дня, не спеша показывал Долу на его ошибки и объяснял что тот сделал не так.

С каждым днем Дол все лучше постигал искусство ковки. Отвечая во время работы на вопросы кузнеца, он подбирал правильные ответы и иногда даже вносил и свои предложения, от чего кузнец только радовался. По его словам Дол быстро учился, чего он не ожидал, и поэтому спустя непродолжительные тренировки, пришло время выковать клинок самому.

Приступить к делу слегка мешал горький прошлый опыт, но Дол полный решимости принялся созданию формы для будущего меча. Он думал об этом занятии как о призвании, которое он искал. И надеялся достичь большого мастерства в нем. Уже задумываясь о том, чем он будет зарабатывать на хлеб.

Вскоре клинок был готов. Шершавое лезвие еще предстояло подточить и привести в нормальное состояние, а в остальном он получился куда лучше кортика. Ручка у него получилась расколотой, из-за чего пришлось скреплять веревками. А сталь оказалось прочной и Дол с ней хорошо справился. Далек от даже самого простого клинка от рядового ремесленника в городе, тем более мастера, но все же достойный для новичка. Хоть и не сравним с работой кузнеца, Дол был рад, что у него получилось. Поспешно, с глупыми ошибками, которые профессионал своего дела назвал бы "ошибками новичка" и, не сделав нужных расчетов перед началом, он все же создал что-то свое. Тем более что сам кузнец был рад.

Позже как следует, заточив, этот этап кузнец так же контролировал, Дол положил клинок на полку в шкафу, в ожидании момента, когда он сможет его для применить в деле. Этот момент не заставил себя ждать. Кузнец, не торопя Дола в изучении кузнечного мастерства, решил сделать что-то вроде перерыва. И принялся обучать Дола фехтованию.

Еще не раз в его историях, он становился свидетелем хорошего умения управляться с клинком в бою. Может он и не был настоящим воином, так как большую часть времени на войне занимался починкой сломанного вооружения, но, не участвовав в боевых действиях, он все же имел военную подготовку, которую тогда проходили все и научить Дола паре приемов мог.

Кузнец взял для себя бревно для камина и, обстрогав его, немного снизу сделал ручку. А Долу велел всегда тренироваться с его новым мечом. Как сказал Кузнец, для того чтобы рука привыкала к настоящему оружию.

Для начала он рассказывал и попутно показывал простейшие приемы в контратаке и выпадах. Замедляя каждое движение, он старался объяснять как можно понятнее. Затем уроки обрели вид короткого спарринга, в котором только объяснялась роль того или иного движения, каждое из которых в конце всегда приводило к смерти Дола. Он спрашивал, что бы сделал Дол при том или ином исходе битвы. Какой прием ему следовало бы применить при атаке противника. И Дол, представляя в голове схватку, отвечал. Потом это все они проводили на практике.

Вскоре подоспел и первый бой. Конечно не настоящий, у Кузнеца все так же в руке было бревно, а у Дола все его неумение. Кузнец приказал отбить удар, как он только что учил Дола и при проведении выпада вперед, Дол попробовал отвести колющий, кончиком лезвия. Но вмиг, не заметив, деревяшка прошла по ребру клинка и больно ударила Долу по пальцам. От чего он выронил меч, схватившись за руку. Будь у его соперника лезвие вместо бревна, тот бы остался без пальцев. Кузнец не проронив ни слова о бое, сказал, что на сегодня хватит и нужно поужинать. Слегка улыбнувшись уголком рта, он откинул в сторону деревяшку и вошел в дом.

Тренировки шли день за днем. Не пропуская ни одного шанса устроить очередной бой. Как и с кузнечным делом, Дол и в фехтовании все схватывал на лету, так же увлеченно слушая кузнеца об очередном трюке в бою, и все чаще не уступая победу так легко как раньше.

Деревяшка кузнеца изо дня в день покрывалась множественными зазубренными и царапинами, а рука Дола все больше тяжелела с каждым днем. Но вот его клинок после удара по нему в районе рукоятки, разломился. Кончик звонко ударился об землю, разлетевшись еще на несколько мелких частей. Кузнец, пытаясь подбодрить Дола, пообещал ему, что следующий будет куда лучше этого, сломавшегося от простого бревна. Дол и сам хотел сковать более лучше, да только не находил причины забрасывать этот.

Чтобы не терять хватку и развиваться дальше в фехтовании, Дол нашел похожий брусок как у кузнеца и подпилил его в нужную форму. Каждый день они проводили то погруженные в привычные дела в кузнице, то сражались, постигая новые тонкости того и другого для Дола. Сам и, не заметив этого, он, в один момент перестал быть подручным мастера, а уже сам зачастую стоял за наковальней и выполнял основную работу. Видя как кузнец, с каждым днем, все чаще отсиживается в сторонке из-за частой усталости и боли в сердце, Дол заставлял его отдыхать. Но очередной боевой урок, он все же не пропускал.

Прошел год. Он пролетел так быстро, как не пролетал до этого ни один из его жизни. Давно освоившись в кузнице, он монотонно изготовлял клинки и прочее оружие. Кузнец вступал в дело все реже и реже. Но Долу и не требовалась помощь, он заверял кузнеца в своих силах и уговаривал его посидеть в сторонке, а еще лучше — рассказать историю, которые так любил Дол. С ухудшением здоровья кузнеца, уменьшились по времени и усердности, тренировки. Вскоре и позабыв о них совсем. Дол чувствовал, что научился многому, фехтование как способ защиты, а работа в кузнице — заработок. Большего ему было и не нужно.

***

Солнце медленно скрылось за каменами стенами. Звуки толпы не спеша утихали, оставляя за собой завывания ветра между улочек. Горожане разошлись по домам. Наступил вечер. Время отдыхать и строить планы на завтрашний день. Что люди и принялись делать, зажгя свечи в доме и весело бренча ложками, ужинали и разговаривали.

На тихой улице, в несколько метров ширину, не самое популярное место для прогулки, раздавался только звонкий удар молота. Звук был настолько громким, что было слышно и за несколько кварталов в округе. Стоявший за наковальней, держал в клещах раскаленную сталь и бил по ней со всей силы, но в тоже время очень точно и заботливо, стараясь не угодить молотом и не покорежить метал. Повертев заготовку из стороны в сторону, он не найдя в ней изъянов, решил оставить работу на сегодня и сунул ее в воду. С шипением заготовка немного остудилась и ее можно было откладывать в сторону, на завтра.

Посмотрев на часы в башне, и решив, что уже слишком поздно он, оглянув последним взглядом кузницу, зашел в дом.

"Дол давай садись за ужин, — сказал кузнец, как только заметил вошедшего Дола, — поздновато ты сегодня закончил. Еда давно готова, а подолгу задерживаться не стоит. Эти железки никуда не уйдут!"

Дол молча улыбнулся, подумав, что кузнец такого бы раньше не сказал, устало повалился на стул и подвинул к себе тарелку с супом. Похлебка приятно пахла и грела паром лицо. Горячая и сытная, единственное, что как нельзя лучше подходило после целого дня труда.

Уплетая ложку за ложкой, Дол краем глаза заметил, что кузнец и не притронулся к своей порции, а только глядит на Дола, таким взглядом, что хочет что-то сказать. Ему и не нужно было спрашивать, что затевает этот старик. Последние недели две, он только и делал, что твердил о каком-то бале, заливаясь широченной улыбкой и надоедая Долу. Он не говорил, но в восторге от этой новости он точно не был. Сборище напыщенных богачей, какими представлял себе Дол, посетителей подобных вечеров. Видя их разве что прогуливающихся мимо его прилавка, тогда в детстве, он думал, что от них можно ожидать чего угодно.

По приглашению кузнеца одним из его клиентов, постоянных заказчиков, которого он с давних времен снабжал оружием. А кузнец такого не упустит. Ведя в основном тихую и уединенную жизнь, он всегда мечтал о подобном мероприятии. Умные и изысканные люди, дорогие напитки, богатые одежды и конечно новые знакомства, заказы.

Дол мечтал о безмятежной жизни, пусть даже в затворничестве, но спокойную и главное неменяющуюся. А любое событие, идущее вразрез с его планами, только мешало. Словно нож с легкостью рассекающий кусок масла, навсегда разделяя его на две части, прошлое и будущее. Статичность, к которой всегда стремился Дол, было избытком прошлого, еще с детства он уяснил, что всегда безопаснее, когда ничего толком и не происходит. Но это чувство, будучи детским, встречаясь с взрослой реальностью, разбивалось, и Дол в глубине души понимал, что все рано или поздно поменяется. Этого не избежать.

"Скоро ты будешь отдыхать, — говорил кузнец Долу. — Ты хорошо потрудился, заменяя меня и заслужил это, устроим себе отдых!" — проговаривал он, все, продолжая улыбаться. Но если раньше Дола веселила улыбка кузнеца, как показатель его хорошего настроения, от которого зависело настроение Дола, то сейчас она не предвещала ничего хорошего.

Весь завтрашний день Дол провел за подготовкой плана своего будущего клинка, который он хотел сделать из той необычной и дорогой стали. Но никак не мог прийти к нужному результату. То ручка не смотрелась в общей картине, то лезвие выпирало.

Кузнец же пролежал большую часть дня в кровати, аргументируя это тем, что надо запастись силами перед завтрашним днем. Он только иногда подавал признаки жизни, выпрашивая принести ему молока, а вечером незаметно оказавшись на стуле снаружи, смотрел куда-то вверх и о чем то мечтал. Дол, отложив свои дела, присел рядом на пол и они молча, будто поняв друг друга, что это время для раздумий уставились на звезды в вечернем небе.