На тихом перекрестке

Аннотация:

Даже если вы хорошо знаете карту современной Европы, вы не найдете на ней великого княжества Северингия. Тем не менее такая страна есть… или могла бы быть).

Именно в этой несуществующей стране, расположенной где-то «на тихом перекрестке» Европы между Германией, Францией, Бельгией и Люксембургом, случаются самые разные чудеса ― обретают плоть влюблённые привидения и мертвые общаются с живыми по телефону; здесь живет исключительно современный выходец из позапрошлого века Мартен Саба и совершенно несовременный человек вне времени Тихоня; здесь, зайдя в обыкновенное кафе, вы можете попасть в лапы сумеречных бесов, а упав во время перестрелки в Королевские сады, выйти из них принцессой экзотического Куфанга; в обыкновенном пансионате для престарелых здесь можно найти бабушек-хакеров, и прямо на улице повстречаться с Синими Драконами…

Но из всех этих ― и многих других! ― ситуаций всегда могут найти выход внучка колдуна и сама дипломированная ворожея Сузи Героно, сирота неизвестного происхождения, принцесса Куфанга, мадемуазель-детектив «в одном флаконе» Шано Шевальер и их друзья ― бравый инспектор полиции Карс Долемгамель и «сладкая парочка» пожилых сыщиков ― действующий полицейский Бернар Коэн с отставным разведчиком старым добрым «папашей» Мюллером, а также другие герои романа в новеллах «На тихом перекрестке-1»

КУБЛИЦКАЯ Инна Валерьевна

ЛИФАНОВ Сергей Сергеевич

НА ТИХОМ ПЕРЕКРЕСТКЕ — 1

роман в шести эпизодах

с прологом и эпилогом

Посвящение:

Дочери Ирине, с надеждой, что она будет такой же доброй и умной, как герои этой книги.

Папа и мама.

Предупреждение авторов:

Допущенные авторами вольные или невольные совпадения и созвучия имен и фамилий персонажей, названий, места или времени описываемых событий, аллюзии и аналогий с фактами имевшим место в действительности или в произведениях других авторов, а равно и любые иные ассоциации, могущие возникнуть у внимательного читателя, допущены авторами намерено и из самых добрых побуждений.

Авторы.

Вместо эпиграфов:

«Некогда Северингия была одним из самых оживлённых мест Европы. Через неё проходили основные торговые пути: из Франции ― в Скандинавию; из Британии ― в Германию, и далее в Славянские земли; из Голландии ― в Швейцарию и Италию. Кориса и Гёнотан ― это ведь традиционные места торгов и ярмарок, Корисская ярмарка и сейчас одна из самых известных в современной Европе.

Но шло время, менялась историческая ситуация и пути традиционного движения товаров, и сегодня Северингия, находясь в самом сердце Европы, из оживленного перекрестка превратилась в одно из самых тихих, спокойных, можно сказать ― патриархальных её мест. И мы, гордые потомки воинственных северингов, живём на этом тихом перекрестке…»

Из вступительной статьи доктора Жаккара к

«Истории государства Северингского»,

Кориса, «АБС-ле-Букс», 1998 г.

«С Е В Е Р И Н Г И Я (Великое княжество С.) ― 5400 кв. км.; 1.260 тысяч жителей (по данным на 1986 г.); разговорный язык ― северингер, официальный ― французский: основное вероисповедание ― католицизм (87 % населения).

С. граничит на севере с Бельгией и Люксембургом, на востоке с Германией, юге и западе с Францией.

Большие города: Кориса (столица) ― 830 тыс. жителей. Генатан ― 240 тыс. жителей.

Государственное устройство: конституционная монархия; глава государства ― Великий князь. Конституция по образцу Бельгийской, принята в 1868 году. Двухпалатный парламент из 305 депутатов, избираемых по административно-территориальному принципу.

Денежная единица: 1 крона = 100 денье; курс на конец 1998 года ― 6,04 кроны за 1 доллар США.

Промышленность: электронная, ювелирная, легкая и пищевая. Основу составляет точное машиностроение (оптико-механическая, оружейная промышленность, электроника), авиамоторное и ракетное моторостроение.

Сельское хозяйство: виноградарство и виноделие, овощеводство, мясомолочное скотоводство, сыроделие.

Основные статьи дохода: туризм (17 , экспорт сельхозпродукции (до 25  и промышленных изделий (31,5  на регулярно действующей Корисской торгово-промышленной ярмарке (данные на 1986 год).

История: Название С. происходит от германского племени северингов, издревле населявших междуречье Мааса (Мёза) и Семуа.

До 1304 года С. находилась в составе Священной Римской Империи. Впоследствии в разное время входила в состав Нидерландов, Франции и Германского союза, пока в 1758 году не была в результате войн поделена между Бельгией, Францией и Австрией.

Самостоятельность С. была восстановлена в 1867 году одновременно с Люксембургом.

Во время Первой мировой войны С. принимала участие на стороне стран Бенилюкса (Бельгия-Нидерланды-Люксембург-Северингия). Во Вторую мировую войну С., несмотря на объявленный нейтралитет, была оккупирована Германией.

В настоящее время С. является полноправным членом ЕЭС, Европейского Союза и НАТО со времен образования этих организаций; входит в состав Шенгенской зоны.

Уроженцами С. являются:

Альфонс Никотен, 1436-(дата смерти неизвестна) ― купец, путешественник, считается основателем «Общества святого Юргена» (т.н. «Братства Дятла», предшественника северенгийской разведки, т.н. «Фратэритé», одной из самых успешных современных разведок);

Юлиус Корисский (Жюль Аваль), 1505-1582 гг. ― философ, математик, естествоиспытатель, просветитель;

Ян Боррэ, 1793-1866 гг. ― писатель, драматург, поэт и эссеист, классик северингийской и европейской литературы;

Бенедикт Бара, 1875-1932 гг. ― механик, авиатор, основатель авиастроительной промышленности С.;

Кириена Сабан, (дата рождения неизвестна)-1982 г. ― актриса немого и звукового кино.

Анна-Еванжелина Джаконда (псевдоним Минны Блюменталь) 1882-1939 гг. ― звезда немого кино.

Брюнхильд Канн, род. 1960 г. ― космонавт Европейского Космического Агентства (ЕКА), участвовавшая в двух международных космических экспедициях на станцию МКС «Альфа» в составе экипажей «Союз-Т» (май 2000г.) и «Эндевер» ( октябрь-ноябрь 2001 г.).»

«Новая энциклопедия Брокгауза и Ефрона», том 67, С-Пб,

«Издательский дом Сидорович, Николаев и К°», 2002 г.

Вместо пролога: Тихоня,

НАВАЖДЕНИЕ

…И что для нас, обычных смертных, ― лишь гаданье,

То для пророка ― скрытый смысл и тайна.

Омар Хаям.

1.

Привокзальная площадь, густая толпа, шум, говор сотен людей, где-то играет музыка, под ногами прохожих разгуливают обнаглевшие голуби, вспархивая только тогда, когда им наступают на хвост. На стоянке, не отличаясь ничем от соседних машин, стоит автомобиль. В автомобиле трое: ничем не примечательный человек рядом с таким же неприметным водителем, а на заднем сиденье дама, одетая элегантно, но не броско.

Все трое сидели молча, дама листала журнал, водитель глазел в окно, его напарник поигрывал брелоком.

― Он вышел из вагона, ― сообщило радио.

Неприметный сунул брелок в карман и уставился на правый выход вокзала.

― Вы полагаете, он появится оттуда? ― спросила дама.

Неприметный пожал плечами.

― Правый выход хорошо просматривается, и вы его отлично отсюда увидите. А если он предпочтёт иной путь, вам придется обойтись видеозаписью.

Эти слова показались даме неучтивыми, и она подумала, что этого человека надо бы заменить; но в это время рация передала, что он направляется к правому выходу, и дама устремила взгляд на выходящих из здания. В деле была только одна фотография, любительский снимок волейбольной команды, и его лицо совершенно нельзя было рассмотреть; в сущности, этот снимок ничего не давал, и дама перебирала глазами всех выходящих мужчин.

― Вот он, ― сказал неприметный. ― В светло-коричневой куртке, видите?

Дама увидела. «В бежевой куртке», ― мысленно поправила она, жадно вглядываясь в лицо, которое несколько мгновений назад она пропустила, сочтя незначительным. Он шагнул из тени здания на свет и остановился, щурясь и приглядываясь. Дама опять оценила его лицо как незначительное, слишком обыкновенное.

― Ничего демонического, ― сказала она. ― Как, вы говорите, его прозвище?

― Тихоня, ― сказал неприметный и добавил: ― С детства ещё.

Дама опять подумала, что этого придется заменить.

Тихоня между тем или кого-то увидел, или что-то придумал, потому что пошёл в направлении автостоянки, неуверенно ― или близоруко? ― поглядывая вперед. Дама оглянулась, неприметный тоже окинул взглядом стоящие дальше машины. Тихоня был уже не дальше как в десятке шагов, он призамедлил ход, растерянно оглядываясь.

Дама спросила тихо:

― Какое у него зрение?

― Очень хорошее, ― ответил неприметный, и его интонации опять не понравились даме.

А Тихоня был уже у самой машины. Дама нервно сжала кулачок, устремляя невидящий взгляд в журнал на коленях. Дверь открылась, рядом с дамой на сиденье опустилась дорожная сумка, сел Тихоня.

Дама не нашлась, что сказать, зато неприметный, обернувшись, спросил возмущенно:

― Эй, что вы себе позволяете?

Тихоня проигнорировал его возмущение и сказал, обращаясь только к даме:

― Вы ведь звали меня?

― Я? ― изумилась она.

― Вы думали обо мне, ― пояснил он.

— Кто вы такой, чтобы я о вас думала? ― сказала она как могла надменно.

Он усмехнулся.

Неприметный пожал плечами и отвернулся.

― Да, ― неожиданно для себя ответила она. ― Я думала о вас. Вы умеете читать мысли?

― Нет, ― ответил Тихоня просто. ― Я не умею читать мысли. Если бы я умел читать мысли, я бы, наверное, не сел в вашу машину. Впрочем, не знаю. Бесплодно думать о том, что сделал бы, если б умел нечто делать.

― Слишком кудряво, ― прокомментировал не оборачиваясь неприметный.

― Может быть, ― согласился Тихоня.

― Будем стоять или поедем? ― спросил неприметный.

― Как вам угодно, ― ответил Тихоня.

Неприметный толкнул локтем водителя. Машина тронулась с места, выехала на площадь, и кто-то из внешнего сопровождения, видимо, совсем ошалев от непредусмотренного поворота событий, сообщил по рации: «Машина поехала».

― Идиот, ― прошипел неприметный и выключил рацию.

2.

― Как это вас осенило! ― возмущался плотный пожилой человек. ― Как это вас осенило привёзти его сюда?

― Надо было выставить его из машины? ― спросил неприметный.

Пожилой иронии не заметил, вопрос воспринял всерьёз и призадумался. Не по плану прошла операция; что делать? Дернуло же эту вертихвостку поехать поглазеть на Тихоню. Может быть, не появись она там, всё прошло бы как надо: установили бы наблюдение, взяли бы под контроль связи, понемногу накапливали бы материал… А что делать с ним теперь? Посадить в клетку и исследовать, как диковинное животное? Да это и не удастся, не допустит такого Тихоня.

― Пусть он лучше будет рядом, чем где-то в городе, ― сказала дама. Пока пожилой возмущался, она молча сидела в мягком кресле, теперь, когда он поостыл, она сочла нужным вставить словечко.

― Это для нас удобнее? ― усомнился пожилой.

― Это безопаснее для города, ― пояснила дама.

Неприметный позволил себе улыбнуться. Пожилой открыл рот, собираясь что-то сказать, но его перебил селекторный вызов:

― Говорит второй пост. Тихоня только что прошёл мимо.

― Как прошёл? Как вы посмели его пропустить?! ― опешил пожилой, но добила его не предназначенная для начальственных ушей реплика, просочившаяся сквозь селектор:

― Обыкновенно прошёл, ногами...

Неизвестно, что мог ответить на это пожилой, но подскочившая к селектору дама хлопнула ладонью по кнопке и вызвала третий пост:

― Непременно задержите Тихоню!

― Невозможно, ― меланхолично ответил третий пост. ― Он прошёл пять секунд назад. Я должен написать рапорт?

― Разумеется, ― сказала дама и отключила селектор. Медленно, очень медленно она обернулась к неприметному и посмотрела на него. Неприметный поймал её взгляд, вскочил и выбежал.

― Я считаю, ― молвила дама, опустившись в кресло, ― что ошибки совершено не было.

― Этот парень себе многое позволяет, ― сердито проговорил пожилой. ― Наглый, самоуверенный не по чинам...

― Значит, надо его повысить, ― пожала плечами дама. ― Я полагаю, он этого вполне заслуживает.

― Повысить?! ― возмутился пожилой. ― Я его разжалую, если он упустит Тихоню!

― А если не позже чем через час привёзет его обратно?

― Почему вы так заботитесь о его карьере? Он вам нравится?

― Став чином старше, он не так много будет отираться у меня на глазах, ― пояснила дама. ― Он мне не нравится даже больше, чем вам. Но повышения он вполне достоин. Не представляю как, но Тихоню он задержит.

Тихоня тем временем шёл по обочине шоссе, особо не торопился, просто шаг у него был широкий, а дорога впереди длинная.

Прошуршал автомобиль, обогнал, остановился.

― А, ― приветливо сказал Тихоня, увидев неприметного, ― тоже в город? Подвезёшь?

― Я за тобой. Куда это ты собрался? Тебе что-то не понравилось?

― Мне разонравились мои ботинки, ― сказал Тихоня и глянул на свои ноги, обутые в почти новые туфли. ― Подбрось меня к ближайшему универмагу, на машине мы быстрее обернемся.

Он обошел машину и сел на переднее сиденье. Незаметный помедлил, не торопясь занимать водительское место.

― Ну что же ты? ― удивился Тихоня.

― Погоди, — отмахнулся незаметный, ― дай мне подумать.

Он подумал, потом сел в машину и сказал:

― Шеф в панике. Решил, что ты совсем уходишь.

― Да нет, — усмехнулся Тихоня. — Зачем уходить? У вас так занятно… А она что думает?

― Зачем ей думать? Ты лучше ответь, давно ли тебе не нравятся твои ботинки?

― Я просто проснулся сегодня среди ночи и решил, что надо купить новую обувь.

― Где-то в полчетвертого? ― спросил незаметный, заранее предчувствуя ответ.

― Пожалуй, ― согласился Тихоня. ― Как раз светать начало.

― Тогда покупать новые ботинки нет смысла, ― сказал неприметный. ― Как раз в полчетвертого я прицепил на твой каблук «микрошу».

Тихоня бросил взгляд на свой правый ботинок и согласился:

― В таком случае действительно не стоит. Но всё-таки не верится, что ты при микрофоне даёшь нелестные характеристики своим начальникам.

― Там не микрофон, ― объяснил неприметный. ― Просто пищалка, чтобы постоянно можно было определить твоё место.

― Ну знаешь, ― удивился Тихоня. ― Что-то это чересчур. Я же у вас под неусыпным наблюдением. Или это на случай, что убегу?

― Просто после твоей вчерашней выходки...

― Разве я что-то вчера натворил?

Неприметный не сразу нашёлся, что ответить.

— Ты что, чудеса творишь, даже не замечая? ― спросил наконец он.

― Я не чудотворец, ― сказал Тихоня. ― Чего не умею, того не умею.

― Хорошо, вернёмся, покажу тебе кое-что, ― пообещал неприметный.

― Почему же мы стоим на месте?

― Потому что я хочу с тобой поговорить.

― Говори, ― сказал Тихоня, но усмехнулся он так лукаво, как будто знал наперед, о чём с ним хочет поговорить неприметный.

― Ты сумасшедший? ― был задан ему вопрос. ― Зачем ты разрешаешь наблюдать себя так близко? Ты не боишься? Ведь ты представляешь собой известную опасность для государства. Человек, которого не могут удержать никакие часовые… Человек, который умеет читать в мозгах высокопоставленных чиновников секреты...

― Да не умею я читать мысли! ― возразил Тихоня. ― Да и подумай хорошенько, много ли секретов в голове твоего шефа?

― Содержимого его черепа вряд ли хватит, чтобы заполнить грецкий орех, это всем известно, тем он и ценен, ― сердито сказал неприметный. ― Не понимаю, чем думали его начальники, когда поручали ему твоё дело.

― Очевидно, полагали, что она сумеет его направить.

Неприметный промолчал.

― Странную игру ты затеял, ― сказал он наконец. ― Ну что ж, не мне тебя судить. ― Он развернул машину и поехал обратно.

Ехать было недолго, недалеко успел уйти Тихоня, они проехали мимо почтительно притихших охранников, мимо дома, из окна которого строго глядела на них элегантная дама, остановились у флигеля.

― Пойдём, ― сказал неприметный. ― Я обещал показать тебе кое-что интересное.

Этим интересным оказалась видеокассета, на которой была заснята беседа пожилого с Тихоней.

― Что же тут особенного? ― спросил Тихоня.

― Ты смотри, смотри, ― сказал неприметный.

Тихоне на экране наскучило общество шефа, он встал и пошёл к двери, оглянулся и вышел. Шеф же продолжал беседу с оставшимся сидеть полупрозрачным фантомом.

Нельзя сказать, что у Тихони челюсть отвисла при виде такой картины, но удивлён он был изрядно. Ошалевшими глазами он глянул на неприметного, перевел дух и сказал удивленно:

― Такого я за собой не замечал. Я-то решил, что твой шеф такой говорун, что ему никаких слушателей не надо.

― А может быть, и сейчас со мной разговаривает фантом, а сам ты продолжаешь идти по дороге?

Тихоня, не отводя глаз от своего дворника, покачал головой:

― Фантом больше чем на «ага» и «угу» не способен, мне кажется. Интересно, из какой он субстанции, что его сумел засечь объектив? Ты не пробовал взять анализ?

― Издеваешься?

Но Тихоня не издевался.

― Нет, ты посмотри, какое чудо! ― восхищался он, забыв, что сам же был его создателем. ― Он как живой! Смотри, заложил ногу за ногу, улыбнулся, поддакнул… Вы меня морочите! Это какой-то видеофокус...

― Если бы так, ― хмуро сказал неприметный. Воодушевление Тихони его раздражало. К сожалению, он знал, что сейчас за ними следят несколько объективов, и каждый жест, каждое слово будет занесено в досье. Если б не это, он бы сказал: «Неужели ты не можешь держаться в тени? Неужели ты не замечаешь, что ты не такой, как все?» Но он знал, что ответом на эти слова была бы безмятежная невинная усмешка Тихони, не видящего в своих действиях ничего особенного. Вот и сейчас он уже забыл своё удивление и как ребенок радовался своим чудесным способностям. «Дебил, ― думал неприметный, ― инфантильный дурак. Господи, что же ты с собой делаешь? Да понимаешь ли ты, к какой пропасти идешь?»

3.

Дама опускалась в холл, а в холле пел телевизор, и Тихоня дремал в кресле. Душный вечер. Сгущаются сумерки.

Тихоня лениво открыл один глаз, потом другой.

― Если хотите спать, надо спать, ― рассмеялась дама, ― а не притворяться, что смотрите телевизор.

Тихоня тоже рассмеялся, отгоняя сон.

― Детское время, ― сказал он. ― Стыдно идти спать так рано.

Вся смелость дамы исчерпалась в одной фразе. Не зная, о чем говорить, она оглянулась кругом, заметила на столе лист бумаги.

― Вы что-то писали? ― спросила она, беря листок в руки. ― Письмо? ― Она сделала жест, будто хочет положить на место.

― Кто в наше время пишет письма? ― Тихоня поднялся из кресла и встал рядом с ней. ― Да вы взгляните, не стесняйтесь.

Дама опустила глаза и прочла первую строчку: «Розовый блеск среди зеленых листьев!».

― Стихи? ― спросила она. ― Я ничего не понимаю в стихах.

― Я тоже, ― сказал Тихоня, осторожно отбирая листок. ― Фантазия какая-то в голову стукнула.

Листок был скомкан и метко брошен в корзину с прочитанными газетами. Его всё равно разгладят, приложат к досье и какой-нибудь психолог будет практиковаться в выводах, но дама потеряла к нему интерес.

― Я всё-таки пойду спать, ― сказал Тихоня, и его открытое лицо приняло извиняющееся выражение. ― Почему-то болит голова.

― Гроза идет.

― Гроза идет, ― повторил Тихоня, глянув в окно, на небо, где ползли только редкие облака. ― Спокойной ночи.

― Спокойной ночи, ― кивнула дама.

Тихоня ушёл в свою комнату, на ходу снял и бросил на кровать рубашку, прямиком направился в ванную. Очень, очень плохо было Тихоне. Он и в обычных-то условиях трудно переносил первую в году июньскую грозу, а тут, под постоянным наблюдением, у него зудела кожа. От холодного душа стало легче ― ненамного и ненадолго. Он повалился на кровать, долго лежал, пытаясь думать о чём-то легком и приятном, но лезла в голову мысль, что он свалял дурака, сев вчера на привокзальной площади в серый автомобиль. Нельзя было так поступать. Но накопившаяся за зиму и бестолковую какую-то весну усталость мешала ему держать контроль над собой. Прорывались инстинктивные поступки. Таким поступком был и случай с назойливым говоруном-шефом. А в автомобиль элегантной дамы его привело излучаемое ей жгучее любопытство, которому он не смог противостоять. Он вообще не мог оставаться равнодушным, чувствуя внимание к себе. Но тупая, бездушная слежка, которую он ощущал последние дни, вызывала у него аллергию. Внимание дамы было совсем иным. В нём было что-то опасное, Тихоня чувствовал это, но враждебности или злобы не было. Враждебность была у пожилого шефа, и там Тихоня начинал приходить в бессильное бешенство. Этому бешенству нельзя было поддаваться; Тихоня уткнулся головой в подушку и стал вспоминать, сколько яблонь было в саду, окружавшем дом, где он жил мальчишкой. Так он и заснул.

Снилось ему, что он снова мальчик и вырезает из пластмассового слитка игральные кубики. Слиток был цветом от нежно лимонного до оранжево-красного ― мальчишки считали, что это кубики «из слоновой кости». Кубики были чудодейные. Если подбросить и загадать желание, то оно непременно исполнялось, если хоть на одном из трёх выпадала шестёрка. Полагалось только по три исполнившихся желания, потом бросай не бросай, хоть со всеми шестёрками, ничего не получишь. Только подарив их, можно было оживить их силу.

Потом вдруг наступила апрельская ночь и подошла первая гроза.

Снилось ему, что он проснулся среди ночи, двенадцатилетний мальчик с прозвищем Тихоня. Встал, подошёл к настежь открытому окну и увидел зарницу, а потом услышал гром. Дождь ещё не стучал на улице и ветра не было; тихо, душно, темно и где-то далеко идет гроза. Она уже обманула его неделю назад, пройдя стороной; и сейчас он гадал, как будет этой ночью. Но нетерпение, охватившее его, не давало ему стоять на месте; он вылез в окно. Босые ноги неприятно шлепнулись в стынущую на цементной плите лужу, натекшую от поливочного шланга, и он торопливо ступил на тёплую землю.

Совсем тихо было в саду. Ни один пёс ни зарычал, ни гавкнул, когда он, скрипнув калиткой, вышел со двора и пошёл, то и дело срываясь на бег, по ровному шершавому асфальту туда, где улица, круто повернув у луга, превращалась в шоссе и уходила куда-то в тёмную даль.

На краю насыпи он остановился и оглянулся. Тучи он не видел, но она потушила уже звезды на половине неба и молнии били уже где-то совсем рядом. По осыпающемуся песку обрыва он спустился на луг и побежал дальше, к реке. На полпути он остановился. Здесь примерно в прошлый раз он понял, что гроза его обманула. Он прислушался. Тихо. И всё же...

Маленький такой шёлест донесся до него от нескольких тополей, что стояли поодаль. И раньше, чем он успел насторожиться, налетел на него порыв горячего, пахнущего весенними травами воздуха. Он повернулся навстречу ему и захлебнулся пыльным ветром, закрыл лицо руками и стал ждать. Ожидание было недолгим. Скоро упала на него одинокая капля, потом вторая. Вдруг сразу много капель обрушились на его плечи. Стало зябко. Он заорал что-то восторженное и побежал по лугу, не разбирая дороги, и всё это время вокруг него били молнии.

Как он почувствовал свою молнию, он никогда не смог бы объяснить. Просто почувствовал, остановился и, растягивая мгновения, поджидал её. Как долго падала она на него с небес, потрескивая громом, он устал её ждать, но наконец она упала в подставленные руки, огнём прошла тело и ушла в землю, одарив его волшебной силой. И не вынеся тяжести этой силы, он упал, обжигая жаром мокрую траву, и лежал так, пока подаренная небом сила осваивалась в его теле.

Прилетел откуда-то огненный шарик, покрутился вокруг. Мальчик протянул руку, приглашая шар сесть на ладонь, а потом сжал кулак, и огненные ленточки, пройдя меж пальцев, скрутились в маленькие шарики.

А когда он вернулся домой, на кухне горел свет, и мама поджидала своего полуночника-сына, рассеянно листая страницы книги.

― Мама, ― сказал он ей, отмывая ноги и переодеваясь в сухое. ― Мама, я волшебник! Я всё могу!

― Не говори глупости, ― сказала мама. ― Никто не умеет всё.

Она отправила сына в постель, затем полотенцем выгнала в открытое окно шаровую молнию. На кухне сразу стало темно, только на столе мерцали лиловыми и зелёными, как камень александрит, сполохами стеклянные банки с зарничным вареньем.

4.

Автомобиль выехал на раскисший от ливня луг и остановился. Дама мрачно смотрела на суету, близкую к растерянности, заполнившую это тёмное ночное пространство. Стояло кругом несколько машин, зажигались прожекторы; скоро стало совсем светло от их лучей. Ещё капал дождь, но это были только остатки той воды, которая час назад вылилась на это место.

Подошёл к даме неприметный, поздоровался хмуро. Хорош был его вид: босой, в подвернутых брюках, обляпанный желтой глиной, промокший насквозь, и на лице смертельная усталость.

― Что там? ― спросила дама.

― Кажется, в него попала молния, ― ответил неприметный.

― Кажется? ― переспросила дама.

― Они так полагают, ― ответил неприметный.

― А что думаешь ты?

― Ничего не думаю, ― пожал плечами неприметный. ― Но на то похоже.

― Это место далеко?

― Да вот же, ― указал неприметный на освещённый круг.

Дама глянула на мокрый луг и решила выйти из машины.

― Не надо бы вам, ― сказал неприметный. ― Там сыро и грязно. Туфли испортите.

Дама решительно сняла туфли и ступила на холодную влажную траву.

― Лучше не надо, ― повторил неприметный, не делая, впрочем, никаких попыток преградить ей дорогу.

Она вышла к освещённому кругу и сразу увидела горелое место. Трава выгорела, очертив силуэт упавшего навзничь человека.

― Не осталось даже праха, ― сказал ей кто-то. ― Дождь и ветер все развеяли.

― Невозможно! ― крикнула она, прижимая руку к горлу. Крик получился как вскрик, чья-то холодная рука взяла её за локоть и тот же голос сказал:

― Ему некуда было деться, разве что он умел летать. Он был как лунатик, когда вышел под грозу, даже не оделся. В таком виде бегут только сумасшедшие.

Она молча слушала. Но слова доходили к ней гулкими, отстранёнными от того, что она видела. Не дослушав, она вернулась к машине и обнаружила рядом с собой неприметного.

― Подвезти тебя? ― спросила она. ― Или останешься?

― Я грязный, ― сказал он, разводя руками.

― Почистят, ― небрежно сказала она.

Она высадила его у дома и сама вышла на мощёную плитами площадку.

― Мы убили его, ― сказала она вдруг негромко, и неприметный, уже было совсем попрощавшийся, повернулся к ней.

― Стихия, ― проговорил он. ― Грозе не прикажешь. Не думайте об этом. ― Он сунул руку в карман и вытащил оттуда три самодельных пластмассовых кубика. ― Знаете, что это? Это волшебные кубики. Их подарил мне двоюродный брат, когда было нам лет по двенадцати. Надо загадать желание и бросить. Если выпадет шестёрка, оно исполнится. За все эти годы у меня шестёрка выпадала только два раза. Сейчас загадаю… ― он встряхнул кубики в ладонях и уронил их на плиты площадки.

Дама невесть почему заинтересовалась этой чепухой.

Выпали три шестёрки.

― Твоё желание исполнится, ― сказала она.

― Подарить вам их? ― с готовностью предложил неприметный. ― Вам они тоже исполнят три желания.

Она взяла из его рук кубики, встряхнула, зажмурилась, задумывая желание, и бросила. Три шестёрки.

― Ерунда какая-то...

― Может быть, мы загадали одно и то же желание? ― предположил неприметный. ― Я загадал, чтобы Тихоня был жив и здоров, и всё у него было в порядке.

― Я тоже, ― призналась она. ― Но так не бывает.

5.

Мчалась машина по утреннему, ещё не проснувшемуся городу. Летний рассвет уже развеял тьму на северо-востоке, но улицы пустынны, в окнах редко где горит свет. Очень рано.

Этюд в серых тонах: железобетонные дома серые; асфальт серый; уходит за ночью серая туча; седой от росы кажется трава на газонах; и в серой машине едет дама в сером костюме.

Слишком рано, чтобы проявились другие цвета большого города.

Мрачный, унылый урбанизированный пейзаж.

И в сердце элегантной дамы невыносимый мрак.

― Остановите, ― говорит она водителю, когда они едут мимо сквера.

Дама выходит из машины и идёт по каменной дорожке под липами, без цели, без мыслей, просто потому, что не было больше сил оставаться в машине. Здесь, в сквере, она уже не ощущает гнетущего одиночества. Вокруг деревья, цветущие кусты ― всё живое. В ветвях чирикают какие-то пичуги. А дальше, за сквером, живой шум просыпающегося города. Даже шелест автомобильных шин кажется одушевленным.

Вспомнилось вдруг даме:

Розовый блеск среди зеленых листьев!

Полураскрывшийся бутон пиона ― город на рассвете!

Щебечут птицы. Чисто, мирно, тихо.

Покой и красота разлиты над Вселенной.

Покой и красота...

Дама прикрыла на мгновение глаза, а когда открыла, краем глаза заметила среди темно-зелёного куста что-то розовое. Пион. Он был ещё недавно плотно сжатым шариком, а теперь чуть раскрылся, застенчиво показывая свету свои нарядные лепестки.

Подступили к горлу слезы, закружилась голова, и услышала дама возмущенный голос за спиной:

― Что вы делаете!

Дама оглянулась. Пожилой уборщик, мимо которого она прошла, не заметив, как мимо неизменной принадлежности сквера, смотрел на неё, и лицо его было уже не сердитое, а участливое:

― Вам плохо?

Она покачала головой и торопливо пошла к машине, водитель быстро открыл дверь и глянул ей в лицо, ожидая приказа. Усаживаясь на заднем сиденье, дама чувствовала, что разрыдается, если произнёсет хоть слово; она просто махнула рукой, и автомобиль поехал. И только сейчас дама заметила, что из сжатого её кулачка выглядывает розовый лепесток. Она раскрыла ладонь ― смятая головка пиона упала на её колени. Она схватила её и выбросила в окно, но легче ей не стало.

Серый автомобиль замер у светофора, а рядом остановился междугородний автобус, и скользнув взглядом по сидящим в нем пассажирам, дама чуть не закричала. Тихоня, живой и здоровый Тихоня сидел у окна, рассеянно поглядывая на улицу. Видение? Вот он встретился глазами с её испуганным взором, узнал, улыбнулся, кивнул, шевельнул губами… Наваждение?

Красный цвет сменился зелёным, ряды машин неровно тронулись с места. Тихоня помахал ей рукой, она подняла ладонь; и серый автомобиль поехал прямо, а автобус свернул на перекрестке.

Эпизод первый: Сузи Героно,

ПРИЗРАК ЗАМКА АЛЬТА-ЛЕВЕ.

…С женихом, надо сказать, после этого путешествия в царство духов произошла чудесная перемена. На нем было роскошное платье, выгодно оттенявшее его благородное, мужественное сложение. Он не был ни бледным, ни скорбным. Его прекрасное лицо дышало юношеской свежестью, и в больших чёрных глазах светилась радость…

…Что касается племянницы, то она, по-видимому, была бесконечно счастлива, обнаружив, что призрак состоит из плоти и крови.

Вашингтон Ирвинг, «Жених-призрак»

1.

Валери захлопнула книгу и выглянула в окно. Шум за окном стоял невероятный, казалось, что целая гудящая толпа заполняла двор замка, но это был всего-навсего дядюшка Лишо, пререкающийся с заезжим туристом. Машина туриста стояла в арке крепостных ворот, а сам турист, раскрасневшись от крика, стоял рядом и требовал у преградившего ему дорогу дядюшки, чтобы тот пропустил его в замок. Ему, видите ли, хотелось осмотреть замок именно сегодня, прямо сейчас, а дядюшка, украдкой поглядывая на всё удлиняющиеся тени, уговаривал его приехать завтра утром.

― Но я же уже здесь! ― орал турист, ― неужели вы...

Шуму от него было, однако… Валери высунулась в окно и звонко крикнула:

― Да что с ним спорить, дядюшка Лишо! Сейчас я опущу решетку ― и пусть вытаскивает из-под неё свой драндулет, как хочет!

Местного диалекта турист явно не понимал, но главное уяснил. Он глянул вверх. Тяжёлая решётка, перегораживающая ворота, опустилась бы как раз посередине его автомобиля, смяв его изящный корпус, как яичную скорлупу. Разумеется, в одиночку управиться с механизмом решётки у Валери не хватило бы сил, но назойливый турист этого не мог знать, поэтому он ринулся к своёму автомобилю и, спасая его, задним ходом вывел из створа ворот. Дядюшка Лишо с облегчением прокричал ему вслед:

― Завтра с утра приезжайте! Вот тогда ― добро пожаловать.

Турист вряд ли его услышал, но уехал.

Правда, во дворе от этого тише не стало. Не умолкавший второй вечер подряд магнитофон в Петушиной башне наполнял двор маломелодичными выкриками, дикими взвоями гитар и нервными ритмами ударных, в сгущающихся сумерках это производило впечатление ― казалось, дикие орды окружили замок и, под грохот барабанов, собираются брать его штурмом; для пущего эффекта не хватало только костров за стенами.

Попечением министерства охраны памятников замок Альта-Леве выглядел, как живой уголок средневековья. Дотаций на его реставрацию из министерства, правда, выбить не удавалось, да и любое благоустройство оно разрешало, только убедившись, что нововведения не нарушат древнего облика. Но Валери была довольна уже тем, что замок, как памятник старины, давал возможность получить солидную скидку при уплате налогов; хотя, следовало признать, эту скидку целиком съедала необходимость поддерживать замок в достойном состоянии. Однако, если уж принимать во внимание все обстоятельства, нельзя было не заметить, что Валери Адлар де Альта-Леве устроилась как нельзя более удобно, имея в своём распоряжении великолепный загородный дом ― причём, сравнительно недорого.

Здесь жила после окончания университета она сама, здесь жило уже много поколений семейства Лишо, состоящее в данный момент из дядюшки Жерома и его жены Тины; на уик-энды сюда приезжали немногочисленные представители семьи Адлар де Альта-Леве, наведывались туристы...

Валери подумывала, что пожалуй, стоит, распотрошив копилку, куда падали туристские кроны ― плата за осмотр замка, ― заказать новый рекламный щит и красочные буклеты с историей и легендами замка Альта-Леве. Даром, что ли, замок представляет из себя великолепно сохранившийся уголок времен первых крестовых походов. Она уже и текст написала к этим буклетам, а один знакомый фотограф, приятель Ян-Клода, сделал колоритные панорамы окрестностей и красот самого замка. Но довести задумку до конца мешало то, что последнее время Валери оказывалась постоянно занятой ― надо было скорее сделать перевод одного дурацкого американского детектива, и она, расписывая многочисленные перестрелки и зубодробительные приключения любвеобильного дебилообразного героя, давала себе слово, что вот дотянет до последнего трупа, до последней постельной сцены, до последней выкуренной героем сигареты ― и перед тем, как начать править стиль, недельку посвятит типографским хлопотам. (Тут, впрочем, Валери лукавила перед собой. Просто она даже себе не хотела признаться, что выжидает, пока типограф Карел Трауб из ближайшего городка Болье не отправится с женой в отпуск; дела она предпочитала вести с его отцом, а самого Карела после его недавней женитьбы старалась избегать.)

2.

Ужинала она всегда у супругов Лишо, и когда дядюшка Жером прогнал туриста, Валери, глянув на часы, обнаружила, что время ужина подошло.

Она спустилась вниз.

Супруги Лишо жили здесь же, в Привратной башне, внешне выглядевшей по древнему замшелой. Но внутри она была переоборудована в соответствии с современными представлениями о санитарии. Подобным же образом была превращена в удобное жильё и Петушиная башня, где сейчас под магнитофон веселилась компания Ян-Клода; остальные помещения замка оставались такими же, как были во времена первых крестовых походов, когда замок и строился. Их время от времени подновляли, реставрировали мебель, но, несмотря на все эти модернизации, замок Альта-Леве в целом производил на туристов впечатление подлинной старины и пользовался поэтому неизменным успехом.

Правда, значительно была переоборудована конюшня: к тому времени, как министерство охраны памятников спохватилось, семейство Лишо уже несколько поколений держало там живность. Сейчас в их хозяйство входило шесть коров больянской породы, несколько свиней и немолодой уже ослик, предназначенный для катания детей туристов; довершали все это гуси и куры. Гуси обычно паслись за воротами, на склоне холма, а куры ― вот куры, среди которых не было ни одной белой, все пестренькие, разгуливали прямо по двору, путались под ногами у туристов и придавали некоторое оживление заросшему мхом и травой замковому двору. Туристы щёлкали своими фотоаппаратами всё, что приведётся, снимались в обнимку со смирным осликом, обычно весь день проводящим у колодца, разгуливали по древним залам, даже днём сохранявшим прохладный сумрак, с любопытством осматривали сыроварню, где Лишо по сию пору изготовляли сыр «Дух Альта-Леве», и винный погребок, уставленный сплошь пузатыми бочками, где охотно пробовали вино, которое дядюшка Лишо приобретал для их удовольствия в Болье, закупая его у какого-то здешнего умельца; туристы охотно покупали в качестве сувениров чуть сплюснутые шары сыра и оплетенные лозой бутыли, сверкающие этикетками с родовым гербом рода Альта-Леве и силуэтом замка. Сыр «Дух Альта-Леве» был не из знаменитых, но дядюшка Лишо порой лукаво поднимал палец и утверждал, что является экспортером сыра. Доля истины в этом была: какой-то французский гурман, проезжая мимо, заинтересовался вкусом этого сыра и ежегодно выписывал себе полдюжины головок.

Валери, впрочем, не понимала, какие такие особенности выделяют сыр, носящий её имя, из разнообразия голландских, французских и северингийских сыров ― не очень-то она разбиралась в таких тонкостях, да и сыр не любила; так что Тина Лишо давно оставила свои попытки угощать её сырным супом и салатами из сыра и рыбы, непревзойденной мастерицей готовить которые слыла по всей округе; Валери предпочитала блюда попроще и без бьющего в нос больянского колорита.

В этот раз на ужин была запеканка из яблок и пшеничного хлеба. Её запах сразу воскресил в памяти Валери детство, когда эта запеканка считалась любимым лакомством конца лета. У Ян-Клода, забежавшего на вкусные запахи, запеканка тоже вызвала ностальгические чувства; он умильно-жалостливо, как вымаливающий косточку бездомный пёс, уставился на Тину. Та рассмеялась и достала из духовки ещё одну кастрюльку с запеканкой; она предусмотрительно наготовила и на компанию Ян-Клода тоже. Ян-Клод торжествующе собрался было утащить кастрюльку прямиком к себе в Петушиную башню, когда в кухню вошёл дядюшка Лишо. Он был мрачен, и Валери сразу догадалась, что его так расстроило, едва он спросил с порога:

― Этот чёртов турист укатил отсюда до заката или после?

― До, ― отозвалась Валери, хотя совсем не была уверена в этом. ― Да вы, дядюшка Жером, не волнуйтесь, неужели вас беспокоит это древнее суеверие?

― Беспокоит, ― буркнул Жером, тяжко опускаясь на табурет. ― Не могу я допустить, чтобы в замке собиралось двенадцать человек сразу, да ещё в минуту заката!

Ян-Клод, о котором все забыли, испустил вдруг замогильный нечеловеческий вой и добился своего ― все вздрогнули. А опомнившись, Тина тряпкой выгнала его из кухни, и он, подхватив свою кастрюльку, исчез, явно довольный выходкой.

― Шалопай, ― проводил Ян-Клода дядюшка Лишо. Он начал подсчитывать: ― Значит, нас с Тиной двое. С мадемуазель Валери ― трое будет. Да с компанией Ян-Клода… Итого девять… Да эти… О, Господи! ― воскликнул он. ― Как раз двенадцать человек получается!

― Их трое было? ― спросила Тина.

― Он сам, жена и девочка… Но когда же они уехали? ― не унимался Лишо. ― Успели они убраться до заката?

― Успокойтесь вы, ― сказала Валери, ― они уехали до заката. И потом, можно ли считать девочку за полноценного человека?

― А то нет! ― буркнул Лишо.

С уверенностью можно сказать, настроение ему эти запоздалые туристы испортили надолго. Не нравилось дядюшке Жерому, что в роковой час, обозначенный старой легендой, нечаянно собрались в замке двенадцать человек.

3.

История, о которой рассказывала легенда, произошла в незапамятные времена и, как свидетельствовали летописи той эпохи, не очень была приукрашена потомками. Валери в своё время, готовя описание легенды для буклета, справлялась в Государственном архиве княжества Северингия и в архиве замка Кастель-Бланш на юго-востоке Франции, где тоже нашлись документы, упоминавшие об этом давнем происшествии. Легенда оказалась сущей правдой, и если отбросить мистический вздор, наглядно давала представление о том давнем событии.

В те времена, когда в Северингии правил князь Готтфрид Второй, называемый ещё Праведником, в замке Альта-Леве хозяином был Оттон Хромой, имевший четырех сыновей ― Адальберта, Адуальфа, Бертольфа и Ольфила.

К началу драматических событий у старшего, Адальберта, отношения с отцом складывались не очень-то хорошие из-за нежелания Оттона разрешить сыну жениться на Генфовар, дочери Гордриха, с которым у Оттона были какие-то земельные неурядицы. (Манускрипт №43121 из Государственного архива утверждал, что нелады сына с отцом имели не только матримониальные, но и имущественные причины, но никаких подробностей не приводилось; а легенда ограничивалась только романтической версией.)

Адуальф в этих разногласиях поддержал сторону отца. Бертольф по одной версии находился в это время в Риме, по другой на Родосе; впрочем, точное его местопребывание значения не имеет. Ольфил же тогда готовился принять постриг в монастыре неподалеку от Рантена.

Что на самом деле происходило в Альта-Леве в тот день, когда был убит Оттон Хромой, точно никому не известно. Хмурым зимним утром прибыл ко двору Готтфрида Второго Адуальф и привёз в санях израненного Адальберта. По словам Адуальфа, его старший брат имел с отцом неприятный разговор, перешедший в настоящую ссору; оба схватились за мечи, и Адальберт убил Оттона. Испугавшись последствий, Адальберт обратился к брату с просьбой представить смерть отца естественной, обещая щедро вознаградить его за умолчание. Но Адуальф, узнав о его коварстве, напал на брата и после длительного и упорного поединка одолел его. Считая себя не в праве выносить приговор брату, Адуальф призвал князя свершить правосудие.

Сам Адальберт говорить был не в состоянии, а свидетели, предоставленные Адуальфом, подтвердили его слова; на основании их показаний князь вынес приговор, и Адальберта казнили за отцеубийство.

Далее события разворачивались следующим образом.

Став законным хозяином замка, Адуальф уладил земельные споры с Гордрихом, посватался к Генфовар и вскоре стал её мужем.

А через год прибыл из далеких стран Бертольф. Он сразу же направился ко двору Годфрида и объявил, что прошлой зимой было ему видение: отец и Адальберт явились ему во сне и сказали, что пали жертвой предательского замысла Адуальфа — Адуальф сам убил отца, а потом напал на ничего не подозревавшего Адальберта. Видениям в те времена верили, но Готтфрид решил более не вмешиваться в тёмные дела, творящиеся в Альта-Леве. Он предложил Бертольфу вызвать брата на Божий суд и выяснить истину таким способом. Бертольф согласился с волей государя и отправился в Альта-Леве.

Что произошло там ― неизвестно совершенно. Но две недели спустя бургомистр Болье послал к князю гонца с сообщением, что все двенадцать человек, свидетельствовавшие против Адальберта, найдены мёртвыми.

Самого Бертольфа с тех пор никто не видел. Последнему наследнику Альта-Леве, Ольфилу пришлось оставить свои душеспасительные дела и принять на себя неожиданно ставший вакантным феод.

С этого момента и стал распространяться слух, что в замке Альта-Леве стало появляться привидение. Стоило будто бы собраться в замке не меньше двенадцати человек в час заката, как пробуждался некий беспокойный дух и всех двенадцать находили мёртвыми. Причём, смерть настигала их независимо от того, оставались ли они после заката в самом замке или находились уже вне его пределов ― решающим являлся факт присутствия в замке в момент заката.

Так ли было на самом деле неизвестно, но в летописях остались упоминания, что несколько раз замок Альта-Леве бывал начисто опустошен злобствующим духом. В конце концов было решено, что жить в замке опасно, и он оказался заброшен.

И так простоял, лишь изредка посещаемый людьми, до той поры, пока не облюбовало его под сыроварню семейство Лишо.

Однако продать холм, на котором стоял замок, наследники Оттона возможным не сочли.

Старинный род и прежде-то не был богат, лишь изредка он знал периоды относительного благополучия, но во все времена предложение продать холм с замком считалось оскорблением рода. Правда, до XVIII века продать его было и невозможно ― закон запрещал куплю-продажу родовых владений; а после 1922 года такая возможность тоже представлялась маловероятной: у какого здравомыслящего северингийца достанет желания купить замок Альта-Леве, а продать его какому-либо заезжему иностранцу не позволяло государство, объявившее замок национальным достоянием.

Двоюродного деда Валери, Орасио Адлар де Альта-Леве, считали в семье чудаком. Почти все свои деньги, выигранные от спекуляциях на бирже, он потратил на восстановление замка; Привратную и Петушиную башни модернизировал как раз он. Хотел он ещё устроить здесь что-то вроде музея восковых фигур: заказать кукол, нарядить их в старинного покроя платье и рассадить вокруг стола в трапезной зале. Но на счастье нынешних отпрысков семейств Альта-Леве и Лишо, на эту затею у него не хватило денег; стирать пыль со всего этого театрального великолепия не было бы ни сил, ни желания, ни возможности.

После смерти Орасио собрался семейный совет, чтобы решить, что делать с восстановленным замком. Никто из не очень многочисленных дядюшек, тётушек, кузенов и кузин не хотел взваливать на свои плечи эту медленно разваливающуюся обузу. Одна Валери, махнув на всё рукой, взяла все заботы на себя.

В конце концов, это даже изящно выглядело на визитных карточках: «Валери Адлар де Альта-Леве, домашний адрес: замок Альта-Леве, близ Болье».