Мы-чудовища

Пролог.

Темный мир. Удушающий страх исходит из большинства существ. Спертый воздух, кажется, почти осязаем от жара и вони, представшее предо мной зрелище воистину отвратительно. Черные дома похожи на настоящие руины. Практически везде темно, и только тусклый свет фонарей освещает грязные улицы. Над барами и забегаловками мигают яркие вывески, привлекая внимание. Крики, брань раздаются постоянно из этих отвратительных мест.

Я могу только сказать, что это уже давно не тот мир, который мы привыкли видеть. Это темный мир, скрывающийся под светлым, мир, разделенный надвое. Мир наоборот. Поддерживаемые столбы располагались на окраинах городов и в середине, держа вес земли на толстой пластине железа. Высокие пыльные от пепла ели, стояли тихо — мертвое дерево, только так можно описать это бездействие. В недрах земли текла раскаленная лава, подогревая землю своим внутренним огнем. Все это могло показаться невероятной сказкой, но в моем случае это реальность и реальнее невозможно было представить.

Счастье и радость переливались, сияя где-то в вышине, вне досягаемости взгляда, а мы же дышали горем и отчаянием. Пряно-острые запахи серы и крови вились в воздухе, смешиваясь друг с другом. Длинные темные резные шпили замка почти касались грязного черного металла наверху, а на поверхности такие же, только светло-бежевые, пронзали облака светлым лучом. Может показаться, что в Дневном мире, освещенном солнцем и тысячами огней, живут люди, но с давних пор это всего лишь сказка, которую рассказывают неопытным, всему верящим малышам. Вот только мы и можем рассказывать сказки, ведь нет никаких проверенных фактов, которые могли бы остаться до наших времен. Верим только в вымысел, созданный нами самими же. Кормим себя небылицами до определенного времени, которое вскоре может закончиться.

Теперь мы не знаем ни сочувствия, ни милосердия, только злоба и звериное желание выжить царят в наших душах. Хотя это уже никого не волнует. Все давно позабыли, кто такие люди, что такое счастье и как выглядело прошлое.

Бездонные недра земли исторгают чудовищ, которые разбредаются почти по всему пространству подземелья. Их называют грархами, они питаются всем, что попадается на глаза: грязью, тлеющими телами, мясом и костями. Их бездонные пасти-провалы открываются так широко, что могут проглотить любого, кто живет в подземном мире. Они — мусорщики. Вот только я боюсь не их, а тех, кто ходит каждый день рядом со мной — монстров. Тех, кто любит много есть, обжираться темно-красным мясом себе подобных. Такие слова, как “совесть”, “закон”, “моральные нормы” не упоминаются уже слишком давно, чтобы помнить: поступать, как они, нельзя. Я боюсь их, действительно боюсь. Это даже странно — ощущать страх в сердце, забывшем чувствовать эмоции.

Форма города напоминает крест, и даже это выглядит символичным. Как говорится, могила она и есть могила. В нем пять городов-районов поменьше: северный, южный, западный, восточный и центральный. Самым безопасным и относительно чистым считается центральный, здесь всегда обретается кто-то из шавок-прислужников императора, старающихся более-менее поддерживать установленный порядок. Император — ничтожный зверь, низший в своем роду, но первый среди имеющих титул. Темная кожа снаружи и такая же мрачная душа, в которой уже давным-давно завелись черви, выедающие это существо изнутри. Они выбираются наружу и вгрызаются в тех, кто находится с ним рядом, чтобы поглотить и их души тоже. Наверное, после долгого присутствия рядом, его окружение становится таким же гнилым, как и он сам. Они слишком много времени проводят в его обществе, пьют красную кровь из хрустальных бокалов, обрамленных золотыми узорами, играют чужими жизнями и незаметно вытягивают души из тех, у кого она осталась. Я никогда не понимала, зачем нам нужен правитель, забывший о тех, кто живет в темноте, о тех, кому он давал обещания. Хотя, наверное, не стоит думать об этом — такие вопросы всегда оставляют на языке гнилостный привкус лжи.

Глава 1.

…Ночной бред…

Высокие потолки скрывались во мраке ночи, здесь не было больших окон, в которые могли бы врываться яркие лучи восходящего солнца и освещать зал. Из-за этого огромное помещение казалось мрачным, нежилым и ветхим, не смотря на красивое убранство. Позолоченные комоды и всевозможные шкафы, величественно стояли около стены показывая всю свою красоту. Незабываемо красивая настенная живопись приковывала взгляды смотрящих. Изысканные, тонкой ручной работы светильники висели на стенах, освещая витиеватые узоры, ползущие по стенам комнаты и уходящие вглубь дома. Обитые дорогой тканью четыре кресла были поставлены кучкой в углу, а рядом с ними красовался кованый столик на кривых ножках. Дорогие ковры лежали на мраморном полу, делая комнату уютнее. Но сейчас каким бы не было убранство этого дома, его изысканность блекла перед горем и отчаянием молодой девушки, стоявшей около открытого гроба.

Мертвенно бледное лицо, тонкие как ниточка губы, длинные черные ресницы, прядь сухих поблекших волос на белоснежной подушке. Закрытые, почти кажущиеся прозрачными, веки были насильно прикрыты дрожащей рукой. До этого идеально нежно-розовая кожа превратилась, казалось бы, в белое полотно бумаги, вот-вот рассыпающейся в пальцах. Девушка наклонилась ниже, вглядываясь в лицо, запоминая каждую черточку. Последнее прикосновение к руке сестры, и вспыхнуло, заиграло пламя. Огненно-красный зверь заглатывал добычу, миллиметр за миллиметром превращая в пепел все на своем пути.

Вдох. Выдох. Раз за разом легкие наполнились воздухом, и в маленькой комнате раздался крик.

— Мама! Мама! — я истерично сминаю в руках одеяло и смотрю перед собой, замечая, как языки всколыхнувшегося пламени начали лизать белоснежную ткань, подбираясь к согнувшимися в конвульсиях пальцам.

— Что стряслось! — краем глаза я вижу, как мать в наспех накинутом халате подбегает к моей кровати, а я пытаюсь сбить пламя со своих рук. — Прекрати, прекрати это немедленно! — она сжимает мои пальцы в своих теплых ладонях и прижимает их к своей груди.

— Мама, — огромными глазами я смотрела в ее испуганное лицо — мама, меня пытались убить! — кричу я так, будто меня никто не слышит.

— Никто не пытался это сделать, ты же знаешь, что это сон, просто сон.

— Нет, нет! — оправдываюсь я, уверенная в своих словах. — меня чуть не убили, ты разве не видела, как горела простыня, когда ты вбежала в комнату?

— Я не видела, потому, что это сон, тебе все это приснилось, — повторяла она одно и тоже.

— Смотри, да посмотри же вниз! — я указала пальцем на зияющую прожжённую дыру.

— Что ты хочешь, чтобы я увидела на этот раз? — зло выкрикнула она мне в лицо — Ты больна, Геката, ты это понимаешь?

— Я не психопатка, не больная! — вскрикнула я беспомощно.

…День…

Сегодня месяц Грудень — предпоследний месяц уходящего года. В первые дни школы было слишком холодно, и изо рта при дыхании появлялся еле заметный белоснежный пар. Пальцы так и замерзали, застывая от сквозняка, царившего в небольшом классном помещении. Вокруг доносились разный шепот и разговорчики, которые не допускались на уроках. Надсмотрщица в сером костюме со странной прической на голове ходила вокруг столов и просматривала журнал отметок. Пошла пятьдесят восьмая минута занятия, осталось ждать всего две минуты до избавления от странных, неприятных взглядов окружающих. Надсмотрщица глянула бегло на часы.

— Урок закончен, — рявкнула она и унеслась из класса как вихрь, забывая обо всем на свете.

В школе в этот момент воцарилась перемена. Шум и гам в коридорах доносился даже до закрытого класса, но даже он не мог перебить шёпот одноклассниц.

— Странная она, — раздался тихий голос около моей парты. — Мне кажется, у нее какие-то психологические отклонения. Смотрите, как она маниакально ищет что-то на цветочных обоях.

— Такую ненормальную нужно было растить на убой, а не воспитывать в нормальном обществе, — грубый, злостный смешок раздался вдогонку жестоким словам.

— А с чего вы взяли, что она такая? — спросил их новичок, шедший мимо парты грубиянок.

Я закрыла руками уши, направила свой взгляд на обои в цветочек, выискивая среди них что-то особенное, видимое только для меня. Глаза зацепились за руку, торчащую из-за цветка, а потом появилось остальное тельце человека. Он смотрел на меня так вопрошающе, как будто спрашивал меня о чем-то действительно важном.

— Ну чего тебе? — прошептала я, спрашивая его. — Чего ты на меня смотришь? Тоже считаешь дурочкой? — я обиженно посмотрела на него.

За спиной послышались до неприличия громкий заразительный смех.

— Ты видел!? Видел! А ты говоришь, с чего мы взяли, она разговаривает с обоями.

— Эй! Эй, Гекантуся, неужели ты встретила бумажного принца? Покажи нам, покажи, где ты его увидела! — холодная рука трясла моё плечо.

— Отстань, — я вырвалась из-под ледяных рук и повернулась к говорившей. — Никого я не увидела! — на повышенных тонах закончила я и улизнула из шумного класса, накрыв ладонями уши, я побежала домой, туда, где мама. На плече болталась захваченная впопыхах сумка.

…Ночь…

Мне было страшно лежать одной в большой мягкой кровати, ведь почти в каждом углу чудятся загадочные мрачные тени, заставляющие меня содрогаться. С некоторых пор я стала чувствовать на себе взгляды, слышать звуки, которые не слышат другие. Вот и сейчас я сидела на кровати под толстым ватным одеялом и качалась из стороны в сторону, покрываясь липким потом. Пальцы постоянно скользили от пота по коже, и, чтобы удержать колени на месте, впивалась в них ногтями, раздирая кожу в кровь. Слух был так напряжен, что начала болеть голова и тошнило от страха. Я видела, как в тени большого шкафа кто-то стоял, пристально наблюдая за мной. Я пыталась отвести взгляд и представить, что там никого нет и не должно быть, но не получалось. Я смотрела на очертания существа, и мурашки страха бегали по всему телу. Часы как назло тикали неимоверно громко, по сравнению с другими днями. Они, наверно, специально это делают, чтобы испугать меня еще сильнее.

— Прекратите так стучать! — истерично вскрикнула я.

И сразу после этих слов в голове пронеслась мысль «Хочу к маме», как вихрь, сносящий все на своем пути. Это была последняя мысль перед тем, как я, сорвавшись с места, побежала по коридору, бухая пятками по холодному паркету. Тяжело под моим напором скрипнула дверь, я втиснулась в комнату и заползла в мамину кровать.

— Ммммм… что такое? — спросила женщина спросонья.

Я сильнее прижалась к ее телу и зажмурилась.

— Мне страшно, — прошептала я тихо, так, чтобы не проснулся отец.

— Ты уже большая девочка, чтобы бояться и залезать ко мне в кровать. — Она потрепала меня по темной макушке. Её прикосновения действительно успокаивали и придавали мне немного мужества.

— Мам, — скуксив мордашку, промычала я. — Ты ведь знаешь, что это не специально.

С левой стороны послышался шорох, и толстое покрывало заходило ходуном.

— Что здесь происходит? — недовольный голос с ноткой угрозы заставил меня плотнее прижаться к маме.

— Это снова Геката. Она опять заползла к нам, — виновато проговорила женщина.

— Сара, ты же знаешь, что мне не нравится, когда эта засранка спит у нас, — прозвучал недовольный хриплый голос.

— Да, дорогой, — примирительно прошептала она, и, взяв меня за ладонь, заставила вылезти из теплой кровати на ледяной пол.

— Идем. — Она разомкнула объятия и подтолкнула меня к двери.

— Но, мам, я не хочу туда, — застонала я.

— Прости, но у меня совсем нет выбора. Отец будет ругаться и может ударить тебя, а ты же знаешь, как я не люблю, когда ты начинаешь плакать, — она тяжело вздохнула и открыла дверь в мою большую, просторную комнату.

— Ну все, давай, укладывайся, — я нехотя забралась на кровать, и, подтянув ноги к подбородку, зарылась в одеяло.

— Мам, расскажи мне сказку, — мне не хотелось ее отпускать, было так спокойно рядом с ней.

— Нет, я хочу спать, и не заставляй меня снова и снова повторять одно и то же еще и сегодня.

— Тогда просто останься рядом, пока я не засну, — мне было так обидно, что на глазах проступили слезы. Я шмыгнула носом и вцепилась в ее руку.

— Хорошо, — она устало вздохнула и уселась на кровать.

Я положила на подушку голову и прикрыла уставшие веки, захотелось спать. За окном было неестественно тихо, и только свет фонаря освещал кирпичные бока зданий. Я подползла ближе к матери и хотела было прижаться к ней, но ее не оказалось рядом. Открыв глаза, я быстро осмотрелась вокруг себя.

— Мам… мама, — позвала я.

Опять тот же сон? Однотипная линия сюжета, как будто заезженная пленка до дыр, все та же сначала давящая тишина, на стене остановились часы, жизнь прекратилась и замерла вокруг на короткое время, чтобы потом снова пойти своим чередом. Темная тень поползла по белым обоям. Я села на кровати, ожидая незваного гостя.

— Я пришел пожелать моей прелести спокойной ночи, — губы цвета крови прошептали беззаботные, обыденные слова.

Когда я рассказывала о нем маме, она всегда утверждала так: «Это всего лишь сон», «Он тебе кажется», «То, что ты видишь, ненастоящее». Почему же теперь мне в это совсем не верится и наверно даже не хочется верить?

— Ты меня не ждала? — спросил меня Иуда.

Так я назвала его — мое лживо воображаемое, мнимое, ненастоящее существо.

— Ты плакала? Тебя обидели? — с тревогой в голосе он подошел ко мне, сел на мягкий матрац и провел пальцами по щекам.

— Нет, — я мотнула головой. — Нет, меня никто не обижал. — Я приблизилась к его лицу, посмотрела в темно — карие глаза, прикоснулась кончиком носа к его носу и застыла, осматривая своего принца, запоминая его бархатную кожу, частое дыхание, касающееся моих обветренных губ, запах крови, впитываемый в мою кожу. Так я всегда на него смотрела, чтобы быстрее запомнить его — какой мой темный принц.

— Ты снова не можешь заснуть, — проговорил он утвердительно.

— Да, — согласилась я, выдыхая облачко теплого воздуха на его лицо.

— Мне побыть с тобой, пока ты не заснешь? — спросил меня Иуда, цепляя при этом мою длинную прядь волос.

— Да, — прошептала я в ответ и легла головой к нему на колени. Мягко, уютно, как будто лежу на маминых коленях, только ласковой руки не хватает на голове. Я взялась за его запястье, притянула ее, положив холодную ладонь на макушку. Когда убрала пальцы, рука поплыла по волнистым темным волосам, поглаживая, успокаивая, убаюкивая. Хорошо, что я вижу именно такие приятные, незабываемые сны.

Глава 2.

…вздох, выдох, изматывающий кашель через стиснутые до боли зубы…

…соленая слеза в уголке глаза, скатывается вдоль носа к верхней губе…

…глаза истерично осматривают комнату…

…сегодня ночью опять был бег на выживание…

… отдышаться, отдышаться и вернуть свою душу на место в тело из этого липкого сна.

Еще одна ночь мучений, терзаний, боли, ненависти. Просить бога отпустить меня из этого сна, вырваться окончательно и остаться неразделенной в настоящем мире. Заверить себя в надежности реальности, укусив себя за палец и наконец, проснуться. Остаться невозмутимо спокойной перед матерью с самого утра и прожить еще один день.

За окном до сих пор темно, и фонари еще не включены на полную мощность, как это обычно бывает днем. Не слышно пения птиц, смеха детей, запаха свежеиспеченного хлеба, только редкие звуки музыки из ближайшего бара пробивались через тонкое стекло, долетая до моих ушей. Все еще на удивление рано и только сейчас я поняла, что матери нет рядом — снова, это в ее репертуаре. Спасибо, мамочка, ты опять подвела меня, разочаровала и не сдержала свое обещание. Ведь она понимает, как я плохо сплю, и на этот раз не обошлось без раннего пробуждения. С детства я не могу спать больше пяти часов в день, иногда сон прерывается из-за каких-то странных видений, иногда из-за боли во всем теле… или из-за него, как например, сегодня. Да все начинается хорошо, но что случается потом… мне… не хочется об этом говорить и вспоминать.

С давних пор, почти с детства, он приходит ко мне, ласково улыбается, гладит по руке, нежно целует. Это наш ежедневный ночной ритуал: запах горького шоколада, нежные прикосновения к шеи, иногда малую толику дерзости излучают его глаза, собственнический поцелуй в нежные губы на ночь, крепкий невинный сон и все прекращается.

Я бы не сказала, что только такие хорошие сны мне снятся. Иногда все начинается с очень тревожного отголоска в сердце. Та ласковая улыбка, превращается в ожесточенный оскал, нежные поцелуи в остервенелые кусания губ, игривая дерзость глаз в холодный невидящий взгляд и так, картина меняется, показывая, что я умираю в его руках.

Сколько можно терзать меня этими ужасными снами? Я в чем-то провинилась в прошлой жизни? За что мой разум играет со мной в злую шутку, совсем не детскую и невинную.

Потерев пальцами виски, затем, закутавшись в одеяло, вылезла из кровати и подошла к окну. Витиеватые снежные узоры покрывали окно с внешней стороны. Сегодня началась настоящая зима: немного прохладно, а на земле после холодной ночи лежит слой инея. Люблю, когда он с хрустом ломается под моими ботинками и моментально смешивается с грязью.

Но мне всегда больше нравилась зима, которая царила наверху. Там очень красиво; белые хлопья летели с синих небес, попадая на кончик носа и оставляя после себя ощущение холода. Руки так и тянулись к небу, которое казалось таким просторным, большим и кристально чистым. Я чувствовала, что мое место там, где много света, холода, ветра. Я приложила горячую ладонь к стеклу.

Я не стала ждать, когда проснется мать и начнет готовить завтрак. Быстро юркнув в ванну и приняв душ, я вернулась обратно в комнату и вытряхнула из шкафа теплые вещи. Одевшись и взяв с полки фонарик отца, я побежала на пустынную улицу. Через полчаса, с фонариком я подобралась к секретной пещере, которую случайно открыла в прошлом году. Хорошо, что мы живем на окраине города — сюда редко кто-то заходит. Осмотревшись вокруг себя и не заметив никого поблизости, я нажала кнопку выключателя и полезла вверх. Щебень шуршал под башмаками, на поверхности яркий свет резал глаза, и приходилось зажмуриваться. Но через пару секунд я открыла их, воззрившись на тихо плывущие своим ходом белые облака, которые ничто не удерживало на одном месте. Яркие лучи солнца касались моего лица, и я с удовольствием подставила ладони под потоки золотистого света. Я сорвалась с места и побежала вперед, тут же плюхнувшись в мягкий податливый сугроб снега. Урча, я зарылась в него, и только тогда мое сердце успокоилось. Мне было так хорошо и спокойно, как никогда прежде. Захотелось остаться здесь навсегда. Может быть, меня и посчитали бы дурой, но мне без разницы. Все, чего я хочу, это спокойствия и мира. Хочу, чтобы все были счастливы. Ведь это станет когда-нибудь возможным. Правда ведь?

Я знала, что здесь нельзя долго оставаться. Я нехотя поднялась с колен, отряхнулась, и при неловком движении за ворот куртки заползло несколько капель талой воды. Я вздрогнула и встряхнулась, когда они коснулись позвоночника. Немного неприятное ощущение. Возвращаясь в Ночной мир, мое сердце снова замирало; оживало оно только тогда, когда я снова видела солнце.

Гуляя по переулкам, я иногда натыкалась на пьяных. Они задевали меня плечами и громко ругались. Я старалась меньше попадаться им на глаза и сбегала до того, как кто-нибудь мог меня ударить. В таком мире было трудно жить. Особенно когда твоим отцом являлся инквизитор, а мама находилась при дворе императора. Все косо смотрели на меня и показывали пальцем. Отовсюду слышался шепот, и уже приевшееся оскорбительное «дочь прихвостня». Они запали в душу и томились там все мое детство. Только агрессивные тычки в спину и острые, как бритва, обидные слова. Я старалась не замечать их, не обращать внимания на ничтожных монстров.

Я устало плелась по улице, пока меня не остановили дикие вопли. Я обернулась и увидела одну из неприятнейших сцен, как двое мальчишек дрались в темном, почти неосвещаемом закоулке. Я спряталась и стала наблюдать за происходящим. Я боялась высунуться и разнять их, страх парализовал меня, но совесть так и кусала за пятки, взывая скорее помочь красноволосому мальчишке с татуировкой, тянувшаяся от виска до края кончика губ.

— Эй, вы, прекратите немедленно! — выкрикнула я прежде, чем осознала, что на самом деле делаю. Парни недоуменно повернулись ко мне. Только теперь я заметила, как один из них похож на другого. У обоих были непривычно яркие красные волосы.

— Не влезай в наши дела, — пригрозил один из них, приближаясь ко мне со злобным выражением на лице.

— Шарк, — ноль внимания — Шарк! — после этих слов близнец все-таки остановился в паре метров от меня.

— Братишка — близнец обернулся в его сторону и вопросительно, вскинув бровь, посмотрел на него. В ответ глаза стоящего вдалеке мальчишки яростно блеснули в темноте, и я попятилась назад.

Зря я вмешалась в это дело.

— Шарк! Немедленно к ноге, — он постучал ладонью по бедру, сдержанно и жестко, как собаку, позвал близнеца к себе.

Шарк в нерешительности повернулся к брату, немного потоптался на месте и плавной походкой подобрался к близнецу.

— Хороший мальчик, — тот ласково погладил его макушку, и пока они были отвлечены, я тайком улизнула.

Кровь прилила к голове из-за осознания того, что я сейчас сделала. Мне было страшно. Я поспешно побежала и остановилась только у первой забегаловки, где сгрудилась куча народа.

— Эй, — Кто-то положил руку на мое плечо. Я от неожиданности подпрыгнула и осторожно посмотрела назад.

— Прости, что ты это увидела. Тебе повезло, что все обошлось, — я отступила на шаг назад и рассеяно кивнула.

— Боишься? — поинтересовался незнакомец. Мой мозг слишком медленно отходил от шока, и, к сожалению, это быстро заметили и рассмеялись. — Тебе не стоит бояться. Я не кусаюсь.

— Гизар (от автора: удар на букву — а), — представился он, протянув руку. Вокруг было столько народу, что наши тела невольно приближались друг к другу. Я протянула ладонь в ответ:

— Геката.

— Пойдем отсюда, иначе здесь нас растопчут. — Его рука проскользнула на мою талию и сильнее прижала к теплому боку. Мы расцепили объятья, только когда вынырнули из толпы зевак.

— Ну что, не оттоптали тебе ноги? — Он потрепал меня по макушке как маленького ребенка.

Все казалось сном. Неужели кто-то за столько лет заговорил со мной, нормально? Без подлых уколов и злобных тычков в спину. Ведь я всегда жила в одиночестве, без друзей, знакомых — одна.

— Эй, мелюзга, о чем так задумалась? — немного заинтересованно спросил он.

— Ничего, просто непривычно, когда … — я вдруг запнулась. Непреодолимо захотелось перевести тему в другое русло, и, не задумываясь о последствиях и чувствах знакомого, выпалила. — У вас с братом случилось что-то серьезное?

— …Да, — он тяжело вздохнул и потрепал и так уже непослушные пряди. — Бывает, мне не хочется об это говорить.

Я со стыдом отвела взгляд в сторону.

— Не хочешь выпить чего-нибудь? — поинтересовался мой знакомый.

— Да, — Я с радостью кивнула и выпалила: — Апельсиновый сок.

— Ух, ты, как замахнулась, — он удивленно поднял брови. — Дорогая штука, даже абсент дешевле стоит.

Я удрученно вздохнула и опустила взгляд в землю.

— Ну ничего, за наше знакомство не жалко, — Он дернул меня за прядь волос. — Ты согласна?

— Да, я даже знаю, где он продается, — Счастливо улыбаясь, я потащила парня в нужном направлении. Его рука казалась настолько большой по сравнению с моей, что ладошка почти полностью утопала в ней.

Я слышала, как под ногами Гизара хрустела все еще не растаявшая корка тонкого льда. Иногда я задевала углы обшарпанных домов, и с них падала штукатурка прямо нам под ноги.

— Геката, дом не снеси, — хохотнул друг.

— Я хочу быстрее туда попасть, — Обернувшись, я озорно улыбнулась, и он ответил тем же. Его губы напомнили мне нежный братский поцелуй, и из-за этого в голове невзначай всплыла неприличная сцена с уже моим участием.

— Эй, осторожно, — вскрикнул Гизар прежде, чем я поняла, что поскользнулась на сырой глине. Сильные мускулистые руки схватили меня в кольцо и прижали к себе. Мы оба упали в грязь. Послышался шумный шлепок, из легких выбило остатки воздуха, и около уха пронеслась бранная речь. Я нервно хохотнула, поворачиваясь к другу. Его лицо было испачкано грязью, а длинные почти отросшие до плеча волосы разметались в разные стороны. Я невинно посмотрела на него, и, натянув на пальцы чистые рукава свитера, начала усердно вытирать капли грязи на его недовольном лице.

— Прости, — пролепетала я. — Не злись, это было не специально.

Морщинка между бровей разгладилась, и хмурое выражение сменилось примирительным.

— Это тебе в отместку. — Его рука смачно уронила мне на нос противный холодный ком глины. Фыркая и отплевываясь, все еще сидя на животе красноволосого, я оттирала с себя эту гадость.

— Эй! — недовольно вскрикнула я, когда выплюнула попавшуюся грязь изо рта.

— Не эйкай. — Он еще раз щелкнул грязными пальцами по моему носу. — Вставай, или мы так и будем лежать в грязи?

Я незамедлительно слезла с чужого тела и встала. Джинсы все промокли, и я с обидой вздохнула, думая, что их придется стирать самой. Однако, искоса взглянув на моего собеседника, заливисто рассмеялась, забывая о моем нынешнем состоянии. Грязный, весь чумазый, он был похож на растрепанного котенка. Так и хотелось прижать к груди и пригреть бедное животное.

— Ну вот, испортил куртку, — Гизар скинул ее с плеч и, вывернув наизнанку, повесил через плечо. — Ты так и будешь в истерике хохотать, или мы все-таки доберемся и купим, что запланировали?

Я проглотила последние вырывающиеся смешки и, неуверенно прикоснувшись кончиками пальцев к руке Гизара и не почувствовав отстраненности, взяла крепко его ладонь и потом только подняла глаза на него.

— Идем.

Я надеялась, что мы придем в целости и сохранности до назначенного места. Было так странно идти вместе бок о бок, что мне стало непривычно приятно. Иногда мы соприкасались локтями или плечами, иногда я подталкивала его, и мы шли быстрее. До ларька мы добрались еле живые. Грязные, взмокшие от пота, но безумно довольные, что не попали еще в одну неприятность. Доставая из кармана золотые звенящие монеты, Гизар отправился к ларьку и купил напитки. Он взял себе пиво, а мне — апельсиновый сок. Мы, как старые друзья, сидели за столиком друг напротив друга. С первого же момента я поняла, что он старше меня на лет пять или все восемь. Зеленые глаза были необычно подведены черным карандашом. Даже на первый взгляд можно было понять, что он странная личность, отличающаяся от всех остальных. Он особенный, и это притягивало меня.

Я тихонько попивала из трубочки апельсиновый сок, много болтала и смеялась над его шутками. Не могу вспомнить, когда в последний раз так хохотала. Я не замечала времени, оно пролетело слишком быстро. С новоявленным другом совсем не хотелось расставаться, но пришлось. Надеюсь, это была не последняя наша встреча.