Лезвие души. Сказания Яркендара. Пролог.

ЛЕЗВИЕ ДУШИ.

Предисловие.

Скрежет привлёк его внимание. Подняв голову, он посмотрел в ту сторону, откуда доносились звуки, но скорее по привычке, ничего не надеялся увидеть. Не было даже уверенности в том, что его зрение всё ещё работает. В этой жуткой, давящей тьме оно было бесполезно. В темницу не проникал ни единый лучик солнца. Но к своему удивлению он увидел полоску яркого света, которая постепенно расширялась. Зрение ещё сохранилось — это он понял по боли, которую причинил свет его глазам. Он прищурился, стараясь всё же не сводить глаз с открывающихся ворот его тюрьмы. Он не питал ни надежд, ни иллюзий, просто обрабатывая информацию, поступавшую к нему через все органы чувств. Либо братья всё же одумались и решили вернуть ему свободу, либо… Об этом не хотелось думать. Возможно, ещё не поздно.

Мощные, толстые и невероятно прочные цепи, намертво сковывавшие его всё это время, утратили волшебную силу чар, наложенных братьями и он без особых усилий, одним движением разорвал их. Звенья цепи шрапнелью разлетелись по подземелью, вонзаясь в дерево и высекая искры из камней. Он поднялся на онемевшие ноги, не чувствуя их под собой. Но времени восстанавливать силы не было. Доспехи были на нём. Чёрные, как ночь, как тьма, из которой он выбирался, шаг за шагом возвращая себе силы. Меч. Его меч нужен был ему, как воздух. Неизвестно, что ждёт там, снаружи. Возможно, сражаться придётся прямо на выходе из подземелья.

Меч был рядом, воткнутый в землю прямо перед вратами темницы. Ощутив в руке его привычную тяжесть, он почувствовал себя намного сильнее и уверенней. Ещё шаг и он был на свободе.

Лучше бы он навечно остался гнить в тёмных подвалах.

Рыцарь в чёрных доспехах бессильно опустил свой грозный меч. Сражаться было не с кем. Битва уже закончилась. Застывшими ручейками тянулась к нему засохшая кровь. Он пошёл туда, где трупы не просто устилали камни, а были навалены горой. Это мог сделать только один из его братьев. И он не ошибся.

Опустившись на колено, он долго смотрел в красивое лицо самого молодого, самого горячего своего брата — рыцаря в красных доспехах. В его широко раскрытых глазах он читал то, что происходило здесь, у рухнувших ворот крепости.

…Ворота были закрыты, но не на тяжёлые засовы, как обычно, а на лёгкие защёлки, чтобы можно было быстро открыть их, когда вернётся та, которую здесь ждали с огромным нетерпением. Но она не пришла. Пришёл враг. И число ему было — легион. Всё то, с чем они обычно сражались там, за стенами крепости, теперь ворвалось к ним, вышибая прежде несокрушимые ворота, неостановимым потоком сметая любое сопротивление. И первым принял на себя страшный удар именно он — младший брат. Рыцарь в красных доспехах. У него не было опыта в подобных делах. Он был силён, горяч, страстен, но неопытен в искусстве войны. Под крепкими доспехами скрывалась нежность и доброта — то, что хорошо в мирное время, но бесполезно в битве. Он многого не умел. В том числе отступать. Даже перед смертью. Он дрался без оглядки, пытаясь пробиться к воротам и закрыть их, остановить несметные полчища врага. Это было невозможно, но он этого не знал. И только на мгновенье он испугался. Испугался смерти. По одной — единственной причине — как ледяным копьём его пронзила мысль о том, что умерев, он никогда больше не увидит её… Ту, которую он всегда ждал. Ту, которую впустил через эти самые ворота. Ту, ради которой он и запретил закрывать их. Ту, которая своей ангельской красотой затмила ему весь остальной мир. Ту, ради которой он впервые в жизни пошёл против одного из братьев. Вот этого он действительно испугался. Того, что смерть может разлучить их навсегда.

Секундное замешательство дорого ему стоило. Он не успел отбить очередной выпад, и тяжёлый клюв боевого молота пробил панцирь. Кровь, хлынувшая из раны, была одного цвета с его доспехами, поэтому её не было видно. Только местами казалось, что доспехи становятся жидкими и постепенно стекают вниз, словно плавясь в огне жаркой схватки. И таких мест становилось всё больше — его били не переставая. Он стоял столько, сколько мог. Братья могут гордиться им. Падая на спину, он улыбался. Да, они могут им гордиться. Даже если он погиб, он погиб достойно. И она тоже может им гордиться. Когда она вернётся, ей расскажут. И умирая, рыцарь в красных доспехах улыбался…

…Глядя на эту улыбку, застывшую на обескровленных губах брата, чёрный рыцарь беззвучно рыдал. Первый раз в жизни. Рыдал страшно — молча, без слёз. Из груди рвался жуткий вой, но он сдерживал его, боясь разбудить мертвецов.

Он помнил, как говорил с ним ещё совсем недавно. Брат вдохновенно и горячо рассказывал, как они заживут, как преобразится замок, когда вернётся его гостья. А он, со свойственной ему логикой предостерегал его. Нет, не против неё вообще, а против такого восторженного и слепого поклонения ей. Но брат не слушал. Он досадливо отмахивался от его доводов, с раздражением заявляя, что тот просто ничего не понимает в этом. Мальчишка. Как будто он сам что-то понимал в этом новом, неведомом ему раннее чувстве. И постепенно между ними росла стена. И чем сильнее он старался проломить эту стену, достучаться до него, предостеречь, тем больше брат отстранялся от него.

Рыцарь в чёрных доспехах медленно поднялся с колен и пошёл на площадь перед центральной башней. Здесь тоже был страшный бой. Посреди площади он увидел широкое кольцо плотно наваленных друг на друга трупов. И в середине этого ровного, аккуратного, словно специально выложенного кольца, опираясь на меч, стояла коленопреклонённая фигура в белых доспехах.

На мгновение в нём колыхнулась безумная надежда. Но это был обман. Он понял это по огромной луже чёрной засохшей крови, в которой стоял рыцарь и которой были залиты белые, безупречно белые некогда доспехи. Старший брат.

Рыцарь в чёрных доспехах опустился перед ним на колено, став его точной копией, зеркальным отражением. Сосредоточившись, он смотрел в прошлое. Он был удивлён. Он пытался понять, как мог погибнуть старший брат. Ведь его покровитель был всемогущ. По крайней мере, так всегда говорил брат. И где его защитник? Где ангел?!

…Он не успел к воротам. Всё произошло слишком быстро. Враг уже прорвался на площадь, оставив у себя в тылу рыцаря в красных доспехах и немногочисленную стражу ворот. Сейчас некогда было рассуждать, почему врагу это удалось. Сейчас нужно было сражаться. А это он умел. Он ничего не боялся. Его защищал сам Бог. А разве с таким покровителем мог кто-то сравниться? И сомнений в силе Бога у него не возникало. Никогда. Потому что рядом с ним, надёжно защищая его спину, всегда был посланник Бога. Ангел-хранитель. Его меч был самым страшным оружием, какое только он видел в своей жизни. И потому он бился без страха, мерно и безостановочно, словно машина смерти. Сзади него, также размеренно и смертоносно работал ангел. Сейчас он был ангелом смерти. Кровь врагов не оставалась на его сияющих одеждах, и он не знал усталости. Рыцарь в белых доспехах старался не думать о том, что его собственные силы не безграничны. Его доспехи были забрызганы кровью. Пока ещё чужой кровью. Но он ни на секунду не сомневался в том, что Бог даст ему ровно столько сил, сколько понадобится для того, чтобы выстоять и победить.

Но в какой-то момент случилось то, чего он никак не ожидал. Ангел остановился. Потом просто вложил меч в ножны и расправил крылья. Рыцарь в белых доспехах не увидел, а скорее почувствовал это. Не переставая сражаться, он слегка повернулся, боковым зрением с изумлением наблюдая за тем, как ангел медленно и величаво поднимался вверх в луче божественно прекрасного сияния, исходящего из престола Господня. Почему ангел покидал его? Сейчас, когда он был ему так нужен? Но даже в минуту смертельной опасности, в минуту непонимания происходящего на его глазах, он всё же не усомнился в благосклонности неба. Бог не мог его покинуть. Возможно, ангел уходил на время, чтобы вернуться с подкреплением — врагов было слишком много. Возможно испытание, посланное ему Богом, было серьёзней, чем он предполагал. И сейчас он должен был выстоять сам, доказывая крепость своего тела и крепость духа. Пути Господни неисповедимы. И он, покоряясь воле Бога, которого любил и чтил свято, беспрекословно, стоял насмерть. Стало гораздо тяжелее. Приходилось крутиться на все стороны света, отбивая атаки врага. Солдаты, защищавшие крепость, падали один за другим. Силы защитников таяли, как снег под лучами весеннего солнца. Ангел должен был вернуться. Эта мысль поддерживала его иссякающие силы. Он сражался. Но вдруг почувствовал, как онемела спина. Сначала он не понял, что его настиг клинок одного из солдат врага. Он развернулся, разя того, кто нанёс ему этот предательский удар. Руки поднимались с трудом. Он понял, что его силы кончились. Раненый, уставший, он долго не простоит. Его смерть стала только вопросом времени. Но предел дням его мог положить только Всевышний. И если Всевышний так решил, то так тому и быть. Но только как же братья? Как же крепость? Выстоят ли они без него? Впрочем, господь милостив. Он защитит их. Удар в бок пронзил болью его тело. Ещё один клинок пронзил его руку чуть выше локтя. Скоро он перестал считать пропущенные удары. Где же ангел? Когда он вернётся? Силы уже оставили его. Рыцарь в белых доспехах крутанулся вокруг себя, разгоняя подступавших солдат. Они шарахнулись от него, а он обессилено опустил ставший невыносимо тяжёлым меч. Опёршись на него, он медленно преклонил колена, вознося Богу последнюю молитву.

«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё. Да придет Царствие Твоё. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе».

Здесь привычные слова молитвы вдруг сменились словами, шедшими из него сами по себе, с невероятной силой пробиваясь из самой глубины души. «Отец мой небесный! Прости, если грешен пред тобой. Не по злому умыслу, а по неведению грешим. Не оставь меня милостью своей. Ты нужен мне. Здесь. Сейчас. Только ты можешь мне сейчас помочь. Не боюсь смерти, не боюсь тьмы, ибо нет такой тьмы, которую не рассеет свет твоей любви. Но позволь мне защитить тех, кого я люблю любовью земной. Дай сил выстоять. Отец!»

Небеса молчали. Жизнь медленно угасла под белой бронёй. Рыцарь в белых доспехах умер, так и не дождавшись ответа от того, кого любил и кому верил. Но он не усомнился в доброте и могуществе Отца.

…А вот рыцарь в чёрных доспехах познал меру сомнения сполна. Он не знал, ПОЧЕМУ произошло то, что произошло. Но он видел, ЧТО произошло. Бог просто предал его брата. Предал того, кто всю свою жизнь служил ему верой и правдой. И предал основательно и очень подло, отозвав ангела в самый ответственный момент. Зачем? За что? Он не знал. Он не мог понять этой непреклонной веры брата в Бога. Они часто говорили об этом. Он искренне пытался понять, понять причину, силу и источник этой веры. И в конце — концов, просто смирился с этим. Взял за исходные данные как факт то, что Бог существует. Только после этого всё, о чём ему говорил брат, обрело смысл. Но полностью положиться на эту непонятную ему силу — Бога — он так и не смог. И, как видно, не зря. Видимо, не так уж милосерден Всевышний. Брат назвал бы эти его мысли богохульством. Но теперь это не имело значения — брат был мёртв.

Он медленно поднялся с колен. Осталось найти ещё одного брата. Рыцарь в чёрных доспехах уже не сомневался в том, что тот тоже мёртв. Он медленно пошёл к центральной башне.

У входа он переступил через тело последнего солдата — защитника крепости. Все они носили серую одежду. Все они были воинами третьего его брата. Это они пытались вместе с младшим братом пробиться к воротам. Они защищали старшего брата, даже тогда, когда сам Бог оставил его. Они держались в последней башне, пока не полегли все до единого. И только тогда, когда пал последний из них, враг смог переступить порог центральной башни. И добраться до последнего рыцаря. Рыцаря в серых доспехах.

Рыцарь в черных доспехах молча стоял перед последним своим братом. Он даже не пытался прочесть прошлое в его глазах. Всё и так было ясно.

…Они не смогли войти в башню. Вход в неё был только один и его защищал рыцарь в серых доспехах. Его не удавалось оттеснить с порога вовнутрь и каждому нападавшему приходилось атаковать его в одиночку. А он не тратил зря силы — отбивал первый удар и молниеносно контратаковал, безошибочно и смертоносно разя очередного воина своим мечом. Лучники засыпали его градом стрел, но так и не нашли в его доспехах уязвимого места. И тогда они закидали башню горящими факелами через высокие узкие бойницы. Башня горела. Жар становился невыносим, но рыцарь стоял в огне, страшный своей непоколебимостью. Стоял, пока не рухнули перекрытия. Горящие обломки погребли его под собой. Он горел заживо, но молчал. Ни вздоха, ни стона не вырвалось из его груди, когда он поднимался из огня, как Феникс, восставал из пепла, заставляя врагов в мистическом ужасе отступать перед его взглядом. Но переломанные ноги всё же отказали ему, и он рухнул на спину, освобождая проход. И враг ворвался в башню. Он всё ещё был жив, когда его обгоревшее тело подняли на руки. Он всё ещё мог чувствовать, когда ему в ладони вбивали гвозди. Он всё ещё мог выжить, несмотря на то, что его распяли. Но враг не оставлял ему ни малейшего шанса. И когда, приподняв за подбородок его голову, к его беззащитному, открытому горлу приставили клинок, он понял, что бессилен что-то изменить. И тогда он что-то тихо сказал. Что-то такое, отчего рука врага дрогнула. Ужас, обуявший его, был настолько силён, что был отдан приказ немедленно покинуть крепость. И враг ушёл. Но перед этим разорвал горло последнему защитнику крепости — рыцарю в серых доспехах. Надёжно. Наверняка. Чтобы ни малейшего шанса выжить.

…Рыцарь в чёрных доспехах знал, что сказал его брат. Для этого ему не нужно было смотреть ему в глаза. Тем более, что глаз не было. Из пустых глазниц брата текли не слёзы — кровь. Рыцарь в чёрных доспехах мысленно вновь и вновь повторял свой страшный, полный отчаяния путь.

Мимо разбитых ворот Любви.

Через осквернённую площадь Веры.

К непоколебимой башне Надежды.

Перед его глазами вставали лица его братьев. Такими, какими они были раньше и такими, какими они были сейчас. Он слышал их голоса.

…Сияющее счастьем лицо рыцаря в красных доспехах.

— Брат, я влюблён! — восторженно кричал он. — Это невероятно! Это просто сказка! Ты себе представить не можешь, как я её люблю!

— Ты всех любишь, — с доброй и ироничной улыбкой говорил он ему.

— Да! Я всех люблю! — весело кричал младший брат. — Всех и всё! Весь этот мир! Этот воздух, эту траву, эти холодные стены и жаркое солнце. Братьев, Бога, пославшего мне эту любовь.

Младший брат на мгновенье замер. А потом тихо, благоговейно, как величайшее своё открытие, поведал ему:

— Знаешь… Я понял. Я понял, о чём говорил старший брат. Бог есть любовь. И я теперь могу это доказать. Я люблю. Значит Бог во мне. Значит, он существует.

— А разве раньше ты не любил? — спросил он его.

Брат задумался. Не сразу ответил.

— Любил. Просто я не умел ценить это чувство так, как сейчас. Я любил и люблю вас. Вас всех. И тебя, брат, — сказал он, глядя на него своими добрыми, ласковыми карими глазами.

Рыцарь в чёрных доспехах обнял его. Впервые в жизни ему нечего было сказать. Железная логика отступила перед силой чувств. Младший брат счастливо улыбался.

…Обескровленная улыбка, навсегда застывшая на губах рыцаря в красных доспехах. Разбитое сердце человека, потерявшего любовь.

…Одухотворённое, просветлённое лицо старшего брата.

— Не понимаю, как ты можешь утверждать то, чего не можешь доказать? — часто спрашивал он старшего брата. — Я вижу небо — и значит, оно существует. Я вижу эти стены, я могу их коснуться, ощутить их запах, значит, они реальны. А как я могу верить в Бога, если я ни разу в жизни его не видел, не слышал, не мог потрогать руками? Как я могу верить в то, что по сути своей является лишь плодом нашего воображения?

Брат улыбнулся.

— Пойдём, — сказал он и повёл его на площадь Веры.

День был тихим, серым, пасмурным. Небо было затянуто лёгкой пеленой серых облаков.

— Закрой глаза, — сказал брат.

Он закрыл глаза и брат начал кружить его на месте, всё быстрее и быстрее, пока у него не закружилась голова. Брат обнял его и некоторое время постоял так, удерживая его от падения. Рыцарь в чёрных доспехах сквозь лёгкое головокружение чувствовал себя хорошо, легко, как в детстве.

— А теперь, не открывая глаз, скажи мне, в какой стороне солнце.

— Там, — уверенно ткнул он пальцем в сторону светила.

— Откуда ты знаешь? — спросил брат. — Ты видишь его?

— Нет, — покачал он головой.

— Ты касаешься его руками?

— Нет.

— Ты чувствуешь его тепло?

— Нет.

— Ты слышишь его?

— Нет.

— Тогда откуда ты знаешь, что оно там?

— Просто чувствую.

— Чем?

— Не знаю. Я не могу это объяснить.

— Слепой человек может почувствовать солнце так, как чувствуешь его сейчас ты?

— Думаю, да.

— Он сможет объяснить другому слепому, что такое солнце, если тот никогда не выходил из подземелий и никогда не ощущал солнца?

— Он может попытаться. Но тот его не поймёт.

— Вот так и с Богом. Мы слепы, но мы чувствуем Его. И не всегда можем объяснить другим, что мы чувствуем. Мы можем только сказать, что Бог есть. Можем вывести человека из темницы. Но почувствовать Бога он должен сам. И только тогда Бог откроет человеку глаза, разгонит тучи и человек воочию увидит величие и красоту Божественного света. Открой глаза, брат.

Он открыл глаза. Небо было чистым, высоким, пронзительно-голубым и вселенски бесконечным. И солнце светило с него тихо, ласково. Солнце существовало и доказывало это своим добрым, прекрасным светом.

…Безупречно белые некогда доспехи, залитые чёрной засохшей кровью. Истерзанная душа человека, потерявшего веру.

…Спокойное, сосредоточенное лицо среднего брата.

— Нет, не так. Смотри.

Рыцарь в чёрных доспехах взял стрелу и медленно, показывая постановку пальцев, натянул тетиву. Через секунду стрела сорвалась и вошла точно в центр мишени.

— Ты стреляешь лучше, потому что твой лук больше моего? — спросил брат.

— Нет. Просто я много тренировался. И теперь хорошо стреляю из любого оружия.

— Значит, я могу стрелять так же хорошо, как и ты?

— Да. Тренируйся.

Брат молча кивнул и поднял свой лук. Когда час спустя рыцарь в чёрных доспехах вернулся, брат по-прежнему пускал стрелу за стрелой в мишень, несмотря на кровь, капавшую с ободранных пальцев правой руки.

— Хватит, — сказал он ему. — На сегодня достаточно.

— Нет, — спокойно возразил брат. — Я должен попасть в центр мишени сто раз.

— И сколько уже попал? — Семьдесят девять. Ещё двадцать один раз.

— Тебе больно?

— Терпимо.

Стрела вошла точно в центр мишени. Ещё одна капля крови сорвалась с пальцев, разбившись о камни.

— Осталось двадцать, — спокойным, чуть усталым голосом сказал брат.

Следующая стрела отклонилась на полсантиметра вправо.

— Не в счёт, — тихо сказал брат.

Когда через какое-то время очередная стрела вошла в центр мишени, он наконец-то опустил дрожащие руки и тихо улыбнулся.

— Сто.

— Покажи руки, — сказал он ему.

Брат протянул ему руку. Он молча смотрел на содранную кожу, на быстро капавшую из пальцев кровь.

— А теперь попади в центр ещё одну стрелу, — сказал он ему.

Брат удивлённо вскинул брови.

— Зачем?

— Если хочешь быть лучшим из лучших.

Брат на секунду задумался, потом упрямо нахмурился… и взял стрелу. Пальцы не гнулись, физически отказываясь держать стрелу. Натягивая тетиву, он досадливо морщился от боли. Мимо. Он посмотрел на брата. Рыцарь в чёрных доспехах молчал. Ещё одна стрела. Мимо. Ещё. И ещё. И ещё. Брат застыл. Рыцарь в чёрных доспехах посмотрел туда, куда упёрся взгляд брата. Стрела, ещё вздрагивая, как живая, была в центре мишени.

— Я горжусь тобой, — сказал рыцарь в чёрных доспехах. — Только в следующий раз не поленись надеть перчатку на руку, чтобы не сдирать кожу с пальцев.

Брат широко улыбнулся. В его глазах светилась радость победы и счастье от похвалы, полученной от самого любимого им брата.

…Пробитые насквозь руки распятого брата и кровавые слёзы, текущие из пустых глазниц. Сломанная, не сдавшаяся, но всё же убитая воля человека, потерявшего надежду.

…Зачем? За что?! Почему?!!! Рыцарь в чёрных доспехах стоял, слегка шатаясь под грузом навалившегося на него испытания. Что теперь делать? Он медленно приходил в себя. Все чувства отодвигались на задний план. Сейчас надо было действовать. Что можно сделать? Можно воскресить среднего брата. Это очень тяжело, но это возможно. Да, он не скоро оправится от этого. Долго будет ковылять калекой по переходам замка, вызывая жалость. И вряд ли когда-нибудь обретёт прежнюю несокрушимость. Треснувшую стену замка можно укрепить, но она никогда уже не будет единым монолитом. Но вдвоём они смогут воскресить старшего брата. И если он так же твёрд в вере, он быстро обретёт равновесие и силу. А если нет? Тогда для него не будет смысла в жизни. И он станет духовным калекой. И неизвестно, что хуже — быть убогим телом или духом. И в любом случае, он уже не будет так силён и уверен, как прежде — Ангела с ним уже не будет. И он всегда теперь будет опасаться удара в спину. Ну, а затем младший брат. Когда он всё узнает, он сильно изменится. Ожесточится. Перестанет верить в любовь. В Бога. Укроется за непробиваемой ледяной бронёй безразличия. Но глубоко-глубоко внутри всё же останется добрым и нежным. И когда-нибудь эта его доброта и нежность пробьёт лёд и сможет окончательно исцелить всех братьев. На всё это нужно лишь время. Много времени. Может быть вечность.

Рыцарь в чёрных доспехах тихо покачивался из стороны в сторону. Перед его глазами плыли чудесные картины их прекрасного будущего. Картины, полные любви и счастья. Как тогда… До того, как они восстали против него, закрыли ему глаза, связали ему руки, сковали его крепкими цепями и бросили в холодные, темные подземелья. Потому, что мешал их планам. Потому, что пытался пробиться сквозь пелену их чувств, открыть им глаза, показать, что дорога, по которой они идут, ведёт в пропасть. Мешал им пить опиум самообмана. Мешал им быть счастливыми в своём неведении. А они решили, что он болен. И для его пользы дали ему отдохнуть. Он не хотел, но братья вместе оказались сильнее его. Младший брат ожесточился против него. Старший брат принял его сторону, но сделал это для того, чтобы успокоить его и не дать братьям окончательно рассориться. Средний брат был против. Но сделал так, как ему велели. Доверился мудрости старшего. Никто не хотел такого финала. Его бы выпустили. Чуть позже. Когда их мечты о счастье воплотились бы в жизнь. Когда замок расцвел бы любовью и красотой. И тогда он признал бы свою неправоту. Младший брат первым бы обнял его и смеялся бы над его страхами, говоря ему: « — Зря ты волновался. С нами Бог. А Бог есть Любовь».

Но вышло не так, как хотели они. Совсем не так… Но они ещё будут счастливы. Будут. И будут смеяться.

Рыцарь в чёрных доспехах, стоя посреди разграбленного, сожжённого, опустошённого замка, тихо смеялся.

Он всех их любит.

А Бог и есть Любовь.

Значит, он и есть Бог.

И поэтому он смеялся.

…Рыцарь в чёрных доспехах.

Помрачённый горем Разум человека, потерявшего Веру, Надежду, Любовь.