Клеопатр

Настя была совершенно спокойна. Только очень бледна. Черные волосы и белоснежная кожа. Какой контраст! Нижняя губа ее мелко подрагивала, когда она всходила на эшафот.

Церемониймейстер подошел к краю эшафота и протянул ей руку. Ладонь его была сухой и твердой. Настя кивком поблагодарила его. Он улыбнулся.

Двое помощников палача взяли ее под руки и подвели к плахе. Один из них взял ножницы, которыми стригут баранов. Настя сделала решительный жест.

— Нет! Оставьте мои волосы в покое! Они вам не помешают.

Быстрыми движениями она собрала волосы в пучок и заколола их, чтобы они не рассыпались. Палач глянул на балкон. Клеопатр кивнул. Ее поставили на колени.

Толпа утихла. Ни разговоров, ни шепота. Все смотрели на балкон. Клеопатр поднял ругу. Когда он ее опустит вниз, топор отсечет голову несчастной. А может быть, и счастливой. Когда человек знает, что впереди казнь и всё равно идет на это, наверно в этом есть что-то такое. Рука Клеопатра замерла.

И вот он ее медленно поднял. Толпа исторгла вздох разочарования. Только что они думали, как это ужасно, когда красивой девушке отрубают голову только за то, что она безумно влюблена в своего повелителя. И вот непонятная, непредвиденная отсрочка! Зрелища, которого они ждали, которым жили последнее время, о котором только и говорили, не будет? Как это жестоко, несправедливо по отношению к ним, простым людям! Значит, не так-то и хорош Клеопатр, если решил нарушить вековую традицию, пойти против заветов предков! Если правитель бросает вызов традициям, то он может быть свергнут.

— Народ мой! — заговорил Клеопатр.

Ропот сразу стих.

— Я чту наши традиции. И я никогда бы не посмел их нарушить. Если я сейчас это делаю, то на это у меня есть очень веские причины. Наше отечество в смертельной опасности. Сопредельные семь стран объединились, создали военный союз. Они идут войной на нас. И мы — как это ни горько мне признавать — не сможем одержать над ними победу. Да наша армия сильна и могущественна духом. Простые люди не раз доказывали свое мужество. Но враг слишком силен. Его силы превышают наши в десять раз. Сражаться каждому против десяти вражеских воинов — это верная смерть. Наши враги знают это. Они уверены в своей победе. Не пройдет недели, месяца и наши деревни будут сожжены, города разрушены, мужчины убиты, а молодые женщины и дети угнаны в рабство.

Заохали женщины. Лица мужчин посуровели.

— Утром во дворце у меня были жрецы. Они гадали на куриных потрохах и кофейной гуще, пускали цыпленка и вызывали духов, водили ладонями над священным зеркалом. И всё им говорило о том, что наше отечество спасет девушка, молодая женщина. И когда я спросил их, где же ее найти, они ответили, что она рядом со мной и я ее хорошо знаю. Вот кто спасет нас!

Он протянул руку к эшафоту.

— Поэтому я прошу мой народ позволить мне нарушить священный ритуал и отменить казнь. Или вы желаете, чтобы вас убивали? Чтобы насиловали ваших жен и дочерей, чтобы мы навсегда потеряли свою родину?

— Нет!

Церемониймейстер наклонился.

— Поднимитесь, госпожа!

— Зачем?

— Разве вы ничего не слышали?

— Почему не слышала? Я слышала, как последний раз отсчитывает удары мое сердце, как пульсирует моя кровь.

— Вы помилованы.

— Вы это серьезно?

— Совершенно серьезно. Казни не будет. Вы должны жить, Настя. Вы мне нужны живая.