Вредные товары

— Клянусь здоровьем моей кошки, это лучший товар! — Торговец цокнул языком, маслянисто заблестели глаза.

Я с надеждой перехватил из его рук флакон. Надпись на ярлыке гласила: «Полуправда», и ниже убористым почерком: «Настояна на чистой лжи». Внутри бурлила жидкость, которая постоянно меняла цвет. Сейчас колба наливалась кроваво-красным.

— Но я же просил искренность!

От отчаяния я стукнул по прилавку кулаком. Жалобно зазвенела коллекция склянок: «Правда для обманутых жен», «Правда для сборщика податей», «Правда для умирающих»...

Сегодня к полудню Кайла, моего брата-близнеца, осудят и казнят! Эта лавка была последней надеждой, больше идти некуда.

— Ты бы еще любовь затребовал! — Хозяин принялся расставлять пузырьки на полки. — Исключительно вредные для здоровья товары, запрещены королевской лицензией, кстати! Знаешь, сколько люда из-за них сгинуло — кто сам на тот свет отправился, кому помогли?!

Я кивнул. Колдун предупредил — мол, достанешь искренность, брат выживет, ну а сам отдашься на милость Небу.

Торговец воровато зыркнул по сторонам и сунул мне в руки прозрачный пузырек. Золотой звякнул о прилавок. Я поспешно вышел из лавки, едва не опрокинув чучело кошки. Судя по довольной морде, кошка, хоть и набитая ветошью, чувствовала себя прекрасно.

***

Кайл всю жизнь ходил по скользской дорожке. Бывало я вытаскивал его, захмелевшего, из таверн, возвращал за Кайла долги лавочникам, прикрывал, когда тот бежал от очередного разъяренного рогоносца. Но брата любили, ведь он жил легко, одним днем, смеясь. Я не мог позволить себе такой роскоши — кто-то должен был сохранять здравомыслие. Тяжелая работа в гавани не давала умереть с голоду. Я даже умудрялся кое-что откладывать, мечтая когда-нибудь вырваться из захолустного городишки в столицу. И утешался тем, что не крал — ни чужих жен, ни времени, ни золотых.

Вчера Небо отвернулось от Кайла, в рыбацком квартале нашли тело гвардейца, в груди — шпага брата. Фамильная, с позолоченной гардой. На весь город лишь две похожих — моя и его… Раскаяние могло спасти жизнь брату, казнь бы заменили галерами. Но зная строптивого Кайла, глупо было уповать на такой исход...

Скрипнули петли покосившейся двери, я пригнул голову, переступая порог древнего, как сам хозяин, жилища. Колдун сидел в плетеном кресле, словно ворон в гнезде, ощупывал меня липким взглядом.

Я поспешно протянул флакон, где плескалась прозрачная искренность.

— Вот, принес! Прошу, помогите передать Кайлу в тюрьму. Вы обещали, что так спасу брата!

Колдун внезапно рассердился, выставил меня за дверь. И сколько я ни колотил, мне больше не открыли.

***

Сжимая заветный пузырек, я стоял под помостом.

Тюремщик не взял шпагу, он косо глянул на лезвие в засохших бурых подтеках и вернул оружие. Чья кровь была на моем клинке? Память упорно молчала. Что ж, подкупить стражу не удалось, встреча с братом не состоялась. Но я все еще надеялся, что смогу передать Кайлу флакон.

За спиной бушевала толпа — любопытство, что согнало людей на площадь, постепенно перерастало в ненависть. Убийца, преступник, злодей! Он должен быть наказан!

Опухший от побоев, Кайл отрешенно смотрел на зевак. Я безнадежно опоздал. Брат не отступится — раскаяния не будет.

Делать нечего. Откупорив пузырек, я выпил залпом содержимое. Будто сквозь пелену услышал, как судья зачитывает приговор и ветер разносит выкрики оголтелой толпы.

С болезненной четкостью проступило воспоминание сегодняшней ночи. Мой сундук был вывернут наизнанку, брат стащил все сбережения. Обозленный, я принялся искать Кайла по всему городу, пока не забрел в грязный рыбацкий квартал. Служанка шмыгнула в переулок, не заметив меня, задела плечом. Пьяный рыбак выругался, плюнул на мой сапог. Прошел патруль, гвардеец даже не взглянул в мою сторону. Тогда я неистово захотел, чтобы меня увидели! Я устал быть рассудительным, трезвым, серьезным. Пресным. Всю жизнь в тени брата. И пожелал на миг превратиться в Кайла. Поддел гвардейца грубоватой остротой, тот, смеясь, выхватил шпагу из ножен. Я вспомнил, как брат учил своему коронному удару в сердце, и ради игры, вполсилы сделал выпад. Я не хотел убивать, но не хватило сноровки, и лезвие прошило гвардейца иглой...

Кайл вышел навстречу веселым, с набитыми золотом кошелями. Он выиграл в кости целое состояние! А я смотрел на него невидящими глазами и никак не мог поверить: я убил человека… Теперь нам везде заказана дорога, все знали удар Кайла, но никто прежде не мог повторить в точности. Будет погоня, рано или поздно одного из нас схватят — мы слишком похожи.

Брат с трудом оттащил меня от мертвого тела, поменял шпаги, оставив в груди гвардейца свою. Потом была гонка по закоулкам, долгое ожидание Кайла у лавки с чучелом кошки, разбитый пузырек, втоптанный в пыль ярлык: «Забвение»...

В глазах помутилось. Все это время беспутный Кайл спасал своего добропорядочного брата! Прав был колдун, когда выставил меня за дверь.

— Это я убийца, осудите меня! — мой крик услышала вся площадь.

Вмиг затихла толпа. Задрожали от гнева губы судьи. Тревогой исказилось лицо брата.

Воспользовавшись замешательством, я вскочил на помост. Освободил Кайлу руки и стал рядом, почувствовав плечо брата. Что там говорил торговец — искренность и любовь — вредные товары, из-за них гибнут люди? Может, и так. Только полуправду мне пить уже поздно.

Я обнажил шпагу, отражая выпад гвардейца. Оружие стража отлетело в сторону, и Кайл перехватил на лету клинок. Спина к спине мы завертелись в вихре драки.

Сквозь лязг стали я услышал восторженные крики толпы. Кажется, я растерял всю свою добропорядочность. Что ж, все к лучшему. Вот теперь пусть нас попробуют одолеть! Если смогут.