Ветер пространств

Эльгин проснулся от сырой утренней зябкости. Было настолько рано, что солнце ещё и не думало подниматься над горизонтом. Однако вокруг было уже довольно светло. И чертовски холодно.

Эльгин нехотя завозился, пытаясь устроиться поудобнее и не упустить при этом остатки ускользающего тепла. Свернувшись калачиком и поглубже зарывшись в стог сена, служивший ему ночлегом, попробовал было задремать снова. И внезапно понял, что спать уже совершенно не хочется.

В этом не был виноват стог, к колючести травинок и шебуршанию мелких жучков которого он давно уже привык (ночевал в стоге не первый раз). Просто сон вдруг твердо решил уйти и больше не возвращаться.

Недовольно повздыхав и ещё немного повертевшись, Эльгин наконец выбрался наружу. Обрадованный холод тут же залез под одежду, мгновенно слизнув призрачное тепло. Чтобы не озябнуть совсем, Эльгин привычно принялся за разминку, покалено утопая в молочных волокнах низко стелющегося тумана.

Стало теплее (хотя штаны чуть выше сапог всё же слегка вымокли в росе — слишком уж высокой была трава), а в теле вновь загудела жажда движения. Выудив из стога сумку, Эльгин наскоро позавтракал. Собравшись, замер, прислушиваясь к себе и миру вокруг.

Здешнее пространство было абсолютно мирным, так что опасаться тут было попросту нечего. Эльгин это и так прекрасно знал. Но нужно было нащупать верную Тропу, чтобы до вечера успеть к Сеньорите.

Вскоре Тропа отозвалась и ноги сами вышли на еле видную в травяных зарослях тропку, ведущую от опушки со стогом прямиком к лесу. Погружаться в лесной сумрак, пропитанный сырым холодом, не хотелось ужасно. Но выбора не было. И Эльгин, встряхнув головой, решительно зашагал к лесу. Тем более что солнце уже начало золотить вершины деревьев, а в спину игриво задул, словно желая ободрить, тёплый ветерок.

Эльгин шёл, ни о чём особенном не думая, погрузившись в созерцание деталей окружающего пейзажа. Лишь время от времени проверял, не потерял ли, отвлёкшись, Тропу (сейчас, правда, такое уже почти не случалось, но ненароком заблудиться было бы очень досадно).

Тропа в этот раз вела себя довольно смирно, ускользнуть из сознания не пыталась, в связи с чем Эльгин всё же невольно расслабился. И слегка вздрогнул, вдруг ощутив вдалеке приближение Грани. Грань означала переход в новое пространство. Какое именно — наверняка не узнаешь, пока не перейдёшь. Хотя и ходили слухи, что кто-то может почувствовать и такое (смутно, но всё же). Большинство же, включая Эльгина, различали лишь очень небольшое число хорошо знакомых пространств, где частенько бывали.

Надеясь, что коварная Тропа не решит внезапно преподнести какой-нибудь сюрприз (обычно малоприятный, как показывала практика), Эльгин шагнул за Грань. Дышащий хвойной свежестью сосновый лес тут же сменился жарким пеклом необъятной пустыни. Беспощадно-колючий диск маленького белого солнца в зените, дюны рыжего песка до самого горизонта и наклонённый силуэт высокой башни впереди.

Лесная тропинка превратилась в узкую дорожку, выложенную грубыми каменными плитками, полузанесёнными песком. Странно, что рыжее море не засыпало дорожку совсем. Неужто кто-то ею пользуется? Ответа Эльгин не знал, но твёрдо был уверен в том, что людей поблизости нет. Хотя слухи, опять же, утверждали, что иногда здесь слышен топот конских копыт и появляются вдали силуэты всадников. Эльгину стать свидетелем этого не посчастливилось ни разу. Как и дойти до таинственной башни, кстати. Вопреки тому, что каменная дорожка вела в её сторону, башня не становилась ближе, хоть сколько ты ни шагай.

Солнце ощутимо жарило сквозь чёрные одеяния, а душный жар периодически тянущего ветра то и дело норовил набить твердые колючки песчинок во все мыслимые щели. Так что Эльгин даже начал скучать по влажному холоду опушки со стогом.

Почувствовав новую Грань, Эльгин обрадовался. Но обстановка изменилась не сильно: вместо рыжей пустыни вокруг теперь расстилалась жёлтая пустошь, размеренно шуршащая высохшими травами. А шёл Эльгин уже не по дорожке, а по широкой кромке могучей крепостной стены. Стена эта была явно построена давно: местами обвалилась, местами поросла травой, и тянулась в обе стороны почти по прямой до самого горизонта. И влево, и вправо от неё была всё та же жёлтая пустошь. И было неясно, для чего и кому понадобилось возводить такую мощную стену именно тут.

Новая Грань перенесла Эльгина на широкий луг, густо поросший буйно цветущими травами, над которыми солнечными бликами кружились ярко-лимонные бабочки. Здесь тоже стояло полуденное пекло, а в дрожащем от жара киселе воздуха, наполненного сухим трещанием кузнечиков, не было и намека на спасительное дуновение ветерка.

Поэтому Эльгин был невероятно счастлив, когда, шагнув за очередную Грань, вдруг окунулся в ласковую прохладу ночи. Бескрайний океан высокой травы, серебристые волны которой мягко перекатывал необыкновенно свежий ветер, вкусно пахнущий далёким морем. Чёрные фигуры причудливых каменных столпов, прихотливо возвышающихся подобно островам. И бездонное небо, в бархатной черноте которого сияло невообразимое множество серебряных звёзд.

Это пространство было у Эльгина любимым. Если лечь в серебристую мягкость травяных волн и долго смотреть в звёздную черноту, то появляется ощущение растворения в этом невероятно гармоничном мире. Словно сам становишься колышимой ветром тонкой травинкой или тонущей в бездне прекрасной звездой. И так хорошо, так спокойно становится на душе, что все мысли, тревоги и желания куда-то бесследно уходят, оставляя лишь одно стремление погружаться в этот мир как можно дольше и глубже.

Эльгина пространство тоже помнило и, кажется, любило, каждый раз отзываясь лёгким прикосновением приятного тепла. Словно хороший друг обнимал за плечи после долгой разлуки.

Когда Грань приблизилась снова, Эльгин невольно вздохнул, прощаясь с любимым местом, куда Тропа теперь, почему-то, приводила нечасто.

Следующее пространство Эльгину также было знакомо. Дикий песчаный пляж, ровная гладь моря, облитая золотом заходящего солнца, солёная влага бриза. Одинокий остов лодки, намертво вросший в песок и привычно поглаживаемый волнами во время прилива. И внушительная древность маячной башни с задумчивой глубиной оконных провалов в толщине стен. Всё здесь как будто спало: крепко и давно. И как будто что-то хранило, давным-давно оставленное и забытое.

Это заманчивое ощущение тайны всегда настигало Эльгина, когда он сюда попадал. И не в первый уже раз он бросал в сторону маяка взгляды, полные любопытного вожделения. Однако времени на исследование всё никак не оказывалось. Пространство это, неизвестно почему, попадалось на пути только тогда, когда срочно нужно было идти куда-нибудь дальше.

Напоследок Тропа, бывшая в этот раз слишком уж мирной, всё же преподнесла сюрприз. Эльгин оказался посреди безнадёжно грязной улицы под противно моросящим дождём, временами переходящим во всепроникающую водяную пыль. Небо в однообразно-серой пелене туч и невзрачно-одинаковые, тоже серые дома, сливающиеся в одну бесконечную линию и тянущиеся по обеим сторонам улицы, довершали гнетуще-безрадостную картину.

Порадовавшись его наличию (впервые за весь довольно жаркий путь), Эльгин закутался в свой длинный чёрный плащ с просторным капюшоном. Однако сердито-холодный ветер вместе с равнодушно-неумолимой моросью всё-таки сделали своё дело. И последнюю Грань Эльгин переходил, уже будучи промокшим почти насквозь.

Как и ожидалось, здесь наступил вечер. Тихий и опрятный городок встретил Эльгина как старого знакомого. А переступив порог «Перекрёстка», Эльгин и вовсе почувствовал себя дома.

Кивнув паре знакомых, расположившихся за ближайшими столиками, направился прямо к стойке. Там его (вот удача!) встретила сама Сеньорита. Увидев, усмехнулась:

— Иди переоденься, чудо, пока весь пол мне не залил. А потом уж поговорим.

Эльгин не стал спорить и удалился к хорошо знакомой громаде старинного шкафа, полной всевозможных одеяний, начиная королевскими одеждами и заканчивая нищенскими лохмотьями. Подобрав себе более-менее приличный прикид, вернулся обратно.

Первым делом развесил перед камином свои вымокшие пожитки. А затем направился к своему излюбленному столику, уютно приткнувшемуся в уединённом уголке, откуда можно было обозревать весь зал.

Зал этот, просторный и хорошо освещённый, восхитительно пахнущий деревом, готовящейся едой и каминным дымком, уже наполнился постоянными посетителями.

В центре, за самым большим столом, восседала группа старших, степенно о чём-то беседующих и время от времени сдержанно смеющихся. На почтительном отдалении, за столами поменьше собрались две группки молодняка. Тут и разговоры были горячее, и смех громче, а порой даже вспыхивали короткие споры. По периферии же рассредоточились редкие одиночки, безучастно глядящие в свои тарелки или с интересом прислушивающиеся к соседям.

Наблюдая за собравшимися, Эльгин не сразу заметил, как подошла Сеньорита. Поставила на стол блюдо гречки с мясом и большую кружку душисто-горячего чая. Эльгин, поблагодарив, принялся за еду. Сеньорита устроилась рядом. Подождав, пока он насытится, завела разговор. Эльгин стал охотно рассказывать про свой последний поход.

Вдруг кто-то за столом старших взял в руки гитару. Сыграл пару аккордов, проверяя инструмент. И, тронув струны, запел глубоким, задумчиво-серьёзным голосом:

Я вернусь к тебе, наверно,

Только жди меня и верь.

Каждый вечер неизменно

Будет пусть открыта дверь.

Я вернусь во мраке ночи

Или в жаркий полдень дня;

Я вернусь, когда попросит

Счастья вновь моя душа.

Пусть горит во тьме оконце,

Освещая трудный путь,

Чтобы помнил я о месте,

Где найти могу приют.

Где уютно и игриво

В очаге трещит огонь,

Где всё дорого и мило

И зовётся словом «дом».

Едва заслышав первые строчки, весь зал тут же стих. И внимательно, даже благоговейно слушал. Чувство светлой печали, мгновенно охватившее всех, было так велико, что даже после того, как песня закончилась, посетители не сразу решились заговорить. Для присутствующих здесь эта песня была очень дорога и значима. Она была их негласным гимном, их просьбой и молитвой. Она была «Песней Странников».

У всех из них когда-то был дом. И всем хотелось, чтобы в этом доме их кто-то ждал. Кто именно — не так уж и важно. Главное — чтобы ждал. Чтобы было куда и зачем возвращаться.

— Всё-таки вы, Странники, ужасные эгоисты, — с неожиданной болью произнесла Сеньорита, глядя затуманенным взглядом в какую-то дальнюю даль.

— Почему? — на автомате спросил Эльгин. И тотчас сам понял ответ.

— Потому что вы просите ждать, даже не обещая, что вернётесь. А ведь остаться и ждать, пожалуй, в разы тяжелее, чем всё оставить и уйти.

Эльгин мог бы возразить, что никто не знает, насколько трудно придётся в пути и в какие дебри заведёт Тропа, что никто не может знать наверняка, что вернётся, а потому не хочет давать пустых обещаний. Но не стал. Сеньорита и так всё это прекрасно знала. Даже, наверное, лучше, чем он сам.

А тот же голос тем временем выводил уже новую песню:

Он ушёл из дома рано,

до зари.

Ты ему вослед печально

не смотри.

Жребий брошен, выбор сделан —

дальний путь.

Можешь только добрым словом

помянуть.

В далеке, в стране безвестной

в тишине

Звёздный свет ему напомнит

о тебе.

Он найдёт дорогу к дому,

только жди;

И огонь в своем оконце

не туши.

Он придёт в дорожной пыли,

обними

И приют душе бродячей

подари.

Как только голос стих, Сеньорита, покачав головой, куда-то ушла. А Эльгин вдруг подумал, что выглядит она более уставшей, чем обычно.

Сеньорита была ещё молода (хоть большинство Странников и было младше неё) и очень даже красива. Роскошные иссиня-чёрные волосы, смело-прямой взгляд тёмных глаз, полных пылающего огня, обворожительная улыбка, тонкая гибкость высокого стана, решительная уверенность походки — всё в ней говорило о характере сильном и пылком (который она, однако, хорошо умела подавлять, превращаясь, по её словам, в «ангела терпения»).

Она и вправду очень походила на испанку, поэтому прозвище «Сеньорита», которым её звали все без исключения, ей невероятно шло. Настоящего её имени не знал, пожалуй, никто, а она сама ни разу его не назвала. Да и вообще не любила Сеньорита рассказывать о себе.

Ни кто она, ни откуда родом, известно не было. Все знания об её прошлой жизни были почерпнуты из многочисленных слухов. Насколько достоверных — каждый решал для себя сам.

Самые правдоподобные из этих слухов гласили, что в далёкой юности Сеньорита вместе с авантюрной компанией себе подобных друзей — тех, кто, как и она, чувствовал Тропу — бродяжила по разным мирам и пространствам в поисках приключений и старинных ценностей. Вроде даже любимый у неё был среди тех друзей. Да и в целом всё у них было замечательно, пока однажды они вдруг не обнаружили, что стали всё чаще терять из виду Тропу.

Раньше всех это стало происходить с Сеньоритой, и она, боясь, что в один прекрасный момент навсегда застрянет в какой-нибудь дыре, решила обосноваться в этом маленьком и уютном городке. Вслед за ней и другие друзья разошлись по своим любимым пространствам. А возлюбленный Сеньориты остался сперва вместе с ней.

Постепенно Сеньорита поняла, что, перестав ощущать Тропу, она приобрела кое-что взамен: теперь она чувствовала своих друзей (правда в основном тех, что ушли не слишком далеко) и могла сказать, всё ли у них хорошо. И вот однажды она внезапно почувствовала, что один из них находится в большой опасности и приходится ему очень туго. Он был лучшим другом её любимого, который, едва узнав об этом, не долго думая кинулся ему на выручку.

Провожая возлюбленного, Сеньорита знала, что назад он может не вернуться (Тропа и от него теперь ускользала частенько). Но остановить его у неё не хватило духа. И он ушёл, сказав напоследок, что, наверно, вернётся. И Сеньорита в это наверно верила. Верила даже тогда, когда перестала чувствовать их обоих (и любимого, и друга). Верила и продолжала ждать.

С тех пор прошла уже целая куча лет. А любимый к Сеньорите так и не вернулся. И присутствия его она больше не ощущала.

Сначала она с ума сходила от тоски и горя. Всё из её рук валилось, она не могла ничего делать, кроме как слоняться бесцельно по городку, с безумной надеждой глядя в сторону большой дороги.

Потом она пришла в себя. Взяла себя в руки и ждать, как казалось, перестала вовсе. Купила небольшой старый домик на отшибе, сама его отремонтировала, выскоблила, вычистила и открыла «Перекрёсток». Жители к ней ходили охотно, и дела у Сеньориты потихоньку пошли на лад.

Ну а после к ней случайно забрёл фантастически грязный и ободранный, ужасно тощий мальчишка. Сеньорита его приютила, накормила, отмыла и вскоре выяснила, что мальчишка этот уже не в первый раз заблудился, поддавшись зову Тропы. На вопрос, как нашёл это место, ответил просто: «Меня будто что-то позвало».

Так всё и началось. С каждым разом к «Перекрёстку» прибредало всё больше бродячих душ: сперва случайно, а потом уже специально. И постепенно вокруг Сеньориты сложилась целая община Странников.

Странники. Именно так звались те, кто чувствовали Тропу, позволяющую покорять просторы самых разных пространств. В основном это были подростки и молодые люди, потому как чувство Тропы, пробуждаясь в детстве, с возрастом почему-то становилось слабее, практически исчезая к зрелым годам. Не у всех, но у многих. И к наступлению такого момента все они готовились заранее, выбирая свой будущий дом дурачась и играя.

Название «Странники», строго говоря, не особо им подходило. Поскольку в свободное странствие могли отправиться, как правило, только старшие, и то лишь в качестве награды за добросовестное выполнение работы. А основным их занятием (т.е. работой) было сопровождение тех, кто хотел кого-то найти или просто начать новую жизнь в новом мире.

Как оказалось, Странник мог провести за собой по Тропе одного-двух человек. Можно, конечно, и больше, но это уже требовало большей траты сил и очень изматывало.

Поэтому название «Проводники», например, было бы более уместно и логично. Однако слово «Странники» уже успело прижиться, да и самим Странникам оно нравилось намного больше.

Помимо сопровождения (за умеренную плату, ведь надо же на что-то жить) обычных людей, Странники занимались также обучением младших, ещё не привыкших находить нужную Тропу и контролировать её. Почти у каждого достаточно опытного Странника был свой ученик, а при наличии приличного стажа, даже и не один. Но Эльгин пока от такого «счастья» старался откреститься, как мог, ибо педагогических наклонностей не ощущал в себе от слова «совсем».

Негласным лидером Странников стала Сеньорита, чей «Перекрёсток» магическим образом превратился в их штаб-квартиру. Всей душой привязавшись к своим питомцам, в лицах которых она видела юную себя, Сеньорита стала хорошо чувствовать их присутствие. А заодно открыла в себе аж две новых способности: теперь она могла сказать, где примерно они находятся, и научилась находить Странников новых, ещё не до конца осознавших суть своей силы.

Поэтому теперь она время от времени посылала кого-нибудь из старших за пополнением рядов или на помощь заблудившимся.

Вспоминая усталый вид Сеньориты, Эльгин задумался о том, что могло так встревожить наставницу. Неужто кто-то опять заблудился? А что, вполне возможно. К тому же его новое задание озвучить она пока отказалась, сказав, что ему сперва надо выспаться и отдохнуть, а потом уже снова нестись. Знает ведь, что в случае чего, он тут же кинется на выручку. Ибо на своей шкуре ему довелось испытать, каково это — попасть в передрягу.

Сам Эльгин рано стал сиротой и родителей почти не помнил. В родной деревеньке его вырастила одиноко-сердитая старушка, которой осиротевшего мальчишку попросту «навязали». И намучилась она с ним изрядно. Поскольку маленький Эльгин обожал сбегать из дома, отправляясь в путешествие по Тропе. Которую, по неопытности, частенько терял.

И когда он один раз особенно конкретно заблудился, вытащил его, как раз-таки, один из посланников Сеньориты. Который, кстати, и стал потом Эльгину наставником, когда привёл его, с концами осиротевшего (т.к. сердитая старушка умерла), к Сеньорите.

Темноглазый и темноволосый, высокий, тонкий и гибкий, с несгововорчиво-своенравным характером и явной тягой к одиночеству, Эльгин походил на Сеньориту, с которой его постоянно сравнивали, называя даже в шутку её «братцем», а то и сыном (что было совсем уж чушью). Но Эльгин не обижался. И Сеньорита, кажется, тоже. Да и смотрела она него, пожалуй, немного иначе, чем на других. Вон, даже наставничеством пока позволила не заниматься.

Наверное, ей было очень одиноко. Хотя сейчас уже, должно быть, не очень. За всю их ораву, небось, голова болит.

Подумав об этом, Эльгин улыбнулся. «Ладно, пора уже идти спать. А то завтра придётся вытаскивать из очередной передряги очередных растяп». Хотя на растяп он, по правде говоря, не сердился. Эльгин и сам прекрасно знал, как заманчив бывает зов Тропы, и какое это счастье — шагать в дальнюю даль, ощущая дыхание ветра далёких пространств…

3, 8 — 9 июля 2022