Вера

Настя лежала на застеленной постели и пыталась не думать.

Тихо шелестела тюль, ночной ветер холодил лицо. Плотные низкие тучи съели и луну, и звезды, и Настя лежала в полной темноте и тишине. Только на кухне все еще ругались родители.

Они и на нее ругались. За не сданный экзамен по математике. А завтра второй, к которому она тоже не готова. Может, не идти совсем?

Потому что подлец Лешка ушел к другой. Потому что думать о чем-то другом невозможно. Потому что сердце болит не переставая. А слезы уже не идут. Выплакала она все слезы. А за стеной по-прежнему бранились родаки. Разведутся. Она слышала.

Ничего не хотелось. Неделю не было аппетита. Сон не шел. Только тяжелые мысли. И жить тоже не хотелось.

Все было плохо, что оставалось только выброситься из окна. Да, точно. Нет смысла жить в этом жестоком мире. Что она тут забыла? Ха.

Шаг из окна — и все закончится. Настя села и посмотрела на тучи. Шаг из окна — прочь от горечи и разбитого сердца. Тюль паутиной скользнула по плечам. Шаг из окна — чтобы не слышать, как ругаются родители.

Шаг из окна.

Но вместо полета — темнота. Что, уже все? Слишком быстро. А как же вся жизнь, что должна пронестись перед глазами?

— Так-так-так, кто это у нас? Незваная гостья? Как интер-есно! — жадное, наглое любопытство неприятно резануло слух. Из кромешной тьмы вышел Он, в бесформенной одежде из разноцветных лоскутов, беспорядочно болтающихся, запутанных, цыганских. Он смотрел заносчиво и с любопытством, с теплом и ехидством, безумным-безумным взглядом.

— Так-так-так. Дитя хочет в сказку? О, сколько цинизма! С таким цинизмом в сказку? Да и не дитя ты вовсе, как я погляжу, — он ходил вокруг нее и внимательно разглядывал. — Хотя… ах да, боль, много боли. Она может как помешать, так и помочь. Ну что, дорогуша, хочешь попробовать?

— Попробовать что?

Она не двигалась, лишь взглядом следила за чудаком. А он подошел сзади и шепнул на ухо дразняще-шипяще:

— С-сказ-ску...

И тут же налетел пушистый туман, и там, где он проходил, темнота исчезала. Как грязное окно, что протирают влажной губкой. Мелькнули деревья, поляна. И вот уже Настя стоит на лугу, а перед ней — страннейший табун из самых разных существ. Лошади и единороги соседствовали с волками и драконами, на северном олене сидел кот в сапогах, а над медведем зависла в полете фея. Они смотрели на нее, а она на них, узнавая все больше персонажей детских сказок. И вдруг животные ринулись во все стороны, но все прочь, прочь от девушки. На несколько секунд Настя оглохла от испуганных криков и топота. Но вот поляна опустела, зеленая, с сочной молодой травой, словно и не было на ней несколько дюжин существ. А Настя все стояла изумленная.

— Кто бы сомневался, — раздался восклик за правым плечом. — Как они могут стать твоим проводником, если ты в них не веришь?

Рядом с ней стоял все тот же мужчина. Правда, он преобразился. Вместо лоскутного одеяла — черный плащ, большой, волнами. А под ним — фиолетовый камзол, темные брюки, высокие сапоги. Все какое-то легкомысленно-неправдоподобное. Костюмированное.

А на голове — радуга. Волосы, нестриженые, отросли до плеч, переливались всеми цветами радуги. Это было похоже на цветомузыку в плеере, только спокойнее, без ядреных перепадов, черных и белых контрастов. Настю поразило, как естественно это смотрелось, волосы выглядели шелковистыми, здоровыми. Только радугой.

— Прошу.

Незнакомец прервал бесцеремонные разглядывания, предложив взять его под руку. Девушка осторожно приняла приглашение. Сквозь бархатистую ткань кафтана чувствовалось тепло его руки. Это было неожиданно приятно.

— Итак, — важно начал мужчина, делая первый шаг в долину, окруженную холмами. — Что же мне с тобой делать? Даже проводника у тебя не оказалось, — он расстроенно покачал головой. — Современные дети совсем разучились верить. Даже в сказки. Уж тем более в светлое будущее.

Карие теплые глаза смотрели чуть насмешливо. У него было молодое подвижное лицо. Выразительное. И за стремительно сменяющимися эмоциями трудно было оценить, красиво оно или нет.

— Где я? Кто вы?

— Можешь назвать это личной вселенной Флетчера, — теперь он излучал самодовольство, обведя рукой широкий круг, в который попала и долина, и небо, и холмы.

— Личной вселенной?

— Ну да, — радостно кивнул Флетчер. — Или сказкой. Или сном. Хотя первый вариант мне нравится больше всего.

— Ага, сон. Я сплю, и все это мне снится, — облегчение от этой мысли смешалось с неожиданным разочарованием. Насте вспомнилось, что ждет ее по пробуждении, и настроение резко упало.

— Хочешь умереть? — он загадочно улыбнулся. Мурашки побежали по телу от хитрой многообещающей улыбки. На всякий случай Настя отняла руку и отступила на шаг.

— Ну вот, уже не хочешь, — улыбка Флетчера вновь стала простой и открытой. Переменчивость собеседника поражала девушку куда больше сказочности пейзажа, ярких красок и виденных волшебных существ. Мужчина зашагал дальше, и Настя, чуть помедлив, пошла за ним.

— Раз уж ты сюда попала, тебе придется пройти пару испытаний. Не то, чтобы очень трудных, но… Ты ж все равно хотела покончить с собой. Не справишься — так тому и быть. А справишься… Ну по ходу дела мож чего надумаешь хорошего.

— Что за испытания?

Он остановился и показал ей палочку.

— Это волшебная палочка. Она тебе поможет. С ней ты можешь все, что угодно. Просто скажи, что хочешь сделать, и взмахни ей. Только проснуться не желай. Не сработает.

— Смотри. Дерево, вырасти! — и в ответ на странную просьбу из под земли тут же проклюнулся росток. Он рос и рос, выпуская новые ветки с зелеными лепесточками и спустя всего полминуты вымахало на два человеческих роста. Так и остановилось.

— Поняла? Ничего сложного.

Настя осторожно приняла палочку из его рук. Палочка была красивая. Из темного дерева, с золотистой резьбой.

— А что...? — Настя так и замерла посреди вопроса. Потому что окружающая действительность вновь изменилась. Вместо зеленой поляны вокруг простирались отвесные скалы. Она стояла на каменистой площадке три на три метра, с одной стороны — стена, с другой — пропасть. День сменила ночь, правда небо тут тоже было ярче обычного: с фиолетовым отливом и густой россыпью крупных звезд. Казалось, что мерцают не звезды, а брильянты.

Настя осторожно подошла к краю уступа. Снизу не было ничего. Совсем ничего. Чернота, пустота. А впереди, вдалеке горел зеленый огонь.

— Я вам что, подопытный кролик? — напряжение, боль, растерянность — все прорвалось в этой вспышке гнева. — Ничего я делать не буду! И если это сон — то это мой сон! И пошли вы все лесом!

По земле прошла судорога.

— Что, испугать меня хочешь? А ты меня на слабо не бери! — она взмахнула палочкой и крикнула: — Пусть все заволокет туманом, и я опять окажусь на поляне.

Земля задрожала ощутимей. Сверху посыпалась каменная крошка.

— Ну и чего ты шумишь? — со вздохом ответил ей знакомый голос. Настя завертела головой, но его обладателя нигде не увидела. — Успокойся. Подойди к обрыву. Видишь огонь? Это выход. Его нужно достичь. Как — это ты должна сама придумать. Здесь все — это ты, твои чувства, твои мысли. А чтобы перебраться через пропасть, даю тебе мааахонькую подсказку, ты должна раскрыть свое сердце. Открой свое сердце — и это будет лучший из миров. Закрой — и воплотится самый страшный кошмар.

И голос замолчал. Отчего-то Настя поняла — дальше звать бессмысленно. Надо как-то выбираться самой. Девушка подошла к краю и с досадой стала пялиться на зеленый огонь. Что значит "открыть сердце"? А что у нее на сердце? Лешка? Нет, о нем она думать не желает! Она и знать его не хочет, этого подонка!

Площадка тихонько дрогнула и сползла вниз на полметра.

Как он мог ей так нагло лгать? Клялся и божился, что любит, она ему верила, а он… а он...

Еще на метр вниз. Взмах палочкой: — Замри! — но никакого результата. Плита остановилась, надолго ли? Ей нужно было что-то делать, куда-то стремиться, но вместо этого она увязла в собственных мыслях и терзаниях.

Как можно полюбить после такого? Как вообще можно верить в любовь? Она была наивная дурочка, что купилась. Поверила. Что Лешка и есть ее половинка. Что он теперь будет всегда с ней. Что он добрый и надежный. Ей вспомнилось, как она мечтала о любви, своем герое и принце. Что прискачет на белом коне, заберет из этого жестокого мира. Настя сидела на камне, повесив голову, а потому не увидела, как одна из звезд стала расти, приближаться, превращаться в белоснежного крылатого коня. Но вот девушка подумала, что извелись все принцы, и кони — это нынче не модно, и ну их нафиг, этих парней, и конь, прекрасный волшебный конь беззвучно закричал от боли и умчался обратно к звездам. А девушка встала с колен и решительно взмахнула рукой с зажатой волшебной палочкой. И еще раз. И двумя сразу. Она махала ими, пока их не окутал туман, а когда он развеялся, вместо рук оказались орлиные крылья.

— Добраться до огня? — звонко крикнула Анастасия. — Я долечу! Это мой сон, и я все могу. И не буду тратить его на какого-то Лешку!

Разбежавшись, она прыгнула, не переставая шептать "Я смогу, я смогу", и эта вера несла ее вперед. Стоило только начать, и полет захватил таким восторгом, что для каких-либо сомнений не осталось места.

Зеленый огонь все разрастался, пока не заслонил все небо. Это оказался все тот же лес, а на холме стоял Флетчер.

— Молодец, — встретил он ее счастливой улыбкой. — А теперь выкидывай палочку и айда дальше.

Перья по одному опускались на землю и исчезали, обнажая Настины руки.

— Ты же говорил, что будет много испытаний.

— А разве ты еще не поняла, что здесь главное — сила твоей веры, а всякие палочки… — он брезгливо взял ее и зашвырнул как можно дальше. — А всякие палочки — это для еще не понявших это волшебников.

— Вера, — девушка в первый раз улыбнулась чудному человеку, решив все же, что он по-своему красив. — Ну да, это же сон. Если во сне знать, что ты спишь, можно творить все, что угодно.

— Нет, нет, нет! — он возмущенно замахал руками. — Знание тут совершенно не при чем. Знание — это скучно, серо и… лживо. Ты можешь считать, что знаешь, что земля плоская. А она овальная. И ты знала ложь. И была уверена. Знание — это что-то такое… объективное, с ним не поспоришь. А вот вера… Она идет от сердца, она не может врать. Она может быть просто слабой. Она бесконечна и многообразна. А главное — не лжет!

— Но если я верю, что земля плоская, это все равно будет не правдой.

— Почему? — искренне удивился пройдоха.

— Ну… потому что она крутится вокруг солнца и круглая.

— Ну, у них там — может быть. А у тебя плоская. Вера создает новые вселенные. В твоей вселенной земля была бы плоской, а что у остальных — это их право.

— По-моему, ты меня путаешь, — нахмурилась Настя.

— Не важно, — отмахнулся Флетчер. — Главное, запомни. Сначала — вера, потом — знание. Сначала веришь, что можешь летать, а потом пробуешь — и узнаешь, что действительно можешь. Так ведь? — он подмигнул ей и легонько щелкнул по носу.

— Пойдем!

Они шагали по долине, а волшебник все рассказывал: — Сказка — это не то место, где все хорошо кончается. Это то место, где возможно все, во что ты веришь. Веришь в хорошее — все будет хорошо. Веришь в плохое — увы. В сказке обязательны препятствия — вспомни хоть одну без трудностей. Но если ты готов к ним и веришь, что сможешь — ты побеждаешь выскочивших волков. Если веришь в добро — они принимают тебя в стаю, не веришь — разрывают.

— Но ведь на самом деле волки нападут не смотря на веру.

— Не оскорбляй меня, дитя! С чего этот безумный мир должен диктовать мне свои условия? — рассердился проводник. Но тут же вновь хитро улыбнулся.

— Тем более, может, просто ты и все остальные слишком крепко в это верят.

Деревья вокруг изменились, посерели. Теперь рощи и поля напоминали не мультик, а старую поблекшую фотографию.

— Дальше я не пойду. А ты просто иди вперед, встретимся на той стороне, — Флетчер остановился. — И помни, что в сказке главное — вера.

И исчез прежде, чем Настя успела что-то спросить.

Чем дольше шла девушка, тем больше высыхал лес. Все больше становилось пожухлых листьев, свернувшихся в трубочки, почерневших будто от мороза. Голые ели топорщили острые ветки, узловатые дубы напоминали скрюченных постаревших великанов. Шурша опавшей листвой, Настя шла вперед.

В первый момент, увидев волков, она обрадовалась. Ведь Флетчер как раз про них рассказывал, надо просто не бояться, думать о хорошем. Но сказать легче, чем сделать: стоило по лучше разглядеть зубастые пасти и холодные глаза, как сердце ухнуло в пятки. Мысленно твердила "Они мне ничего не сделают, не сделают, не сделают", а ноги сами отступали назад. И когда серые шагнули навстречу, Настя не выдержала и побежала. Потому что не получалось поверить, потому что боялась их злых взглядов. Крылья отрастали медленно, ощущения погони, неотвратимых зубов мешали сосредоточиться. Но выйдя из оцепенения, она взывала к своей вере, к уже известным ощущениям, и страх отступал, вытесненный верой в то, что она может летать. И сможет улететь от опасности.

Дождавшись проплешины меж деревьев, достаточной для взмаха, она подпрыгнула, замахала руками и взлетела. Выскочившие вслед за ней волки взвыли с досады и истаяли, исчезли. Можно было перевести дух.

Поразмыслив, Настя решила, что так даже проще, а запретов Флетчер не вводил. И полетела над серым лесом к зеленому горизонту. Усталости она не чувствовала, но зеленая полоса все не приближалась. "Что ему еще от меня надо?" — подумала Настя. — "Пусть я боялась, но ведь смогла убежать от них, смогла вновь поверить в себя".

— Ничтожество! — раздался визгливый крик.

— Неумеха! — вторил другой.

Настя обернулась и увидела двух людей, крылатых, как она сама. Только ноги у них были птичьи, с длинными острыми когтями, а изуродованные лица кривились от злобы. И они стремительно догоняли, а с ними вернулся страх.

— Ты ни на что не годна! Тебя никто не любит, ты никому не нужна! — продолжали кричать гарпии и Настю охватил ужас, ибо в голосах чудовищ она узнала родителей. Болезненные слова ранили в самую душу, лишая уверенности в себе, а с нею — перьев. Сначала медленно, а потом все быстрее посыпался дождь из перьев, заболели руки, и девушка стала падать. Отчаянно махая остатками крыльев, она старалась приземлиться, а гарпии сновали над ней, царапая когтями и словами:

— Ты никому не нужна! У тебя не получится! Ты неумеха и лентяйка!

Куда делась чащоба? Теперь вокруг простиралось редколесье, где гарпии ловко огибали сухие стволы, и спрятаться было совершенно некуда. Израненная девушка упала на землю и уже не смогла подняться. А злобные бестии носились вокруг, крича оскорбления, и оставляя на теле и душе глубокие царапины. "Что же делать? Что же делать?" — раз за разом спрашивала себя Настя. Флетчер советовал верить, но во что? Она не может улететь, верить в миролюбие гарпий глупо, сил совсем не осталось.

— Ты никчемыш! Дура! Дура! Тебя не за что любить! — кричали чудовища до боли знакомыми голосами. И тут ее осенило.

— Вы не мои родители. Они ни за что так не скажут. Вы страхи, мною придуманные чудища, вы не мои родители! — выкрикнула она им и попыталась подняться. Больше ее не цепляли бессмысленные выкрики, которые все больше превращались в птичий клекот. Боль отступила. Гарпии все так же носились над ней, но их атаки не достигали цели. Торжествуя, Настя взмахнула рукой и приказала:

— Исчезните!

И в тот же миг крылатые бестии обратились в дым. Настя облегченно рассмеялась. Раны от когтей стремительно заживали, а в сердце опять вернулась уверенность. Теперь она дойдет. Но стоило ей оглянуться, как стало ясно: она уже на месте. С востока сухая земля резко обрывалась и начиналась уже знакомая ярко-зеленая долина. И стоял самодовольный Флетчер.

— Ну вот, что я тебе говорил?

— Ты говорил, что волки не нападут, если в это верить! Я думала...

— Ты думала! — обвиняюще выставил палец волшебник. — Я говорил, что надо не думать, не надеяться, а верить! А, ладно, — махнул он рукой и развернувшись, пошел вглубь долины. — Это уже не важно.

Настя поспешила за ним.

— А почему все так… чередуется?

— А-а?

— Ну, долина — препятствие — долина — препятствие.

— Не хочешь — не надо, — будто обижено хмыкнул Флетчер и щелкнул пальцами. Живописная яркая поляна тут же превратилась в фантасмагорическое нагромождение. Настя растерянно моргала, рассматривая остатки жизнеутверждающего пейзажа. Зеленые деревья соседствовали с обугленными, черными, увешанными висельниками. Окруженное потрескавшейся землей, пузырилось вонючее мутное озеро, а рядом — кристально чистый родник под тремя пальмами.

— Что случилось?!

— Теперь ты задаешь картинку. Картинка конечно да-а-а, — волшебник восхищенно огляделся. — Хотя по бардаку до взрослых еще не доросла. Да и источников еще много. Видишь? — он показал на пальмы. — То, что дает тебе силу.

Настя осторожно обошла пузырящуюся лужу.

— И что, дальше хуже?

— О да, — захохотал проводник. — Вы копите страхи тщательно, я бы даже сказал, с любовью. Так что коллекции получаются умопомрачительные. Однажды мне попался самоубийца. Вот у него, кажется, вообще ни одного не осталось.

— И что с ним стало потом?

— Умер, конечно! Я, может, и волшебник, но терпеть не могу насаживать силком свою веру. Не веришь в спасение? Ну и помирай. Туда тебе и дорога. Кажется, он придумал себе чудную яму… ах да. Разместил колья не внизу, а вдоль, чтоб, значится, падать и постоянно цепляться, — волшебник вновь рассмеялся, но тут же резко посерьезнел: — Скучно.

— А ты можешь вернуть ту поляну?

— Да ты и сама можешь, если она тебе так нравилась.

На растерянный взгляд он ответил улыбкой и мягко подтолкнул ее в спину.

— Начни вон с той рощицы. Пусть разрастется.

Стоило взмахнуть рукой и пожелать, как земля стала зеленеть. Сначала маленькими участками, потом все больше и больше, стали прорастать деревья. Настя знала, что это лишь иллюзия, как и все здесь. На самом деле, чтобы залечить все эти корявости, нужно много, много времени, но сейчас она смеялась и прыгала, и смертельные проплешины исчезали одна за другой. И как-то это увлекательное занятие незаметно перешло в обычный бессвязный сон.

Проснулась она все так же на не разобранной кровати. На улице шелестел дождь, и мелкие теплые брызги пролетали в открытое окно и приятно оседали на лице. Дом спал: не слышно было ни родителей, ни телевизора. И от соседей тоже ни звука. Настя вспомнила безумного Флетчера и улыбнулась. Может потом она снова испугается своих проблем, но не сейчас. Сейчас она верила — она справится!