Сын амазонки

Когда любовные ласки ему наскучили, мужчина поглядел на лежащую рядом молодую женщину. Они познакомились как-то странно: Берод отстал от каравана — лошадь захромала. Внезапно из кустов его окликнула красивая девушка. Несколько фраз — и они словно притянулись друг к другу: Берода охватила настоящая страсть. Потом пламя несколько поутихло, но они продолжали встречаться раз в три-четыре дня. Проезжая по дороге он с нетерпением ждал условленного сигнала — Клея свистела не хуже птицы. Бурные ласки на жесткой траве — и почти равнодушное прощание, после которого они расходились каждый в свою сторону. На все расспросы мужчины Клея отвечала улыбкой или пожатием плеч.

Но сегодня Берод, не удержавшись, опять спросил:

— Ты часом не беременна?

Клея бросила на него удивленный взгляд:

— А что тебе за дело? Может, беременна.

— И не боишься? — зло удивился он: в ближайших селениях незамужних девиц, рискнувших оступиться, забрасывали камнями. Или его подружка замужем, а с ним — только развлекается? От этой догадки мужчину бросило в жар. Но Берод вовремя опомнился: до встречи с ним Клея явно была девственницей. Тогда почему она так спокойна?

— Не боюсь, — девушка тряхнула волосами.

Он приподнялся на локте:

— А что у вас делают с теми, кто без мужа рожает?

— Ничего, — подружка глянула насмешливо, поправила одежду. — Только, если родится мальчик, следует через два-три года вернуть его отцу. Примешь от меня сына?

— Амазонка, — сквозь зубы выдохнул Берод, проклиная богов, которые будто околдовали его. Впрочем, пока он не чувствовал опасности, исходящей от Клеи. Поэтому спокойно кивнул:

— Приму. Такие, как ты, должны рожать хороших сыновей.

Она только рассмеялась. Вскочила. Свистом подозвала жеребца. Обернулась напоследок:

— Встреч больше не будет. Года через три приезжай к реке Энеге. Дозорным скажи «за сыном еду», тогда пропустят.

* * *

Клея готовила у очага во дворе и наблюдала за играющими неподалеку детьми. Вот одна из девочек сильно ткнула в бок светловолосого мальчугана. Он покачнулся, посмотрел на обидчицу недоуменно. «Ну, ответь же ей!» — взмолилась про себя Клея, уже зная, что малыш не ударит. Подошедшая сзади мать сухо спросила:

— Почему ты не отдаешь его?

— Еще рано, — не оборачиваясь, ответила женщина.

— Твой любовник приезжал за ним дважды. Но ты даже не пожелала выйти к реке. Если ты не отдашь ребенка в третий раз, я избавлюсь от него сама.

— Только посмей! — Клея яростно взглянула в лицо той, кого всю жизнь боялась и уважала. — Разве ты не видишь — какой он?

Она понизила голос:

— Не знаю, в кого он такой уродился. Но там ему не выжить. Не защитить себя.

— Это не должно тебя волновать. Твой долг — родить себе преемницу. Судьба сыновей — не наша забота.

Клея ничего не ответила, только упрямо сжала губы. Посмотрела на сына, который уже сидел один, весело разглядывая скворца, прыгающего по веткам у него над головой. Птица свешивала вниз то голову, то хвост, присвистывала, ребенок надувал щеки, пытаясь повторить за ней трель — казалось, они переговариваются между собой. Досадливо поморщившись, Клея склонилась над тестом, которое месила.

* * *

— Возьми ребенка и езжай к реке — там его ждет отец. Если он не заберет своего сына, ты отдашь его в любую другую семью. Да хоть подкинь под дверь. Ему уже шесть — он не может оставаться здесь дольше. Я устала от твоего упрямства, Клея.

Когда мать приказывала таким тоном — возражать не имело смысла. Клея вышла во двор, окликнула:

— Сын пересмешника, ты где?

Амазонки не давали имена сыновьям — только дочерям, — и ее мальчик уже шесть лет обходился ласковыми, насмешливыми прозвищами, из которых «скворчонок» и «сын пересмешника» повторялись чаще всего. Клея свистнула коня, подхватила прятавшегося в кустах сына… И вскоре они подъехали к реке, у брода через которую их должен был ждать отец ребенка. Клея вытянула шею, стараясь пораньше разглядеть спешившегося всадника. Но не сразу вспомнила, как зовут этого статного, крепкого мужчину.

Когда Берод увидел ребенка, его глаза сверкнули. Уже протянув руки к мальчику, он спросил:

— Так я забираю его?

— Нет!

— Почему? — в голосе гостя послышалась угроза, и девушки-стражи за спиной приезжего напряглись, стиснув рукояти мечей.

— Он не может быть воином.

— С чего ты… — начал мужчина. Но Клея перебила его:

— Проверь мои слова.

Она спешилась, поставила ребенка на высохшую от зноя траву. Мальчик завертел головой, отыскивая прилетевшего за ними скворца. Присвистнул. Улыбнулся, услышав ответный свист… Клея зажмурилась, потому что мужчина замахнулся. Когда она открыла глаза, то увидела знакомую картину: упавший на землю мальчишка недоуменно смотрел на своего обидчика. Берод замахнулся снова. Ребенок не двинулся. Не заплакал. Не попытался уйти от удара. Просто смотрел на приближающуюся руку широко открытыми глазами… И мужчина остановил удар. Прошипел:

— Кого ты родила?

— Не знаю, — честно призналась Клея. — Но это мой сын, и я буду защищать его всеми силами.

* * *

Сестра — пятнадцатилетняя Фера — влетела в дом и с удивлением уставилась на собирающую вещи Клею:

— Что ты делаешь?

— Уезжаю.

— Но… разве ты забыла: мать назвала тебя преемницей.

Клея поглядела в открытое лицо сестры, вздохнула:

— Ты достойна этого звания не меньше, Фера. Если родишь дочь.

— Так ты уезжаешь из-за малыша, — ахнула та. — Погоди, а куда вы поедете? И чем будете жить? Сама же рассказывала, как мужчины не любят амазонок.

— Как-нибудь проживу. Наймусь в охрану богатого купца, например.

— Погоди!

— Нет! Не погожу, — в сердцах Клея рванула зацепившуюся ткань слишком сильно, послышался треск. — Или мы уедем, или мама избавится от моего сына.

— Да я не об этом, — Фера подхватила с пола тюки, помогла вынести на улицу, горячо прошептала: — Помнишь, когда мы спускались вниз по течению Энеги, то останавливались в охотничьем домике? Если хочешь — живи там. Я поговорю с мамой...

Чуть подумав, Клея кивнула:

— Договорились.

Предложение сестры казалось спасением: несмотря на решимость молодая женщина не знала, куда ей деться и как выжить в чужом, незнакомом мире.

* * *

Астарх потянул повод, останавливая коня, отдал короткий приказ, и небольшой отряд начал разворачиваться полукольцом. Вроде все совпадало: домик на берегу Энеги, владения амазонок, светловолосый мальчик… Ребенок повернулся в их сторону, безбоязненно пробежался взглядом по лицам, — на вид ему было около шести. Командир отряда даже засомневался, не дурачок ли перед ним: в таком возрасте дети уже соображают, как опасны вооруженные незнакомцы.

С дерева над головой ребенка послышался тревожный сигнал — скворец. Мальчик обернулся к нему, присвистнул, рассмеялся.

— Ты — сын амазонки? — на всякий случай уточнил Астарх.

— Я — сын Клеи, — поправил мальчик. — Амазонка — ее сестра Фера.

Опять взглянул на испускающую резкие крики птицу, пояснил:

— Ей очень не нравится ваш приезд. Кричит, что вы принесете несчастье маме. И мне. Смешная. Разве несчастье можно носить?

— Точно, смешная птица, — хмыкнул Астарх. Спрыгнул на землю, подхватил мальчика. В этот момент из-за деревьев на другой стороне поляны появилась женщина: было видно, что она бежала — ее грудь тяжело вздымалась, волосы перепутались. В руках сверкнул прямой, короткий клинок. Рот женщины раскрылся, но воин не успел ответить на не раздавшийся вопрос: две стрелы вошли бегущей в грудь. Мужчина быстро прижал к себе ребенка, заслоняя от него умирающую, вскочил в седло. Послал коня в галоп. Когда хижина скрылась за деревьями, грубо остановил жеребца. Тот недовольно взбрыкнул, но Астарх, не обращая на это внимания, оглядел подчиненных тяжелым взглядом:

— Кто стрелял?

Они ежились, отводя взгляды. Наконец, двое с понурым видом выехали вперед.

— Я не казню вас только потому, что оракулом было предсказано: если этот ребенок познакомится со смертью — он уже ничем не поможет великому царю. Но, не надейтесь, вас не помилуют — об этом я тоже позабочусь. За мной.

Мальчик, не имеющий имени, шевельнулся, устроился поудобнее: так, чтобы плащ открыл его взгляду кусочек голубого неба. Ему нравилась — и тряская лошадиная рысь, и крепкий, мужской запах, и сердитые крики птицы над головой. Он не беспокоился о маме — с ней просто не могло ничего случится. Услышав не предназначенные ему слова, малыш сейчас гадал о другом — кто же такая «госпожа смерть», с которой его не хотят знакомить?

* * *

Когда ребенка опустили на землю, он замер, задрав голову, потому что все вокруг было странным: широкий двор, белостенный, высокий дом. Но ему не дали глазеть по сторонам: какие-то люди, которым передал его привезший мужчина, поволокли сына Клеи по ступеням. Он спотыкался, потому что не понимал, как по этому надо ходить. Потом были еще люди и еще комнаты: мальчика мыли в горячей воде, натирали чем-то пахучим, наряжали в непонятную одежду. Он так устал, что уже не спрашивал, что все это значит. Наконец, его почти оставили в покое, только полный сановник, чем-то похожий на жабу, долго и нудно объяснял, как следует себя вести. Сын амазонки смотрел, как двигаются пухлые мокрые губы, открывается и закрывается рот, и представлял, что в эту дыру влетает муха. Или пчела.

— Ты все понял?

Черная дырка рта как будто заглотила добычу и захлопнулась. Мальчик дернул плечом: ответить «да» было бы неправдой, а другого ответа от него не ждали.

— Тогда идем.

Они чуть ли не на цыпочках вошли в небольшую залу, где стояла кровать под балдахином. На кровати лежал старик. Мальчик впился в него взглядом, потому что тот, кого все называли великим царем, напомнил ему высохшее дерево. Они встретились глазами, и мужчина подал знак, повинуясь которому, все, кто стоял рядом с сыном Клеи, отступили.

— Я умираю, — чуть слышно прошептал старик. — Мне уже не помогут самые искусные лекари. Но оракулом было предсказано, что от смерти меня защитит сын амазонки. Ты мне поможешь?

— А разве это неинтересно — познакомиться с госпожой смертью?

Сзади пронесся не то возмущенный, не то разочарованный вздох. Но старик твердо ответил:

— Нет, в этом нет ничего интересного.

— Ну так попроси ее не приходить, — рассудительно посоветовал сын Клеи: до сих пор взрослые никогда не обращались к нему за помощью, и он старался держаться на высоте.

— Я бы с радостью. Но смерть… меня не послушает.

Мальчик ненадолго замолчал, потом нерешительно заметил:

— Тогда нужно попросить скворца — его все слушают. Кроме мамы, — подумав, добавил мальчик. — Но я уверен, госпожа смерть сговорчивее.

— А где… твой скворец?

— В саду. Пойдем?

Старик медленно кивнул:

— Сейчас прикажу, чтобы меня отнесли туда.

— Зачем? — глаза ребенка расширились.

— Я… не могу двигаться.

— Как это? — мальчик шагнул ближе, не заметив, как дернулась стража — и отступила под гневным взглядом царя. Доверчиво притронулся к морщинистой ладони:

— У тебя ведь есть руки. И ноги. Значит, ты можешь встать и пойти.

— Может быть… и могу, — задыхаясь от страха, что ощущение ожившего тела также быстро исчезнет, отозвался старик. — Возьми меня за руку. И не отпускай.

Бок о бок они медленно спустились по мраморной лестнице в сад. Мальчик запрокинул лицо, рассмеялся. Присвистнул. И в ответ раздался свист. Ребенок повернул довольное лицо к царю:

— Вот она — смешная черная птица. Мама говорила, что я — скворчонок, потому что умею с ней разговаривать. Сейчас я попрошу...

Сын Клеи наклонил голову вбок, словно был пичугой, издал новую трель. Сказал задумчиво:

— Ты точно не хочешь встречаться с госпожой смертью?

— Точно, — с замиранием сердца подтвердил старик.

— Птица говорит, что все очень просто: пока я буду верить, что тебе и госпоже смерти незачем встречаться — вы не увидитесь. Только… я при этом не буду расти, а ты стареть. Птица считает, что это страшно — не расти, но я сказал, что согласен.

Сын Клеи улыбнулся. И снова посерьезнел:

— А еще она сказала: если по твоему приказу госпожа смерть заберет кого-то у меня на глазах, наш договор потеряет силу. Разве ты можешь приказывать смерти?

— Иногда могу, — негромко подтвердил царь.

* * *

Сад был огромным, он простирался во все стороны, и его было не обойти за целый день. В нем жили птицы, бабочки, кролики — и еще множество других существ. Но в первый же день скворец просвистел мальчику, что сад огорожен со всех сторон. Каменной стеной. «Я-то улечу — меня ничто не удержит. А тебе не выбраться отсюда, сын Клеи». Сначала мальчик не придал этим словам значения — сад казался ему волшебным местом. Здесь можно было часами наблюдать за пчелой, перелетающей с цветка на цветок, или бабочкой. Мальчик давно привык обходиться без людей. Но иногда в саду появлялись девушки, собирающие фрукты. Или мужчины, подстригающие деревья. Наблюдать за ними было не менее интересно, чем перекликаться с птицами или следить за насекомыми. А еще — три раза в день сына Клеи кормили вкуснейшей едой. Порой приходил великий царь — несколько месяцев старик навещал его каждый вечер, а потом все реже и реже. Постепенно единственным человеком, который общался с мальчиком, стал молчаливый Нгаб. У него была темная кожа, чуть вьющиеся волосы и карие глаза. Говорил он гортанно и коротко.

Однажды сын Клеи спросил его:

— Нгаб, ты видел когда-нибудь госпожу смерть?

Тот кивнул:

— Два раза.

— И какая она? — тут же заинтересовался мальчик.

— Как блеск клинка, — подумав, ответил его собеседник. — У тебя над головой. Если ты видел такое.

— Видел.

В памяти мальчика всплыла поляна, две женские фигуры — и у каждой в руках блестящее оружие. Мелькают загорелые руки, мечутся завязанные кожаными ремешками волосы: светлые мамины и каштановые Феры. Потом он подходит слишком близко… Воинственный крик мамы, и мальчик видит, как кривится от боли Фера. А отброшенный клинок, словно посмеиваясь, сверкает в траве… Если смерть такая, понятно, почему ее все боятся.

Нгаб отвернулся, собираясь уходить, и уже в спину мальчик спросил:

— А ты тоже не хочешь с ней встречаться?

— Никто этого не хочет, — мужчина через плечо взглянул на него: — А почему она так волнует тебя?

Ребенок дернул плечом:

— Не знаю. Просто они… раз они не хотят меня с ней знакомить… наверное, с ней интересно.

— Интересно? — переспросил мужчина. Хмыкнул. Сам себе ответил: — Ну да, тому, кто не взрослеет, может быть, и интересно.

* * *

— Ты понимаешь, чего требуешь? — голос мужчины дрожал от негодования: — Этот сад — владения великого царя, туда нет хода посторонним. Я узнавал о мальчишке. И теперь мне известно столько же, сколько другим: пока этот ребенок верит в то, что царь будет жить вечно — тот будет жить. Похоже, это правда, потому что до появления мальчика великий царь умирал. А потом поднялся с постели. И вот уже одиннадцатый год правит нами железной рукой. Про ребенка почти забыли, но по-прежнему охраняют. Как стерегут не всякую сокровищницу… На что он тебе сдался, Фера?

— Он — сын моей сестры. А Клею убили. Я должна отомстить за нее.

— Не поздновато ли ты вспомнила о мести? Десять лет прошло.

Фера бросила гневный взгляд на любовника — иногда язык Леоса превращался в змеиное жало. Но в этот раз женщина предпочла проглотить обиду:

— Правильно, десять лет. Но я ни о чем не забывала, все эти годы богини мщения не оставляли меня в покое. Поэтому сейчас я здесь. В тот год, когда убили Клею, войско «великого» царя вторглось в наши земли. Нам пришлось бежать к устью Энеги, в земли союзников. И только прошлой осенью мы вернулись обратно. Так что сын Клеи узнает, по чьему приказу убили его мать. И для царя это добром не окончится.

Леос опять скривил красивое лицо:

— Уж не хочешь ли ты руками племянника отплатить царю за все обиды? Не будь наивной, Фера. Этот мальчик даже не знает, что такое смерть.

— Нужно будет — узнает, — отмахнулась амазонка. — И какое тебе дело, для чего мне нужен ребенок? Я плачу деньги — и отдаю приказы. Сейчас главное разузнать, как проникнуть в сад. И это — твоя задача.

Она повелительно взглянула на любовника. Леос поморщился, но кивнул:

— Хорошо. Я могу познакомиться с рабом, который носит еду ребенку. Очаруй его — и, может быть, он передаст мальчишке весточку от тебя.

Девушка презрительно скривила губы. И парень язвительно добавил:

— Или договорись с черной птицей. Болтают, только с этими двумя общается сын твоей сестры.

— А это идея, — гибкое тело взметнулось вверх. — Иди, лови раба, а я постараюсь попасться на глаза скворцу — я помню, как малыш в детстве пересвистывался с ним.

* * *

— Нгаб! Нгаб, помоги мне: прилетела черная птица. Она сказала, что там, за стеной, меня ищет Фера.

Мальчик перевел дыхание и пояснил:

— Фера — амазонка. Сестра моей мамы. Ты мог бы передать ей, что я живу здесь? Нет, привести ее сюда?

Голубые глаза ребенка и карие раба встретились. Повисло молчание. Наконец мужчина неловко отвернулся, кашлянул:

— Спроси для начала черную птицу, сколько я проживу после этого?

Мальчик сдвинул светлые брови, но послушно поднял голову, присвистнул. Скворец наверху залился недовольной трелью. И, выслушав, сын Клеи перевел:

— Она говорит, что ты все равно проживешь недолго: поможешь мне или не поможешь. Что это значит, Нгаб: ты встретишься со смертью?

— Так говорит птица, — раб еще раз кашлянул, прочищая горло. — Спасибо, что не побоялся передать мне ее слова, малыш.

— Нгаб, я не понимаю. Ты приведешь Феру?

— Нет, я не стану тебе помогать, сын Клеи. Черная птица сказала, что я умру так или иначе. Заодно поглядим, сбудется ли предсказание.

* * *

— Он отказал мне! Представляешь, какой-то раб осмелился заявить: «Передай амазонке, которая тебя послала, что мальчик просил ему помочь. Но это не в моих силах». А потом пообещал крикнуть стражу. Ты что-нибудь понимаешь? Откуда он знает про амазонку?

Фера, лежащая на подушках, заливисто расхохоталась:

— Значит, помогло. Помогло! Не зря я пересвистывалась со скворцом.

* * *

Фонтанчик, плещущийся в каменной чаше, был одной из любимых игрушек мальчика. Но сейчас сын Клеи грустно подставлял под брызги ладошку. Прыгающий по бортику скворец, посвистывая, покосился на него. И, поймав этот взгляд, сын Клеи спросил:

— Почему Нгаб не захотел мне помогать?

— Я уже ответил — потому что боится смерти. Но ему все равно не избежать встречи с ней.

Ребенок нахмурил брови:

— А нельзя сделать так, чтобы их встреча не состоялась? Ведь с царем ты меня сразу научил.

— Потому что царь был первым. А твои силы — нерастраченными. Но ты не можешь платить за всех, к кому госпожа смерть собралась с визитом.

— Я не хочу — за всех, — запротестовал сын Клеи. — Только чтобы Нгаб с ней не увиделся. Великий царь давно забыл про меня, а Нгаб… Можно договориться с госпожой смертью про Нгаба, а к царю — пусть смерть приходит?

— Какой прыткий! Нельзя. Пока царь не нарушил договор, ты обязан выполнять обещанное.

Мальчик надул губы и надолго замолчал. Скворец присвистнул — раз, другой — но сын Клеи словно не услышал. И черная птица смягчилась:

— Хорошо. Скажи, чего ты хочешь от меня?

— Я хочу увидеться с Ферой. Но ты же знаешь: ее не пускают в этот сад, а мне не выйти отсюда. Там у ворот — стража.

— Ну так передай этим стражникам, что желаешь видеть великого царя. И обратись к нему со своей просьбой, — скворец присвистнул. — Только не жди, что царь обрадуется...

Но последних слов мальчик уже не слышал: он рассмеялся и побежал к воротам.

* * *

Ожидание было долгим, но в середине третьего дня перед сыном Клеи появился тот, чью смерть он отсрочил десять лет назад — и мальчик не узнал старого знакомого. Старик, который при первой встрече доверчиво сжимал сухой ладонью его ладонь, старик, в глазах которого тогда плескались боль и отчаяние — исчез: перед мальчиком стоял кто-то незнакомый, страшный и грозный. Расшитая золотом одежда, сведенные в линию брови, поджатые губы… И все-таки, не веря себе, сын Клеи обратился к нему:

— Почему ты так долго не приходил? Со мной были только скворец и Нгаб. А сейчас за этими воротами меня ждет Фера, амазонка, сестра моей матери. Я больше не хочу жить в твоем саду. Я хочу вернуться в дом на берегу реки, где жил когда-то.

С каждым его словом великий царь все сильнее мрачнел. Когда сын Клеи замолчал, правитель бросил короткий взгляд на безмолвного раба — и тот распластался на земле. Сверху что-то резко щебетал скворец. И мальчик, прислушавшись к его свисту, крикнул:

— Остановись, раб здесь не при чем: о тете мне сообщил скворец. Госпожа смерть пришла сюда и стоит совсем рядом. Я не вижу ее, но черная птица кричит об этом. Если ты позволишь смерти взять одного из присутствующих — следующим она возьмет тебя.

Глаза старика метали молнии, но в глубине прятался испуг:

— Ты смеешь указывать мне, кого казнить, а кого миловать? Интересно, что скажет черная птица, если я казню тебя?

Скворец замолчал. Все ждали, но птица замерла, не издавая ни звука.

— Значит, относительно твоей участи птица высказываться не желает, — с удовольствием заявил старик. — Прекрасно. Хочешь ты этого или нет, но ты остаешься в моем саду, мальчик. Раба ты больше не увидишь — его заменит другой, а этот пусть отправляется на скотный двор. Что касается тебя, мальчик, птица обманула: тебя никто не ищет. Но моя милость так велика, что я разрешаю тебе остаться в моих владениях. И следует не плакать, а благодарить меня...

Великий царь, за ним стража и придворные двинулись к воротам. Последним шел Нгаб, по бокам которого шагала пара воинов.

Сын Клеи, глотая слезы, смотрел ему вслед. Когда тяжелые створки ворот захлопнулись, он обернулся к скворцу:

— Почему ты не научил меня, как разорвать договор? Я ведь просил.

— Разве, сын Клеи? Если бы ты позволил казнить Нгаба — ты был бы уже свободен. Но ты не захотел.

* * *

В дверь постучали, и Фера пошла открывать: Леос уже третий день шлялся по питейным заведениям, тратя последние деньги. А Фера сидела взаперти, грызла ногти и не могла придумать ни одного стоящего плана. Молодая женщина прекрасно понимала: если так пойдет дальше, ей придется уехать из столицы. Разум твердил, что это будет правильным решением, но упрямство не давало сдаться… Фера толкнула дверь, и перед ней в сумраке наступающего вечера возник темнокожий раб. Он был на голову выше амазонки и смотрел на нее сверху вниз.

— Госпожа Фера? Черная птица сказала мальчику, что ты приехала за ним. Это правда?

Она кивнула, сдерживая застучавшее сердце. Пропустила внутрь нежданного гостя, заперла дверь. Они прошли в помещение: глиняный пол привычно холодил ступни.

— Ты принес мне вести о малыше? — спросила Фера.

— Я знаю, как проникнуть в сад великого царя и спасти мальчика. Но это можно сделать только сегодня: черная птица предсказывала верно — до завтрашнего вечера я скорее всего не доживу. Царь осторожен и лжив… Ты готова пойти со мной немедленно, госпожа?

— Сейчас, — Фера подхватила оружие, плащ, запихала в суму нехитрые пожитки. Вспомнив Леоса, поджала губы — вряд ли он будет искать ее. Пока она собиралась, Нгаб в нескольких словах рассказал о визите царя — и о том, что из этого вышло. Это подняло Фере настроение.

— Неужели малыш так прямо и сказал «не хочу жить в твоем саду»?

— Слово в слово.

— Маленький храбрец!

— Дело не в храбрости, госпожа. Для него нет разницы — раб перед ним или великий царь.

Женщина бросила на говорившего быстрый взгляд из-под ресниц:

— Скажи, почему ты сначала отказал Леосу, а теперь сам предлагаешь помощь? В чем хитрость?

— Все очень просто — мне хотелось прожить дольше. Но скворец оказался прав: буду я помогать сыну Клеи или не буду — смерть уже недалеко.

— И все-таки ты надеешься, что малыш вымолит тебе отсрочку, — проницательно добавила Фера.

Нгаб, не смутившись, пожал плечами:

— Если он смог это сделать для царя, в изголовье которого смерть стояла почти два месяца...

* * *

За десять лет, которые Нгаб состоял при мальчике, он успел изучить не только все выходы из сада, но и стражников, их охранявших. И одной калиткой пользовался довольно часто. Рабу не положено было там ходить, но за вино с кухни великого царя стражи и не на такое готовы были закрыть глаза. Калитка выходила в узкий, пустой проход между каменными заборами — здесь редко кто бывал. Обо всем этом он рассказал амазонке, пока они быстро шагали в угасающих лучах солнца по узким улочкам.

— А если страже приказано не пускать тебя? — озабоченно уточнила Фера.

— Скажу, что пришел с ними попрощаться, — Нгаб пожал плечами. — Им довольно будет отпить несколько глотков — в вине сонное зелье. Потом я открою калитку и впущу тебя. Лошадь нужно будет завести внутрь. До домика, в котором живет сын Клеи, оттуда совсем недалеко. Но я не знаю, как его охраняют ночью, — я прислуживал ему только днем.

Фера, не задумываясь, протянула мужчине один из своих кинжалов: раб производил впечатление человека, умеющего обращаться с оружием. Нгаб тронул лезвие и спрятал кинжал под одежду:

— Жаль, что уже темнеет: днем можно было бы попросить черную птицу привести мальчика к калитке. Ты с ней когда-нибудь разговаривала, госпожа?

— Пыталась, — неохотно ответила девушка, вспомнив, как, посвистывая, три дня бродила возле царского сада. — Зато малыш понимает ее с полуслова.

— Пришли, — Нгаб огляделся, отвел Феру в самую глубокую тень, хотя луна еще не поднялась из-за деревьев огромного сада, и кругом царила почти полная темнота. Приказал:

— Подожди меня здесь, госпожа.

* * *

— Сын Клеи, просыпайся!

Голос черной птицы был таким странным — человеческим. Мальчик открыл глаза и удивился окружавшей его темноте: до сих пор птица никогда не разговаривала с ним по ночам. А потом к нему приблизилось женское лицо, и он издал бы радостный крик, если бы ему не зажали рот ладонью.

— Фера!

За спиной женщины шевельнулась еще одна неясная фигура, и, вырвавшись, мальчик бросился на шею рабу:

— Нгаб! Вы… Ты...

Сзади послышался судорожный вздох. Сын Клеи обернулся и встретил полный страха взгляд Феры:

— Тебя не кормили? Почему ты не вырос? Нет, этого не может быть, ты должен быть юношей.

Он почему-то опустил голову, как будто был виноват:

— Черная птица сказала, что пока великий царь не будет стареть, я не буду расти, — и, стараясь поскорее избавиться от неприятного разговора, спросил: — Ты отвезешь меня к маме?

Молчание, Фера и Нгаб переглянулись: сын Клеи знал, что означает, когда люди вот так переглядываются над его головой, — значит, они боятся сказать правду. Но Фера честно ответила:

— Нет, малыш. Клею забрала смерть. По приказу царя. Ни ты, ни я, никто больше не сможет с ней повидаться. Все, что мы можем, — отомстить за нее.

Мальчик замер. Воспоминание, яркое, как солнечный день. Они со стариком-царем, тогда еще не злым, стоят под деревьями, и сына Клеи обволакивает сладкогласная речь: «Я так благодарен тебе, мой мальчик, что не могу в должной мере выразить эту благодарность. Почему ты не хочешь пожить в этом замечательном саду? Здесь есть чудеса, которых ты никогда не видел и не увидишь за этими стенами. Есть фрукты, которые больше нигде не растут, и птицы, привезенные из заморских стран. Оставайся. Твои родные поймут тебя...».

Фера не дала вспомнить все, заторопила:

— Пойдем, сын Клеи. Здесь смерть подстерегает любого, а мы с Нгабом не хотим встретиться с ней.

Они вышли из домика, и мальчик завертел головой, ища ночную стражу: они всегда караулили здесь. Но в этот раз воины лежали у дорожки. Сын Клеи вырвал руку из крепкой ладони амазонки, подошел ближе:

— Что с ними?

Пока сестра матери подбирала слова, ответил Нгаб:

— Мы с госпожой Ферой устроили им встречу со смертью.

— Выходит, — мальчик повернул к нему бледное лицо, — выходит, вы тоже можете распоряжаться ей?

Раб взял его за руку, потянул за собой, его гортанный голос зазвучал очень тихо:

— Многие считают, что могут отдавать приказания госпоже смерти. А потом она приходит за ними, и эти глупцы понимают, что смерть подчиняется только самой себе. Это небольшая доблесть — вызвать госпожу смерть. Куда выше стоят те, кто умеет со смертью договориться. Ты как раз в их числе, малыш.

Амазонка, идущая впереди, фыркнула:

— Воины всегда несут смерть, а выше их нет никого.

Мальчик не увидел, но почувствовал, как Нгаб улыбнулся уголком рта:

— Госпожа Фера говорит так потому, что за ней смерть еще не приходила.

* * *

С рассветом, уже за городскими воротами на плечо мальчика опустилась черная птица. И он услышал:

— Привет. Сегодня ночью ты видел смерть. Не по приказу великого царя, но это уже не имеет значения. Ты больше не веришь, что люди могут жить вечно — значит, твой договор со смертью разорван. С этого дня ты снова начнешь расти, сын Клеи, а великий царь дряхлеть.

Мальчик помолчал, обдумывая то, что просвистел скворец. Ответил:

— Это хорошо. Раньше я не знал, зачем мне становиться старше. Теперь я хочу вырасти. И знаю, кем стану — человеком, который умеет договариваться со смертью. Нгаб говорит, что есть такие люди.

— Есть, — согласилась черная птица. — В разных странах их называют по-разному, но все они умеют отсрочить приход госпожи смерти.

— Значит, я стану одним из них. Только пока я буду расти, смерть может прийти к Нгабу. Скажи, что с ним будет — он умрет?

— Рано или поздно.

— Это не ответ!

— Хорошо, передай темнокожему, что этой ночью он обманул смерть, и теперь она не будет торопиться на встречу с ним.

Ребенок задохнулся от радости:

— Ты… ты замечательная черная птица.

— Согласен. Но пришло время и мне попрощаться с тобой, сын Клеи. Я буду навещать тебя, но не часто. И давать советы. Привыкай к тому, что больше я не отвечаю на каждый твой вопрос, иначе ты никогда не станешь тем, кем захотел.

Скворец еще раз присвистнул, сорвался с плеча мальчика и исчез.

* * *

Двадцать два года спустя человек, которого все давно уже называли врачеватель Клеид, в задумчивости стоял на террасе собственного дома. Солнце только-только показалось из-за ровного края моря, домочадцы мирно почивали, позволяя мужчине недолгое одиночество. Когда наконец Клеид шевельнулся, напоминая себе, что пора собираться в дорогу, на его плечо опустилась черная птица. Просвистела:

— Привет, сын Клеи. Очень давно мы с тобой не виделись. Но сегодня я прилетел не просто так, меня попросили предупредить тебя.

— Здравствуй, черная птица, — мужчина засвистел легко, как будто они не расставались, хотя ему самому казалось, что он давно забыл, как это делается. — Рад тебя видеть. И чьим же гонцом ты сегодня прибыл?

— Госпожи, с которой ты каждый день ведешь переговоры.

— Сама госпожа смерть тебя прислала? — мужчина внимательно посмотрел на скворца: — И что она просила мне передать?

— Что у тебя есть выбор, сын Клеи: пойти туда, куда ты собираешься, и спасти многих, но заплатить за это дорогой ценой: госпожа смерть придет в гости к тебе самому. Если же ты отступишься, то спасешь не меньше жизней, но за более долгий срок. Выбирай.

— Раньше я не замечал, как ты витиевата, черная птица, — Клеид протянул руку, чтобы провести по черным с зеленоватым отливом перьям скворца, но удержался. Продолжил неторопливо: — Там, куда я собрался, день и ночь жгут трупы. Но их становится только больше. Двое моих учеников уже там, но, похоже, госпожа смерть нынче не расположена разговаривать с врачевателями. Возможно, мне удастся то, что не удалось им… Так что остаться я не могу.

Скворец присвистнул:

— Это твой выбор, сын Клеи, но если ты уйдешь...

— Я понял, не продолжай.

Они замолчали, каждый думая о чем-то своем, потом птица присвистнула:

— Не хочешь спросить меня перед дорогой о чем-нибудь важном?

Врачеватель на миг задумался:

— Расскажи, когда и как умер великий царь. Сейчас мои детские воспоминания кажутся сном или выдумкой. Но порой хочется снова взглянуть на царский сад, в котором я прожил десять — неужели десять? — лет, не взрослея. Хотя бы мысленно повидать молчаливого Нгаба. Предводительницу амазонок Феру. Эти трое когда-то определили мою судьбу. Если можешь, расскажи о каждом из них.

— И о тебе?

— Что ж, можно и обо мне.

— Договорились, — скворец подпрыгнул, устроился поудобнее. — Начну с того, что твои воспоминания — чистая правда. Ты десять лет прожил шестилетним, а потом, когда договор со смертью был разорван, за лето вырос на эти самые десять лет. Помнишь, как Нгаб и Фера удивлялись тому, что происходит? Как болели твои руки и ноги?

— Помню. А великий царь?

— Тем же летом скончался. Перед смертью требовал казнить светловолосых мальчиков лет шести — всех, без разбора. Только никто не озаботился исполнять приказы умирающего.

На лицо врачевателя набежала тень:

— Доброго, однако, царя мне довелось десять лет укрывать от смерти.

— Надеюсь, ты ни о чем не жалеешь?

— Ни о чем.

— Это хорошо. Тогда слушай дальше. Фера стала царицей амазонок, после того как родила кареглазую и темнокожую дочь. Много воевала и, что удивительно, осталась жива. В этом году у нее появилась внучка… Фера собирается передать власть дочери, которую, кстати, назвала Клеей.

— Спасибо, черная птица, за такие новости, — мужчина улыбнулся. — Приятно, когда хоть у кого-то все складывается благополучно. А Нгаб?

— Несколько лет жил в домике на берегу Энеги. Потом ушел.

— Искать родных? — почему-то забеспокоился Клеид. — Мне всегда казалось, что он не может вернуться домой. Он не говорил, но...

— Нгаб ушел искать тебя. Но так как ты заявил ему, что поедешь учиться в один город, а поехал совсем в другой, его поиски не увенчались успехом.

— Птица, ты нарочно мучаешь меня неизвестностью? Что с ним произошло?

— В память о тебе он стал телохранителем одного известного травника. Много лет служил ему. И сейчас находится в том месте, где горят костры и хозяйничает госпожа смерть. Там, куда ты собрался.

Мужчина долго молчал. Потом, словно очнувшись, произнес:

— Еще раз спасибо, черная птица, за принесенные вести. Значит, мы с Нгабом встретимся?

Скворец наклонил головку:

— Благодарить не стоит: одному из вас придется оплакивать другого. Но у меня есть хорошая новость — я могу отправиться с тобой.

— Как раньше? Отлично. Тогда подожди, пока я соберусь.

Когда солнце поднялось, по дороге, вьющейся краем моря, шагал мужчина, а на его плече безостановочно стрекотал скворец.