Ступающий

Сегодня — моя последняя служба. Наконец-то все закончится. Жена отговаривала, хотела, чтобы я более не ходил в Тень, но… Мне предложили хорошие деньги, а они на новом месте лишними не будут. Сделаю свое дело, заберу семью и первым кораблем на континент.

Сколько же раз я слышал подобные зачины в песнях менестрелей… Смеялся, шутил над банальностью. Но сейчас мне почему-то не до шуток. Может быть потому, что такие истории обычно заканчиваются плохо…

Я неспешно готовлю тело и разум к переходу. Внюхиваюсь в воздух, ищу дорогу. Легко улавливаю нужные потоки — рядом с умершим всегда так.

Запах Долины мертвых совсем не мерзок, не противен. Он просто другой. Запахи мира живых многоцветные, шумные, пестрые. Запах мертвого мира иной: блеклый, серый, ленивый.

Слышу шепот Аджуры — своего напарника. Его задача — чтение литании, моя — все остальное. Нечестно, скажете? Такова жизнь. Он ведь из сфиру, благородной расы долгожителей, мистиков и менталов. А я всего лишь дайри, мой социальный потолок уже достигнут — я Ступающий, проводник через Тень. И, надо заметить, один из лучших.

Кроме нас с напарником в помещении трое сыновей умершего. Следят за Аджурой, на меня даже взгляда не бросят: слишком мелкая рыбешка. Не любят нас пятипалые. Не любят, но терпят. Волнуются: получат наследство, только если отец успешно перейдет в посмертие. Наследство немалое: старик двадцать лет возглавлял Левое крыло магистрата.

В комнате царит тишина, ее нарушает лишь негромкий голос Аджуры. Подхожу к окну. Не слишком суеверен, но все же есть у меня традиция: перед переходом смотреть на небо. На солнце, на луны, на сияющего Небесного змея, пересекающего небо с запада на восток. В Рамнире их нет. Лишь бесконечные багряные тучи.

Аджура, склонившись над мертвецом и устремив взор на пламя свечи, приговаривает:

— Слушай мой голос, дух человеческий, носивший имя Фез Ойкар. Пришел час ступить на последний путь. Дорогой без возврата тебе идти чрез Рамнир. Очистившись, ручьем вольешься в реку Эенэре. Слушай мой голос, дух человеческий.

Мистик на мгновение прерывается, задерживает дыхание. Знаю, что будет дальше, готовлюсь к переходу из истинного мира в ложный. Из Инкрира в Рамнир.

Воздух вокруг Аджуры подергивается легкой рябью, молитва звучит вновь, ритмичнее, громче, быстрее. Холодный порыв ветра слизывает огоньки свеч, и я с резким выдохом проваливаюсь в Тень.

***

Переход каждый раз ощущается по-иному. Бывает, что тебя будто бы ухает в ледяную прорубь. Иногда миры, словно две тягучие жидкости, наползают друг на друга, и, наконец, один растворяет другой. Случается, что тебя выворачивает наизнанку, — так себе ощущение, скажу вам. Но сейчас все безболезненно. Для Аджуры и сыновей умершего — тех, кто остался в истинном мире, — я просто исчез. Но я еще продолжаю их видеть. Ровно как и тысячи растущих из пустоты черных деревьев: огромных, скрюченных и больных. Несколько ударов сердца, и черный лес замещает собой истинный мир. Комната исчезает, над головой воцаряются густые карминовые тучи.

У Рамнира много других имен: Тень, Зеркало, Долина мертвых, Ложный мир. Рамнир — это не место на карте. Это скорее отражение бытия в треснувшем зеркале. Аджура, мой напарник, считает, что Рамнир — это сон бога. Если так…у этого бога не все в порядке с головой.

***

Чаща молчит. Здесь нет птиц, жуков и прочей лесной живности. Но есть кое-что похуже. Потянул носом воздух: какая-то тварь затаилась рядом, чувствую ее смрад. И не только ее…

Дух умершего стоит рядом, озирается. Весь, с ног до головы в омерзительных буро-черных струпьях. Не то что одного взгляда — запаха хватает, чтобы понять: этот пятипалый был полным дерьмом. Даже для чиновника. Когда тело умирает и душа уходит в Рамнир, грязь души уже не скрыть за сладкими речами и показной благотворительностью. Так что… Рамнир это не всегда плохо. Его бы в суде применять, да вот беда — судьи гаже подсудимых окажутся. Пожалуй, правду поют менестрели: самые страшные чудовища — люди. Не только пятипалые, но и дайри, сфиру, прочие расы. Но грязь умершего не мое дело. Мое дело — его охрана. С грязью разберется Аджура. Он связан с нами через желтый огонек, что парит около умершего.

— Эй, Фез, меня наняли для твоей охраны. Ты ведь не знаешь, где мы, верно?

— Как ты со мной разговариваешь, камнеглазый?! Я… Впрочем, не хочу тратить на тебя время. Я спешу на важное мероприятие. Чаепитие в кругу достойнейших мужей города.

— Кхм… ну тогда двигай вперед.

— Двигай вперед? Послушай меня, дикарь! Да тебе не то что жалование… тебя никто никогда не наймет, ясно?!

Улавливаю вибрации запахов. Разворачиваюсь и бросаюсь навстречу появившейся твари. Открываю клетку в сознании и воплощаюсь в Къерхэ, зверя Рамнира. Красная шерсть, длинный хвост, когти-лезвия и клыки. Когда-то я отдал часть сердца, чтобы приручить его. Это было так давно, что уже перестал понимать, где заканчивается он и начинаюсь я…

Не хочу драться, нужно беречь силы для врагов пострашнее. Вздыбив шерсть, рычу.

— Прочь! — ментальный крик летит в тварь.

Медленно, мерзко хлюпая, она уползает в чащу. Возвращаю свою форму.

— Это…это… Куар… — лепечет чиновник.

— Куаранак, верно.

Куаранак, мстительный дух, создан не природой, а фантазией людей. Это чудовище из фольклора пятипалых. Подобные бестии, монстры из сказок, обитатели кошмаров, детских страшилок — все они попадают в Рамнир из человеческого разума. Рамнир же их вскармливает, дополняет, насыщает ненавистью к живым.

— Ты… не убил его! Он может вернуться! Бездна забери… Камнеглазый, ты ведь…защитишь меня?

Состояние умерших в Рамнире чем-то похоже на сон: они не понимают, что мертвы, хотя со стороны это кажется очевидным. И чем больше в душе грязи — тем тяжелее мертвецу "проснуться".

— Да, двигай уже на свое чаепитие.

Душа в Рамнире всегда куда-то идет, так устроено посмертие. Каждый, кого я охранял здесь, знал, куда держит путь. Мне оставалось лишь находиться рядом и защищать их. Зачем? Для того, чтобы душа не осталась здесь навсегда. Рамнир — это дорога, а не пункт назначения.

***

Желтый огонек освещает тропинку. Пляшет в воздухе над головами. Периодически из огонька доносится едва различимый голос Аджуры. Но сейчас он становится громче.

— Бессмертный дух, носивший имя Фез Ойкар, услышь меня! Тело твое окончило свой цикл, но душа продолжает жить! Осознай это и возрадуйся! Ощути истину. Без боли, без страха, без лжи. Ощути истину и не убоись ее — прими ее в радости.

Мертвец на миг замирает, закатывает глаза. Свет огонька усиливается, искрится, охватывает Феза… Тщетно. Лишь несколько бурых шелушек отделяются от умершего и падают на землю. Чтобы очистить его, потребуется гораздо больше попыток и сил.

— Мне нужно спешить, я не успеваю! Мерзкая птица! — старик отмахивается от огонька и продолжает путь.

Я иду за ним. Куаранак крадется следом, все еще чую его ненависть. Лес медленно тянет крючья к нам, подбирается, выжидает.

***

— Кто у нас тут, ссестры?

— Ссмердит-то как!

— Вессь в коростах!

— Мерзкий! Ему в Реке не мессто!

— Да-да, Отраженных привлечет, и сам таковым сстанет!

— Прочих погубит!

Их трое. Кружат вокруг нас. Тощие, из белесой, зеленоватой кожи растут мертвые листья и ветки. В волосах болотная тина. Нимфы черного леса.

— Дайте дорогу, младшие сестры. Вы ведь знаете меня.

Одна из нимф приближается ко мне. Встречаю взгляд трех немигающих глаз. Чувствую ее дыхание на своем лице. Обнюхивает.

Старик, оторопев, замирает.

— Ах…это ты, проводник с янтарными глазами. Ваша братия всегда ведет гнилых, больных, исскаженных. В другом мире лишь такие и власствуют, лишь такие могут оплатить дорогу.

— Неправильно, гадко! — вторит ей сестра.

— Не пропусстим! — подхватывает третья нимфа.

Сестры смещаются, заходят мне за спину. Разворачиваюсь, чтобы видеть всех троих.

— Я не отдам старика Отраженным, обещаю. Уберегу его. Он очистится и шагнет в Реку.

Они смеются. Хохот ужасно режет уши.

— Кеаду! — окрик Аджуры доносится из огонька.

Оборачиваюсь. Вижу, что Фез бросился в чащу.

— За ним! Живо!

— Сстой, проводник. Человек слишком исскажен. Пусть осстанется здессь!

Я рванул вперед, сбрасывая когтистые лапы нимф. Страх несет умершего так быстро, что я не успеваю. Здесь ты двигаешься тем быстрее, чем более этого желаешь.

Какое-то время мчусь сквозь лес. Останавливаюсь. Понимаю, что упустил Феза. Проклятье! Сосредотачиваюсь, пытаюсь нащупать энергетическую нить, что связывает меня и Аджуру. Не помню, когда она появилась, но уже давно. Чувствую, что огонек находится где-то левее. Устремляюсь в его сторону сквозь цепкие кусты и ветви. Наконец, впереди, шагах в двадцати вспыхивает желтое зарево. Слышу вопль старика. Вбегаю на крошечную поляну. Ослепительные протуберанцы вырываются из огонька и хлещут по умершему, который лежит на земле. Над ним, впившись в шею могучими челюстями, возвышается Куаранак, дух мести.

Бросаюсь на тварь, но меня сбивают с ног сестры.

— Не поззволим, Сступающий!

Пытаюсь вырваться. Принимаю форму Къерхэ. Делаю рывок и вонзаю когтистую лапу в бедро Куаранака. Из горла старика доносится бульканье: тварь вцепилась еще сильнее. Фез молчит, оцепенев от ужаса. Огненные хлысты бьют по бестии. Свет застилает мне глаза так, что я перестаю видеть. Вслепую продолжаю кромсать тело твари, но та не разжимает пасть. Фез начинает орать. Слышу какие-то хлюпающие и чавкающие звуки совсем рядом.

Наконец, глаза привыкают к свечению. Старик, сжимая в руке белый острый камень, снова и снова вонзает его в подбрюшье врага. Кричит громко и яростно, неистово нанося удар за ударом. Куаранак ослабляет хватку и, отбросив меня, убегает в лес.

На мгновение воцаряется звенящая тишина, а после:

— Ззачем ты дала ему оружие, ссестра?

Одна из нимф подходит к лежащему на земле Фезу. Касается его головы, неглубоко погружает когти, тянет на себя. Крупная короста лопается, отделяется от затылка старика, затем еще две от лица и с дюжину мелких от ног и груди.

— Вот зачем! Пожалуй, я поверю Сступающему.

— Беззумица!

— Я тоже на ее стороне, ссестрица! Ты видела, какая ссмелость в нем? Как яростно он ссражался?

Нимфы принялись спорить.

— Пропустим их, пусть идут. Ссправятсся. Может, ссыграем?

— Да, ссыграем, ссделаем сставку!

— Вот сговорилиссь, дуры… Что ж, усступлю… Проиграете вы мне! — в ее руке оказываются несколько фигурок из кости. — Я сставлю их. А вы что?

Вторая лезет за пазуху и достает переливающееся лилово-зеленое стеклышко.

— Я сставлю это!

— Мало, моя сставка выше!

Нимфа достает еще одно стеклышко.

Третья сестра, сунув руку в волосы, вытягивает что-то блестящее.

— Сставлю ссеребряную нить.

— Не боишься ее потерять?

— Ессли проиграю — заберешшь. Но если выиграю — стану сстаршей на ссотню циклов, идет?

— Идет, ссестрица!

Нимфа, поставившая нить, оборачивается к Фезу.

— Возьми с собой Белый оссколок, человек… И не подведи!

***

Какое-то время мы двигались молча, пока лес не начал терять очертания. Пространство принялось вихриться, растворяться — верный признак того, что дальше идти не стоит. Впереди Рамнир терял стабильность, начинались охотничьи угодья Отраженных. Души, что идут в Рамнире без проводника, никогда не прекращают свой путь и в итоге забредают в подобные вихри, где властвуют Отраженные. Одни в конце концов проходят сквозь эти вихри, прочие — остаются там навсегда.

— Стой, Фез, сделаем привал.

— Нет, — бросает он, не оборачиваясь. — Меня ждут!

Кажется, знаю, что может его убедить.

— Впереди Куаранак, нужно переждать пока он уйдет.

Останавливается.

— Ладно…

Устроились чуть поодаль от вихря, чтобы тот оставался виден.

Черный лес и прочие стабильные участки Рамнира, словно островки, дрейфуют в бушующем океане, периодически соединяясь друг с другом. Такие островки называют Рифами. Когда к Черному лесу пристанет какой-либо Риф — мы двинемся дальше. По опыту знаю, что долго здесь не задержимся.

— Как шея? — спрашиваю я старика, после того как мы уселись под деревом.

— Ай, царапина, ничего серьезного.

Ошибается. Раны, полученные душой в Рамнире, не затягиваются, переходят в новую жизнь, искажая молодое сознание. Подобные раны — одна из причин, почему люди такие, какие они есть: трусливые, алчные, злые. По крайней мере, так считают многие мистики.

Огонек над головами начинает сверкать.

— Бессмертный дух, носивший имя Фез Ойкар, услышь меня! Тело твое окончило свой цикл, но душа продолжает жить! Осознай это и возрадуйся! Ощути истину.

Свет охватывает умершего и… вновь практически безрезультатно. Фез лишь помотал головой, словно отмахиваясь от наваждения.

— Не думаю, что это поможет, Аджура.

Огонек замирает.

— Куаранак, — говорю я старику. — Почему он идет за тобой?

Фез молчит, смотрит на свои ладони.

— Не знаю, — наконец отвечает.

— Знаешь.

— Слушай, камнеглазый, не лезь в душу!

***

Двигаемся быстро и тихо. Едва покинув Черный лес, я приказал Фезу молчать.

Редкие, но длительные порывы ветра едва ли не швыряют нас о землю. Здесь темно, словно в последний миг сумерек. Пространство окрашено слабым ржаво-красным свечением. Вокруг холодная черная равнина, уходящая за горизонт. Редкие потрескавшиеся дольмены — первое, что нарушает скупой пейзаж. Второе — повисшие в пустоте, едва не упирающиеся вершинами в низкие багряные облака, раковины моллюсков. Огромные, с десяток метров длиной, они чуть заметно подрагивают. Запах здесь какой-то…склизкий… Дрянное место, опасное. Даже по меркам Рамнира.

Ветер усиливается, едва успеваем добежать до очередного дольмена. Врываемся внутрь.

— Пирам! — раздается вскрик.

Внутри натыкаемся на испуганную женщину и подскочившего с земли мужчину.

— Спокойно! — шепчу я, оглядываюсь на раковины. — Мы не враги, просто прячемся.

Мужчина замирает, коротко кивает, разжимая кулаки.

Всматриваюсь. Умерли молодыми, не слишком давно: год, может, два назад. Тела уже начинают терять очертания, блекнут, размываются. Призраки, не сумевшие отыскать выход из Рамнира.

Мужчина садится на землю, обнимает женщину.

Жестом показываю Фезу, чтобы тот сел напротив.

— Я спешу! — возмущается старик.

— Жди!

Еще раз выглядываю наружу, смотрю на небо — все тихо. Возвращаюсь. Прислоняюсь спиной к камню. Наблюдаю за новыми соседями.

Женщина дрожит и закрывает лицо руками. Чую в ней боль и… безысходность. Похоже, они застряли здесь, не могут уйти. Боятся или не знают, как. Мужчина медленно укачивает женщину и гладит по волосам. Интересно, какова их история? Встретились здесь? Вряд ли, призраки обычно одиночки. А может… были вместе еще при жизни? И когда ушел он, за ним пошла она…

Вспомнил о жене. Очень по ней скучаю. Чертов Рамнир, я уже стал забывать, как она выглядит! К моменту, когда возвращаешься назад, уже мало что помнишь. Затем память постепенно восстанавливается. А потом снова уходишь в Рамнир, и все по новой… Скорее бы это закончилось.

Подсаживаюсь к Пираму. Кляну себя за то, что скажу, но не могу их здесь оставить.

— Я выведу вас отсюда. Как ветер утихнет — пойдете за нами. Молча. И будете делать ровно то, что я говорю. Без вопросов, без размышлений.

Мужчина не отвечает, думает.

— Уговаривать не стану. Мне же проще, если не пойдете. Но другого шанса не будет.

— Хорошо, — отвечает он через несколько мгновений. — Спасибо.

Огонек недовольно скачет под потолком, но молчит: не хочет лишний раз шуметь.

Вскоре ветер начал стихать. Нужно двигаться. Наша задача — добраться до вихря, он должен быть уже где-то рядом. Затем спрятаться и ждать сопряжения с новым рифом.

***

Все сразу пошло наперекосяк.

Едва мы прошли сотню шагов, как услышали вой. Он разнесся по округе звенящей вибрацией. Чертыхнувшись, оборачиваюсь. Куаранак с рыком несется в нашу сторону.

— Фез, бегом до вихря! Спрячьтесь в дольмене!

Приняв форму Къерхэ, бросаюсь наперерез твари. Нужно ее заткнуть пока…

Слышу утробный низкий гул. Бездны потрох! Замираю. Из ближайшей раковины показывается черное щупальце, за ним еще несколько и, наконец, голова спрута. Старое женское лицо с пустыми глазницами. Синяя кожа пронизана пульсирующими ядовито-желтыми артериями. Реаракх, кормилица пустоты.

С мерзким хлюпаньем тварь отделяется от раковины и начинает парить в воздухе. Ищет добычу.

Невдалеке раздается вопль девушки. Молчи, дура!

Куаранак врезается в меня на всей скорости и швыряет о землю. Потом кидается в погоню за стариком. Поднимаюсь.

Реаракх начинает двигаться в сторону беглецов. Понимаю, что нужно уводить ее и надеяться, что Фез и Аджура справятся с псом сами.

Набираю в легкие побольше воздуха, встаю на задние лапы, рычу. Тварь в небе разворачивается. Бросаю в нее ментальный крик. За ним еще один. Из пасти спрута раздается гневное бульканье. А вот теперь нужно бежать. Инстинкт охотника делает свое дело, и бестия кидается за мной.

Устремляюсь к ближайшему дольмену. Хромаю: повредил лапу при падении. Тварь, рассекая воздух, мчится следом. В метре от укрытия на меня обрушивается склизкое, дьявольски тяжелое щупальце. Агхррр! Падаю, заваливаясь мордой в пыль. Резкая боль пронзает раненую лапу тысячами игл. Инстинктивно отпрыгиваю в сторону, рядом ударяет так, что вздыбливается земля. Пошатываясь, прячусь на противоположной стороне мегалита. Спрут огибает строение и атакует. С трудом уклоняюсь. Щупальце хлестнуло над головой. Хромая оббегаю дольмен. Замечаю, как в небе появляется еще одна синяя фигура. Она движется в сторону, куда умчался Фез. Да чтоб вас! Хотя… возможно, удастся стравить бестий. Правда, нужно как-то догнать старика, а для этого — восстановить лапу.

Ныряю под каменный свод, спасаясь от атаки Реаракх. То, что я собираюсь сделать, неправильно, но другого варианта не вижу. Сосредотачиваюсь и вонзаю когти в сердце души минуя покровы тела. Вырываю кусочек. Сжимаю его и прислоняю к больному суставу. Формирую приказ. Лапу окутывает белесая дымка, боль уходит.

Спрут ударяет сзади — меня кидает о камни. Встаю, кажется, цел. Бросаюсь вдогонку за беглецами. Реаракх следом. Отчаянно хлещет щупальцами по земле, но не дотягивается: теперь ему меня не догнать.

Вижу в отдалении: над одним из дольменов парит вторая тварь. Там же искрится желтый огонек, рассекает воздух огненными бичами. Виляю в сторону и мчусь к соседнему мегалиту. Замедляюсь прямо перед строением, чтобы спрут почувствовал близость жертвы. Запрыгиваю внутрь и следующим прыжком выскакиваю с противоположной стороны. Слышу грохот позади: бестия врезалась в камни. Второй спрут тут же взмывает выше, оборачивается в поисках источника шума. Давай же, тварь, защищай добычу!

Обе Реаракх замирают в воздухе. Затем одна поднимается выше, угрожающе гудит, расставляя щупальца. Вторая отвечает, взмывая вверх. Повезло! Возвращаюсь в форму дайри.

Вбегаю внутрь дольмена — меня встречает Фез, сжимая в руке Белый осколок. Куаранака не вижу. Пирам и его женщина стоят рядом.

— Прогнал пса?

Умерший кивает в ответ.

— Так, быстро и тихо в следующий дольмен! Там разберемся. И чтобы ни звука!

Выходим из мегалита, бежим вперед. Завихрения пространства усиливаются, обозначая границу рифа. Пока твари из раковин выясняли, кто кому уступит добычу, у нас был шанс найти новое укрытие и там дожидаться сопряжения.

Это был не самый лучший план. У него были все шансы провалиться. И, к сожалению, так и случилось.

В небе возник третий Реаракх, темно-алый. Он появился не из раковины — спустился, прорезая облака, медленно и величаво. Громадный даже по меркам местных тварей, он заслонял собой треть неба. Спрут отличался от собратьев наличием частично оформившейся грудной клетки, из которой, наряду со щупальцами, росли человеческие руки.

Казалось, что остальные твари разлетятся в страхе, уступая добычу гиганту. Но вместо этого алый Реаракх издал пульсирующий высокий клекот — малые спруты вмиг прекратили склоку, развернулись и бросились на нас.

— В вихрь, — обреченно кричу я. — Живо!

Бью по спутникам ментальным хлыстом, выводя их из ступора, хватаю Феза за шиворот и мчусь вперед, в обитель Отраженных.

***

Грязная зеленовато-сизая дымка лезет в глаза, ноздри, прилипает к коже. Тягучая и плотная, она мешает идти, неохотно расступаясь под ногами. В нескольких шагах от меня едва различимый огонек Аджуры. Фез двигается рядом.

— Как ты с ним справился? С Куаранаком? — спрашиваю я умершего.

Старик не ответил, лишь указал на Осколок.

— И все-таки, почему он тебя преследует?

Фез нахмурился и тихо произнес:

— Слишком много причин, камнеглазый. Слишком…

Он изменился: выпрямился, расправил плечи, и в голосе… будто стало больше осознанности. С лица и шеи сошла почти половина струпьев.

Едва мы вышли из рифа, Аджура продолжил свою молитву:

— Ощути истину. Без боли, без страха, без лжи. Ощути истину и не убоись ее — прими ее в радости.

Умерший близок к тому, чтобы, наконец, осознать смерть. Но совершенно понятно: именно Куаранак — ключ к тому, чтобы очистить душу от грязи прожитой жизни.

Продолжаем идти, кажется, мы двигаемся уже несколько часов.

На самой границе восприятия едва уловимый голос. Он порождает тысячи слов, которые угасают, едва родившись: "Веч…голо…за… смерт…л…прид…разум…та…сладок".

Перед глазами проносится тень. За ней еще одна. Затем еще и еще. Они появляются сбоку, поднимаются из земли, падают сверху. Что-то ухватило меня за ногу, слышу крики спутников.

Одергиваю старика за плечо.

— Фез! Давай вперед!

Тени бросаются на нас, цепляют, пытаются схватить. Их становится больше, но мы все же продвигаемся сквозь болотистую пелену.

Наконец, добираемся до участка, где земля под ногами прочнее и суше. Теней вокруг почти нет. Командую короткий привал, несколько мгновений переводим дыхание. Затем встаем и отправляемся в путь.

Едва мы ступили на твердую землю, как стало легче. Появились новые силы. Продолжаем идти вперед. Сворачиваем на перекрестке и выходим на широкую улицу. Туда-сюда снуют люди: кто-то торопится по своим делам, кто-то неторопливо прохаживается. Их сапоги звонко цокают по брусчатке. По сторонам возвышаются дома в несколько этажей, невдалеке лавка со стряпней — оттуда доносится веселое и аппетитное шкварчание.

— Я узнаю это место! Мы пришли! — улыбается старик. — Ты молодец, камнеглазый!

— Родной, мы в безопасности? Здесь так хорошо и спокойно! — спрашивает девушка.

— Да, все закончилось! — Пирам крепко обнимает возлюбленную.

Насколько же было приятно оказаться в обычном городе после всех этих ужасов. Теперь они представлялись таким далекими и неважными. Мы справились!

— Как же вкусно пахнет! — указываю на лавку. — Фез, может заглянем ненадолго?

— Конечно, почему бы и нет!

Восхитительный аромат растекается по улице, и я, словив ободряющую улыбку проходящей дамы, шагаю вперед.

***

Вошли в уютную, крошечную харчевню. Широкой улыбкой нас встретил высокий, толстоватый мужчина в грязном переднике.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, друзья! Отличный день, не правда ли?

На столах появились тарелки с румяной вареной картошкой и грибами, утка в зелени и восхитительный золотистый сазан, который пах деревней, снастями и старой дедовой лодкой.

За многое можно поругать пятипалых, но кухня у них отменная!

— Надеюсь, получилось сносно, — проворчал трактирщик, опуская на стол кувшин с вином.

Мы принялись за угощения.

На мгновение отрываюсь от потрясающей картошки и замечаю, что над столиком висит небольшой фонарь, туго оплетенный цепями. Внутри мечется какой-то светлячок. Странно, но он мне показался знакомым. Дивный запах возвращает меня к угощениям, и мы продолжаем пировать.

Через какое время Фез заявляет, привставая:

— Эх, вкуснотища! Жаль, что нужно идти. Спасибо, хозяин!

— Да бросьте, уважаемый! Посидите, я вас еще сладостями не потчевал!

Старик почесал в затылке и, засмеявшись, хлопнул в ладоши.

— А и в самом деле, что это я. Успеется!

— Забавный камешек! — вижу, как трактирщик держит в ладонях Белый осколок Феза.

Зачем он его взял?

— Повешу-ка его над стойкой. Любопытная безделушка! — мужчина щелкает пальцами и камень исчезает. — Мастер Ойкар, вы ведь не против? Уважите повара в благодарность за скромную стряпню?

— Забирай конечно! — отвечает Фез, осушив стакан вина. — Он мне уже не нужен, все в порядке!

Что за…?! Мы ведь в Рамнире! Проклятый морок! Пытаюсь вскочить, но… в нос ударяет дивными запахами. На столе появляются все новые блюда: супы, гарниры, фрукты, орехи, пироги… Ах, как бы я хотел, чтобы мой желудок был бездонный!

В последний миг мне удается сохранить разум. Фокусируюсь. Вскакиваю…ноги не слушаются. Кричу! Изо горла не доносится ни звука.

Трактирщик смотрит на меня холодно улыбаясь.

— Не понравилось? Может, откупорить бочонок твоей любимой выпивки?

— Ты не он! Ярваг умер пятнадцать лет назад!

Глаза трактирщика суть два зеркала — без зрачков, без радужки.

Собираю все, что во мне есть, и бью по нему ментальным клинком — трактирщика дернуло, он покачнулся, а затем, осклабившись, сжал кулаки — меня скрутило на стуле, желудок будто вывернуло наизнанку.

— Тебе разве не говорила мама, что переедать вредно?

— Ничего… банальнее… придумать… не мог?

— Слушай, психопомп, я знаю, что у тебя есть шансы вырваться. Вырваться, но не победить. А значит, всех тебе не увести отсюда. Я даже знаю, что ты сейчас скажешь. Что за тобой придет подмога, ее пришлет твой напарник, — трактирщик указал на огонек, трепыхающийся в фонаре. — Но успеют ли они прежде, чем я разберусь со стариком? Нет.

Молчу. Боль в желудке стихла ровно настолько, чтобы слышать его слова.

— Знаешь, я считаю себя цивилизованнее других Отраженных, поэтому… просто назову цену. Отдай мне этих двоих! Твоя задача ведь провести старика. Их ты просто подобрал в нагрузку. Наверное, жалел, когда взял, но смотри-ка, пригодились! — трактирщик глупо хихикнул. — Они не твоя забота, тебе заплатят за старика, а я на него и не претендую, он мне не нужен. Он не представляет, скажем так… гастрономического интереса. А эти двое, напротив: здесь и насыщенный пряный вкус страсти, и нотка горечи из-за того, что родня была против, и аромат трагической смерти! И даже она не смогла их разлучить! Просто вершина психической кулинарии! Осталось приготовить на медленном огне страдания, приправив ноткой предательства их спасителя. Что скажешь? Вернешься домой, получишь свою плату, уверен, не маленькую, и все будет хорошо!

Я смотрю, как Пирам любовно убирает опавший локон за ухо свой женщины. Та улыбается ему и предлагает вкусить с ладоней виноград.

— И вот еще что, психопомп, — заберу память об этом. Забудешь о них, как выйдешь отсюда. Не будет тебя ничего мучить. Как тебе, хорошая сделка?

— И найти тебя будет потом сложнее…

— Да, именно так — взаимная выгода!

Хорошая сделка… И себя вытащу, и работу выполню. А эти двое… Я ведь не святой… Если я что-то и понял, водя тридцать лет мертвецов по океану Рамнира, так это то, что всем помочь нельзя. Их слишком много. Но почему-то я не мог согласиться. Всплыли в памяти слова жены. Мол, любит меня за то, что я добрый. Не хочу ее предавать.

— Нет… не пойдет, Отраженный…

Трактирщик раздосадовано хлопает по столу.

— Ай, скучный ты! Эх… Вот знаешь, жалко… ладно. Новое предложение, — он делает паузу и добавляет холодно, — в этот раз последнее! — упирается когтистым пальцем мне в грудь. — Хочу половину.

Коготь впивается и пронзает кожу. Тянется дальше, будто врастая в тело сквозь кости. Сердце испуганно сжимается, отчаянно трепещет, предчувствуя беду. Зверь внутри, будто почувствовав слабину клетки, принялся стучаться о стены.

Он хочет половину… Половину того, что отличает нас от них…

Я опускаю глаза. Нечего тут торговаться, и думать нечего, и жалеть нечего. Нужно уходить, пока есть шанс. Главное — вернуться домой. А сердце… справлюсь.

— Согласен.

— Вот! Вот! Молодец! Другое дело, камнеглазый! — облизывается.

Касаюсь рукой груди, сосредотачиваюсь и погружаю ладонь сквозь плоть. Мягко охватываю сердце души пальцами и достаю его наружу.

Бог мой! Замираю в недоумении… В схватке со спрутом не заметил, но теперь, глядя на маленький пульсирующий энергетический сгусток, понимаю: какое же оно крошечное! Как мало его осталось…

— Ндаа… — протянул Отраженный. — Как говорят персонажи одной странной книги, знал бы прикуп, жил бы… ну, не важно. Договорились так договорились.

Я только хотел разделить сердце как трактирщик прервал:

— Э, нет, давай-ка я сам, выберу половинку повкуснее.

Разжимаю кулак.

Отраженный деловито принялся перебирать пальцами воздух, будто не зная, с чего начать. Подносит руку к сердцу, замирает. Затем грубо вырывает кусок.

Боли не было. Просто… стало очень пусто. А затем пришло понимание, что крошечный, не больше виноградины, кусочек, что я держу в руке — это все, что теперь отличает меня от существ Рамнира.

Зверь внутри будто бы сошел с ума! Стал яростно биться о стены души, пытаясь вырваться на свободу.

Трактирщик взвесил в руке добычу, а затем спрятал ее в карман.

— Ну вот и все. Как говорится, приятно, что заглянули, гости дорогие, а теперь проваливайте. Это тебе! — Трактирщик снимает цепи с фонаря, и из него вырывается огонек Аджуры. — Кыш!

***

Сквозь сизый туман, который более не мешал идти, мы вышли к крошечному островку, шагов пятьдесят в диаметре. Здесь росло дерево: живое, здоровое, красивое. Под его ветвями мы устроились на привал.

В голове рычит зверь. Скребется, просится на волю.

— Спасибо вам… — обратилась ко мне девушка.

— Вы… просто… спасибо… — сказал Пирам.

— Да… ерунда.

Они жалели меня. Пусть и не до конца, но понимали, что произошло. И эта жалость раздражала едва ли не больше, чем все остальное.

— Бессмертный дух, носивший имя Фез Ойкар, услышь меня! Тело твое окончило свой цикл, но душа продолжает жить! Осознай это и возрадуйся! Ощути истину.

— Да заткнись ты уже, Аджура! Не работает твой бубнеж. В Куаранаке дело!

— Я умер? — раздается тихий вопрос старика.

Удивленно смотрю на Феза, несколько мгновений молчу. Все-таки понял.

— Если ты задал этот вопрос здесь, значит сам знаешь ответ.

Старик осматривается.

— Это Рамнир? Ты… мой проводник?

— Ответ прежний.

— Что ж…

Встает и направляется в туман.

— Эй, куда…?

— Я… просто немного постою тут… подумаю…

***

— Мы тоже… знаем, что умерли, — нарушает молчание девушка.

— Вот как… Значит понимаете, куда идем?

— К Реке… А что за ней?

— Откуда же я знаю, я ведь не умер...

Грубо получилось. Сказал и только потом понял. Странно это и неловко — сидеть вот так под деревом с умершими, которые знают, что они мертвы, а ты жив.

— Я… не хотел, прости.

— Ничего… Жизнь не дала нам того, что дала смерть, — девушка улыбнулась Пираму и сжала его руку. — А почему вы выбрали такую работу?

Я зло рассмеялся.

— Почему выбрал? Потому что хотел обеспечить лучшую жизнь для жены и ребенка. Потому что в землях, где я живу, дайри может нормально заработать либо будучи вором и убийцей, либо Ступающим. Я выбрал второе.

— А вы не боитесь… что останетесь здесь?

— Вот именно! Поэтому больше я сюда не вернусь… Вернее вернусь, но уже когда… ну, вы поняли. В общем, это моя последняя работа.

— И что будете делать?

Я вновь едва не съязвил. Разве им объяснишь, что единственный возможный ответ — жить? Дышать истинным воздухом, видеть истинное небо, слышать стук истинного сердца…

— Да сын у меня растет, решили с женой, что уплывем в Лимару. Там отношение к коренным немного иное. Я присмотрел хороший, тихий город, нашел дом и работу на первое время. А дальше — жизнь покажет.

Вижу, как возвращается Фез, подходит ко мне.

— Я не пойду дальше.

— Что?

— Мне там не место…

— Ты идиот?

— Свою жизнь испоганил, чужие испоганил, не хочу больше.

Подрываюсь с места, опрокидывая умершего, вжимаю когтистыми лапами в землю. Рычу.

— Жизни поганить не хочешь, урод?! Как же вы меня...! Каждый, кого я веду, как один: ум есть, власть есть, а воли — нет и капли! Ладно те, у кого силы нет или мозгов! К таким вопросов не имею. Но вы — вы хуже всех. Ты мог жить как угодно! У тебя все было! Все, чтобы изменить и себя, и мир! Но нет, ничего не меняется, потому что там, где должна быть воля — страх или стыд, или лень, или бес знает что… О других вдруг подумать решил? Ну так обо мне подумай! Если ты не пойдешь — твои сыновья мне не заплатят. А мне нужны эти деньги! Нужны, чтобы не возвращаться сюда. Чтобы купить новую жизнь своей семье! Так что погань хоть свою новую жизнь, хоть тысячу прочих, мне плевать! Откажешься — я потащу тебя волоком!

Вижу, что Пирам стоит поодаль, заслоняя возлюбленную. Только теперь замечаю, что огромной кошкой нависаю над испуганным стариком.

Убираю лапы и отступаю прочь. С трудом принимаю форму дайри. Внутри гадко и тоскливо. Очень хочется убежать. Вернуться домой, обнять жену и сына … Ведь видел их еще вчера, а кажется, что прошло уже много лет… Скорее бы все это закончилось!

— Я… я же не знал… — тихо произносит Фез.

Оборачиваюсь.

— Хочешь, угадаю, как прошла твоя жизнь? В деталях может ошибусь, но не более, — выплевываю слова, будто едкую желчь. Ярость ушла, осталась лишь горечь. — В молодости ты собирался совершить научное открытие или стать великим идеологом, а после, став известным, пойти во власть! Думал, что когда ты туда придешь, народ поддержит тебя, и вы вместе измените мир! У тебя было несколько идей, которые виделись столь лаконичными и ключевыми, что непонятно, как до них не додумались другие. Хотел поднять с колен образование, оздоровить медицину, вытянуть из болота судебную систему! Ученым или идеологом ты не стал, но в политику протиснулся. Помогли родители? И понеслось… У тебя появились новые идеи: приземлённые, практичные, те, которые было реально осуществить. Но они не получали поддержку, одна за другой. Со временем ты стал черстветь, разочаровываться в людях, смеяться над собственной наивностью. Тогда круг твоих ценностей стал сужаться: ты стал думать только о себе и о своей семье. Решил заработать на несколько поколений вперед, чтобы уже твои дети и внуки реализовали то, что не удалось тебе. Стал делать деньги, много денег. Затем пришел черед серой морали. Это когда цель оправдывает средства. Оставил без крова одних, забрал сбережения у других…

— Довольно…

— Да пошел ты!

И он действительно пошел… В туман, откуда раздался яростный собачий рык.

Я бросился за стариком, но он сказал мне:

— Стой… Я услышал тебя, камнеглазый. Ты доведешь меня до Реки, даю слово. Но не ходи за мной. Это… это мое дело…

— Но Осколок! Его у тебя больше нет!

— Он мне и не нужен…

Что-то было в его глазах, в его словах такое…Я поверил ему… Опасно и глупо было отпускать его, но я отпустил.

Умерший шагнул в туман. Огонек Аджуры устремился следом.

***

Терпения моего хватило ненадолго. Вернее, его вообще не хватило. Едва старик ушел, как я начал накручивать себя: его разорвет Куаранак, его заберут Отраженные, он сбежит, он потеряется. Решил проверить. Подумал, что просто присмотрю за ним издали. Последовал через туман за нитью, что связывала нас с Аджурой. Какое-то время шел в одиночестве, а затем — заметил огонек. Осторожно приблизился.

Фез и Куаранак вперили немигающий взгляд друг в друга. В тот момент я отчетливо понял, что, по сути, старик смотрит сам на себя, что он сам и породил этого духа мести...

Собака злобно рычит и двигается вокруг старика. Фез шагает к ней навстречу, вытягивает руку. Зверь бросается вперед и смыкает челюсти на кисти!

Хотел принять форму Къерхэ, прыгнуть на врага и разорвать на части, но… сдержался.

Старик… просто смотрит глаза в глаза. Проходит несколько долгих мгновений. А затем Куаранак разжимает хватку. В его глазах замечаю… Страдание? Обиду? Тоскливо поскуливая, собака начинает лизать укушенную руку.

Фез опускается на землю, касается холки пса… И начинает плакать. Громко, надрывно, страшно. В округе разносится жалобный собачий вой.

Я отступил в туман, развернулся и пошел к островку. Теперь он был готов.

***

В конце концов я решил не мучить себя и обратился Къерхэ: так было легче. Ничего, вернусь домой, и все снова будет хорошо, зверь уснет.

Мы шли сквозь туман. Сначала я заметил несколько фигур, которые двигались правее: умершие брели к Реке. Вскоре показалась еще группа побольше. Затем еще одна. В один момент наши пути объединились, и мы стали идти вместе. Через какое-то время я учуял рядом с нами еще несколько подобных групп. Невидимая воля, словно магнит, притягивала к Реке духов со всех концов Рамнира.

Постепенно туман рассеялся, и мы увидели, как все эти группы, будто ручейки, сбежавшие со склонов гор, в конце концов слились в один бесконечный поток душ. Эенэре, Река мертвых.

Вокруг стоял гомон много хлеще, чем на самом огромном базаре, который когда-либо существовал.

Каждый умерший, ступив в Реку, лучился внутренним светом — кто знает почему… Может, душа чувствовала близость конца пути? Или, может… начала? Это напоминало бесконечную сияющую очередь. Мистики утверждают, что Река окружает кольцом весь мир. Что она не дает Отраженным вырваться вовне. Может, они и правы… Наверное, если посмотреть на нас с высоты, мы будем похожи на широкую сверкающую дорогу. Возможно, настолько же яркую, как и Небесный змей, сияние которого видят каждый день живые. А может, они видят нас?! Может, Небесный змей это и есть Река душ? Интересно, почему мне это раньше не приходило в голову?

И тут я понял, что приходило, на этом же самом месте… И не раз, и не два…Сколько же? Наверное, больше, много больше, чем я помнил… Рамнир… Неужели это наконец закончится?

Позади слышу вопли и крики. Оборачиваюсь. В отдалении над Рекой, словно хищные птицы, парят большие аморфные фигуры, напоминающие расплавленные зеркала. Они пикируют вниз и, схватив жертву, уносятся прочь. Несколько Отраженных ринулись в нашу сторону. Умершие с ужасом бросились врассыпную. Ощетинив шерсть, подбираюсь и готовлюсь к прыжку…

Над головами грохочут небесные колесницы! Армия душ, призванная оберегать дорогу мертвых, устремилась в сторону нападавших. Колесницы врезались во врага. Завязался короткий, но яростный бой, после которого Отраженные отступили во тьму.

Если бы не подобные отряды, Реку мертвых уже давно бы разорвали на части. Придя в себя, мы продолжили путь.

Вскоре замечаю, как сквозь толпу медленно движутся несколько женских фигур. Очень высокие, красивые, в длинных белых платьях. В их волосах сияют золотом дивные обручи. Принцессы Реки. Старшие сестры. От них пахнет заботой, нежностью и… грустью. Девушки подходят к умершим, мягко касаются их и о чем-то говорят. Затем продолжают свой путь. Некоторые из душ следуют за ними.

— Ты еще не готов… — доносится мягкий голос одной из принцесс. — Тебе нужно продолжать идти…

Тот, кому были адресованы слова, кивнул.

Сестра коснулась еще одного, улыбнулась.

— Пойдем со мной.

Принцесса приблизилась к нам. Возвышаясь надо мной, словно великанша, она почесала меня за ухом. Мрррр!

— Кеаду, бедный мальчик, — обратилась девушка ко мне. Разве… я ее знаю? Она приложила ладонь к моей груди, после зло глянула на огонек Аджуры. — Мне жаль, но я не в силах…

Сестра посмотрела на Пирама и его возлюбленную.

— Ты спас достойных, Кеаду. Я благодарна тебе. Они готовы!

А затем коснулась Феза. Он сильно изменился с тех пор, как шагнул в Черный лес. Корост на теле не осталось. Движения, осанка, чистый, незамутненный взгляд… У меня язык не поворачивался более называть его стариком.

— И ты готов! — Сестра поворачивается ко мне. — Пойдемте за мной.

И мы двинулись следом. Путь наш отличался от того, которым шла остальная толпа: Принцесса вела нас поперек течения Реки, к внешнему берегу Эенере. Души, которые собрала за своей спиной Принцесса, возбужденно переговаривались, гадали о том, что же будет дальше.

К моменту, когда мы достигли края толпы, нас было несколько сотен. Впереди была полоса тьмы, последняя препона, отделяющая умерших от цели. Принцесса, поманив остальных рукой, шагнула во тьму, и мы последовали за ней.

***

— Ахх… хахххахх! Ссестрица! Ты проиграла нам!

— Бессмысслица! Сслепая удача!

— Проиграла! Проиграла!

— Хочу отыгратьсся! Сставлю, что он ничего не поймет!

— И я! И я! Не поймет! Не поймет!

— Что ж… теперь я одна против васс двоих… Хорошо!

— Да, мы вдвоем, Морта! Давай, сставь вновь ссвою нить!

***

Не пройдя и сотни шагов, девушка вывела нас на свет. Впереди нас шли умершие, которых Принцессы Реки вели к берегу. Там, тихо раскачиваясь на невидимых волнах, стояли суда. Одни — огромные, величественные из лоснящегося дерева, другие — крошечные, невзрачные, потрепанные.

Лапы ступили на теплый желтый песок. Ноздрей коснулся приятный запах соли и…свободы. Здесь было так свежо, так легко и радостно, что захотелось броситься на землю и покататься по песку.

Всю дорогу от Черного леса я с трепетом ждал этого момента. И не только потому, что теперь опасность осталась позади, и не только потому, что моя последняя служба должна была вот-вот завершиться. Мы стояли в единственном месте Рамнира, где небо не застилали карминовые тучи. В единственном месте, где светило солнце. На последнем берегу огромного небесного океана. Невидимое течение уносило прочь тысячи кораблей: отплывшие недавно сияли теплом ступивших на палубу душ, остальные уже отдалились настолько, что виделись лишь как крошечные белые точки, озаряющие небосвод.

Мы двинулись вперед.

Смотрю на лица спутников: каждый из них не может сдержать улыбки. На сердце потеплело. Кажется, я уже говорил, но… Рамнир не всегда плохо. Приятно было привести их сюда, чего скрывать…

У кораблей стоят высоченные воины. Сплошь закованы в древние латы, лишь огоньки глаз сверкают из-под забрал. Над ними возвышается фигура в черной мантии. Из-за капюшона лица не видно. Лишь веет несгибаемой волей, чудовищной силой и бесконечной мудростью. Последний судья.

Вижу, как к нему подходит один из умерших. Судья несколько мгновений смотрит на него, затем указывает на корабль. Стража расступается, пропуская духа к его судну. А к Судье подходит следующий умерший.

Я смотрел, как души завершали свой путь, поднимаясь по трапу кораблей. Радовался за них… И старался не думать о том моменте, когда придет мой черед. Ведь с таким сердцем ступить на борт корабля мне не суждено…

— Смелее, — говорю я влюбленным и подталкиваю их вперед.

— По одному! — к нам шагнул один из стражников.

— Пускай, — прервал Судья.

Его голос тихий, но очень пронзительный и ясный.

Пирам, держа девушку за руку, приблизился. Судья едва глянул на них и сказал:

— Светлые души, чистые… Дам выбор вам. Родиться снова в этом мире желаете? Тогда порознь отправитесь, но шанс встретиться будет. Или навечно вместе останетесь, но мира этого уже не увидите.

Пара переглянулась.

— Вместе останемся.

— Пусть так, — Судья повел рукой в сторону одного из кораблей. Стража уступила дорогу.

Влюбленные развернулись к нам. Девушка крепко обняла меня, зарывшись лицом в алую шерсть.

— Еще раз спасибо вам!

— Прощайте, — тепло улыбнулся Пирам.

Пара помахала рукой Фезу и, смеясь, побежала по песку к кораблю. Я же подтолкнул старика.

— Теперь ты.

Судья долго смотрел на Феза, а затем произнес:

— Дочка в тебе не ошиблась… Досадно, что Осколок ее теперь у Отраженных… Что ж… Ты очистился, это так… Но за деяния тела придется отвечать… Посмотрим, какую жизнь ты проживешь на этот раз. Ступай.

Он указал на одно из хлипких суденышек.

Фез повернулся ко мне.

— Спасибо, Кеаду… Передай детям… что мне жаль.

И он зашагал к лодке. А я смотрел ему вслед и думал: "Неужели это конец?"

— Назад!

Удавка резко дернула меня за могучую шею и бросила к земле.

Легкие сжало, веревка потянула меня по песку, пространство берега растворялось. Мутным взором я увидел комнату с Аджурой и тремя сыновьями Феза.

— Бессмертный дух, теперь забудешь все и усне…

— Нет! — слышу я грозный голос.

Удавка на шее чуть слабеет, и я, закашлявшись, хватаю воздух.

Вновь оказываюсь на берегу около Судьи. Он держит в руках цепь, ведущую к моей шее.

— Ты не вправе, Корабельщик, он мой!

Огонек яростно прыгает вокруг. Из него вырываются белые протуберанцы и врезаются в Судью.

— Довольно! Отступи! Или уничтожу тебя!

— Тварь потусторонняя, да я…

— Прочь!

Судья перехватывает второй рукой цепь и рвет ее.

Чувствую, как снова могу дышать. Оглядываюсь: Аджуры здесь нет.

— Что… что за бред?

Судья помогает мне встать. Смотрит на Принцессу Реки, которая одобрительно улыбается в ответ.

— Три чистых души ты сегодня спас… И потому трижды я тебя одарю. Первый дар я уже преподнес: теперь Аджура не властен над тобой.

— О чем… О чем ты говоришь? Я… Он…

— Убил тебя девять лет назад. Не нужно тебе знать большего. Не нужно.

— Но ведь я помню… и это последнее…

Судья вздохнул.

— Девять лет ты приводишь сюда души уже будучи мертвым. Аджура забирал твою память…

Мое сердце бешено колотилось. Я не мертв! Я чувствую, что я живой!

Судья коснулся моей груди.

— С такой раной судьба твоя — утратить разум и навеки остаться зверем в Рамнире. Посему второй раз я тебя одарю и пропущу на корабль.

— Нет… Но моя семья… Как же… Я должен вернуться к ним, они без меня ведь…

— Если ты вернешься — их уже не найдешь… Ни в одном уголке мира живых…

Нет… Нет! Нет! Тысячи мыслей роятся в моем сознании. Удавка исчезла, и теперь мириады воспоминаний хлынули в меня будто сквозь обрушившуюся плотину.

— Он… он убил их!!!

Свирепый, оглушительный рык проносится по берегу, когти вонзаются в песок.

— Оставь это в прошлом.

— Я хочу… Верни меня в Инкрир! Я убью…

— Смотри.

Судья указывает костлявой рукой на один из кораблей.

— Что…

Я посмотрел и замер…

Длинные усы предательски зашевелились, глаза защипало. Неужели…

— И последний дар: я пущу тебя на этот корабль, хотя место тебе на другом…

***

— Родной, ну скорей! Сколько можно тебя ждать!

— Да… вещей набрала, поди все донеси.

— Ой, да оставь тут! Вот, держи сына лучше, мне нужно шляпу поправить.

— Хорошо… Идем-ка на плечи… Оп-па! Удобно?

— Пойдем к борту. Ух ты! Смотри, как солнце на воде играет!

— Красиво.

— Знаешь, я так переживала, что ты не успеешь на корабль из-за своей дурацкой работы! Уплыли бы без тебя, вот бы и знал!

— Ну, я же успел.

Она чмокнула меня в щеку.

— Вот и хорошо!