Сны Люцио

Есть те, кому никак не дают покоя вопросы: «Для чего мы живем? Каков смысл, какова цель нашей жизни? И что такое счастье?» Но в конце концов, рано или поздно, каждый находит на них свои ответы, или не находит, но чувствует их. Очевидно одно — пока мы живем, в нашей жизни есть смысл, как только смысл исчезает, с ним уходит и жизнь…

Амиюни подобные пустяки давно не волновали. Для него жизнь — стремление к счастью, счастье — это то, ради чего стоит жить. Всё просто. Зачем создавать лишние сложности, когда мир прекрасен и чист, когда ослепительная Люцио льёт потоки света и тепла с безбрежных просторов сапфировых небес, а Океан нежно ласкает кожу пенистыми брызгами прибоя?.. Амиюми привстал на скользком глянцевом валуне и осмотрелся вокруг. Его большие изумрудные глаза остановились на резвящемся в волнах молодняке — тут и там мелькали воздушные плавники, серебрились детские, ещё нежные, чешуйки. Лучики Люцио играли и переливались во взлетающих к небу осколках воды. Чарующее зрелище. Он перевёл взгляд дальше, туда, где на влажных камнях расположились лагиноры постарше. Одна из них, призывно помахав ему перепончатой рукой, нырнула в воду. Ждать ей, разумеется, не пришлось. Резко оттолкнувшись от твердой поверхности глыбы, Амиюни стремительно влетел в воду. Секунда, и, разглядев в лаймовой пронзенной стрелами света мути удаляющийся силуэт, он рванул следом. Сверкающие всеми оттенками зелени пузырьки проносились мимо, щекоча и веселя душу. Темное пятно все ближе и ближе. Амиюми вытягивает руку и ловко хватает прекрасную добычу за хвост. Она сопротивляется, отбивается плавниками, но, наконец, сдается и позволяет молодому лагинору притянуть себя к нему. Он вглядывается в любимые черты. Лаль совершенна: легкая головка сидит на длинной гибкой шейке, глубокие цвета морской волны глаза, кажется, глядят в самое сердце, от них невозможно оторваться, а как нежна и гладка её покрытая перламутровой чешуей кожа, как стройно и упруго тело! Вот ради чего стоит жить! Ради Лаль, ради других, не столь совершенных, но родных лагиноров. Амиюни наклоняет голову и целует Лаль в щеку, потом в другую. Он готов вечно держать её вот так, обнимая, в искрящейся воде, и ласкать.

К вечеру они вылезли на берег и, карабкаясь по скалам, забрались на холм полюбоваться закатом. Люцио, багровея, опускалась к горизонту. Лаль беспокойно заёрзала — на самом деле она терпела это ежедневное событие лишь ради Амиюни. Её пугали зловещие кровавые отблески на скатерти Океана, сгущающаяся мрачная тьма, а особенно страшно было заглядывать в похожий на заплывший заплаканный глаз диск Люцио. Наконец терпение Лаль кончилось:

— Юни, милый, я, пожалуй, спущусь — мама просила вернуться домой пораньше, до захода Люцио, чтобы помочь почистить плеоцимы к завтрашнему празднику. Ты ведь знаешь, как это непросто…

— Ох уж эти праздники! Ладно, давай. Как только край Люцио скроется за горизонтом, я к вам присоединюсь. До встречи.

— Я буду ждать тебя.

И Лаль прыгнула в густой малахит Океана. Амиюни задумчиво проводил её взглядом. Странное чувство не давало ему покоя. Словно он балансирует на невидимой грани, и если оступится, не сможет вернуться назад. Лагинор, чтобы отвлечься, вперился в багровое марево. Так он сидел, не шелохнувшись, до тех пор, пока последний истекающий кровью зайчик не был поглощен тьмой. Затем он незаметно погрузился в сон.

Что-то ледяное капнуло на щеку, скатилось в ухо и заставило резко открыть глаза. Ами сфокусировал взгляд. По небу стремительно неслись свинцовые тяжелые тучи. Ёжась от холода, Ами привстал и посмотрел вниз. Он увидел лишь серую окутанную туманом поверхность, по которой, шурша, струилась грифельного цвета пороша. Остовы некогда пышных кустарников сиротливо скрипели иссохшими крючьями ветвей. Лагинор в ужасе вскочил на ноги и начал спускаться вниз. Куда он попал? Через час он уже не мог врать самому себе. Ами не был унесен ветром в далекий пустынный край. Он был дома. Вот выглядывает из-под ссохшейся корки тот самый валун, с которого он начал свою погоню за Лаль, вот камни, на которых нежились на люциоышке юные лагиноры. Только нет ни Лаль, ни лагиноров, ни Люцио. Лишь пронзительный ветер, темные клочья облаков и гнойный тусклый блеск сквозь разрывы туч. В отчаяньи звал Ами родных и близких, но даже эхо безжалостно молчало в ответ. Абсолютное одиночество.

Наконец туманная мгла стала потихоньку рассеиваться. Люцио встанет, и всё вернется на свои места, с надеждой подумал Ами. Он уже безнадежно сложил руки и начал думать о смерти. Но вместо Люцио сквозь пелену облаков выглянул из-за горизонта палевый в кровавых прожилках глаз. Исходящий от него свет был какого-то странного болезненно-желтоватого оттенка и неприятно жег кожу. Ами спрятался за осыпающейся стеной, которая когда-то служила помостом для публичных речей. Он с ужасом наблюдал, как плавится, истончается под гнилистыми лучами серая корка земли. Вот она стала почти прозрачной. И сквозь неё лагинор увидел их. Тех, ради кого жил, тех, благодаря кому чувствовал себя счастливым. Но они были другими. Полуразложившиеся, разбухшие тела, между тем ещё узнаваемые. На безгубых лицах скалились в жуткой улыбке черные гнилые зубы, плавники истлели и торчали из тела как длинные ломкие спицы, когти вытянулись и загнулись. Ами с воплем бросился прочь. Умри! — понеслось ему вслед.

«Амри! Амри!» — крик становился громче, разрывал барабанные перепонки. Открылись глаза, черные и пустые. Амри окончательно проснулся. «Опять читал запретные книги?! Опять смотрел на восход Люгрио?! — рявкнул сосед, — ты что, забыл, какая сегодня ночь??» Амри не забыл. Ведь это последняя ночь в его жизни. Его с детства научили тому, ради чего он появился на тьму. Выжить, вырасти и оставить после себя новое поколение, более сильное и живучее. Все, кто был слишком слаб, чтобы бороться, стали им пищей. А теперь те, кто был сильным и выжил, должны стать пищей невест.

Амри вместе со всеми вышел на серую каменистую равнину. Единственный выбор, который им оставили — выбор невесты. Невесты стояли поодаль, высокие, гораздо выше женихов, и прекрасные. У них небольшие, увенчанные пушистыми усиками головки, длинные шейки, гибкие тела и роскошные серебряные крылья. Но прекрасней всех была Рари. Амри неспроста выбрал её как героиню своей несбыточной мечты о земном рае, Лаль. Но запретная книга кончилась и оставила вкус горечи на губах. «Вечно держать, обнимая в теплой воде, и ласкать…» Эта глупая чушь вконец выветрилась из головы под порывами ледяного ветра. Амри решительно направился к Рари. Она с жадным блеском в глазах протянула к нему свои когтистые длинные руки, губы раздвинулись, обнажив ряд бритвенно-острых лезвий зубов: «Я ждала тебя…». У логиронов невеста способна дать потомство, лишь полностью сожрав жениха.

Они взмыли вверх вместе с бесчисленным множеством других женихов и невест. Последний, самый волнующий полет. Рари нежно сжимала Амри в своих теплых объятиях и ласкала, пока в ней неторопливо пробуждался аппетит. Сейчас они любили друг друга больше всего на свете, и Амри понял, что всё-таки прав был автор затертой старой запретной книги. Смысл его жизни — подарить будущее Рари, подарить будущее следующим поколениям логиронов. Ради них он жил, и это его счастье — передать им свою жизнь и смысл своей жизни. И свою жертвенную любовь.