Северное лето

Северное лето

Рейтинг: NC-17

Как-то не к стати

К ночи заныло сердце.

Может быть, хватит?

Глупые игры, герцог…

© Скади

Часть 1.

Леон скучал. Случившийся не так давно приезд Анри вывел его из этого состояния, но совсем ненадолго, точнее, ровно на то время, пока Конар гостил в усадьбе. Остальное время молодой герцог придавался скуке. И делал это вдумчиво и последовательно, с полной отдачей.

Начал он с того, что по возможности оградил себя от разного рода встреч, с кем бы то ни было, и взял бессрочный отпуск на службе. Благо, времена ныне были относительно спокойные, и в его постоянном присутствии необходимости не было. Собственно, даже наличие у него служебных обязанностей, занимающих большую часть дня, положение не сильно изменило бы.

Точнее, только усугубило бы душевное расстройство ставшего вдруг впечатлительным Леона. Дело в том, что во дворце царила беспробудная тоска. И источником этой тоски был Родриго Гарика. Что загнало сиятельного оптимиста с такую глухую печаль, сказать никто не мог. Военный гений, Спаситель, Герой войны и прочая, прочая, прочая в упор отказывался разговаривать. Со всеми, включая слуг и подданных. Слуги и подданные хватались за головы и шептались о проклятьях. Все близкие друзья и дальние знакомые отчаялись в попытках отыскать ответ, а Стедд, походив пару дней под дверью личных покоев, но, так и не увидев их хозяина, отбыл в родовое имение, решив заняться приведением наследства в порядок.

Поскольку в течение первой недели его не искали, и писем он не получал, молодой герцог с чистой совестью погрузился в бухгалтерию, математику и финансовый анализ. Данные занятия наводили на него эту самую скуку, но отступать было не в характере Стедда, и он последовательно разбирался с бумагами.

Оказалось, что все не так уж плохо и многое можно поправить уже сейчас, а то и не трогать вовсе. Рутина, рутина и ещё раз рутина, которая должна быть сделана, а, следовательно, именно это с ней и произойдет. Но все требует времени.

Талантов полководца и организатора у Леона никто не отнимал, поэтому потребовалась всего десять дней, и о состоянии дел можно было осведомляться время от времени, проверяя отчеты и оценивая результаты.

Вот теперь скуке можно было придаваться с особым наслаждением. Последовательно ознакомившись с творчеством тех авторов, чей посредственный литературный дар не вызывал раньше желания даже дочитать хоть одно произведение, Леон поднялся в своем устремлении на новый уровень и продолжил в одиночестве скучать дальше.

Прикинув, что сможет не хуже, временами марал бумагу и даже рифмовал что-то с чем-то, но это тоже было проявлением тоски.

Никогда не замеченный в особом пристрастии к музыке (кроме песен в исполнении Гарики) герцог Стедд увлекся изучением игры на духовых инструментах. Слуги и прочие домочадцы прокляли этот день и уверовали, что в их господина вселился Дьявол. Иначе как можно ещё объяснить те странные душераздирающие звуки, которые в его руках издавал любой музыкальный инструмент, будь то деревенская дудочки или флейта тонкой работы. Уроки Леон брать не хотел, решив самостоятельно овладеть азами мастерства.

Кстати, о слугах. Их герцог гонял нещадно. На второй день его пребывания дома, этот самый дом блестел как самородок в речной воде, глаза слепило от надраенных поверхностей. Было вычищено все, включая самые дальние кладовые и погреба. Со скуки молодой хозяин умудрился сунуть нос почти везде и всем остался недоволен. Не зная, чего ждать, прислуга при его появлении исчезала из поля видимости почти мгновенно, что герцога сначала развлекало, но потом тоже наскучило.

Подобное отношение со стороны своего господина, однако, не породило среди простонародья недовольства, а стало причиной их повышенной старательности в делах и чуткости к желаниям молодого герцога. Дело в том, что своего теперешнего повелителя большинство не знали вообще, а те, кто знали, помнили его маленьким мальчиком или подростком. И за годы его невмешательства в дела хозяйственные, в стране, жизни и лично с ним столько произошло, что слуги решили порадовать последнего герцога, предположив, что его суровый нрав – следствие тяжелых жизненных испытаний.

Откуда в доме столько преданных и усердных слуг Леон не задумывался, принимая это, как должное. Впрочем, он обращал внимание на усердие и старание и был справедлив к своим подданным, что эти самые подданные и оценили более всего.

Что интересно, Леон не пил. Пить одному – это не скука, это алкоголизм. А компании не было и не хотелось.

Месяц провинциальной скуки подходил к концу. Леон решил, что этого мало и остался в поместье наслаждаться прелестями мирной жизни дальше.

К концу второго месяца стали видны результаты. Стедда и Нокса потихоньку оправлялись от последствий войны, засыпая на зиму. Казна пополнялась, раздавались долги, жизнь простых людей шла своим чередом. Присутствие молодого герцога в поместье стало для них символом мира и перемен к лучшему.

Леон уже вполне сносно извлекал звуки из флейты (игрой эти кошачьи концерты пока никто назвать не решался), цитировал малоизвестных авторов своему дворецкому Максу, писал стихи, и в одиночку выезжал на охоту или просто развеяться в окрестные поля. Скучал, в общем, по полной программе и от души.

***

Гарика пил второй месяц подряд. Первый – молча и скорбно, второй громко и с размахом. Причин этому не находил никто. Простонародье грешило на проклятия и евреев, юные романтики уверяли, что герцог влюблен. Ближний круг терялся в догадках. При сопоставлении фактов удалось установить только то, что за пару дней до впадения в это непотребство у Гарики состоялся разговор с Стеддом. О чем они говорили, не знает никто, но пару дней регент не разговаривал только с начальником своей охраны, а как-то с утра перестал разговаривать со всеми. Большинство видели, как Леон в числе прочих пытался увидеться со своим подопечным, но безрезультатно. После этого взял бессрочный отпуск и отбыл к себе в поместье, где и скучает до сих пор.

Пиньяки решили, что в целях продвижения расследования причин Гариковского поведения с Леоном необходимо поговорить по душам. Вызов в столицу он проигнорировал бы, поэтому придется все же съездить самим. Дружеских отношений с молодым Стэддом почти никто не водил, а те, кого можно было назвать друзьями герцога, сейчас были вне досягаемости. Точнее, до Мора было ещё дальше, чем до самого Леона, да и уговорить Бешенного на эту авантюру в целях государственной безопасности не было никакой надежды – принципы.

Было созвано чрезвычайное дружеское совещание высшего командного состава страны. Были три маршала и адъютант одного из них. На очередной бутылке «Слезы» было решено, что едет все же Сунель – ему больше всех надо, да и есть вероятность того, что договорятся.

Итогом пьянки стала мысль, что Леон просто не хочет рассказывать, что произошло. Сунель расстраивался и каялся, что в плане военного шпионажа и сбивания противника с пути истинного Стедд его таки уел, Рауль поддразнивал брата и строил вероятные сценарии развития событий, а Анри строил план по разоблачению Стеддовского коварства. Роберт лишь качал головой, уверяя, что эти двое сами разберутся, и не стоит им мешать, хоть бы от этого и зависела государственная безопасность и спокойствие народа.

Наутро в Стедду отправился Конар, взяв бессрочный отпуск у своего шефа и объяснив обоим Пиньякам, что «дело ясное, что дело темное», а значит, требует времени, но он постарается как можно скорее все решить.

Через три дня столица захандрила основательно уже во главе с Сунелем Пиньяком. Гарику уже не кто не разыскивал и не откуда не вытаскивал. И он, вероятно потеряв интерес к долгим ночным рейдам, оккупировал несколько комнат дворца, а точнее, регентские, то есть свои покои, где и продолжил кутежи, требуя вина и все чаще – девок. Сунель пару раз порывался подраться с ним или просто набить сиятельный регентский лик, но был остановлен на подходе к покоям Робертом, напомнившим ему, что Гарика и без сознания способен уложить пару десятков вооруженных головорезов. Так что, в пьяном кураже уделает одного Пиньяка между иками. Сунель злился, но уходил. Судя по тому, что Роберт дежурил в коридоре, не у одного Пиньяка чесались руки испортить Гарике лицо.

Мирная же жизнь в столице потихоньку налаживалась, горожане занимались повседневными делами. Дебоши Гарики становились не более чем кабацкой байкой.

***

Герцог Гарика был неприлично трезв. В своих покоях он пел, но песни его больше походили на вой. Девицы, которых ему периодически приводили, весь вечер сидели в углу спальни и слушали. Иногда они плакали, иногда пытались разговаривать. Первых герцог терпел дольше, вторых выгонял сразу.

Попойки же проходили в кабинете. Молодежь, имен которой он даже не помнил, пила за его здоровье во главе с Вилсом. Иногда выходя к «гостям», Родриго отмечал некоторую смену лиц, но долго он не задерживался на людях. Виконт взялся поддерживать его имидж и справлялся с этим великолепно.

Гарика умел признавать свои поражения, хоть это и давалось ему с немалым трудом. И сейчас он пытался осознать, что проиграл, проиграл себе самому одного сероглазого выскочку. И что с этим делать, он не знал. Они оба не знали. Однако отказываться от своей идеи он не сбирался.

***

И тут из столицы принесло Анри. Именно принесло. Потому что иначе это внезапное явление назвать нельзя. Он с порога заявил, что не уедет отсюда, пока Леон не выгонит, ибо столица у него уже в печенках. На что Леон предложил гостю располагаться, а вечером спуститься выпить, сейчас же ему, Леону, некогда, он идет в деревню на свадьбу послушать хор, чтобы хоть как-то развеяться от скуки.

Вообще-то у Анри было письмо от Рауля Пиньяка, в котором Леона вызывали на службу, но вручить данный пакет предписывалось только в том случае, если молодой герцог прибывает в непотребном виде и ведет недопустимый образ жизни. Разведка, конечно, доносила, что все благополучно, но Раулю этого было мало.

Леон вышел, а подошедший слуга проводил слегка опешившего Анри в гостевые покои, посоветовав не сильно докучать герцогу. От этого совета Конар впал в задумчивость и отправился на кухню за обедом.

В это день Леон гулял особенно долго. Он действительно отправился в деревню, послушать, как поют на свадьбе деревенские девушки. Потом крестьяне напоили его местной брагой и травяным отваром. Еще вчера он подарил молодым ящик южного вина, и сегодня сам же открыл первую его бутылку. Но много он не выпил.

В тот вечер тоска отпустила его. Он раз за разом обдумывал, зачем приехал Конар. Если он прав в своих догадках, у него в гостях скоро перебывает почти все столичное дворянство, а этого он не выдержит, сбежит в зимний особняк в лесу, и будет жить отшельником.

Если честно, Леон вообще не хотел возвращаться в столицу, равно как и встречаться с кем-то из прежних знакомцев. Третий месяц он лелеял мысль, что он отдохнет и начнет новую жизнь, но это была всего лишь мечта.

Но возвращаться в столицу.… Нет, пожалуй, лучше не стоит. И первый человек, которого не хотел видеть Леон, был герцог Родриго Гарика.

«Собственно, а на что ты надеялся, герцог? — спрашивал он себя раз за разом. — На то, что поймут и отпустят, не задавая вопросов. Не иначе. Глупо, герцог, глу-по! Нельзя понять того, о чем ничего не знаешь. А объяснять ты никому ничего не намерен. Гарика тогда все сказал, и ты с ним согласился».

Уже давно стемнело. Леон брел в поместье, развлекая себя этим и подобными разговорами и гадая, отчего всполошились Конар, а, следовательно, и Пиньяки, и кого ещё ждать в гости.

Вероятно, он действительно загулялся, а к ночи ещё началась метель, так или иначе, но на пороге усадьбы его встречал дворецкий, укутанный по самые уши и уже напоминающий сугроб, но с фонарем в руках. На стенах и башнях тоже горели факелы. Обычное дело в метель, но не стоять же на крыльце. Макс сделал вид, что это всего лишь его работа, а ни в коей мере не волнение за своего хозяина, однако Леон заметил, как вслед за ним во двор прошмыгнул паренек и тут же исчез на конюшне. Значит, посылали искать, волновались.

«И когда это вам, герцог, стало дело до волнения слуг?» – мысленно усмехнулся Леон, но в дом зашел быстро, не спрашивая Макса, каких кошек он тут ищет.

И только очутившись в тепле, Стедд понял, что замерз. В холле поместья было тепло, чисто и уютно. Оглядевшись, Леон отметил, что каждая вещь теперь занимает свое место, то есть то, которое он ей предназначил, что-то убрали, что-то отремонтировали.

Успевший раздеться за время созерцания герцогом своей гостиной Макс осторожно принял теплый плащ у своего молодого хозяина. Обменялись взглядами. Леон поблагодарил, дворецкий принял благодарность.

Один из лакеев доложил, что гость господина герцога дожидается встречи с ним в библиотеке. Распорядившись подавать ужин, Стедд отправился к Конару.

***

Оставшийся один сразу после приезда Анри недолго огорчался по поводу «сурового северного гостеприимства». Пока его никто не выгонял и ни в чем не препятствовал. К холодности Леона он привык, хотя и знал, что при определенных условиях Стедд бывает другим. Уютным и домашним. Но это Анри удалось наблюдать всего один раз. Причина тогдашнего поведения этой ледяной глыбы сейчас ударилась в порок и пьянство, а Леон ведет в своей усадьбе целомудренный образ жизни и в столицу не рвется. Хотя, кто его поймет, этого Стедда?!

В ожидании вечера Конар тоже гулял по поместью и наблюдал. Слуги скользили по коридорам неслышными тенями. И это поведение не было вызвано появлением незнакомца. Они всегда так себя вели и не видели смысла меняться. В поместье везде кипела обычная повседневная жизнь. Только как-то получалось, что если не прислушиваться, поместье почти не жило. Даже животные перекликались почти шепотом. Добравшись до кухни, Анри решил, что она пуста, и был уверен в своей правоте, пока не открыл дверь. На кухне тоже все жило. Но здесь не гремели посудой, не кричали на поварят и не ругались между собой. Точнее, ругались и кричали, но только глазами. И это было везде, во всем поместье, и, наверняка и в деревнях тоже. Даже лошади и конюхи разговаривали взглядами.

Восстановив в памяти образ Леона, слегка стершийся за прошедшие месяцы, Анри в деталях воспроизвел его портрет и сам себе удивился. Оказалось, у Леона, при всей его внешней холодности, очень живые глаза. И одним взглядом он может выразить очень многое…

Открывая для себя Стедда и Стедду, Анри добрался до стен замка. Уже стемнело, но Леон не появлялся. Отыскав дворецкого, Конар выяснил, что герцог действительно еще не вернулся из деревни, но если он желает, то может подождать его в библиотеке, кофе, вино и закуски ему туда принесут, а герцогу доложат, что его ждут, как только он будет. Сказано это было холодным ровным голосом, и только глаза выдавали обеспокоенность дворецкого за своего хозяина.

***

Войдя в библиотеку, хозяин застал гостя сидящим прямо на полу у камина с книжкой на коленях и чашкой кофе в руке. Анри явно наслаждался времяпровождением.

— Давно я так вот просто не валялся — с книгой у камина… — вместо приветствия протянул Конар. – Не возражаешь?

Столь нахальная фамильярность немного озадачила Леона, но, вспомнив, свидетелем чего однажды был Конар, он решил не обращать внимания и принял предложенные условия игры. В конце концов, расстались они тогда почти друзьями, и не было причин сейчас портить отношения.

— Ни в коей мере, – официальным тоном радушного хозяина проговорил он. — Всегда раз возможности угодить гостю. Чему обязан визитом?

— Да ничему, — Анри улыбнулся. – Понимаешь, надоело все… Служба, пьянки, загулы. Нэль вот хандрит, Рауль от этого звереет…

«Что-то мне это начинает напоминать девичью гостиную. Собрались подружки, и давай всем кости за жизни обмывать. Интересно, что скажут…»

-… Гарика пьет, кардинал в меланхолии, Роберт в ужасе, – продолжал Анри. «Не переиграть бы, только бы не переиграть…»

— Да что ты?! – голос Леона вдруг ожил, он улыбнулся и упал в большое кресло в углу, закинув ноги на подлокотник.

От столь разительной перемены в облике Анри чуть не прикусил язык. Вполне живой и довольный жизнью, только глаза немного грустные… «Леон, что же случилось?»

— А я вот в сельские жители записался, хозяйство, крестьяне… природа, опять же… — продолжал Леон, улыбаясь – Тоже устал, понимаешь ли … «Ой, не рано ли вы собрались на покой, герцог Стедд?» Обжился тут, как видишь…. Оказывается, хорошо иметь собственный дом….

— Тогда за удачно сложившиеся жизни! – Анри открыл одну из бутылок, стоявших в ящике у кресла.

— За жизни! – провозгласил Стедд.

Выпили молча. Немного поговорили за жизнь в Стедде и в столице, в очередной раз обсудили внешнюю политику, новости, общих знакомых, после четвертой бутылки вспомнили анекдоты времен начала службы.… Стедд тоже сполз на пол, и сейчас оба молодых человека полулежали на полу в расслабленных позах.… Подали ужин. Прислуга расставила блюда на письменном столе, но молодые люди остались на полу – нарушать дружескую беседу официальной частью не хотелось. Намного проще было отпустить слуг и поужинать на ковре у камина. Пили и говорили долго, почти до утра...

— Слушай, а почему ты уехал? Я видел, как ты за ним ходил, когда он болел, а в этот раз и не пытался… — вдруг без перехода спросил Конар, глядя Спруту в глаза.

— Не хотел видеть. – Леон отвернулся к окну и замолчал ненадолго. – И сейчас не хочу. Давай не будем об этом.

Герцог резко сел и прижал колени к груди, закрылся, замерз. «Значит, все же что-то произошло» — решил Конар, но расспрашивать не стал. Просто придвинулся ближе и обнял за плечи. Тот вздрогнул от неожиданности, видно успев уже задуматься о чем-то. Потом лицо Леона на мгновение исказила болезненная гримаса, он опустил голову на плечо Анри и он снова замер. Анри не отодвинулся и рук не убрал…

Прошло довольно много времени, прежде чем Леон дернулся, освобождаясь от объятий и вскочив, вылетел из библиотеки. Последовать за ним Конар не решился.

***

Проснулся Анри около полудня. Открыл глаза и от удивления сразу сел на кровати. В углу его комнаты в кресле сидел Леон и терпеливо ждал его побуждения. В руках у него дымилась чашка кофе, кувшин и пустая чашка стояли тут же, на столике. Рядом с ними располагался поднос с закусками. Стедд улыбался. Улыбка была дружеская и слегка насмешливая. Завернувшись в простыню, Анри протопал ко второму креслу. В комнате было тепло. Леон жестом пригласил Анри присоединяться.

— Я решил позавтракать в твоей компании, но оказалось, что ты ещё спишь, пришлось начинать в одиночестве, — улыбнулся Леон. Улыбка и жест вышли очень знакомые…. Анри только кивнул, дар речи не спешил к нему возвращаться. — Знаешь, глядя на тебя спящего, я понял Сунеля, — с лучезарной улыбкой продолжал Леон. Анри вспыхнул и уставился на него во все глаза, но взгляд Стедда оставался холодным и грустным. «Интересно, с чего бы такая откровенность…»

— Хорошо, что твой Нэль не единственный ребенок в семье и не последний представитель рода. – В голове Стедда благоухал нектар и одновременно звенел ледяной ветер. – А главное – ваши браки – не дело государственной важности. Повезло тебе, очень повезло, понял?

Взгляд Леона впился в его лицо, и отвернуться Конар не посмел, лишь побледнел под этим колючим взглядом, потом прокашлялся и выдавил: «Понял».

Улыбка, которой одарил его Леон, словно вобрала все тепло в комнате.

— Тогда приятного аппетита. А мне, к сожалению, уже пора. Доброго утра.

И Леон Стедд вышел, улыбаясь и гордо подняв голову.

А Анри Конар съежился в кресле и застыл в той же позе, что и Стедд ночью у камина. «Понял, Леон, конечно, понял, как не понять очевидного, особенно если сказано это почти прямым текстом»

Конар пробыл в гостях несколько дней, поведал о столичных новостях, а потом ненароком попытался выяснить, не знает ли Стедд, что такого стряслось с Гарикой.

Леон показывал Анри свои владения, рассказывал об успехах, но сказал, что в столицу пока не собирается. Анри внимательно слушал и делился столичными сплетнями.

На вопрос, не знает ли Леон, что с регентом ответа Стедд, разумеется, не знал. А основной столичной сплетней явился внезапный загул искомого Гарики, который через месяц молчанки вдруг потребовал всех к себе, придирчиво осмотрел сведенные тревогой и измученные незнанием лица, а потом велел подать «Крови» всем присутствующим, напился в хлам и с тех пор прибывает в этом блаженном состоянии, сутками кутя по кабакам. Первые люди страны совсем слетели с катушек от этой его выходки и ударились в дебош и пьянство вместе с регентом. Те, кто не смог или не захотел, расползлись по своим владениям, а те, кому некуда идти, тихо пьют и сходят с ума на службе…

Когда внезапный гость отбыл, молодой герцог стал скучать ещё ожесточенней. Он часами сидел в кабинете и смотрел на огонь, или гулял. По замку, припорошенным снегом полям, просто по дорогам. Да-да, именно гулял, ногами. Иногда слуги слышали, как герцог что-то пел себе под нос или уже почти играл на флейте. Подданные немного подумали и списали все на зимнюю хандру, с чем и успокоились, стараясь не тревожить своего господина по пустякам. В большинстве случаев Леон их просто не замечал.

Из записей Леона Стедда

Полуночный бред

Я открываю глаза,

Я вижу пламя свечи.

Не зная, что мне сказать,

Я попрошу: «Не молчи...»

Я слышу слезы дождя,

Я вижу отблеск луны,

Я прошепчу подходя:

«Мы ничего не должны...»

Ты улыбнешься в ответ,

Ты мне посмотришь в глаза...

Уже забрезжил рассвет.

Слетели все тормоза.

Я выдыхаю на крик,

Чтобы разбить тишину.

Последний нежности миг

Ты мне вменяешь в вину.

Ты объявляешь войну,

Ты собираешь войска.

А я опять не усну,

На сердце ляжет тоска.

Я улыбнись и уйду.

И возвращусь — позови.

Что ты имеешь в виду,

Когда поешь о любви?

***

На пути в столицу Анри ругал себя и всех остальных последними словами. Интересно, где у них глаза и головы были все это время? Эти двое не поссорились, они расстались по обоюдному согласию. И причиной тому была явно не размолвка. Один принял решение, второй согласился.

Его не было две недели.

По приезду в столицу Конар сразу же отправился на службу. Бледные лица близнецов и батарея пустых бутылок были лучшей иллюстрацией состояния дел. Сунель мгновенно оказался рядом с ним, обнял, и они застыли на некоторое время, успокаиваясь. Как он сам выглядел, Анри не думал, но догадался, что тоже не самым лучшим. Обменялись новостями.

О своей поездке Конар мог сказать немногое – в Стедде все хорошо, Леон занят делами и во дворец не торопится. Что у них с Гарикой произошло, он не знает. Близнецы понимающе переглянулись и покачали головами. Таких траурных лиц Конар у них давно не видел.

Первая же столичная новость едва не сделала Анри заикой. Хорошо, что он сидел. Родриго Гарика решил жениться и сейчас вышел из запоя и ведет отбор невест.

Можно было бы и не ездить.… Теперь все становилось понятно, но как-то обидно и неправильно…

Вечером Сунель шептал ему, обнимая: «Идиот, он сошел с ума». И не понять было, о ком это он. Анри задумался, что с ним будет, если Сунель поступит так же. Он успокаивал себя, что такого просто не может быть, Пиньяки и Конары на них не заканчиваются, но страх – чувство иррациональное. Забылся он тревожным сном только к рассвету, несколько раз просыпаясь, но, найдя рядом спящего Лионеля, засыпал снова.

Столица, да и все королевство стояло на ушах. Решалось дело государственной важности.

***

Родриго Гарика пробегал глазами одну и ту же строку уже пятый раз и никак не мог уловить смысла. За окнами начинало светать. Весь предыдущий месяц он почти не спал. «К хорошему быстро привыкаешь» — мысленно усмехнулся регент. «Намного проще было жить, когда Леон был рядом.…» Отогнав от себя ненужные мысли, Гарика снова опустил глаза в текст.

Документ, который он читал, был очередным вариантом брачного контракта, а заодно и мирным договором между Динизом и Танкой. Намечалась новая война, и регент хотел сократить потери до минимума. Свадьба – очередная попытка установить нейтралитет между государствами. И пусть он не король, но властителей Диниза он вполне устраивал, ибо ещё неизвестно, как все сложится…

Рассматривались все возможные кандидатуры, в том числе все герцоги. Оруэлл исключен был сразу. Салинэ промолчал, сказав только, что ради мира в стране он и не на такое готов. Родриго был с ним в этом согласен, но вот Леон – нет. Он был не согласен ни за него, ни за себя.

Регент медлил с ответом, но в пользу скорейшего принятия решения говорили тактические маневры динизской армии у границ королевства. На дворе стояла зима, поэтому флот был отправлен на ремонт, и на это не жалели денег. Шпионская сеть курировалась особо тщательно, но регенту казалось, что сделано ещё не все возможное.

Например, можно выбрать подходящую девицу достойного рода и произвести обмен невестами, чтобы союз был более прочным. Поисками подходящей девицы Родриго и занялся.

В ходе дальнейшей дипломатической переписки принцесса сменилась менее знатной, но более богатой партией.… А потом и вовсе стал рассматриваться вопрос о женихе со стороны Диниза.… Но эти подробности оставались за кадром.

Шел второй месяц внешнеполитической игры. И чем дольше это продолжалось, тем туманнее становились перспективы союза и реальней возможность войны.

И все же Родриго рискнул.

Договорившись о дипломатическом визите динизской делегации и назначив время его на середину зимы, регент углубился в поиски подходящей партии для обмена.

***

Новость о подготовке к встрече и визиту дизинцев сразу после зимних праздников смутила умы всех. С условием того, что тогда же была назначена церемония помолвки. Пока, правда, было неясно, кого с кем и на каких условиях.

Пиньяки возмущались хором. Один – действиями Родриго, другой – бездействием Салинэ.

— Роберт, ну что тебе мешало сразу согласиться? Даже если бы она бала страшна, как дитя Дьявола, это же политика! Вот на Гарику посмотри. Он ведь сам все сделает, хоть она ему не нужнее… Он вообще с ней спать не будет! После всего-то…

— Да Родриго тронулся со своей идеей: договорится с соседями миром!

Салинэ упорно молчал. Он считал, что регент знает, что делает, а значит, пока тот прямо не потребовал то него чего-то конкретного, лучше не лезть под руку. Роберт тоже считал, что Родриго не прав, и даже высказал свое мнение на этот счет ещё в начале беседы, то есть часа два тому назад.… Но они потонули в возмущенном монологе братьев.

Роберт бы и сам предложил Гарике остановиться на его кандидатуре, но понимал, что если он отправится в Диниз, то должен будет шпионить, а врать и притворяться Салинэ не умел совсем, пусть даже и в интересах государства. А если предполагаемая жена останется на территории Танки, то придется за ней следить круглосуточно.

И вообще, можно было бы отдать кого-нибудь из девиц за динизца, вот и тех и других сколько.

Собственно, все видели, что Гарика страдает, и многие даже догадывались, почему. В очередной раз столкнувшиеся личные мотивы и чувство долга не давали регенту покоя, но выбор был очевиден. Это понимали и принимали все, кроме, разве что этой взбалмошной парочки. Не все знали, что именно за личные мотивы, но должна же быть и у Родриго Гарики тайная страсть.… В общем, страна кипела слухами и предпраздничной суетой.

А пока близнецы ругались, Роберт размышлял.

— А почему он не попросит Стедда? – этот вопрос давно не давал Салинэ покоя. То, что бывший секретарь и начальник личной охраны регента сейчас не в столице и явно отказывается участвовать, слегка смущало, но Леон ведь справился бы…

Пиньяки замолчали. Конар поднял глаза от бумаг и долго смотрел на очередного герцога, соображая, шутит ли он или правда не знает того, о чем вся столица в курсе.

— Видите ли, Роберт, дело в том, что Стедд уже отказался и второй раз Родриго не повторит своей просьбы.

— Но почему? Это же в интересах государства…

Возникла неловкая пауза. Искреннее непонимание коменданта обезоруживало всех. И как ему сказать, в каких отношениях находились эти двое, пока не началась эта авантюра со свадьбами?..

— Понимаете ли, Роберт, эти двое не только герцоги, но и близкие друзья.… Очень близкие. – Анри прокашлялся и с надеждой посмотрел на Сунеля, но тот лишь кивнул.

— Да все я понимаю… Я просто не вижу необходимости в этом фарсе. – Роберт устало махнул рукой.

Остальные трое только переглянулись.

***

Картина, сложившаяся к середине декабря, была неутешительна. Динизсцы не желали подписывать хоть какой-то договор без гарантии того, что интересы их стороны в браке будут соблюдены, и они получат возможность выбора кандидата или кандидатки.

Последнее же условие ставило в тупик всех и сводило на «нет» все усилия хоть как-то разрешить вопрос. Диниз просил выдать им в качестве гарантии соблюдения договора Сунеля Пиньяка. Безопасность заложника гарантировалась.

Регент и первый маршал знали, чем объяснялось подобное условия, точнее объясняться оно могло только одним – приключением последнего в Дриксене восемь лет назад. Но вспоминать это сейчас было, по меньшей мере, глупо. Равно как и лишать Танку Первого Маршала.

Над решением этого вопроса посольства и правители ломали головы и языки.

Пока было ясно только то, что Родриго женится на одной из девиц королевского Дома Диниза, а принц Фридрих – на представительнице государства Танка….

Помолвка на таких условиях была чистым абсурдом, но давала хоть и смутные, но все же гарантии спокойствия на границах.

Столица, а вслед за ней и все страна роптала, не желая видеть врагов так близко к трону, но Гарика был непоколебим в своем решении.

Подготовка к встрече велась параллельно с празднование нового года.

Сунель, общавшийся с Гарикой более других, не находил себе места. Он был готов пожертвовать собой и послужить гарантом мира, но ведь Родриго и правда собирается жениться. Ежу понятно, что он будет несчастен. Жизнь герцогов Гарика всегда была подвержена страстям, и жен они всегда выбирали по велению сердца. Тут же – одна сплошная политика. «Не жалеет себя, подумал бы о других». Умение жертвовать всем достойно похвалы, но иногда масштаб жертвы несопоставим с целью. У Родриго вошло в привычку все кидать на алтарь высшего стремления. Сейчас его задача – мир и спокойствие в стране. На этот раз не ценой собственной жизни, но ценой собственного счастья. «Идеалист, черти его побери!»

В столичном воздухе летала мысль о срыве помолвки регента.

Часть 2

Я учусь причинять тебе боль…

© Джем

И все же они попробовали. Они его украли. Выкрали в ночи из собственного же поместья, связали и под конвоем приволокли в столицу. Леон не сопротивлялся. Если Пиньяки что-то затеяли, то грех им мешать, к тому же целее будешь, если сидишь тихо.

После этой выходки он вообще не проявлял никаких эмоций. В доме близнецов ему отвели отдельные комнаты, где он и жил, ни с кем не разговаривая. Каждый из компании хоть раз да попытался с ним поговорить, но герцог Стедд ныне являл собой ледяную статую самому себе. В общем, вел себя как Гарика в начале. Только что не пил и слуг не гонял. Его пытались привлечь к разработке плана, но он не отреагировал. Сидел, смотрел, слушал. Скоро на него махнули рукой. Заговорщики так увлеклись идеей, что никто не подумал о том, что чувствовал в этот момент каждый из «спасаемых». Анри, правда, ещё какое-то время продолжал пытаться поговорить, но Леон действительно мало чем отличался от изваяния, был бледен, разве что дышал и ходил, и это беспокоило Анри все больше. Но скоро идея увлекла и его настолько, что к Леону он заходил только поздороваться

***

В общем, от Леона отстали. Он ел, спал, ходил и тихо умирал. Было невыносимо быть так близко и не видеть, знать, что он потерян навсегда. Господа спасатели их с Гарикой романа упускали одну небольшую деталь. План господина регента включал в себя и его, Леона.

Это означало, что женитьбой самого Родриго дело не ограничится. Леон обязан последовать его примеру, чтобы и его род продолжался – в интересах государства. И если первое Стедд ещё мог понять и вынести, то принять последнее не мог никак. Жизнь Родриго – это его дело и государство – тоже его дело, но требовать того же от него… Леон смирился бы с любым отношением Гарики к себе. Стал бы другом его семьи просто чтобы иметь возможность быть рядом хоть иногда, видеть, как растут его дети.… Или просто бы исчез. Но чтобы Родриго настаивал, а он именно настаивал, точнее, требовал невозможного. Это Леон принимать отказывался. Поэтому просто ушел.

Раз за разом Стедд прокручивал в голове их с Гарикой последний вечер. Он понимал, что Родриго прав, и почти смирился с этим, живя в глуши, но здесь, в столице, наблюдая воочию, зная все подробности…. Сил не было. Совсем.

***

Тогда они только вернулись в столицу. Сутки давно перевалили за полночь, но дел не стало меньше. Гарика устало потер переносицу и откинулся в кресле.

— На сегодня хватит. Остальные дела могут подождать хотя бы пару часов. Не хочешь немного пройтись, Лео?

Леон был непротив, стояла морозная осенняя ночь. Луны не было, зато звезды горели ярко. Они молча брели по дворцовому парку. Под ногами скрипел первый, и плечо рядом было теплым и уже совсем родным. Леон наслаждался прогулкой. Родриго брел молча, и, казалось, был сейчас не здесь, а где-то далеко, среди звезд и духов.

— Ты никогда не думал о нашей судьбе, Лео?

Эти слова были сказаны так внезапно, что Леон даже остановился. Внимательно посмотрел на тоже остановившегося Родриго. Тот не шутил. Для него это было действительно важно.

— Нет. – Леон удивился серьезности этих слов. — Ты о чем, Росио?

— Мы ведь последние, Лео. И я вдруг подумал о сыне… Точнее, не вдруг. Я думаю об этом давно… Просто, когда ты рядом, это не так важно, но знаешь, пока я болел…

И вот тогда Леону вдруг стало ясно, что это — конец, и от этого что-то оборвалось, лопнуло, как струна на вершине аккорда, и стало пусто, больно и холодно внутри, так, что он почти забыл, как дышать. Такого он не испытывал, наверное, со времени смерти Джастина. Родриго, увидев, что его спутник резко побледнел и застыл на вдохе, подошел, обнял, одобряюще улыбнулся.

— Не пугайся, я просто так.…Подумал…. Я люблю тебя, ты знаешь… — голос Родриго дрогнул, — но…

— Я понял вас, герцог.- Спокойные, тихие слова дались Леону с трудом. – Вам нужен наследник, а для того, чтобы он был законным, вы должны быть женаты на его матери. Мне тоже нужен наследник и соблюдение этих условий не менее обязательно.

— Да, Лео, ты все правильно понял. Но это не значит, что мы…

— Значит, Родриго, и ты сам прекрасно это знаешь. Именно это и значит.

Вырваться, уйти, и чем скорей, тем лучше. Но он не смог, так, сразу.

«Что-то слишком хорошо все стало в твоей жизни»

И все же Леон сбежал. Ночью. Пока Родриго спал.

А потом начался этот кошмар. Сначала Стедд думал, что переждет у себя – не дали. Значит, придется терпеть здесь. Молчать и терпеть.

В какой-то момент все вдруг стало безразлично и бессмысленно. «Если прошло всего полгода, значит, ты не стоил большего, герцог».

***

Свежие слухи гласили, что Гарика остановил свой выбор на одной из девиц и скоро будет назначен день свадьбы. Общество живо обсуждало это событие. В тот день Леон перестал есть.

***

Стедд жил в особняке Пиньяков тихой тенью. Его не выпускали в город, слуги тщательно следили за его перемещениями по дому. И когда он не вышел к завтраку, на это сначала не обратили внимания, Анри по привычке поднялся поздороваться. И сразу же криком поставил весь дом на уши.

Оружия у Леона никто не отнимал. И этой ночью последний герцог Стедд вскрыл себе вены фамильным кинжалом. На завтра было назначено оглашение регентской помолвки.

***

Когда Анри вошел в комнату Леона, алое пятно на белых простынях было первым, что бросалось в глаза. Простыни были мокрыми от крови. Пережав вены, Конар заорал так, что оба Пиньяка были в комнате Леона мгновением позже. Втроем они перевязали раны, проверяя, жив ли их подопечный. По чистой случайности Стедд оказался ещё жив. Доставленный доктор осмотрел пациента, удивляясь, за что зацепилась здесь жизнь. Прописал какие-то травки и снадобья и отбыл, сказав, чтобы звали, если что.

Леон лежал без сознания. К обеду него началась лихорадка.

Осуществление плана срыва помолвки и восстановления душевного равновесия господина регента отменялся по очевидной причине.

То, что Гарика не в себе, понимали все, начиная от девиц, видевших его первый и единственный раз в жизни, заканчивая Хуаном, знавшим своего господина не первое десятилетие. При абсолютном внешнем спокойствии и даже некоторой жизнерадостности взгляд Родриго Гарики выдавал в нем безумца. Глаза его неестественно блестели и прибывали в постоянном движении, будто регент высматривал кого-то. Он никогда не смотрел на собеседника, часто внезапно прерывал любой разговор и прислушивался. Пауза могла затянуться на несколько минут. Однако попытка мягко и на время отстранить его от ведения дел встретила такое ожесточенное сопротивление, что от него отстали. В конце концом, особого вреда не было, точнее, была огромная польза. Со странностями мирились, надеясь, что пройдет. За пару месяцев привыкли и перестали обращать внимание, да и регент стал немного спокойней.

***

В ночь перед днем своей помолвки Родриго проснулся от ощущения надвигающейся беды. Горизонт только начал светлеть. Пытаясь списать все на волнение, регент понимал, что совсем не это тому причина. Случилось что-то действительно плохое, и это касается его. С ним было все в порядке, тревожных вестей с родины он не получал, да и не оттуда этот холод в груди…Что же тогда?

Отбросив все государственные дела, Родриго пытался вспомнить, как дела у его ближайшего окружения. И неожиданно понял, что последний месяц некоторые из них уж слишком беззаботны и беспечны. В принципе Сунель никогда не отличался спокойным нравом, но вот веселый секретарь Рауля – это уже из ряда вон. Да и сам Рауль, кстати, тоже. Мелочи, которые он фиксировал почти неосознанно, сложились в картинку. Похоже, что близнецы что-то затеяли, но насколько это касалось именно его, и не было ли внутренним семейным делом Пиньяков, Родриго определить не мог.

Тревога нарастала, спать было абсолютно невозможно. Решив отложить помолвку на неделю и высунув голову в прохладу мартовской ночи, Родриго до рассвета смотрел на бледные мартовские звезды. И когда первый луч солнца коснулся земли, регент понял – случилось. Все же случилось. И единственной причиной этого был человек, о котором Родриго запретил себе думать, но которого, сам того не замечая, постоянно искал взглядом среди придворных.

Леон Стедд. Что-то страшное случилось с его Лео. Точнее, уже не с его. С герцогом Стеддом. И не спросить никого. Потому что с чего бы вдруг спрашивать. Окружение по наитию обходило в разговорах все, что, так или иначе, касалось бывшего секретаря регента. Родриго знал только, что примерно месяц назад Стедд исчез из своего поместья. Но его друзья не стояли на ушах и не искали его, а значит, что с ним все было в порядке.

Кстати, о друзьях. Давно он не пил с Сунелем. Гарика метался по комнате, как зверь в клетке. Отметя решение нанести ранний утренний визит, как несостоятельное, Родриго вызвал кого-то и дежурных и отдал распоряжения относительно отмены (да-да, именно отмены, а не переноса) помолвки, велев немедленно прислать ему первого, кто объявится во дворце и тройки Пиньяки-Конар.

День закрутился с бешеной скоростью, но где-то к полудню Родриго осознал, что ни один из вызванных к нему так и не явился. Дежурный доложил, что во дворце они не появлялись, зато в срочном порядке в особняк Пиньяков увезен был доктор примчавшимся с утра пораньше Робертом Салинэ. От такой новости у Родриго аж голова закружилась.

Что все эти люди делают в столице и зачем Пиньякам доктор, да еще и королевский? Вчера все ещё были живы, здоровы и веселы!

Отчетливо осознав, что счет пошел на минуты, практически отшвырнув дежурного и послав всех остальных, толпящихся в приемной к Дьяволу, господин регент отправился к Пиньякам.

***

Когда Родриго без стука вошел в холл особняка, никто из присутствующих этому даже не удивился. Зато удивился регент. Пиньяки с похоронными лицами застыли в обреченных позах почти у самой двери. Казалось, каждый сел, куда смог, да так там и остался. Лишь изредка кто-то обменивался виноватыми взглядами. С минуту постояв посреди этого пейзажа, Родриго открыл было рот, чтобы спросить, а что собственно, но Анри Конар кивнул ему на лестницу на второй этаж.

— Вторая дверь налево, – эти слова Гарика услышал уже на середине подъема.

Взлетел и замер.

Беда стучалась в сердце свинцовой перчаткой. Он знал, кого увидит за дверью. Но откуда? И что значат лица друзей, сидящих внизу? Мысли пронеслись, и осталась ровно одна «Да жив ли он вообще?!»

Уже не соображая, что делает, Родриго рванулся в дверь. Крик застрял на выходе, и по инерции перелетев порог, регент сел, где остановился, прямо на ковер.

Открывшаяся его взору картина лишила Родриго всех сил разом. Мимо прошмыгнула служанка, менявшая компресс, и в комнате остались только они вдвоем.

Там действительно был Леон. Он лежал на широкой кровати у окна, в белой рубахе с длинным рукавом, руки вытянуты вдоль тела и почти не видны. В окна лился теплый весенний свет, но под его лучами Леон казался почти бесплотным. И без того худой и бледный от природы, сейчас он был цвета простыней. Единственной яркой деталью были волосы. Немного выгоревшие ещё летом под теплыми лучами южного солнца они золотисто-каштановой шапкой рассыпались вокруг его головы по подушкам. Бескровные губы, сомкнутые веки, огромные темные подглазины и резко выступающие скулы и ключицы – в этом всем не было жизни.

Лежащий перед ним человек умирал, было заметно, как жизнь его медленно покидает тело. Дыхание было слабым…

Сделав на собой усилие, чтобы не бросится прочь, проклиная себя за случившееся, Родриго, покачиваясь, добрел до кровати взял руку Леона в свои. И только тут заметил повязки на запястьях. И опустился на колени, не решившись присесть на край кровати.

— Зачем, Лео? Зачем ты это сделал? – шептал регент. Ответа не было, длинные пальцы жгли своей холодностью. Его Лео не хотел жить. Больше не хотел. Глупо было спрашивать, почему.

Родриго не знал, когда этот упрямый северный выскочка стал для него солнцем в окошке. Светом. Песней, воздухом, но так было и так осталось. Почему он решил отказаться от него? Не решил. Он от него не отказывался. Просто каждый мужчина хочет иметь детей, кровь от крови, плоть от плоти, чтобы было, кому передать свое имя и земли. И Леон это понимал, точнее, так думал Родриго. То, что они оба герцогами только усугубляло положение вещей.

Когда той ночью после разговора Родриго проснулся оттого, что рядом было непривычно пусто, то успел увидеть, как по комнате мечется тень. Это было похоже на бегство, точнее, это именно оно и было. Леон бежал. Бежал от него. Родриго охватила такая досада и обида, что он даже не остановил мальчишку, дал уйти. Решил, что раз Лео уходит, пусть, так будет лучше. Остынет, поймет и вернется. То, что не вернется, об этом даже не думалось. Не мог не вернуться, Родриго же видел.

Он дал ему месяц, чтобы подумать. А через месяц оказалось, что волчонок сбежал в свое логово зализывать раны. Родриго устроил спектакль с пьянками и загулом, но Леон не возвращался. Последней попыткой была организация помолвки. Сущее ребячество. Гарике вдруг стало ясно, что именно поэтому Стедд и сидел на своем севере, вдалеке от него. Да и как он мог вернуться, если последнее, о чем они говорили, было желание Родриго обрести наследника.

Тогда что он делает здесь? Почему?

Картинка сложилась. На сегодня назначена было его, Родриго Гарики, помолвка. Поэтому сегодня ночью глупый мальчишка Леон Стедд попытался покончить с собой. Как он оказался в особняке Пиньяков вместе со всей остальной компанией, Родриго собирался выяснить немного позже.

Леон заметался на постели, дыхание его стало одним неровным всхлипом, и Родриго, не очень понимая, что делает, сгреб в охапку это почти невесомое тело и поцеловал, делясь своим собственным дыханием, теплом, жизнью…

«Живи, волчонок! Дьявол и все его кошки, живи!»

Родриго целовал Леона в холодные губы, прижимая к себе, согревая, пытаясь услышать биение сердца. И слышал, пока что слышал. Сердце неровными толчками гнало остатки крови по телу Стедда. Но этого было мало, чтобы согреть глупого мальчишку. И все же он тогда не дал ему уйти. Удержал.

Леон пережил эту ночь, а потом и следующую. Лихорадка то спадала, то начиналась вновь, но уже не с такой силой. Когда Леона трясло, Родриго обнимал его, пока дрожь не утихала, растирал холодные руки, менял повязки и компрессы. Три дня никто из «заговорщиков» их не беспокоил, только слуги два раза в день приносили еду и перевязку

***

Следующую неделю Родриго метался между дворцом и особняком. Встречаясь с кем-то из Пиньяков или их гостей, он просто кивал и проходил мимо. И дело было не в том, что нечего сказать, а в том, что сейчас любые слова не имели смысла. Главным была жизнь Леона, а уверенности в ней пока ни у кого не было.

Ещё через пару дней стало ясно, что Стедд все же выкарабкается, хоть и потерял много крови.

Когда у Леона снова началась сильная лихорадка, его перевезли во дворец, он бредил, но не приходил в сознание. И за каждое слово его бреда господин регент и все его ближайшее окружение готовы были жилы живьем себе рвать и всем строем отправляться в Ад. То, о чем молчал молодой Стедд, пока был в сознании, выходило на белый свет в этом болезненном бреду. И оттого, как все это выглядело со стороны Леона, всем делалось настолько нехорошо и противно общаться даже между собой, что господа военные разбрелись по дворцу и старались не попадаться на глаза друг другу. Даже Анри и Сунель свели свои контакты к минимуму.

Когда регент собрал в одно всю картину происшедшего, он ругался так, что даже бывалые вояки краснели, как девственница в борделе.

***

За окнами во всю бушевал апрель.

Пиньяки по старой памяти иногда заходили выпить по бутылочке «Крови». На второй же вечер Гарика устроил всем допрос с пристрастием о том, что же таки произошло. На что близнецы вполне законно потребовали, чтобы сначала рассказал, что стало причиной. Решили разбираться всем коллективом.

Собравшаяся в тот вечер в приемной регента компания была пестра настолько, насколько это вообще себе можно представить: Гарика, Пиньяки, Конар, Салинэ, но все они переживали за здоровье и судьбу Стедда. «Знал бы Леон, скольким он, оказывается, дорог...»

Долго собирались с духом и мыслями. Когда кончался третий ящик вина, кто-то, кажется, Анри, попросил все же рассказать, с чего все началось.

И Гарика рассказал, не вдаваясь в подробности, конечно.

По осени он в очередной раз отвлеченно задумался о жизни вообще, и об их жизни с Леоном в частности. И в очередной раз осознал, что как бы они двое не были счастливы вместе, есть долг перед родиной и многими поколениями предков, а поскольку герцоги случайно не размножаются, то может, стоит… (Да, господа, я и бываю глуп и сентиментален).

Вероятно, дело было в том, что все стало слишком хорошо.

В тот вечер он решил поделиться своими мыслями с Стеддом. Леон понял это буквально, то есть так, что вот прямо завтра Родриго примется искать им жен, таких, чтобы не сильно мешали любовникам видеться. А такого отношения он не понимал и не принимал. Как в последствии оказалось, это был самый глубокий страх Стедда – что его оставят одного снова, только на этот раз просто прогонят, потому что, если больному регенту он нужен, то вот здоровому – уже нет. Предлог может быть любой. Пусть и самый благовидный. Решив, что он в этом не участвует, Леон уехал в Стедду, где и занял глухую оборону.

Выслушав поток ругани от честной компании по поводу собственной глупости и явного влияния Оруэлов на его сознание, Гарика прилюдно раскаялся. Продолжили выяснять обстоятельства дальше. Пока Родриго показательно буянил в столице. Леон не менее показательно скучал у себя в поместье. И все бы ничего, но тут кто-то решил, что это уже их дело, если двое не правы. Они выкрали, да-да, именно так, герцога Стедда и приволокли в столицу, где во всю и с размахом шла подготовка к помолвке господина регента. На вопрос: «А каково при этом было Леону, кто-нибудь подумал?», стратеги и тактики покаянно опустили очи и развели руками.

Дальше — хуже. Они планировали во время церемонии помолвки подменить предполагаемую невесту Леоном. Но Стедд наотрез отказался участвовать в этой затее, а в ночь перед самой церемонией у него сдали нервы.

Замолчали, осмысливая услышанное. И по мере осмысления, лица собравшихся, грустнели ещё больше, бледнели, а Анри вообще пошел красными пятнами. С Оруэлом в свое время переобщались все. Идиотизм – это заразно.

— Доигрались. – Резюмировал молчавший все это время Роберт. – Говорил же я, не суйтесь, сами разберутся. Он ведь вам не игрушка. Вам всем. Терять очень сложно, особенно когда только обрел то, что действительно стоит ценить – близкого друга и родного человека. Он же сирота!

Остальная компания молчала. А что скажешь? Они действительно заигрались, привыкнув к ледяной маске и вечному язвительному спокойствию Стедда. То, что для них было шуткой и розыгрышем для одинокого мальчишки стало злой реальностью.

И сейчас этот мальчишка бредил в соседней комнате, разговаривая с ними, но не желая возвращаться в этот мир.

***

Все свободное время Родриго проводил у постели Леона. Точнее, все время, потому что дела государства в очередной раз были посланы к Дьяволу. (Бедный Дьявол и так разбирается последние полгода с делами доблестной Танки и не жалуется). Остальные занялись своими обязанностями, стараясь не попадаться Родриго на глаза, но заходили проведать Леона. Его состояние не менялось.

Гарика заменил ему сиделку, сам кормил, мыл и ухаживал, и тело постепенно пришло в норму, восстанавливаясь. Но вот сознание жило своей отдельной жизнью, не желая возвращаться. Поначалу опасаясь даже прикасаться, Родриго постепенно привык и умудрялся даже разговаривать с Леоном.

Примерно через неделю, когда жизни Стедда ничего больше не угрожало, Гарика рискнул и устроился на ночь на другом краю огромной кровати. Ночь прошла спокойно.

Утром Родриго проснулся, обнимая своего волчонка. Тот спокойно спал, и у Родриго появилась надежда. Врачи не раз осматривали Леона. Слушая его, сходились на том, что нежелание возвращаться к реальности вызвано серьезным эмоциональным шоком, закрепленным болью. Как физической, так и душевной. Мир снов, в котором Леон сейчас жил, был его способом защиты от этой боли.

Родриго молчал и слушал. На вопрос, что делать, медики только разводили руками. «Клин клином выбивают» — говорили они. Причините ему другую боль.

На это Родриго пойти никак не мог.

«Я и так причинил ему слишком много боли…»

***

Наступил май. Постоянно засыпая и просыпаясь в одной постели с Леоном, чувствуя его тепло и мягкость, Гарика сходил с ума. В открытые окна врывались запахи пробудившейся природы. Все живое радовалось теплу, солнцу, жизни и любви.

Чтобы спокойно проспать всю ночь, просто обнимая Леона, и не делая попыток приласкать его, Родриго каждый вечер напивался. Помогало слабо.

Купая своего Лео, чувствуя под пальцами каждый сантиметр, каждый изгиб его тела, Родриго то и дело отдергивал руки, чтобы не позволить себе… «Леон болен, он не может… Кукла, сейчас он просто кукла. Вы хотели поиграть – вот и получите свою куклу, герцог»

«Причините ему другую боль…»

***

Этой ночью Родриго не спалось. По привычке, изрядно выпив и устроившись рядом с Леонов на их общей кровати, Родриго смотрел в окно. За окном был дворцовый парк, и сквозь открытые рамы комната наполнялась запахом цветов и пение птиц. Светила полная луна.

Его пальцу гладили Леона по лицу. Он красив и молод. Кожа нежная, тонкая, гладкая, почти прозрачная в лунном свете. Спит. Дыхание ровное, губы приоткрыты. «Он все время спит…»

«Почему ты мне не снишься, Лео? Я ведь тебе снюсь, я знаю.… Где ты?»

Поцелуй был жестом отчаяния, но когда другие губы потянулись и приоткрылись навстречу, Родриго не смог оторваться. Его руки осторожно обняли возлюбленного, поцелуй все длился, и когда он пытался прервать его, Леон придвигался ближе. Руки Лео опустились на его плечи, гладя и побуждая к действию. И у Родриго в который раз уже с этим человеком сорвало все тормоза. «Если ему это снится, то пусто его сон будет приятным, а я сделаю все для этого».

Родриго оторвался от губ любовника, целуя его в шею, ключицы, плечи. Узнавая и радостно принимая его ласки, даже спящий, Леон открывался ему. Они не были вместе полгода. «Как же я скучал по тебе, Лео!»

А дальше все завертелось в бешеном ритме. Изголодавшись по ласке, оба тянулись друг к другу, и то, что один из них был сейчас не здесь, уже не имело значения.

Объятия, поцелуи, осторожные прикосновения и один на двоих болезненный вскрик, когда Родриго оказался внутри. На секунду замерев, как и раньше, очень бережно и осторожно, Гарика вглядывался в лицо любовника, стараясь угадать момент, когда можно будет продолжить, давая телу Леона вновь привыкнуть к нему. И едва не отшатнулся, когда вместо уже привычно сомкнутых век встретил ясный и полный желания взгляд блестящих в лунном свете серых глаз.

Леон слегка подался назад, и Родриго больше не сдерживал себя. Его Лео снова был здесь, с ним.

Этой ночью они так и не уснули. Когда сил на физическую близость уже не оставалось, они просто лежали рядом и молчали. Каждый понимал, что разговор необходим, но портить очарование ночи не хотелось, слов не было, был только страх вновь потерять возлюбленного.

***

Следующая неделя для Леона была странной. Днем он читал и упражнялся, восстанавливая физическую форму, а в ночи в комнаты врывался Родриго и набрасывался на него прямо с порога, молча, иногда даже с рычанием. Утром любовник исчезал засветло, пока Леон спал. О произошедшем они так и не поговорили.

Стоило Стедду попытаться ночью затеять разговор Родриго либо снова набрасывался на него с ласками либо просто уходил. Претензий в физическом плане у Леона к нему не было. Гарика в постели был нежен, предупредителен, внимателен и невероятно страстен. Сил сопротивляться его напору у Леона хватало ненадолго. Да он и не особо стремился. Все же с Родриго было хорошо.

Но как жить дальше Стедд не представлял.

Пока он приходил в форму, к нему успели заглянуть все участники авантюры и извиниться, объяснить… Он слушал, улыбался и через некоторое время прощал. Сил на злость не было. Прошедшие месяцы казались ему кошмарным сном, и только смена времен года за окнами и зажившие шрамы на руках говорили, что сном они все же не были.

Пиньяки были, прежде всего, друзьями Гарики, поэтому разговор получился хоть и не из простых, но все же спокойный. Под конец они даже смогли перекинуться парой шуток.

Конар пришел один и долго молчал, не поднимая глаз. Леон тоже молчал. Когда Анри, наконец, решился и выдал: «Прости, я понимал, что сильно, но не знал, что настолько…» Стедд даже не сразу нашелся, что сказать. Анри извинялся за то, что не обладал сверхинтуицией и не мог знать всего. Не увидел, не понял до конца, просто не знал, как к этому относится сам Леон. И ему единственному Леон сам все объяснил.

Стедд говорил, а Конар молчал и потрясенно слушал. Не было ледяной маски, не было острот и подколок. Был просто очень уставший молодой человек, который рано стал вдруг герцогом, полковником и любовником первого человека королевства. И кто сказал, что этот путь легок? Но Леон был согласен, потому что верил и любил, и не мог представить, что было бы, если бы не…

Стедд оборвал себя на полуслове и внезапно зло посмотрел на Анри.

— Вот ты знаешь, чего мне ждать?

От такой откровенности Анри ответил не задумываясь.

— Нет.

— Вот и я не знаю. А он молчит.

Леон почти залпом выпил полбутылки Крови, и мрачно усмехнулся.

— Вы ведь не этого ждали?

— Нет. Но он снова взял все в свои руки. Дела налаживаются…

Леон лишь пожал плечами.

— Знаешь, сейчас тебе лучше уйти. Скоро вернется Родриго, а со мной он разговаривать в последнее время не хочет.

Конар кивнул и вышел.

***

Общение с Салинэ происходило шумно и на повышенных тонах.

Внезапно Роберт подлетел к Стедду, повалил его на кровать, схватил подушку и начал колотить Леона, снова ругая того в голос. Леон сначала слабо отмахивался, но потом вошел в азарт и ответил иноходцу другой подушкой, костеря того не менее куртуазно.

Именно эту картину и застал Родриго Гарика, заполночь вернувшись в свои покои.

В течение минуты Роберт привет себя в порядок и поспешно отбыл.

Гарика несколько минут пожирал глазами раскрасневшегося после боя Леона, а потом, прорычав себе что-то под нос, вылетел из спальни в неизвестном направлении.

Этот демарш господина регента стал для Леона последней каплей.

Не хочет говорить, кошки с ним, пусть молчит. Всякому терпению и прощению есть границы. До утра прождав так и не вернувшегося Гарику, Леон собрал вещи.

Со всеми, кроме Родриго он отношения выяснил. Гарика же разговора избегал. Что произошло с бесстрашным герцогом, Леон не знал. И пока был слаб, не интересовался. Сейчас спросил бы, да не у кого. Где ныне прибывает сиятельный герцог Гарикасете, никто во дворце не знал.

На прощание, оглядев ставшие уже привычными покои, на рассвете Леон Стедд, двадцатилетний герцог, последний герцог Стедд покинул столицу и отбыл по направлению к своим фамильным землям. На север, в Стедду.

Часть 3

Мы вернулись домой…

© Хелависа

На земли Стедды пришло короткое северное лето. Леон впитывал его запах, дышал теплым воздухом и понимал, что наконец-то едет домой. Не известив о своем приезде заранее, он все же обрадовался, застав поместье в том же идеальном порядке, что и при его присутствии.

Некоторое радостное оживление среди слуг при его появлении послужило для Леона хорошим знаком.

Дворецкий встречал его на крыльце.

— Мы рады, что вы вернулись, господин. Ваш дом ждал вас.

Очутившись в своих комнатах, Леон принял ванну и велел до ужина подготовить ему бумаги за последние месяцы для ознакомления.

Отчеты, сверка, беседы с управляющим, бухгалтерия – все это успокаивало и отвлекало от мыслей о Родриго. На то, чтобы разобраться в желаниях герцога Гарики, Леон махнул рукой. Если Гарике что-то будет надо, он это получит. Если Стедд нужен ему, он у него будет. Точнее, он у него есть. Он примчится по первому вызову. Вот только позовет ли регент…. Или слабость Леона – лишь предлог, чтобы отложить, но не отменить регентские планы?

Все эти вопросы мучили Стедда по пути домой, но здесь они уже не имели смысла.

Днем он купался, гулял или разъезжал по окрестностям, смотря, как живет простой народ, вечером по привычке допоздна сидел с бумагами и письмами, ночами долго не мог уснуть, на рассвете забываясь тревожным сном. Но тревога постепенно уходила. Пока он здесь, все будет хорошо.

Спокойная однообразная жизнь затягивала. Страхи забывались, но в сердце заняла своё место глубокая тоска. Он прятал её даже от себя, не давая выхода. Жизнь входила в привычную колею.

***

Столица снова стояла на ушах. Регент с бешеным энтузиазмом взялся разбирать накопившиеся дела. Огонек безумия в его глазах не погас, но кого это волновало, когда решались судьбы государств. Никто не спрашивал Родриго, что случилось. Никто не видел Леона. Знали только, что он снова живет у себя в поместье. Хуан мрачно смотрел на своего господина, но молчал.

Ночами Гарика пел и мысленно клял себя за то, что не поговорил с Леоном. Откладывал до тех пор, пока тот наберется сил. Что он хотел ему сказать, Родриго не знал. Знал только, что не хочет его потерять. Но не хотел привязывать к себе.

Он хотел, чтобы они были на равных, чтобы оба решали, что и как должно быть. Но не спросил. И не извинился. Гарика знал, что виноват. Что обидел. И знал, что его в очередной раз простили.

Тяжело быть долго с кем-то, зависеть от него. То, что он зависим от Леона Стедда, даже когда полностью здоров, Родриго понял давно. И Стедд нуждается в нем не меньше. Так почему же не сказал всего этого?

«Причините ему другую боль…»

Родриго писал песню. И никак не мог подобрать слова, чтобы выразить что, что чувствовал. Все казалось ему плоским и лишенным смысла. Смешно на четвертом десятке не смочь сказать самого главного. Но вот герой Танки не мог. И от этого бесился ещё больше. Ему почему-то казалось, что если просто поговорить, Леон поймет, но не поверит.

Положение спас Сунель.

Вломившись однажды в ночи прямо в регентскую спальню пьяный в ноль Пиньяк плюхнулся на любимое герцогское кресло, водрузив себе на колени не менее трезвого Конара, и немилосердно лапая последнего, на полном серьезе осведомился, сколько кошек Родриго уже разогнал своими ночными завываниями и какого Дьявола он тут, в смысле в столице вообще, делает?

Родриго отмахнулся запущенными делами. И тогда Сунеля понесло. Гарика выслушал длительную отповедь на тему свихнувшегося на почве страсти к своему, теперь уже бывшему, секретарю регента и о пользе такого регента для государства. В процессе монолога, Анри оказался без рубашки и в совершенно непристойной позе почти лежал на Сунеле, и руки Пиньяка ласкали его все откровеннее. Гарика отворачивался, и до последнего пытался не обращать внимания.

А какой-то момент сунелевской проникновенной тирады Родриго сорвался с места и бегом понесся по коридорам дворца в сторону конюшен, а немногим позже уже верхом на Моро на север.

В это время в регентских спальнях тихо смеялся абсолютно трезвый Пиньяк, обнимая еще более трезвого и уже полностью обнаженного Конара, укладывая последнего на широкую регентскую постель.

***

Появление Родриго в его родном доме стало для Леона полной неожиданностью. Он ждал письма, гонца, известия, любой новости или сигнала, но не самого регента.

Вернувшемуся после очередной поездки по окрестностям Стедду сообщили, что у него гость. На вопрос, кто именно, слуги ответили, что господин регент собственной персоной.

Вероятно, он побледнел или очень сильно изменился в лице, поскольку подоспевший к нему Макс придержал его за локоть и сказал, что если господин Леон желает, то они немедленно избавят хозяина от присутствия в его доме господина регента, будь он даже сам Родриго Гарика.

Стедд лишь помотал головой.

— Он в гостевых комнатах, господин. – Тихо проворил дворецкий и убрал руку с хозяйского локтя.

На негнущихся ногах Леон дошел до дверей гостевых покоев. Как был с дороги, пахнущий конским потом и пылью, толкнул дверь и, вздохнув, переступил порог комнаты. Его гость расположился у открытого окна с бокалом вина и гитарой.

«Откуда в Стедде гитара?»

Окна гостевых покоев выходили во внутренний двор, и Родриго наверняка видел, что он вернулся. Леон устало привалился к косяку и молчал.

***

Гарика повернулся на звук открывающейся двери. На пороге застыла статуя его бывшего секретаря. Он окреп, загорел и возмужал. И от этого стал ещё более красив. Юношеская красота постепенно уступала место мужской. Назвать стоящего перед ним человека «мальчишкой» или «волчонком» Гарика уже не решился бы. Прошел год, но как же Леон повзрослел.

Спокойный серьезный и все же просительный взгляд. «Зачем ты здесь?»

Нет, ты не чужой, тебя примут, но в качестве кого?

Бережно положив гитару и едва не опрокинув бокал, Родриго сорвался с подоконника и в два шага пересек комнату. Леон не двинулся ему на встречу. Не дойдя шага, Родриго остановился.

— Лео… Леон, прости. – Гарика посмотрел в спокойные, подернутые инеем серые глаза.

— За что ты извиняешься, Росио? Мы оба были идиотами. Это прошло и забыто. Зачем ты здесь? – вопрос задан. И нужен только честный ответ.

«Росио.… Да. Значит все ещё живо»

— Я не могу без тебя.

Синие глаза горят почти безумными, но такими теплыми звездами, и их свету так хочется верить…

— И я не могу без тебя.

Иней тает, будто прорывается тонкая корочка люда, и синий свет отражается в глубине серых озер.

Леон делает шаг, преодолевая разделяющее их расстояние, и первым целует Родриго. Но прежде чем утонуть в знакомых и родных руках, запирает дверь. Его слугам пока не стоит знать всех подробностей личной жизни своего господина.

***

Утро встретило любовников теплыми солнечными лучами.

Лето на севере короче, чем на юге и поэтому тепло намного драгоценнее. Земля и люди с жадностью впитывают в себя каждый лучик и стараются сохранить его, чтобы зимними вечерами легче было согреется.

Глядя на спящего рядом Родриго, Леон понимал свою землю. Пока солнце есть, нужно радоваться его теплу, чтобы в холод можно было согреть себя памятью о былом и надеждой на будущее.

22.01.2009 г.