В некотором царстве, в далеком государстве, во дворце холодном, на земле голодной жил да был Иван-королевский сын. Брат его старший, прозванный Львиным Сердцем и Ослиной Головой, воевал на далеких землях, мать королевством правила. А Ивану-королевичу хоть волком вой с тоски. Кроме как по углам девок щупать, и заняться нечем. А как жениться пора пришла, так и взвыл Ваня, ибо страшны были королевны и царевны, да и знатные боярышни земли Аглицкой. Уж так страшны, что хоть бобылем всю жизнь живи.
Пришел Иванушка к матери своей, королеве Лионоре, да говорит ей:
— Отпусти меня, матушка, в земли далекие, холодные. Слыхал я, что там девушки красивы как цветы. Хочу себе там невесту поискать.
— Ну ладно, сынок мой меньшой, любимый, — ответила Лионора-королева, — езжай в земли холодные, северные, да привези оттуда себе невесту пригожую, а мне телохранителя для утех сексуальных.
Офигел добрый молодец до глубины души, но перечить не посмел матушке любимой. Взял он с собой кошель с монетами, сел на коня доброго, да и поехал к берегу, где стоял корабль королевский. Сел он на корабль и поплыл по морю широкому да бурному, к земле далекой, гиперборейской, где жили девицы прекрасные.
Приплыл он к земле далекой, коня свел на берег, да и поехал по землям чужедальним. Побывал много где, повидал земли чужие, странные, языкам разным выучился. И однажды, ясным днем прибыл к воротам царства неведомого. Удивился Иван-королевич, не знал он, что есть царства в этой дикой земле. А тут глядь, башни высокие, ворота широкие, люди знатные, купцы богатые. Идет Иванушка, глядит по сторонам, диву дается. Мимо краса-девица прошла, аж челюсть у Ванюшки отвалилась. Глядит, взгляд оторвать не может. Как теленок на привязи, пошел за девкой. Та повернулась и гнать его стала.
— Чего ты, — говорит, — присох как репей к хвосту собачьему? Отвяжись!
— Я бы и рад! — говорит ей королевич аглийцкий. — Да вот беда, люба ты мне, краса ненаглядная.
— Я краса? — удивляется девка. — Да обычная я. А вот коли красу увидеть хочешь, так тебе в соседний город надо, где правит Василиса Премудрая. Вот она действительно краса ненаглядная.
Запали в душу Ване слова девкины. Заочно влюбился он в Василису Премудрую. Решил идти, свататься. А чтобы ближе было, решил через город проехать, да прикупить еды на дорожку.
Едет значит, Иванушка— королевич, и слышит, звуки громкие, странные. Глядь, а перед ним площадь. А на площади, у столба высокого, прикованный цепями, человек стоит. А по бокам его два палача. И плетьми сыромятными бьют его, так, что уж и помост весь в крови.
— Погодите, добрые люди, — говорит тут Иван-королевич. — Что сделал этот человек, что так жестоко его наказываете?
— Да, долг вовремя не отдал купцу знатному, — ответствовал один из палачей. — Вот и велено бить его, горемыку, покуда долг не уплатит.
— Я уплачу его долг, — ответил тут Иванушка. — Отвяжите его, да помогите с помоста сойти.
Глядь, стоит перед ним красивый добрый молодец, волосы длинные, а лицом аки девица красная, да станом тонок и строен. Стоит, шатается, много принял мук, стало быть.
— Как звать тебя, добрый молодец? — спрашивает тут Иван-королевич.
— Мишкой-Стрельцом кличут, — ответил парень.
Уплатил Иван-королевич долг купцов, посадил Мишку-Стрельца позади себя, да вперед двинулся. Однако ж, вечереть стало уже, и надо было ночлег искать. А гостеприимный дом отсоветовал новый товарищ Иванушки.
— Неспокойно нынче в приимных дворах, — говорит, — разбойники шалят, да люди пропадают без вести. — Идем лучше в моё лежбище. Там хоть и соломы пук, да рогожа старая, однако ж, не побеспокоит никто.
Согласился королевич. И вот, пришли они к старому-старущему домишке, что по крышу в землю ушел.
— Ты глаза закрой, спаситель мой, — говорит ему Мишка-Стрелец. — А я вперед поведу. А то по стенам там пауки да жабы снуют, шарахнешься, да и ушибешься ненароком.
Закрыл глаза Иванушка, а Мишка-Стрелец взял его за руку, да за собой повел. Идет королевич, удивляется. Не плесенью и не жабами пахнет, а тонкими благовониями заморскими, да телами девичьими, сладко пахнет— не удержишься. Не выдержал тут королевич, приоткрыл глаз один, да так и обомлел. Идут они коридором меж спаленок девичьих, а там…
— Ох ты ж непослушный какой, — смеется тут Мишка-Стрелец. — Ну да ладно, ты— спаситель мой, да заступник. Служить тебе буду верой и правдою. Каку хошь девку бери, а хошь, и сразу всех.
Возгорелось тут сердце молодецкое. Приосанился королевич, на девок поглядывает. А в самом кровь кипит. Глядь, а Мишка-Стрелец уже в подушках валяется, а девки ласковые ему поротую спину натирают маслами целебными, бальзамами дорогими.
— Ну, что застыл, гость дорогой? — смеется Мишка-Стрелец. — Али не любы тебе мои красавицы?
А красавицы уж и обступили королевича, да одежду с него тянут, под белы руки ведут в спальню, к пруду благовонному, смывают грязь дорожную. Разнежился тут Иван-королевич, ухватил одну из девок, да к себе потянул. А девка куда как хороша, глаза голубые, волосы черные, жопа круглая, да крепкая. Разлакомился тут королевич, а девка стонет, причитает, именами ласковыми его зовет, хорошо стало быть, ей сделалось. Глядючи на неё и остальные девки к хую королевскому потянулись, в очередь становятся, ругаются, уж кое-где и в волосья друг дружке вцепились. А Иванушка им молвит ласково, да с придыханием, потому как очередная красавица на его хую трясется:
— Ой вы, девицы красные, вы не ссорьтесь, да не ругайтесь, а лучше меж собой поласкайтесь, меня на всех хватит!
Обрадовались девки, ссориться перестали. Начался тут такой разврат, что пауки на стенах покраснели, да кошки убежали прочь. Многому научился королевич за время странствий, да неутомим был в науке постельной. Девки не нарадуются, что такой ёбарь знатный к ним попал, а Мишка-Стрелец смеется.
— Ты, — говорит, — и позабыл вроде, зачем ехал. Но девки мои ласковые не в царевны годятся, а только на хуях мужских скакать, да ласкать. Коли не передумал ты дальше ехать, помогу тебе взять в жены Василису Премудрую.
Обрадовался Иван-королевский сын.
— Девки твои, — говорит, — сладки да умелы в любовной науке. Но мне нужна королева хорошая, чтоб с умом да с догадкою, да править помогала мне.
Горевали девицы Мишкины, да ничего не поделаешь. Пришлось им отпустить королевича. Простилися они ласково, на дорогу харч да деньгу собрали, расцеловалися напоследок. Нехотя уходил королевич. Больно полюбились ему красавицы ласковые.
Ехали они лесом высоким, да полем широким, да горами поднебесными, за путями чудесными. И вот наконец, встали у врат в царство Василисыно.
А Василиса Премудрая куда как мудра была. Да колдовать умела искусно, и в прислужницах имела девицу-тугарыню, чернокосую до пышную, да в ворожбе столь же умелую. Поворожила Василиса на зеркале волшебном, вызнала, что едут к ним два молодца.
— Что хочешь сделай, — велит она тугарыне — но чтобы духу их тут не было! Как хошь, так и изведи! Только чтоб про то ни едина душа жива не проведала!
Поклонилась девица-тугарыня. Волосы вымыла, причесала, тело умастила маслами благовонными, глаза насурьмила и стала такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Глянула на неё Василиса и довольна осталась.
— Ступай, говорит, да делом займись. А не сможешь, так отдам тебя Змею Горынычу!
Одела тугарыня дорогие одежды, взяла двух прислужниц-невольниц, да и пошла навстречу гостям нежеланным.
Идут себе Иван-королевич да Мишка-Стрелец, по сторонам смотрят, дивуются. В королевстве-царстве одни бабы да девки, из мужиков не видать никого. А город сотворен из каменьев драгоценных, да золота-серебра, да мрамора белого и алого. Красота такая, что дух захватывает.
— Гляди, какая…— шепчет Иванушка. А навстречу им такая краса ненаглядная идет— век любоваться!
— И правда…— Мишка-Стрелец ему отвечает. — Всем хороша девка, на такой бы и я женился.
Подошла к ним девица-красавица, в ножки низко поклонилася, волосами землю метя.
— Привет вам, незнакомцы, гости драгоценные. Не изволите ли отдохнуть, потешиться? Мы гостям чужестранным рады завсегда.
— Почему бы нет, красавица? — учтиво ей Мишка-Стрелец отвечает. — Всем ты хороша, и у каких только родителей народилась красота такая? Да ты свободна ли?
И ручку белую ей целует ласково. Дрогнуло тут сердечко девичье. И не пожелала девица-тугарыня губить молодца красивого, да учтивого. Но супротив колдовства темного, что владело ею, супротив чар, что Василиса наложила, не смогла противиться.
— Свободна я, — нежно отвечает ему. — Извольте со мной пройти, добры молодцы, гости нездешние.
Привела она их во дворец из золота и каменьев ценных. Иван-королевич рот распахнул, да все прикидывает, как на эти сокровища землю родную поднимать будет, походами братца родного досуха высосанную. А девица-тугарыня и добрый молодец Мишка-Стрелец глаз друг с друга на сводят, слюнки глотают, да ручки пожимают нежно. Возгорелась, стало быть, любовь великая.
— Пришел я с делом важным, девушка, — говорит ей тут Иван-королевич. — Свататься пришел я к владычице вашей, Василисе Премудрой. Сам я тоже королевский сын, ищу супругу— ровню себе.
— Ты не знаешь, повелитель, с кем связался, — грустно ему тугарыня отвечает. — Василиса Премудрая— колдовка знатная, магией владеет. Просто так не получить тебе её.
Ещё сильнее возгорелось пламя любви в груди Иванушки.
— Моя будет! — отвечает он. — Любое поручение выполню, любую землю под пяту подстелю…
— Эх, королевич ты глупый, — печалится тугарыня (а Мишка-Стрелец уж сзади подкатил, да ручонки загребущие распускает)— да разве ж тебе победить Василису без нашей помощи?
— А как можно мне заполучить её? — королевич спрашивает.
— А вот зарядите мне сразу с двух пушек, — усмехается девица-тугарыня. — Тогда и скажу…и помогу во всём.
А уж и спальня постлана, да кувшины с шербетом, да сладости положены. Да купальня готова. Помылись с дороги добры молодцы. Сама хозяюшка ласковая их обиходила. Да прямо в купальне и пригрела. Уж и ублажили её добры молодцы, и спереду, и сзаду. Так, что от стонов стены ходуном ходили, да от мата забористого тугарского. А потом и в спальню перебрались втроем. И уж тут так зарядили в девку с обоих стволов, что взвыла тугарыня.
— Хватит уже! — молит их, а Ивашка с Мишкой в два ствола наяривают, да мнут её тело белое. — Помогу я вам! Помогууууууууу!
— Слово дай честное, поклянись сердцем своим и душой своей! — требует тут Мишка-Стрелец.
— Слово даю! — стонет тугарыня. — Ох, отпустите только! Роздыху дайте!
Опосля ебли залихватской, разбойничьей, уснула девка, а Иван-королевич спрашивает друга своего Мишку-Стрельца:
— Она ж и так бы помогла. Зачем же её так мучить было?(пожалел значитцо)
— Девка та силам темным подчиненная, — ответствовал ему Мишка-Стрелец. — Подлость бы сделала за ради ничего. А ить хороша девка! Как дело сделаем, заклятье снимется с неё, и мной одним сыта будет. А пока пусть спит, горемычная.
Сказал, поцеловал девку-тугарыню и Ивашку с постели поднял. Оделись они, поели чего Бог послал, напились, да стали план составлять.
А Василиса Премудрая в зеркало волшебное глядит. А звука нет. Долго кляла царица-колдовка продукцию умельцев Китайских, да только тех умельцев на понос пробило и ничего более. А звук так и не появился. Однако ж, глядя, как пялят девку гости заморские, и сама царица разлакомилась. А пуще того понравился ей Иванушка-королевич, за то, что ласковый был да нежный.
— Ступай, — говорит девке сенной, — да приведи ко мне обоих сей же час!
А уж гости заморские и сами пожаловали. Вошли, учтиво царице поклонилися, да о здоровье осведомилися. Вздохнула тут Василиса Премудрая.
— Ой вы гой еси гости дорогие, заморские! Вы сперва за стол сядьте, выпейте да поешьте. А потом и о делах можно.
— Да мы сытые, красна девица, — отвечал ей тут Иванушка-королевич. А у самого так и полыхает внутри. Больно девка ему по душе пришлась. Росточку невеликого, зато складом хороша, как куколка, да ликом мила и нежна. Взял он её ручку белую, да колено преклонив, ласково поцеловал.
— Будь моей королевой, девица милая!
Грустно улыбнулась ему Василиса.
— Ох, Иван-королевич, я бы и рада…но колдовство на мне лежит страшное. Только истинно любящее сердце меня может спасти. Для того должен ты выполнить три задания трудных.
— Я согласен! — говорит тут Иван-королевич. — Давай свои задания!
— Ну, слушай тогда, королевич чужеземный. Есть у меня колечко малое. В нем часть сердца моего. Унесли его злые вороги, темные дивы, да положили на веточку малую на самой вершине самого высокого дерева. А забраться на ту вершину не может никто. Ствол до самых облаков гол как земля бесплодная. Принеси мне колечко, верни мне часть сердца моего! Только не вырони, не ушиби, ибо тут же умру я от разрыва сердца. А не сумеешь до завтра, так и голову с плеч долой!
Поклонились добры молодцы. Вышли из дворца в думах тягостных. Как же выполнить первый приказ Василисы Премудрой.
— Вон оно, дерево заветное! — говорит Мишка-Стрелец. — А вон и колечко на веточке. Высоко подняли, злые дивы-вороги! Ну да ничего, снимем!
Были у Мишки лук со стрелами. Взял он его и стал стрелы метать. Одну над другой садит, уж стрелы кончились, одна всего осталася, а только до половины ствола дошло. Призадумался тут Иванушка-королевич.
— А что, — говорит, если по системе рычагов меня поднять наверх?
— А это как? — удивляется Мишка-Стрелец.
— А вот так, — сел тут Иванушка на землю, да палочкой схемку набросал. Удивился Мишка-Стрелец, но поверил. Стали тут они кузню искать, и нашли мааахонькую, холодную совсем. Стал тут Мишка-Стрелец её потапливать, а Иванушка тем временем к царице пошел. Тоскливо ему было без неё, да горестно. И не чаял уж он живым из этой истории выйти.
— С чем явился, добрый молодец? — царица тут его спрашивает, в будуваре своем лежа на постели белой. А ивашка стоит, да ног под собой не чует.
— Дозволь, — говорит, — простынку твою напоследок поцеловать. Хоть с ароматом твоим на смерть пойду.
Призадумалась царица. И боязно ей такого ёбаря ненасытного к постели подпускать, и хочется. Ну, думает, один раз смерти быть.
— Целуй, — говорит. Подошел тут Иван-королевич, на коленки встал, да начал простыню целовать. А с простынки белой будто ненароком и пальчики царские. И ручку нежную. Василиса уж и не помышляет о том, как прогнать. Возгорелось у ней, да так зажало, что и не знает уж, куда вертаться. И говорит гостю:
— Ой ты королевич иноземный, ласковый, не хочу тебя отпускать, не вызнав…
— О чем же? — спрашивает Иванушка, а сам все ручки царицыны целует.
— Да вот…не знаю, все ли так у заморских мужчин устроено, как у нашенских. Говорят, у вас заместо хуя головы собачьи, а не то змеиные.
Помутилось тут в голове у царевича.
— Повели, — молвит, — владычица, я и покажу, что не головы собачьи, али змеиные…
Повелела ему Василиса, а сама уж и ножки жмет, и губки облизывает. Иванушка тут кафтан сорвал с себя, да исподнее. Стоит перед царицей, а хуй-то уж рвется вперед, к местечку желанному. Да и сама Василисушка по ласке мужской дюже изголодалася. И ручкой манит к себе.
— Иди, — говорит, — сюда. Я проверю, не магия ли…
Подошел тут к ней королевич, а Василиса возьми да на себя его завали. Ох уж не солнце ясное вставало, да не ветры буйные бушевали, то еблася царица гордая, Василиса премудрая, да с королевским сыном Иванушкой. То на себя его, то под себя, то сверху, то раком, то в позе 69, не зря ведь Камасутру, индийским раджой подаренную, вдоль и поперек изучила. Ох, сладко было Иванушке, позабыл он и о смерти лютой, и о жизни. Так бы и не слазил с царицы, но пришлось.
— Прощай, — говорит, — Краса ненаглядная. Перед смертью хоть тебя обнял.
Заплакала тут царица. Не хотелось ей рубить Иванушке золотую голову. Но делать нечего.
Пришел Иван-королевич в кузню, а там уже стоит машина, Мишкой скованная. Рот открыл от удивления Иванушка, а Мишка-Стрелец смеется.
— Мы тоже не лыком шиты, — говорит. — Ну давай, Иван-королевич, я тебя наверх, к колечку подниму.
Поднял он лук, стрелу долгомерную привязал к веревочке, да и выстрелил высоко, через ветку нижнюю перебросив. Потянула стрела веревку. Поймал её Иванушка, да к машине греческой приладил.
Ещё солнце не садилося, как добрался Иванушка до ветви нижней. А по ней, зацепившись, и дальше полез. Дотянулся до веточки, снял колечко заветное, да на пальчик мизинный себе надел.
Спустился вниз. Уж далеко заполночь было. Мишка-Стрелец стеречь взялся, лег королевич да и уснул крепким сном непробудным. Проснулся лишь под утро, от звуков странных да страстных. Глядь, а в уголке на сене, на голом Мишке-Стрельце тугарыня скачет, стонет, извивается, все боле распаляется. Что тут поделаешь, пришлось помочь парню. Подкрался Иванушка сзади, да и вломил тугарыне в жопу белую, так, что та света белого невзвидела.
— Ох мне, — стонет, — вашу мать, ребята! Откуда ж вы такие…дружные?
— Спасибо, друг милый, — пыхтит Мишка, снизу наддавая, — а то ж почти уже заебла меня, неугомонная.
Отпилив девку до потери сознания, уложили её друзья на сенцо, да укрыли рогожкою, чтоб передохнула. А сами пошли к царице Василисе.
— Ну что, добры молодцы, выполнили ли вы задание мое первое?
— Выполнили, — отвечает Иванушка, да мизинчик показывает. Аж затряслася царица.
— Дай его мне!!! Дай сейчас же!
— Нет уж, царица милая, Василисушка, — отвечает ей Иван-королевич. — Не отдам я тебе колечка. Хоть часть сердечка твоего со мной будет.
— Быть посему! — сверкнула очами царица грозная. — Слушай же второе мое задание! На горе, что за лесом, лежит орлиное гнездо. А в нем серьги мои драгоценные, в них разум мой схоронен. Верните мне серьги те. Да орла-хозяина остерегайтесь. Ибо есть то злой колдун Аквила, что меня околдовал. Принесите мне серьги к завтрему, да чтобы ни единый камешек не выпал, а то разум покинет меня.
— Повинуюсь, царица прекрасная, — говорит Иванушка, а у самого сердце в груди замирает, как вспомнит ночь прошедшую. Да и царица дышит тяжко, да губки облизывает. Увидал Мишка-Стрелец такое дело, да и молвит:
— Я пока коней подготовлю, припасов наберу. А ты, друг мой сердешный, простись с царицей поласковее.
А уж Иванушка и сам рвется, царицины груди мнет, шею кусает, уста сахарные целует. Еле успели до спальни дойти. Да в постель и кинулись. И понеслась душа в рай! Иванушко царицу ебет, та благим матом орет, захорошело ей стало быть. А Иванушко её и спереду, и сзаду, и сверху, и снизу, и туда и сюда, да в таких позах диковинных, что и в Камасутре не написано. Благо путешествовал долго, много земель повидал. Много девок поебал. Долго ли, коротко ли, заеб царицу до обморока, в губки синие поцеловал, оделся и вышел во двор. А там уж Мишка его ждет.
Поехали друзья к горе заветной, по тропочкам тонким пробрались, нашли гнездо орлячье. Кинулся королевич серьги искать, а Мишка на стреме стоит, озирается. По ту пору повеял ветер смрадный. Потемнело небо синее— летит хозяин гнезда, злой колдун в орлином обличии. Мишка его увидал, лук натянул, да пустил стрелу острую прямо в сердце черное колдунское. Заклекотал тут орел, завыл не по-орлиному. Да и грянулся на скалы. Глядь, а на его месте человек лежит, лицом черен да страшен, а в ушах серьги неземной красоты.
— Бери их скорее! — молвит тут Мишка-Стрелец. — Это и есть заказ царицын.
Вернулись они заполночь, Мишка сторожить взялся, а Иван-королевич лег, да и уснул. Проснулся под утро уже от стонов да криков. Глядит, а Мишка-стрелец уже посинел весь, и девка на нем тугарская скачет со смехом бесовским. Подкрался тут Ивашка, да вдул девке заколдованной в жопу белую. Завыла, запричитала тут тугарянка, уж и благим матом воет, молит отпустить, а Иванушка все ебет и ебет. Долго ли, коротко ли, заеб до полу-смерти девку, оттащил в уголок, да укрыл платьем своим запасным. Мишка-Стрелец опамятовался.
— Спасибо тебе, — говорит, — чуть не заебла меня до смерти девка! Больно злой бес в жопе у ней сидит. Но ничего, братец мой, ещё раз остался. И доле уж моя девка будет.
А царица уж на крылечко вышла, ждет их не дождется.
— Ну что, — спрашивает, — принесли ли мне серьги мои драгоценные?
— Принесли, — отвечает Иванушка, — да серьги те со мной останутся. Как память о тебе, любовь моя несравненная, Василиса Премудрая.
Забегала тут Василисушка, запричитала. А потом и говорит королевичу.
— Ой ты, иванушка, зеница ока моего, исполни последнее моё задание, спаси меня от злой судьбинушки!
— И какое же задание? — Иван-королевич спрашивает. Потупила тут Василиса очи синие, да и молвит:
— Ох, Иванушка, должен ты, чтобы меня спасти, самой Бабе Яге беззаконной, что в лесу заколдованном живет, палок натыкать. Давно уж никто на неё не зарится. А ить она есть— тело мое жадное, любвеобильное. Утешить его надобно. Только уж более страшное оно.
— Сделаю для тебя что угодно, краса ненаглядная! — пал в ноги царице королевич. — Только напоследок до себя допусти!
Пошел Мишка-Стрелец коней седлать, а Иванушка с царицей до спальни. Сладко было им в первые два дня, а на третий слаще всего. И такие трюки заковыристые Иванушка придумывал, что царица диву давалась. А уж девки сенные от зависти все губы искусали, вопли хозяйкины слыша.
Долго ли, коротко ли, утомил Иван царицу до бесчувствия, в щечку бледную поцеловал и вышел. Сели они с Мишкой на коней, да поехали к Бабе Яге в зачарованный лес.
А та уж ждет их, на завалинке у избушки сидит, да трубку зловонную курит.
— С чем пожаловали, добры молодцы? — спрашивает, а сама ухмыляется.
— Ты сперва накорми, напои, в баньке попарь, а там уж и расспрашивай! — говорит Мишка-Стрелец, а сам за спиной королевичу руку жмет, чтобы не сболтнул чего ненароком.
— Итиж вашу мать, сучьи дети, опытные какие! — ругается Баба Яга, а отказать-то и нельзя— гость— особа священная.
Истопила она баньку, белье чистое принесла, простынки, да сама разделась и гостям говорит.
— Уж попарю вас, да дух нездоровый выпарю, но и вы меня распотешьте, успокойте душеньку мою.
Переглянулись Иванушка с Мишкой. Сдернули с бабки простынку, да вломили так, что от вопля Ягиного крышу ветром унесло. Дерут её от всего сердца, от всей душеньки молодецкой, ни криков, ни просьб не слушают. Бабку уж пробрало, уж и пощады запросила, а они все орудуют.
— Что бы ты не видел, друже, не пускай старую! — рычит Мишка-Стрелец. И тут хлоп! Бабка в свинью перевернулась. Зажмурились парни, да давай пуще прежнего долбить. Хрюкнула, взвизгнула свинья, да медведицей обернулась. Но ребятки не сплошали, как ебли бабку в два ствола, так и жару ещё наддали. Завыла медведица, да в паучиху огромную перевернулась. Охнул тут Иванушка, ибо пауков боялся до обморока, но сдюжил, хотя затряслися коленки королевские.
И напор удвоил, зажмурившись. Но чует, снова тело женское в руках, и не старушечье, а нежное, мягкое, знакомое до сладкой истомы. Открыл глаза Иван-королевич, да так и обмер. Не паучиха перед ним и не ведьма старая, а его ненаглядная краса Василиса Премудрая. Уж и не дышит, болезная.
— Нет, друже! — крикнул тут Мишка-Стрелец. — Не умаляй напору молодецкого! Еби её пока не исчезнет!
Тяжко было Иванушке, но послушался он друга мудрого, напор удвоил. Уж и слезами обливается, но еть продолжает. И тут диво дивное случилось. Засияла царица Василиса ярким пламенем, да и пропала. И парни аж грудями стукнулись. Сели на пол, продохнуть не могут.
— Ото ж, тяжкое было задание, — говорит Иванушка. — Отдохнем сперва, а потом домой поедем.
— Нет, друже мой, нельзя нам тут оставаться, — говорит ему Мишка-Стрелец. Не успели они нагишом наружу выскочить, как вспыхнула избушка черным пламенем, и пропала.
— Итиццка сила…— ругается Мишка, — я одежду прихватить забыл.
Так и пришлось им голым ехать, только и взяли листьев, чтобы наготу прикрыть. А уж их и встречают с песнями да танцами, да радостью великой. И в царский дворец на руках несут.
— Спасибо вам, избавители мои, — говорит тут царица Василиса. — Вы ступайте в купальню царскую, да смойте пот и усталость. А я пир велю приготовить.
Сильно устал Иванушка от трудов праведных, да прямо в купальне, на лавочке теплой и уснул сном крепким. Просыпается, а друг его сердешный, Мишка-Стрелец уж и стонать не может. А на бедрах его с хохотом бесовским скачет, изгаляется тугарыня. Подкрался тут Иван-королевич, да так вломил девке ебливой в жопу белую, что завопила та благим матом, задергалась. Потемнело тут в купальне, да пыхнуло светом белым, слепящим.
Очнулся Иван-королевич, глядь, а у бассейна девка-тугарыня сидит и плачет слезами горькими, да головушку бедовую Мишки-Стрельца на руках баюкает. А тот и не дышит. Вскинулся тут Иван, к другу бросился.
— Что ж натворил я…не устерег…-горюет, — друга милого на потребу бесу проклятому оставил.
И девка-тугарыня слезы горькие льет.
— И свободна уж я, издох бес проклятый, а на кой мне свобода эта? Уж отдала бы я её за то, чтобы жив был любимый мой, ненаглядный.
Поцеловала она Мишку-Стрельца в губы синие, да и говорит Иванушке:
— Друг сердешный любимого моего, милостью своей пронзи ты сердце мне стрелой из его колчана. Не хочу я боле жить на свете. Без него свет немил мне.
Не хотелось Иванушке убивать девицу, но так его молила тугарыня, что поддался он на мольбы. Обливаясь слезами, вытащил он стрелу из колчана, зажмурился, да и ткнул тугарыню во белу грудь.
А как глаза открыл, глядь, стоят перед ним Мишка-Стрелец, да тугарыня прекрасная, одеты в шелка да парчу, и в коронах царских.
— Спасибо тебе, брат мой названный, — говорит тут ему Мишка-Стрелец. — Спас ты меня от заклятия злого, да супругу мою разлюбезную вернул мне. Будь же счастлив со своею Василисой Премудрою. Да помни, что есть у тебя брат и друг верный, король королевства подземного, элфийского, а по прозванию Мишка-Стрелец.
Сказал, и пропали оба с глаз долой.
Тут и веселым пирком да за свадебку. Женился Иванушка-королевич аглицкий на разлюбезной Василисе Премудрой. Да и повез её в земли свои стылые бедные. Но любовь их жарко горела, и любили они друг друга всей душой и по Камасутре вдоль и поперек. И я там бывал, баб аглицких ебал. Уж страшны да холодны, из-за палки не видны. На том и сказке конец, а злым силам пиздец.
ПС.
А маменьке родимой привез Иван-королевич богатыря сильномогучего для постельных утех. Был тот богатырь собой пригож, силен, да крепок в постели. А звали его Вертихуй Чингизханович.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.