Псы множества пространств

Маленькая собачонка, черно-белого окраса, с короткой шерстью, деловито рыскала по подъезду обычного панельного дома, одолевая этаж за этажом. Ее блестящий нос не упускал ни одного интересного места, успевая обнюхать и углы на стыке ступеней и пороги квартирных дверей. У дверей она задерживалась чуть дольше. Помимо порога, ей оказывались не менее интересны и коврики, и оставленные вещи, которые хозяева не хотели держать дома. Вещи она обнюхивала очень внимательно, негромко чихая, когда вместе с запахом в ноздри попадала пыль. Впрочем, совсем долго она не задерживалась нигде и очень скоро одолела полных четыре этажа. Но на пятом этаже одна из дверей ее заинтересовала больше чем все остальные. Она несколько раз обнюхала порог, затем саму дверь. Короткая шерстка на загривке начала подниматься. В квартире находилось что-то или кто-то, явно не по нраву собачонке. Чуть поднялась верхняя губа, обнажая маленькие и острые клыки. Секунду подумав, она уперлась головой в дверную обивку и напряглась, словно пытаясь толчком открыть дверь. В следующий неуловимый миг, черно-белое тельце прошло сквозь плотное дерево двери и собачка оказалась внутри. Уже увереннее, она прошла в одну из комнат, где на кровати, под плотным одеялом, лежал мальчик. Он разглядывал потолок и, возможно, поэтому собачонку не увидел. Она же, не останавливаясь, пробежала в дальний угол, на удивление пустой и мрачный, словно свет боялся сюда заглядывать, села, подняла мордочку вверх и издала громкий протяжный вой...

***

Псы бежали. Бежали упорно, словно усталость не имела над ними власти. Лишь приоткрытые пасти жадно хватали воздух, тут же с хрипом выталкивая его назад, да свисали длинные розовые языки, ловя прохладу встречного ветра. От них веяло силой и угрозой, как веет от надвигающейся бури или от готового разразиться урагана. Псы бежали целеустремленно, придерживаясь какого-то им одним известного пути. Псы несли с собой смерть. Ощетиненные загривки, мечущееся в глазах пламя, безумный бег. Кто смог так разозлить их, что они бросили все свои дела, став на дорогу преследования?

Псы бежали, не обращая внимания на дни и ночи, забыв про отдых и еду. Бежали к цели.

***

— Мам, а я умру?

Ромка играл с игрушечным медвежонком и спросил не отрываясь от занятия, словно не хотел увидеть, как отреагирует мама.

Ольга с трудом удержалась, чтобы не вздрогнуть и не расплакаться тут же. Закончив поливать цветок, она проглотила застывший в горле комок и повернулась, постаравшись улыбнуться.

— Кто тебе это сказал, маленький?

Она подошла и погладила сына по голове.

— Я слышал, как вы разговаривали с доктором, — ответил Ромка.

— Ты, наверное, не правильно понял, — попыталась объяснить Ольга. — Он говорил, что это могло бы произойти, но мы вовремя обратились и теперь все будет хорошо.

Ромка отложил медвежонка и посмотрел матери в глаза.

— А почему же я все никак не выздоравливаю?

Она снова постаралась улыбнуться.

— Не все сразу, малыш. У тебя очень сложная болезнь Чтобы она совсем прошла, нужно очень долго лечиться.

— Я знаю, — вздохнул Ромка. — А правда, что рак неизлечим? Это по телевизору говорили.

Ольга поняла, что больше держать себя в руках не может. Чтобы скрыть набежавшие слезы, она обняла Ромку и крепко прижала к себе. Горло сжимали спазмы. Некоторое время она молчала, пережидая приступ, потом произнесла:

— У тебя другой рак. А возможно, что и не рак, потому что врачи еще сами не уверены. Поэтому ты выздоровеешь и вырастишь большим и сильным.

Она продолжала прижимать Ромку, чувствуя, как по щекам катятся и катятся уже безостановочные слезы. Ромка притих в ее объятиях, размышляя о чем-то своем, детском. Ольга была ему благодарна. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы. И так они прорываются наружу чаще обычного.

Совсем недавно, она потеряла мужа. Судьба не дала им прожить долгую и счастливую жизнь, позавидовав их счастью. Его унесла тяжелая и неизвестная медицине болезнь. Всего за несколько месяцев. Перед глазами Ольги стоит тот день, когда друзья принесли его на руках, смущенно и виновато улыбаясь. Пояснили, что на работе с ним случился приступ, после которого сам он подняться уже не смог. "Скорую" вызвали, но места, где его можно положить не нашлось. Хорошо, что дом не так далеко. Извини, Оль. Сделали, что могли. Она тогда держалась, как могла. Проводила друзей мужа, засуетилась по дому, соображая, что есть из лекарств. Сергей отшучивался, не верил, что больше не поднимется. Потом приехал врач. Уже тогда, по лицу этого сухонького старичка в белом халате, она догадалась, что болезнь не простая. Но она заставила верить себя в лучшее. И верила. Ровно четыре месяца. Поэтому и не было у нее рыданий на грани истерики, что даже тогда ей казалось происходящее нереальным. До самого последнего момента ждала она, что Сергей поднимется, обнимет ее, скажет что все прошло.

А недавно заболел Ромка. Очень похожей болезнью.

— Мам. А я не боюсь умереть. — сказал Ромка, словно подслушав Ольгины мысли. — Ко мне дедушка приходил во сне. Он сказал, что это совсем не страшно и не больно. И еще сказал, что потом я уже никогда не буду болеть. Там. Это правда?

— Правда, — тихо ответила Ольга.

— Еще он говорил, что там тоже есть дети, с которыми я обязательно подружусь и мы будем играть. Что там всегда весело и совсем не скучно.

— Не скучно, — машинально подтвердила Ольга.

Как ни старалась, она не смогла удержать новую волну слез. Они застыли в глазах, навалились на веки тяжестью озер. Мир исказился. Предметы в комнате приобрели расплывчатые очертания, зашевелились, изгибаясь как отраженные в кривом зеркале. Потускнели краски. Серая пелена накатила и поглотила их. Внутри нее что-то шевелилось, мелькали тени и сновали маленькие существа, появившееся неведомо откуда. А в дальнем углу колыхалась большая темная фигура, согбенная, с огромными печальными глазами и длинными руками, тянущимися в сторону Ромки. Рядом с ней сидела маленькая собачонка черно-белого окраса. Она задирала вверх свою мордочку и беззвучно выла.

Ольга моргнула, заставляя наваждение пропасть. Слезы хлынули, унося с собой измененный мир, возвращая ему краски. Понимая, что дальше сдержать себя она не сможет, Ольга отпустила сына и ушла в свою комнату, где смогла уткнуться в подушку. Старая подруга, все еще сырая от прошлого раза, приняла ее, отгородила на время от горя, погрузив в блаженный мрак. В следующий миг, Ольгу сотрясли рыдания.

***

Среди ночи Ромка проснулся. По телу разливалась слабость, которая в последнее время живет с ним постоянно, тошнило. Некоторое время он лежал не шевелясь, и глядел в окно. Там простиралось звездное небо, такое близкое и доброе. Подмигивали веселые звезды. А в верхнем углу застыла важная луна с чуть надкушенным краем. Неужели пора? Ромка не знал, как приходит смерть, поэтому совсем не боялся. Правда он слышал, что многие больные приходят в себя, чтобы успеть попрощаться с родными. Может позвать маму? Он прислушался к домашней тишине. Мама спала в соседней комнате и ее ровное дыхание едва доносилось в комнату Ромки. На кухне тикали старые настольные часы. Обычные ночные звуки, привычные и знакомые. Совсем не верилось, что сейчас он может умереть и больше никогда их не услышит. Или зря он так думает? Может быть, он проснулся совсем по другой причине. Нет. Пока звать маму он не будет. Пусть поспит. Она и так целыми днями волнуется и плачет. Вот если он почувствует, что настает этот момент, тогда....

Ромка лежал и продолжал слушать тишину. Спать совсем не хотелось. Слабость волнами гуляла по телу, отчего иногда кончики пальцев начинало покалывать. Тошнота ушла, но было немного трудно дышать. Чтобы чем-то занять себя, он принялся разглядывать находящиеся в комнате предметы. В темноте они выглядели таинственно и не всегда узнаваемо. Некоторые и вовсе походили на древних чудовищ. Например, стул с одеждой. В темноте он казался похожим на, затаившегося, безголового монстра. Монстров Ромка не боялся. Он даже подмигнул ему и помахал рукой. Потом его взгляд коснулся дальнего угла, которое около окна. Хотя звезды и луна старались вовсю, тут царила полная тьма. Жуткая и непонятная. Ромка даже поежился, словно из угла на него подуло холодом и закрыл глаза, чтобы не видеть этой темноты.

И сразу услышал скрежет. Такой, словно кто-то царапает дерево гвоздем. Или когтем. По спине тут же пробежали мурашки, Ромка зажмурил глаза еще плотнее. Может все-таки стоит позвать маму? Звук идет от входной двери и, возможно, это какие-нибудь грабители пытаются залезть к ним в квартиру. Или сначала посмотреть самому? Спросить, кто там? Если это грабители, то они должны сразу убежать, когда поймут, что дома кто-то есть. А если не грабители? По спине снова пробежали мурашки. Или они не захотят убегать? Ромка почувствовал, как от страха вернулась тошнота.

Звук повторился. Тихий и аккуратный. Совсем не похожий на то, что в квартиру пытались проникнуть. Ромка с трудом поборол тошноту, поднялся. Слабость накинулась с удвоенной силой, закружилась голова. Он немного постоял, держась за спинку, пережидая пока все пройдет. Затем, на цыпочках, прошел к двери. Каждый шаг давался с трудом, чтобы не упасть, Ромка упирался руками в стену. Короткий путь до двери, на который раньше он мог потратить не больше минуты, теперь растянулся чуть не на полчаса. Он поминутно останавливался, чтобы переждать очередной приступ головокружения, но упорно продолжал двигаться. Наконец, рука нащупала холодную сталь дверной ручки. Он обернулся на комнату мамы, которую отсюда было хорошо видно. Свет звезд без усилий проникал сквозь шторы, освещая даже дальнюю стену у которой стояла мамина кровать. Мама спала. Лица ее Ромка не увидел, но услышал, как она ровно дышит. Хорошо. Сейчас Ромка быстро прогонит незваных гостей и вернется в свою постель. А маме все расскажет завтра.

Он дернул ручку, делая вид, что хочет открыть дверь и спросил шепотом:

— Кто там?

Из-за двери не ответили. Не донеслось даже звуков шагов, словно тот, кто там находился, решил затаиться. Снова накатил страх. Ромка еще раз обернулся на комнату мамы, замерев в нерешительности. Может все-таки разбудить? Нет. Он все-таки мальчик. А мама девочка, хоть и большая. Все мальчики должны защищать девочек. Поэтому сейчас Ромка откроет дверь и посмотрит, кто же там. Конечно, цепочку он оставит. Как его всегда учили делать, если не знаешь гостя.

Он собрался с силами и тихо повернул ключ. Послышался негромкий щелчок. Еще оборот и еще щелчок. Все. Ромка потянул на себя дверь, открыв, насколько позволяла цепочка. Образовалась щель в пару ладоней ширины, в которую тут же сунулась узкая мордочка с блестящим носом. Ромка даже не успел испугаться, а потом еще и сдерживал себя чтобы не засмеяться. Собака. Обычная собака. Наверное, заблудилась бедняга. Сбежала от хозяев или потерялась, а теперь вот пришла в первый попавшийся дом и просит помощи. Сразу видно, что домашняя. Вежливая. В дверь стучалась тихо, не скулит. Вот же молодчина. Ромка сдернул цепочку, уже смело распахнул дверь.

И застыл от нахлынувших чувств. Лишь сильно дрожали ноги, медленно цепенея от уходящих сил.

Ромка стоял и не знал что делать. Бояться или радоваться? Бежать назад или остаться? Перед ним, занимая всю площадку и даже почти всю лестницу до нижнего этажа, сидели псы. Большие, лохматые… совсем не страшные. Почти все, тяжело дышали, словно бежали сюда издалека. И все до одного смотрели на Ромку.

Ромка никогда не боялся собак. Даже самых бешеных. Каким-то необъяснимым образом, он умел найти с ними общий язык и собаки никогда его не трогали. Иногда казалось, что он даже понимает их язык. И не понимал людей, которые водили собак на поводке и заставляли их быть злыми. Умные собаки сами знают, как охранять своих хозяев и всегда чувствуют зло. Сказать, что Ромка любил собак будет мало. Он был готов жить среди них. Жаль только, мама не разрешала держать дома собаку. Он ее понимал. Ему хотелось большую собаку, но для нее нужно много всего покупать, а мама зарабатывала слишком мало. Поэтому он обходился общением с теми собаками, которых встречал на улице. Пока не заболел и ему перестали разрешать выходить.

И вот теперь перед ним сидела целая стая собак. И он не знал, что делать. Попробовать погладить вон того большого пса, который сидит впереди всех? Наверное, это их вожак. Вон какой большой и сильный. Только если это и правда вожак, то он может не одобрить такую вольность со стороны Ромки. Хоть и не укусит, но клыки покажет. Интересно, что они все здесь делают?

Словно подслушав Ромкины мысли, вожак сам поднялся и подошел к мальчику. Большая голова мягко ткнулась в руку, приглашая погладить. Ромка понял, что боятся нечего. Он присел, обнимая широкую шею пса, зарылся лицом в мягкий мех, пахнущий совсем не собакой, странно и приятно. Откуда-то из глубины души пришло чувство спокойствия и уверенности. Он уже понимал, что псы пришли к нему, чтобы помочь, что это не обычные псы. Может быть, они даже смогут сделать так, что его болезнь уйдет и мама больше никогда не будет плакать. Никогда.

На мгновение, Ромка почувствовал себя как раньше, когда был здоровым и сильным. Значит правда? Псы могут прогнать болезнь? Он тихо засмеялся, зарываясь в песий мех еще глубже. Какой он мягкий. Совсем не похож на собачий. Шерстинки так приятно щекочут лицо, что хочется зарыться в него еще глубже и так уснуть. Хороший, добрый пес. Может быть, мама все же разрешит оставить тебя. Ты такой сильный, с тобой так спокойно. Какая беда посмеет прийти, когда ты рядом? Вот сейчас, только посплю немного и сразу скажу все маме. Она увидит тебя и разрешит… обязательно разрешит… утром. Знакомая слабость вновь неспешно охватила Ромку, маскируясь под сон. Маленькое сердечко, перетружденное во время короткой дороги до двери, билось все тише, с перерывами, которые становились все длиннее и длиннее, пока, наконец, не затихло совсем.

Пес прикрыл глаза. Из них выкатились две крупные слезы, глухо ударились о пол. Ромкины руки разжались. Он как-то вдруг весь расслабился, скользнул вниз, свернувшись калачиком, словно решил уснуть прямо здесь и сейчас. Глубоко вздохнул, на лице появилась счастливая улыбка. И застыл. Навсегда… Не открывая глаз, пес поднял голову и тоскливо завыл. На бетонный пол площадки продолжали равномерно падать крупные собачьи слезы.

***

— Прости нас, мы так и не успели.

Большой, черный пес стоял перед Ромкой с опущенной головой. Ромка понимал его.

— Я бы все равно умер.

— Если бы мы успели, то не умер. На самом деле ты не болел. Это существо, порождение злой стороны, вытягивало из тебя силы, — возразил пес.

— То, которое живет в моей комнате? В углу? — спросил Ромка.

— Да, — сказал пес. — Оно же сделало так, что умер и твой отец. Эти существа живут за счет жизни других, выпивая их постепенно. А мы должны помогать, избавляя мир от них.

— А почему вы так должны?

— Так решил Создатель. Не всегда он успевает вмешаться сам, потому он дал нам разум и силы, чтобы мы могли помогать ему. Жаль, что мы тоже не всегда успеваем. Как в этот раз.

— Но теперь же его нет?

— Нет, — кивнул пес.

— Это хорошо, — сказал Ромка. — Значит оно ничего не сможет сделать моей маме. Спасибо вам.

Ромка присел, обняв пса за шею. Тот положил голову мальчику на плечо, благодарно вздохнул.

— А где мы сейчас? — спросил Ромка. — Какое странно место. Ничего нет.

— Это место между жизнью и смертью. Я задержал тебя здесь, чтобы извиниться, — ответил пес.

— Здесь страшно, — сказал Ромка. — Без тебя, я наверное умер бы тут от страха… Ой!

Ромка засмеялся, вдруг сообразив, что сказал. Потом спросил снова:

— Теперь мне надо идти в рай?

— Сначала ты пойдешь к Нему, — сказал пес. — Это всегда так. Он будет спрашивать тебя, Вы немного поговорите. Потом Он сам откроет тебе дорогу и скажет куда идти. Извини. Большего я не знаю и сам.

— И совсем никак нельзя вернуться назад к маме? — спросил Ромка

— Нельзя. Таковы законы, — ответил пес.

— Жаль, — сказал Ромка.

Некоторое время они молчали. Ромка вдыхал запах шерсти и слушал, как бьется сердце пса. Совсем не верилось в смерть. А может и правда все это только сон?

— Не сон, — сказал пес. — К сожалению.

Ромка нехотя отстранился, чтобы посмотреть в глаза пса. Спросил:

— А вы все собаки?

Пес понял. Кончики его губ изогнулись, изобразив улыбку. Он ответил:

— Нет. Не все. Многие такие же люди, как и ты. Но они захотели стать собаками, чтобы помочь бороться с бедами и злом.

— Я бы тоже хотел стать собакой, — вздохнул Ромка.

— Это возможно. Когда будешь говорить с Создателем, попроси его об этом.

— Я бы хотел стать собакой, чтобы всегда быть рядом с мамой. Ей сейчас будет очень тяжело. Она и так почти всегда плачет, после того как умер папа и заболел я. Даже не знаю, что с ней станет, когда она увидит, что меня больше нет, — сказал Ромка.

Он отвернулся, не желая чтобы пес видел как на глаза навернулись слезы. Затылка коснулось теплое дыхание.

— Хорошо… маленький брат. Кое в чем я могу тебе помочь.

***

Ольга проснулась рано. За окном едва наметился рассвет, выкрасив розовым верхушку соседнего дома. Раньше она никогда так не просыпалась. В груди застыло режущее чувство тревоги. Ромка? Тревога полоснула еще сильнее. Не видя ничего вокруг, Ольга бросилась в комнату сына, боясь увидеть, то чего ждет уже бесконечное количество времени. Кровать оказалась пуста. Она обессилено облокотилась о стену, дрожащей рукой утерев со лба холодный пот. Значит ошиблась. Наверное, пошел в туалет. Дрожащим от слабости голосом, она позвала:

— Рома! Сынок, ты где?

Ответом ей была тишина. Она обернулась и только теперь увидела открытую входную дверь. Странно. Зачем Ромка мог пойти на площадку? Может, кто из друзей заглянул? Хотя рановато для друзей. Спят еще все. Тогда что он там делает? Ольга прошла к двери и выглянула в подъезд.

Ромкино тело лежало на полу лестничной площадки и, казалось, что ребенок спит. Лицо его наполняла безмятежность, губы чуть тронула легкая улыбка, а невесомый ветерок игрался с растрепанными волосами. Все это Ольга уже видела. Когда последний вздох освободил Сергея навсегда от мучения неизвестной болезнью, он тоже улыбался. Безмятежность, что печатью лежала на лице Ромки, могла быть подарена только смертью. Лишь она давала свободу душе, надевая на тело оковы недвижимости. Ольга поняла это сразу, как только увидела сына. Конечно, она знала, что это произойдет и готовила себя каждый день. Но все же оказалась не готова. Да и возможно ли вообще быть к такому готовым? Из нее словно разом выдернули все силы, острая боль иглой пронзила сердце, а горло сдавило так, что едва не задохнулась. Колени подогнулись. Она рухнула на тело сына и заорала, завыла, словно дикий лесной зверь, не обращая внимания на выскакивающих соседей с заспанными лицами.

За что? Этот вопрос молотом бил в голове, выкинув остальные мысли. За что? Что сделала она не так, что жизнь прокляла ее? Почему у нее забрали все, что она любила? За какие грехи отняли у нее и мужа и сына? Зачем теперь жить? Она завывала, забыв все слова, которые знала. Ее пытались утешать, пытались увести в квартиру, но она отталкивала руки. Кто-то укрыл ее широким пледом. Зачем? Чтобы не заболеть, сидя на холодном бетонном полу? Теперь она будет рада болезни. Больше ей незачем беречь себя и не для кого жить. Пускай же смерть придет за ней. Прямо сейчас. Новая волна рыданий сжала ее в своих железных тисках, затрясла, отчего горло издало странные булькающие звуки. Соседи отшатнулись. В ее глазах разглядели разгорающееся безумие.

И вдруг, она утихла. Замерла без движения, разом, словно внутри ее дернули переключатель. Лишь легкое колыхание груди говорило, что она еще жива. Люди стали креститься. Те, кто оказался духом послабее, поспешили по квартирам, качая головой и поминая господа. Кто-то негромко сказал, что "скорую помощь" уже вызвали. А затем нахлынула тишина. Тяжелая, почти осязаемая, она заставляла людей неловко переминаться, заталкивала слова обратно, отчего то тут то там слышалось покашливание и тяжелые вздохи. Среди этой тишины лежала Ольга, глядя немигающим взглядом в пустоту. Она уходила. Уходила по дороге, которую открыла сама. Туда, где наверняка встретит тех, кого потеряла. Туда, где никакая беда и горе ее уже не достанут. Где всегда солнце. Где всегда хорошо и спокойно. Она уходила легко, не оглядываясь.

***

Что-то мешало. Холодное и мокрое, немного неприятное, оно тянуло Ольгу назад, не давая ей полностью погрузится в открывающийся мир. Оно возвращало в реальность с неумолимостью и силой буксира, как бы она ни сопротивлялась. Зачем? Опять в этот ужас царящего горя? Она не хотела. Не хотела ни думать, ни видеть, ни жить. Оставьте. Пускай новый мир называется безумием, пускай он сделает ее сумасшедшей, но он несет спокойствие. Больше она не может быть сильной. Устала. И оставьте же в покое! Но ее не понимали. Продолжали упорно тянуть, пока, наконец, она не закричала, не забилась выброшенной рыбой. Взгляд прояснился, разом охватив множество окружающих ее ног, тело сына и… щенка. Маленький, рыжий, еще не окрепший, отчего постоянно заваливался назад. Он создавал те неприятные ощущения, без устали вылизывая ее лицо. Ольга застонала и попыталась отвернуться. Щенок не понял ее. Он залился радостным, звонким лаем. Кажется, его обрадовало, что Ольга подала признаки жизни. Он снова нашел ее лицо, ткнулся холодным носом. Тогда она закрыла глаза.

Влажный язычок прошелся по веку. Осторожно. Еще раз. Господи! Что же вы не оставите меня в покое? Чей это щенок? Уберите. На некоторое время отчаяние, которое охватывало ее всю, ушло, затихло, оставив место раздражению. Щенок снова лизнул веко. Уже настойчивее. Да что же это в самом то деле! Ольга решительно открыла глаза, приподнялась. Рыжий комок вильнул хвостиком.

— Чей щенок? Уберите. Пожалуйста, — попросила Ольга хриплым, не своим голосом.

Люди вокруг мялись, пожимали плесами. Видимо, щенок был ничей. Наверное, спал где-нибудь на этаже, а теперь пришел проверить, что тут происходит. Ольга попыталась оттолкнуть его в сторону. Щенок уходить не захотел. Принял все за игру, тявкнул, бросаясь на руку. Вот же глупый. Она подхватила маленькое тельце, подняла. Их глаза встретились.

***

Псы бежали. Большие и сильные животные, не знающие устали, наделенные умением находить короткую дорогу среди множества пространств. Издалека доносился вой черно-белой собачонки. Где-то там зло и горе снова пустили свои ростки. Нужно успеть. Обязательно успеть. И псы бежали, забыв отдых и не замечая дней...

Ромка, затихнув на руках мамы, слушал как мощно и монотонно бьется сердце их вожака. Теперь он мог слышать его всегда. Где бы тот ни находился. Потому что это было их сердце. Одно на двоих...

Ромка шевельнулся, вильнул хвостиком. Как же здорово, что мама узнала его.