Перья феникса

Он сидел, нахохлившись, на краю разрушенной временем крепостной стены — на самой большой высоте, которая была ему здесь доступна. И смотрел на восходящее солнце круглыми совиными глазами. Потом поднял жалкие, почти из одних просветов, крылья, изогнутым клювом выдернул из правого золотое перо — одно из последних остававшихся у него золотых перьев.Ветер, давно поджидающий этого момента, тут же возник рядом, жадно протягивая невидимые руки. Как мальчишка, не верящий, что ему достался обещанный подарок.

Феникс отпустил перо, и оно повисло в воздухе, зажатое в пальцах ветра.

— Что ты хочешь за него?

— Полет. Но не простой полет. Странствие, — голос был равнодушным, словно он не попрощался только что с самой большой драгоценностью.

В прозрачных глазах ветра мелькнуло недовольство.

— Это надолго. Я не могу столько возиться с тобой.

— Ничего, потерпишь.

— Ладно, — надувшись, буркнул ветер — и залюбовался пером. — Ты же можешь попросить за него столько… Я всякое раздобуду. Почему ты всегда просишь одно и то же?

Феникс не ответил. Встрепенулся, расправил беспомощные крылья, требовательно обернулся к ветру: «Ты готов?». И ринулся вниз. Сердце неровно стукнуло, когда тело потеряло опору. А потом ладони ветра подхватили его. И он полетел.

* * *

— Извини, это действительно срочно… Но я ненадолго… Ты ведь справишься, правда?

Поддерживающие его ладони исчезли. Феникс начал падать. И мучительно замахал крыльями, выравнивая полет. Кое-как ему это удалось. Он знал, что удар о землю не убьет его — так просто фениксы не умирают. Но нет ничего приятного в том, чтобы удариться.

Так уже случалось, что ветер внезапно, без долгих слов, исчезал. Один раз надо было помочь погибавшим от жажды морякам: наполнить паруса, подогнать дождевую тучку. В другой — подтолкнуть ослабевшее крыло мельницы. Феникса не очень заботило, насколько правдивы рассказы, которыми его одаривали по возвращении. И он всегда помнил, какой ветер, на самом деле, сумасброд и гуляка. Но впервые ветер оставил его во время полета.

Внизу темнел лес. Из последних сил феникс спланировал, опустился на ветку старого дуба, росшего посредине поляны. Рано или поздно ветер вернется — нужно только дождаться. Феникс переступил когтистыми лапами, устраиваясь поудобнее. А ведь достаточно сомкнуть крылья над головой — и с неба ударит молния, сжигая нелепую выщипанную птицу, в которую он превратился. И возникнет из пепла другая птица — юная, умеющая летать, с золотым оперением. Только вот эта птица ничего не будет помнить о своей прежней жизни…

Когда-то он был именно таким — только что родившимся фениксом. В оперении которого не было ни одного белого, пестрого или черного пера. Он уже почти не помнил ту жизнь. Хотя первые пятьсот лет существования сейчас казались ему вполне безоблачными. Странствовать, без усилий переносясь в любые, самые отдаленные, земли. Наблюдать за жизнью людей — от простолюдинов до властителей. И делиться золотыми перьями — с теми, кто встречался ему по дороге. Такая щедрость не была ни правилом, ни обычаем — она была частью его сущности. Феникс умел становиться почти невидимкой, но если человек все-таки примечал его (и неважно — случайно они повстречались, или кто-то всю жизнь искал волшебную птицу), следовало одарить человека. Поделиться золотым пером, приносящим удачу и исполняющим желания. Почти все желания. Феникс не мог понять, отчего золотые перья иногда оставляют без внимания самые заветные мечты своих владельцев, а мимоходом оброненное пожелание тут же становится явью, но именно так оно и было.

Феникса забавляло, что в одних местах люди считали его богом, а в других — добычей (волшебной жар-птицей, которую каждый мечтает заполучить). Но поклонение его тяготило. Охотникам же он иногда позволял поймать себя. Все равно ни одна клетка не могла надолго удержать его… А потом, ярким солнечным утром неведомый голос шепнул: «Пятьсот лет истекли. Тебе пора сгореть и возродиться из пепла». Но он ослушался. Он был слишком независим, слишком уверен в себе, чтобы так просто подчиниться приказу. На следующий день оказалось, что за своеволие надо расплачиваться: золотые крылья больше не держали его в воздухе — феникс разучился летать. Сначала он не мог примириться с внезапной беспомощностью. Не раз и не два он готов был сдаться, покориться звучащему в нем шепоту: «Ну, сомкни же крылья над головой! Возродись. Забудь обо всем. Разве настоящий феникс не пожертвует всем ради полета?» Да, он готов был пожертвовать, но не всем. Как оказалось, потерять себя было гораздо страшнее, чем жить такой жизнью. А потом он привык. Подружился с ветром. Начал всерьез прятаться от людей. Потому что по-прежнему не умел не одаривать встреченных. А золотого оперения становилось все меньше. Вместо золотых вырастали перья другого цвета — а порой и они не вырастали, так что скоро его оперение уменьшилось наполовину. Он как-то спросил у ветра, почему так происходит. Но ветер или не знал, или не захотел ответить. И загадка осталась неразгаданной. Но на всякий случай, ни белых, ни черных, ни пестрых — линялых оттенков — перьев феникс никому не дарил… А еще у феникса появилась привычка отслеживать судьбы одаренных им людей. Способность такого вИдения была одной из особенностей перьев, но раньше она его не слишком волновала. Сейчас же, беспомощный, он находил удовольствие в том, чтобы незримо присутствовать при событиях, происходящих вокруг маленькой его частички, отпущенной в самостоятельное странствие. Он узнал, что золотые перья нельзя отобрать или украсть у их владельцев: люди с дурными намерениями просто не видели волшебного блеска. Раз отданное в чьи-то руки перо служило человеку до конца (если только хозяин самне передаривал его). Когда владелец умирал — перо вспыхивало и исчезало. Со временем феникс понял, что ему не обязательно следить за людьми. Достаточно было посмотреть особенно внимательным взглядом — и он уже точно знал, что будет с человеком дальше, как тот воспользуется доставшимся ему даром. Но феникс продолжал свои наблюдения. Ему казалось, что, благодаря этому, он рано или поздно догадается, почему изредка — очень-очень редко — на месте вырванного пера опять вырастает такое же — золотое. Сразу, мгновенно. Почему? Но и это оставалось для него тайной… Последние лет сто он делился перьями только с ветром.

Феникс почистил клюв о жесткую кору и замер в ожидании. Ему предстояло странствие. И даже та обездоленная птица, которой он сейчас был, радовалась предстоящему полету.

Потом рядом зазвучали людские голоса. И на поляну вышли двое. Сначала фениксу не хотелось, чтобы его заметили. Но негаданно проснувшееся любопытство и еще одно — какое-то неясное, щемящее чувство — пересилили. Он склонил голову набок, разглядывая: уж очень давно он не видел людей. Под деревом остановились странновато одетые мальчишки. Хотя один из этой парочки явно считал себя и взрослым, и самостоятельным. Феникс с интересом присмотрелся к его необычным — большим и круглым, стеклянно поблескивавшим глазам, делавшим человека похожим на птицу. Ах да, «очки» — вспомнил он забавное слово. В остальном же — мальчишки были самые обыкновенные. Загорелые, вихрастые, с подсохшими корочками ссадин на руках и ногах.

Старший мальчик огляделся и произнес:

— Я же говорил — заблудились. Третий раз выходим к этому дубу.

— И ничего не третий, — возразил младший. — На той поляне рос другой дуб. Там был — с двумя верхушками. А этот… Смотри, птица! Странная. Ты знаешь, как она называется? Ты же у нас биолог.

— Ястреб, — уверенно заявил старший. Потом засомневался: — А, может, сокол.

— А может — сова.

— Язвим, однако?

— Я что, я ничего, это ты птицу узнать не можешь, — младший отпрянул, изображая испуг.

— Как-то странно она выглядит, — продолжил он. — Словно курица какая то ощипанная. Она с кем-то подралась?

Старший пожал плечами:

— Это хищная птица. Наверное, она больна и не может охотиться. Или состарилась. Видишь, какие редкие перья — на таких крыльях далеко не улетишь.

— Поймаем ее?

— Как ты, интересно, собираешься ее ловить?

— Ну-у, влезу на дуб… Потом подберусь потихоньку и…

— Ага, чтобы она глаза тебе выклевала. Да и станет она тебя дожидаться…Угомонись. Нам дорогу искать надо. Мне от твоей мамы и так достанется.

Они были смешными, эти люди. Они ничего не просили — даже не узнавали в нем волшебную птицу. Феникс секунду поколебался, потом наклонился, поднял левое крыло и выдернул из него последнее золотое перо. Дождался, когда младший из мальчишек обернется к дубу — и отпустил. Ветер по-прежнему отсутствовал, и перо плавно скользнуло вниз. Упало в траву — затеряется! Нет, мальчишка заметил летящую искорку — подскочил, поднял:

— Смотри, какое перо. Это птица уронила.

— Где ты видишь у нее золотые перья? — с интересом рассматривая находку, возразил старший.

— Она достала его вот отсюда, — младший поднял руку и ткнул себе подмышку. — Смотри, опять наклонила голову. Может, она и для тебя такое выдернет?

— Ага, как же… — насмешливый голос старшего мальчика больно задел феникса: второго золотого пера у него и вправду не было. Он провел клювом по своему разномастному оперению. И неожиданно понял, что черное перо — означает смерть, пестрое — переменчивую судьбу, частые взлеты и падения, а белое… тут феникс не был уверен — кажется, тягу к странствиям и умение начать жизнь с чистого листа. Он вырвал белое маховое перо, подержал в клюве и бросил вниз. Завертевшись вокруг своей оси, перо полетело к земле. Младший подобрал его и, нахмурившись, протянул товарищу:

— Вот видишь. Держи…

— Птица просто больна, линяет, — как-то не очень уверенно произнес старший. — Ладно, если тебе так хочется — скажи «спасибо», и пошли дальше.

Младший, смущаясь, отвернулся и действительно шевельнул губами. Беззвучно — но феникс услышал. И тут неподалеку раздался гудок.

— Электричка! — воскликнул старший.

Они оба бросились сквозь кусты на поманивший их звук. Феникс мельком глянул им вслед. Он уже знал: очень скоро его подарками наиграются, и они будут спрятаны по укромным местам, где и останутся. Пока однажды младший из мальчишек, случайно наткнувшись на забытый талисман, не отнесет свое перо двоюродной сестре. Со вздохом: — Ну, оно мне вроде не очень нужно. Не подозревая — что дарит. Что добровольно отдает — бесконечную череду счастливых совпадений, осуществление невероятных планов, известность… Но умение радоваться мелочам и легко забывать о вчерашних обидах — его собственные, только чуть-чуть усиленные чудесным пером, качества — останутся с ним на всю жизнь. Как и тот маленький кусочек детства, когда все так легко удавалось и так искренне радовало. А старший вскоре уедет из дома — сначала учиться, а потом просто мотаться по свету. Белое перо останется в ящике письменного стола — и ни старший, ни младший никогда не свяжут события своей судьбыи встречу в лесу с жалкой ощипанной птицей.

Феникс встряхнулся: «Ну, куда же запропастился этот ветер?». И услышал далекий голос младшего мальчика:

— А эта птица… она сумеет вылечиться? Может, зря мы ее бросили? — Короткий ответ феникс не разобрал, но мальчишка рассердился: — Сам ты… Разве тебе ее не жалко? Представляешь, какая она была бы красивая, если бы не болела…

Феникс вздрогнул. Чувствуя, как случайные слова превращаются в желание — желание владельца золотого пера. Из тех желаний, которые непременно должны исполниться. Крылья взметнулись, соединились над головой. Он понял, что сейчас ударит молния. И дуб сгорит дотла. Ему стало жалко такое могучее, такое спокойное и уютное дерево… Феникс неуклюже попытался слететь вниз, сверкнуло. Птица ударилась оземь, заметалась в агонии. Потом затихла. Растаяла дымком. А через мгновение на поляне возник — искрящийся оперением феникс. И тут подлетел припозднившийся ветер:

— Я вернулся, можем лететь дальше… Феникс?

— Да, меня называют птицей фениксом. Я что-то могу сделать для тебя, ветер? — гордо и чуть снисходительно спросила золотая птица.

— Н-нет, это я задолжал тебе — полет… Странствие, — ветер чувствовал себя неловко с этим только что родившимся, но таким величественным существом.

— Отдашь как-нибудь… потом, — было ясно, что слушают его не очень внимательно. Птица кивнула, взмахнула сверкающими крыльями и исчезла.

Ветер растерянно провел невидимыми ладонями по примятым метелкам травы — словно не веря в произошедшее. Ему стало пусто на этой поляне. Нет, в этом мире, где не было больше грустной выщипанной птицы с желтыми глазами и скрипучим голосом. Ветер немного подумал, вздохнул… И над поляной разлилось сияние золотых перьев. Да, за несколько веков их скопилось достаточно. Под взглядом ветра перья повисли в воздухе, обозначив силуэт птицы. Все-таки поменьше улетевшего феникса… И не очень похоже. Но ведь можно представить… Силуэт дрожал, норовя рассыпаться. Но ветер все держал и держал взглядом перья. Пока не возникли — изогнутый клюв, когтистые лапы, глаз с поперечным зрачком… Феникс моргнул, посмотрел в лицо ветру — и в желтых глазах птицы проступило узнавание.