Падающие звезды

Падающие звезды бывают разными. Самые простые — одиночные. Люди их по-всякому называют: снежинками, пустопадками, вещуньями. Когда эти звезды перечеркивают ночное небо, можно загадать желание, только оно редко сбывается. Отсюда и самое распространенное — «пустопадка». Зато каждому, особенно людям путешествующим, известно, что двойные — те, что поначалу мигают вместе, а потом так же парой летят к земле — кошачьи звезды. Увидеть их — хороший знак. И предвещают они, как кошки, теплый, уютный дом. На ночь, на неделю, а, возможно, на целую жизнь. Бывает еще «пчелиный рой», когда звезды падают с неба стайкой, но такое происходит не часто — раз в несколько столетий, а то и реже. Пчелиный рой — к бедам, о которых лучше не думать: к долгой войне или мору.

Мартин любил и собирал именно кошачьи звезды. Тяжелее всего пришлось с первой парой: целый месяц, словно чумной, ходил ночами, голову боялся опустить, чтобы не прозевать, потом днем отсыпался, когда порядочные люди на хлеб зарабатывали. Но своего не упустил, поймал-таки! Зато сейчас — как только видел в ночном небе двойное помаргивание, открывал потертый, кожаный сундучок, и кошачьи звезды летели вниз — прямо на блеск своих товарок. Хороший сундучок. И ремнями перетянут — можно носить за спиной, как ранец. Только в домах с его содержимым не особо поспишь: в темноте даже вокруг закрытого сундучка появлялось слабое сияние. Может, и не заметит никто, но Мартин слишком дорожил накопленными сокровищами, чтобы рисковать. Поэтому спал всегда под открытым небом — на воздухе свет звезд растворялся, сливался с другим, льющемся сверху. И всегда согревала надежда поймать очередную пару.

Этой ночью Мартин тоже развел недалеко от дороги костерок. Распряг пони, терпеливо тащившего с нехитрым товаром. Поужинал, часто поглядывая на небо. Летнее, теплое, звездное. Вот-вот моргнут наверху кошачьи звезды, сорвутся, падая, — только успевай ловить. И, как на зло, хрустнула под чьей-то ногой ветка, и вышел к свету путник в сопровождении лохматого, черного пса. Мужчина был еще крепким человеком, только смотрел как-то странно — мимо Мартина, в темноту. Он был слеп. Что не помешало ему уверенно подойти к огню, спросить:

— Разреши погреться у костра, добрый человек?

Парень сердито покосился на незваных гостей, но не посмел отказать прохожему, пригласил:

— Садись — грейся, конечно.

Путник отложил посох и котомку, устроился, вытянув ноги. Пес приткнулся рядом.

Пока Мартин размышлял, с чего начать разговор, гость достал флягу. Приложился. Протянул прямо через пламя костра — и как не обжегся? Мартин поспешно принял, хлебнул терпкого, с незнакомыми специями вина. Замялся, не зная, как вернуть флягу путнику, — подыматься уж больно не хотелось. Прохожий, словно заметив его колебания, поднял руки:

— Кидай, я поймаю.

Мартин так и сделал. Удивился, как уверенно, ловко для слепого гость словил посудину.

— Давно путешествуешь, мил-человек? — меж тем поинтересовался прохожий, кивнув на пасущуюся лошадку. — Чую, путник ты опытный, бывалый. Небось, весь год с ярмарки на ярмарку? Ищешь, где подешевле взять, а отдаешь с солидным наваром?

— Какое там, — польщенно отмахнулся Мартин. — Бывалые — они не такие… А я так, на прокорм и хватит. И то не круглый год, зимы в доме родителей пережидаю. Весной закупаю товар — и в путь… А ты кто будешь?

— Я колдун, — прохожий опять приложился к фляге. — Раньше многое умел. Только потом глаза потерял и нынче ворожу помаленьку: пахарям дождик приманить или, наоборот, на время покоса тучки разогнать. Скотину вылечить. Иногда потруднее задания беру: оберег сделать или от порчи избавить. Ты, часом, колдунов не боишься?

— Не боюсь, — усмехнулся Мартин. Поглядел на небо: что-то подсказывало — сегодня упадут кошачьи звезды. Больше всего парню хотелось спровадить нежданного гостя, но как его прогонишь? Оставалось ждать и терпеливо вести беседу.

— Моргают, — словно подслушав его мысли, обратил незрячее лицо к небу собеседник. — Прилетят сегодня к чьей-то колыбели кошачьи звезды.

— Что?!

— Не слышал о таком?

— Нет, — стараясь, чтобы голос звучал ровно, ответил Мартин.

— Это потому, что у твоих родных кошачьих глаз не было. А у меня до того, как ослеп, были. И у моего отца, и у деда. Те, кому кошачьи звезды достаются, редко с обычными людьми откровенничают. Но тебе, так и быть, расскажу: люди считают, что кошачьи звезды — сродни пустопадкам, замигали и покатились вниз. А кошачьи просто так не падают: они примечают еще не родившихся младенцев, которые будут обладать каким-нибудь даром. Ты сам вспомни — как знаменитая вышивальщица или знахарка, а среди мужчин — краснодеревщик, художник, ювелир — так глаза-то особенные, искристые. Видел ты хоть одного известного мастера с тусклыми глазами? Падают кошачьи звезды в момент рождения ребенка… Только вот незадача: если звезды младенца приметили, а до него не долетели, будет он слепорожденным. Раньше о таком редко слыхали, а сейчас… через раз слепые дети рождаются.

Мартин молчал, не зная, верить или не верить. Вроде бы искренне говорит путник, но кто его ведает, что там у них, колдунов, в голове? И, словно в насмешку, в небе замигали два ярких «глаза». Пока Мартин прикидывал, не раскрыть ли сундучок — все равно гость ничего не должен заметить, — путник поднял к небу незрячее лицо:

— Смотри-ка, замигали… «кошечки». Сейчас упадут.

Мартин беспомощно оглянулся на заботливо сложенную поклажу. И чуть не заплакал, когда изумрудные, крупные звезды полетели вниз. Таких у него еще не было. Последние две пары были теплыми, рыжими, а остальные — холодными, цветом от льдисто-голубых до бледно-зеленых. Нет, одна, самая первая пара была изумрудной. Но ведь красивого много не бывает.

Когда Мартин сообразил, что из-за случайного путника упустил кошачьи глаза, он чуть ли не до крови прикусил губу. А иначе не удержался бы и стукнул чем-нибудь беспечно сидящего рядом прохожего. А тот продолжил:

— Изумрудные. И ведь долетели до земли. Значит, родился сегодня кто-то — с кошачьими глазами.

— Как ты разглядел? — запоздало удивился парень.

— Я такое и без глаз вижу, — горько усмехнулся прохожий. — Четырнадцать лет назад, когда появилась на свет моя дочка, такие же звезды летели вниз. Для нее. Только к ней не попали.

Мартин напрягся, но ничего не сказал, покосился на укрытый плащом сундучок.

— Пришлось отдать девочке свои глаза. А самому уйти. С тех пор хожу — пытаюсь понять: почему кошачьи звезды перестали прилетать к тем, кому предназначены.

— Да врешь ты все! — неожиданно разозлился Мартин. — Сколько лет брожу по свету, никогда о таком не слышал. Чтобы звезды становились глазами?! Да такого ни в жисть не бывает! Наплел ты мне тут с три короба, старик.

Путник усмехнулся одними губами:

— Нет, мы с тобой такого вина выпили, после которого ни ты, ни я врать не сумеем. Я тебе правду открыл. И ты ответь, мил-человек, что у тебя там блестит?

И махнул рукой в сторону поклажи. Мартин хотел буркнуть: «Ничего там нет, померещилось тебе». Но вместо этого услышал собственный голос, произносящий:

— Это мой сундучок.

— А в сундучке что хранится?

«Да какое тебе дело?» — опять хотел грубо оборвать прохожего Мартин. Не сумел — потупился и через силу произнес:

— Сам знаешь.

— Значит, не напрасно мы повстречались, — с усталым вздохом прошептал путник, погладил внезапно заскулившего пса, помолчал и снова заговорил: — Я больше десяти лет все по колдунам да по алхимикам ходил. А они руками разводили: мол, нет такого средства — звезды ловить. Некому и незачем. А нынче весной услышал, что ездит по деревням торговец, который никогда не ночует под крышей. И поклажа у него странно светится. Раз-другой мне про тебя рассказали, но все не доводилось нашим дорогам пересечься… А третьего дня в «Счастливых половичках» с тобой случай вышел. Помнишь?

— Еще бы, — совершенно смешавшись, кивнул Мартин.

В корчме «Счастливые половички» он останавливаться любил. Хозяйка Тенна — статная сероглазая женщина — кроме того, что помогала мужу в содержании корчмы, плела на продажу соломенные половички. И вроде такие же точно можно на любом базаре по дешевке купить. Но не такие. У Тенны половички выходили особенные: положишь такой в доме — и словно стены светлеют, а грязь, свары, болезни обходят жилище стороной. Многие годы. Мартин всегда заказывал у хозяйки партию товара — на сколько денег хватало — «счастливые половички» расходились быстро. Заезжал к ней два, а то и три раза в сезон. Но до вчерашнего вечера и не подозревал, что у Тенны есть слепая дочь. А тут… Увидев, как незнакомая пигалица шарит руками в его поклаже, Мартин поначалу рассвирепел. Гаркнул что есть силы: «Куда полезла?». Но когда девчушка повернула к нему незрячее лицо, торговца передернуло: он всегда старался обходить калек стороной, они вызывали в нем смешанное чувство жалости и раздражения. На крик высунулась из дверей Тенна. Подошла быстрым шагом, прижала к себе девчонку, пояснила: «Это дочка моя, слепая от рождения». Мартин молчал, не зная, что сказать. А малышка вдруг расплакалась, повторяя: «Пусть он отдаст, там мое» — «Что твое, доченька?». Но девчушка только ревела и тянула руки к сундучку. В конце концов мать увела ее в дом. А Мартин, раздираемый непонятным чувством досады, расплатился и уехал.

Сейчас, вспоминая о происшедшем, парень зябко передернул плечами. Прохожий с хрустом переломил ветку, подбросил в костер. Спросил с горькой уверенностью:

— Добром не отдашь?

— Еще чего не хватало, — Мартин фыркнул и отодвинулся подальше. — Ты к моему огню пришел — посидеть, погреться. А теперь я должен свое богатство тебе отдавать? Иди-ка лучше сам — туда, откуда пришел.

И отодвинулся еще дальше — ему вдруг стало страшно. Показалось, что прохожий сейчас набросится, попытается отнять сундучок. Да еще этот пес: бежать по лесу, отбиваясь от преследующей тебя собаки — невеселое занятие...

Но прохожий не двинулся с места, даже не обиделся как будто. Помолчал, разглядывая Мартина. Потом легко поднялся и с поклоном произнес:

— И правда, пойду я. Спасибо тебе, добрый человек, за тепло и заботу. Отблагодарить-то позволишь?

Внутри Мартина все сжалось. Точно — прохожий обманывает. За что благодарить? Но любопытство пересилило осторожность, парень смущенно буркнул:

— Ну, отблагодари, если есть за что.

— Как привечал, так и награжу, — кажется, усмехнулся путник.

Мартин опять подобрался, боясь, что мужчина захочет приблизиться. Но тот порылся за пазухой и бросил через костер крохотный блестящий ободок. Колечко. Парень поймал, покрутил в пальцах. Вроде серебро. Камней никаких, только по всей поверхности вьется хитрый узор. Можно было просто спрятать, но желание примерить подарок оказалось сильнее. Кольцо легко обхватило мизинец. И неведомая сила неудержимо потянула Мартина прочь от костерка: в последний момент он успел подхватить с земли плащ и сундучок. Дернулся было запрячь пони, но не тут-то было: ноги уже шагали неведомо куда. Обернувшись через плечо, Мартин крикнул черному силуэту прохожего:

— Куда ты меня отправил, злодей? И зачем?

— К дочке моей, — донеслось сзади. — Увидишь...

В ушах засвистел ветер, и Мартину показалось, что прохожий закончил: «… у кого украл глаза». Или это страх нашептал? Размышлять было некогда: колечко, сжимающее палец, гнало вперед, торопило… Мартин пристроил за спиной сундучок и зашагал по едва угадываемой в темноте тропке.

* * *

Деревня возникла из рассветного тумана: ничего примечательного — разбросанные между деревьями домишки, кривые улочки. Колечко остановило Мартина перед крепкими воротами, и, повинуясь его приказу, парень ударил в створку кулаком. Загавкали собаки. Потом заскрипела дверь, послышались шаги. В рассветной полутьме парень не сразу разглядел, кто открыл калитку. Только голос услышал — девичий, звонкий:

— Чем я могу помочь тебе, странник?

Мартин вытянул вперед дрожащие руки, чуть не падая от усталости. Девочка легко стянула с пальца кольцо. И Мартин рухнул бы — да вовремя ухватился за створку ворот.

— Проходи.

Она помогла ему зайти во двор, подняться по ступеням. Но дальше Мартин не пошел — сел прямо у дверей, чувствуя, как упирается в спину сундучок. Только отдышавшись, нашел в себе силы поглядеть на стоящую рядом девочку. И узнал льдистое сияние, которое не раз видел на дне сундучка. «Глаза отца, — мелькнула непрошеная мысль. — А у нее должны были быть изумрудными». Он отвернулся, стиснул зубы. Услышал вдалеке гудение хмельных голосов, разноголосицу музыкантов, всплески хохота — так может шуметь только затянувшееся до утра гулянье.

— Что это?

Хозяйка пожала плечами — дрогнули перекинутые на грудь тонкие косички:

— Празднуют. Впервые за четырнадцать лет родилась девчушка с кошачьими глазами.

Мартин уловил в голосе девочки не то скрытую зависть, не то злорадство. Спросил:

— Почему же ты не на празднике?

— А меня не звали. Да и зачем я им буду глаза мозолить? И так надоела.

Не нужно было спрашивать, но Мартин опять задал вопрос:

— Чем?

Он думал, девчонка промолчит, но она легко ответила:

— Не могут простить, что отец свои глаза мне отдал. А у них на это храбрости не хватило. Ни у Вилла, ни у Грегора. Вместо того, чтобы безглазок своих пожалеть, меня ненавидят.

Опять сверкнула глазами, похожими на осколки льда, задумалась. Парень развел руками, осторожно заметил:

— Ты так ответила, словно я в ваших делах понимать должен. А я, прости, ничего не знаю.

Его собеседница фыркнула, словно кошка:

— А зачем тебе что-то понимать, прохожий? Мы же с тобой просто так, ни о чем говорим. Ты вежливо спрашиваешь, я вежливо отвечаю. Но, если хочешь, могу и понятнее рассказать.

— Да, расскажи, — против воли вырвалось у Мартина.

Девчонка помолчала, наматывая кончик тонкой косицы на палец, еще раз нахмурилась, но заговорила:

— Все знают, что есть на свете люди, к которым прилетают кошачьи звезды. Когда такой человек рождается, звезды падают с неба, и младенец получает кошачьи глаза. А с ними какое-нибудь необычное умение. Про другие села и города не скажу, не знаю, — много ли там таких людей живет, — а в нашей деревне раньше трое было. Мой отец, здешний колдун, кузнец Вилл и резчик Грегор. У каждого в свой срок родилось по младенцу...

Девочка надолго замолчала, потом все-таки продолжила:

— Я была первой. Мама говорила, что отец сам видел, как изумрудные звезды летели к земле — и вдруг пропали. А я заплакала. И, поглядев на меня, родители поняли, что звезды не долетели до колыбели. И теперь слепой останусь… Отец не смог перенести, что я буду калекой. Отдал мне свои глаза. И ушел. Сгинул — будто его и не было. Хотя перед уходом Виллу сказал, что найдет того, кто у меня глаза украл. Это все было так необычно, что полгода, говорят, деревня судачила, а потом родился сын у самого Вилла. У него уже было двое сыновей, но оба — с обычными глазами. А тут — моргнули в небе кошачьи звезды. И исчезли. А ребенок заплакал. Все повторилось. Только остался сын кузнеца слепым. Потому что его отец и не подумал глазами делиться.

Рассказчица присела рядом на ступеньку, нахохлилась.

— А кто родился у третьего, Грегора? — искоса взглянув на нее, спросил Мартин.

— Дочка. Арлетт. Ей сейчас восемь. Каждый день, говорят, плачет, потому что хочет рисовать — и не может. Я-то мимо их дома редко хожу. А то обязательно гадость скажут или подзатыльник отвесят. Слышишь, это как раз у Грегора гуляют. Вчера у него вторая дочь родилась. С изумрудными кошачьими глазами. Теперь бедной Арлетт совсем не жизнь.

Они замолчали — уже надолго. Потом вдалеке пьяный хор грянул песню, и девочка, поморщившись, шевельнулась. Поднялась:

— Отдышался? В дом проходи. Накормлю-напою, как хозяйке положено.

— Ты за старшую что ли? — снова полюбопытствовал Мартин. — Родительница-то твоя где?

Но послушно встал и вслед за хозяйкой прошел в двери. Девчонка захлопотала, хотя парень сразу понял, что наесться досыта в этом доме не выйдет — бедно живут хозяева.

— Матушка ушла отца искать, уже пять лет как. Меня на дядю, отцова брата, оставила, только мне проще с дедом жить. Старый, но не глупый, и делать позволяет, что захочу — колдовать помаленьку. Меня бы давно со свету сжили, но никто лучше не может дождик накликать или солнышко. А уж со звездами мне договориться — легче легкого...

Девчонка оборвала себя на полуслове, поставила перед Мартином миску с жидкой похлебкой, подала хлеб. Опустилась напротив:

— А вчера мне пустопадка за шиворот закатилась. Желтенькая, горячая. И, пока я ее вытряхивала, шепнула, что придет ко мне гость от батюшки. Мимо не пройдет — непременно в ворота постучится. Видно, ты и есть этот гость. Скажи, не встречал моего отца?

И так поглядела — не соврешь.

— Встречал, — неохотно признался Мартин. — Он мне колечко дал. Которое меня чуть до смерти не загоняло, пока к тебе довело. Видно, сильно твой отец захотел, чтобы я к вам в гости заглянул. Одного понять не могу — зачем он это сделал?

Парень постарался слукавить, но девчонка презрительно поджала губы:

— Затем, что кошачьи звезды поймал. А отдавать не желаешь.

Мартин лихорадочно притянул поближе только что снятую с плеч поклажу. Хозяйка совсем скривилась:

— Да не пугайся — не отниму. Твой сундучок — непростой, никто, кроме тебя, его не откроет. Да и открыв, содержимое не возьмет. Где только добыл такой? И что мне с тобой, дураком, прикажешь делать?

Парень насупился, но ничего не ответил. И она смягчилась:

— Ладно, ешь пока. Как зовут-то тебя?

— Мартин.

— А меня — Проклятая Хелли. «Проклятая» — это селяне удружили.

Мартина словно кто-то за язык потянул:

— А может, они и правы. Ты знаешь, что тебе отец вместе с глазами свой взгляд на мир передал? Без них — ты бы по-другому на все смотрела.

— Ага, ничего не видела бы, — съязвила девчонка.

И парень прикусил язык. Молча поел. Отставил миску. Хелли уже подошла забрать посуду, но в ворота опять постучали. Девчонка обернулась к дверям, спросила удивленно:

— Кому я еще понадобилась? — глянула на Мартина: — Посиди здесь. Только сбежать не пытайся — у меня вместо забора боярышник растет, вот с такими колючками, — она показала половинку указательного пальца. — И ему приказано охранять.

Вышла. Парень поудобнее устроился на лавке — после еды неумолимо потянуло в сон. Но спать было нельзя. Мартин потряс головой, потом подошел к приоткрытой двери, чтобы усталость выдуло сквозняком. И услышал злой голос Хелли:

— Уведи ее туда, откуда привел, Том. Быстро. Иначе нам всем плохо придется.

Ломкий мальчишеский голос ответил:

— Хелли, ну помоги, пожалуйста. Там все веселятся, а она рыдает. Чего я только не делал… Сейчас Грегору на глаза попалась. Как он разозлился — думал, прибьет. Ну, сделай что-нибудь. Напои какой-нибудь травкой.

— Я не знахарка, травами не лечу, — отрезала хозяйка дома. — А если тебе ее жалко — увел бы с праздника.

— Так она не уходит.

— Сейчас-то ушла… Слышишь, Арлетт? Иди домой и спрячься куда-нибудь, пока отец не проспится.

Скрипнула отворяемая калитка.

«Арлетт. Безглазка. Дочка Грегора. У которой родилась сестра», — пронеслось у Мартина в мозгу. Он подобрался ближе, прильнул к дверной щели. Вон, спиной к нему стоит, теребя тонкую косицу, Хелли. А перед ней худощавый паренек в белой вышитой рубахе — сразу видно, что с праздника — и прижимающаяся к нему девчушка.

Паренек, которого хозяйка назвала Томом, попытался еще раз просить, но Хелли мотнула головой, шикнула:

— Ты же знаешь Грегора — и остальных. Забыл, как он в прошлый раз грозился?

И гость виновато потупился:

— Ну, извини. Пойдем, Арлетт, — мальчишеский голос дал петуха. Окончательно смешавшись, его обладатель попытался увести плачущую девочку. Но у той еще сильнее брызнули слезы. Мальчишка остановился, беспомощно глядя на Хелли.

— Ладно, — неожиданно согласилась та. Присела на корточки, осторожно заглядывая девочке в лицо, негромко позвала: — Арлетт, послушай. Арлетт! Сегодня вечером, как только звезды зажгутся, Том выведет тебя в поле. Ты ведь это сделаешь, Том?

— Да.

— Отлично. А я обещаю, что уроню с неба самую яркую пустопадку. Тебе только и останется — загадать желание...

— Оно… не сбудется, — еле слышно всхлипнула девочка.

— Ты загадай сначала, — переглядываясь с мальчишкой, одернула ее Хелли. И этот предупреждающий взгляд подсказал Мартину — врет Хелли. И приведший девочку Том знает о ее вранье, — ни одному колдуну не добиться от пустопадки исполнения желания. Но мальчишка будет молчать. А Хелли, сжимая зубы, колдовать, подбадривая себя: «А вдруг удастся?».

* * *

Когда Хелли вернулась, Мартин уже сидел на прежнем месте. Но девочка, как о само собой разумеющимся, распорядилась:

— Если начнутся расспросы — ты никого не видел. Никто сюда не приходил. Ясно?

— Да, — решив, что не стоит разыгрывать недоумение, кивнул тот. — Только ответь, чего ты боишься, Хелли?

Она отвернулась, убрала со стола пустую миску и тогда, поймав ждущий взгляд Мартина, ответила:

— Если Грегор узнает, что я помогаю его дочке, от него всего можно ждать. Дурной человек. Он уже всей деревне раззвонил, что через меня — все его несчастья. Хорошо хоть не придумал, что это я глаза у Арлетт украла...

— Ну, в этом тебя трудно обвинить.

Хелли присела на лавку, обхватила голову руками:

— Да кто его знает. Четырнадцать лет прошло, а они все не могут смириться, что кошачьи глаза можно передать. Напугал их мой отец, до смерти напугал. Что Грегор, что Вилл — им не дочку с сыном жалко, они за свои глаза трясутся. Вдруг я против воли у них глаза заберу, а детям отдам?

— А ты можешь? — почему-то дрогнувшим голосом спросил парень.

Девчонка на миг замерла, вскинув тонкие брови, потом залилась смехом: глаза заискрились, словно освещенный солнцем родник.

— Сразу видно, что ты не колдун. Не могу, конечно. Чтобы против воли у человека что-то отнять — это надо такую силу иметь, которой даже у моего батюшки нет, наверное. Что уж про меня говорить.

И разом посерьезнев, продолжила:

— Ты ночь не спал — глаза красные? Пойдем, на чердаке тебя устрою. Отдохнешь. И про договор подумаешь, — она кивнула в сторону сундучка. — Падающие звезды придется отдать, без этого я тебя не отпущу.

— Какой еще договор? — вскинулся Мартин, чувствуя, как заколотилось от страха сердце. Но Хелли осталась спокойной:

— Не знаю. Звезды твои — тебе и цену назначать. Только… когда вздумаешь торговаться, помни, что продаешь краденное.

* * *

Оставшись один, Мартин, то и дело оглядываясь на дверь, открыл заветный сундучок. Достал изумрудную пару кошачьих глаз, подержал в ладонях и неохотно опустил обратно. Отдавать звезды было жалко до невозможности, но — куда денешься? Просто так не отпустят. Может, и про сундучок девчонка нарочно сказала, что ей его не открыть, чтобы Мартин успокоился. А как жаль: одна-единственная пара изумрудных звезд — и ведь придется отдать. Или не отдавать? Ведь больше такой не будет — Мартин был уверен, что не сможет больше ловить кошачьи звезды, зная, что отнимает у кого-то глаза. Но одно дело отнимать, а другое — отдавать… Жили ведь эти «безглазки» как-то — и дальше проживут. Он постарался забыть дочку Тенны и плачущую Арлетт. Мало ли, кто плачет. С глазами тоже можно всю жизнь слезы лить. Вон у Хелли есть глаза — радовалась бы. Так нет — условия ставит. Как будто собирается двумя парами глаз на мир смотреть. Парень замер. А ведь точно, не может быть такого. Выходит, прежде чем изумрудные звезды получить, девчонке придется свои глаза отцу вернуть...

Гость опять закрыл сундучок, задумался, подперев подбородок руками. Что бы такое придумать, чтобы вроде и пообещать — и не отдать. «Эх, Хелли, Хелли, не знаешь ты, с кем связалась. И твой отец напрасно на мою совесть рассчитывает. Глаза хочешь получить? А безглазкой очутиться не желаешь?». Мартин оборвал скачущие мысли, сообразив, что нашел выход. Или кто-то ему нашептал? Стало страшно, но возбуждение быстро прогнало страх. Надо будет так и сказать девчонке: «Хочешь получить глаза — побудь целый год слепой». Если Хелли согласится — хорошо, а откажется, так, как говорится, на нет — и суда нет. Но девочка согласится — он чувствовал. Останется заключить договор — и Мартин свободен: не будет же она целый год его под замком держать. А что будет через год — время покажет. Для того, чтобы Мартина к ответу призвать, его ведь сначала отыскать нужно...

Он лег грудью на сундучок, прижался к нему всем телом и на удивление быстро уснул.

* * *

Когда Мартин проснулся и выглянул в крохотное чердачное окошко, солнце уже клонилось к западу. Парень, позевывая, собрался, закинул на плечи сундучок и по приставной лестнице спустился вниз. Окликнул хозяйку, но в доме, похоже, никого не было. Поддавшись искушению, Мартин толкнул входную дверь и уверенной походкой подошел к воротам. Что там Хелли говорила про кусты боярышника — что они охраняют? Пусть охраняют, он, Мартин, и через калитку спокойно выйдет — та даже не заперта, похоже. Глянув по сторонам, Мартин толкнул струганные доски… Калитка дрогнула и словно вернула удар, ощутимо стукнула по руке. Парень, не сдаваясь, навалился плечом — и понял, что переоценил свои силы: калитка как будто превратилась в каменную стену.

— Напрасно стараешься, — раздался за спиной голос Хелли. — Ее еще батюшка мой заколдовал. Без хозяйского позволения она никого наружу не выпустит. И во двор не пустит. Иди обратно в дом, Мартин.

Пришлось подчиниться. Хелли, не обращая внимания на его насупленный вид, поставила перед парнем молоко и хлеб. Предупредила:

— Мне скоро нужно будет уйти. Ты глупостей без меня не наделай, а то будешь до моего прихода висеть на заборе, как муха в паутине: боярышник у меня злой и колючий.

— Что — Арлет пойдешь обманывать? — подковырнул разозленный Мартин.

Девчонка вскинула голову, словно норовистая лошадь. Но ответила не сразу, для начала прожгла ледяным огнем. И только потом сказала:

— Может, и не обману. Если ты кошачьи звезды вернешь — ее пустопадка вещей окажется.

— А кто тебе сказал, что я каждому буду звезды возвращать? Такого договора у нас с тобой не было.

— У нас еще никакого не было, — грустно возразила Хелли. — Но я лучше без глаз останусь, чем буду жить, зная, что глаза Арлетт, Вилла-младшего и всех остальных ты по-прежнему в сундучке носишь.

Мартина бросило в жар, а потом в холод: надо же, девчонка сама произнесла те слова, о которых он перед сном раздумывал. Он уже собрался произнести заготовленную фразу насчет договора. Но Хелли внезапно добавила:

— Как тебе вообще пришло в голову кошачьи звезды ловить?

Понимая, что упустил нужный момент, парень дернул плечом:

— Ты же пустопадки с неба стряхиваешь. Небось надеешься, что они каждому загаданное желание исполнят. А я кошачьи звезды всегда собирать хотел. Кто-то монеты копит, кто-то драгоценные камни, почему же не звезды? — он замолчал, не зная, что еще тут можно добавить.

Но девчонка поняла, кивнула со знанием дела:

— У меня дед, с которым я сейчас живу, раньше собирал использованные волшебные вещицы. Знаешь, иногда колдун срежет прутик, наложит на него заклинание — один раз костер разжечь, например. Использует. И все, после этого прутик превращается в то, чем он был. Его только выбросить. А дед собирал. Говорил, что сила колдуна в таких вещах все равно остается. Может, и остается, только, хотела бы я знать, зачем этот мусор хранить?

Парень не нашелся, что ответить, и она продолжила:

— После того как мой отец ушел, он через знакомых колдунов изредка пересылал нам весточки: сначала матушке, а потом и мне. Так вот, все, к кому он за помощью обращался, по его словам утверждали, что никто не станет кошачьи звезды ловить. Мол, никому они не нужны. Да и невозможно это. Я бы и сама не поверила, что можно звезды в сундучок спрятать, если бы сияние не видела. Вот ты сказал: всегда хотел кошачьи звезды собирать… Я тоже могу хотеть — луну с неба достать, а толку? Сколько лет ты свой сундучок искал и у кого добыл?

— Да не искал я его, случайно вышло, — вырвалось у Мартина, и под требовательным взглядом Хелли он принялся рассказывать: — Рядом со мной человечишка жил, так, ничего особенного — алхимик. Жуткий пьяница. Сколько раз деньги приходил занимать. А мне однажды и надоело. Я ему говорю: «Отдавай что-нибудь взамен». Тогда он принес этот сундучок. Клялся, что им кого хочешь можно словить — главное, приманку нужную поставить. Мышь для примера поймал. Я его спрашиваю: «А на что звезду приманить?». Он в ответ: «Одну в сундучок поймаешь — все будут твои». А как — даже одну поймать?

Парень замолчал, глядя перед собой невидящими глазами.

— И как? — зачарованно поторопила его Хелли.

— Однажды купил серебряное зеркальце на ярмарке, положил в сундучок. И… попались.

— Хитрый, — с легким восхищением похвалила девчонка. — Может, кто тебе подсказал?

— Нет, я же говорю — сам догадался, — довольно заявил Мартин.

Хелли усмехнулась, потом бросила взгляд в окно:

— Ладно, мне еще корову доить, а скоро звезды покажутся. Займись пока чем-нибудь.

Вышла. А Мартин с беспокойством притянул к себе сундучок. Приоткрыл — и тут же захлопнул, ослепленный знакомым блеском. Как можно отдать даже одну пару кошачьих звезд? А все сразу — как Хелли может такое требовать? Неужели не догадывается, что Мартин скорее даст себя на куски разрезать, чем добровольно расстанется со своим ворованным богатством… А если его принудят? Пока Хелли не особенно грозила, но парень не сомневался, что девчонка силой отобрала бы у него звезды, если бы могла. Значит, не остается ничего другого как соврать. Обманом вырваться из этого дома. А что будет дальше с Хелли и другими безглазками — его не касается.

* * *

Мартин сидел на крыльце и смотрел в небо. Хелли ушла давно, и парень боялся пропустить пустопадку: он не верил в волшебство, но больно хотелось поглядеть, на какой звездочке будет загадывать свое желание Арлетт. Наконец, одна полетела вниз — маленькая, бледно-голубая — видно, не получилось у Хелли уронить крупную, красивую звезду. Впрочем, безглазка вряд ли заметит, что дочка колдуна ее обманула. Не успели эти злорадные мысли всплыть в голове Мартина, как следом полетела вниз еще одна пустопадка. На этот раз — изумрудная, большая. «Молодец, Хелли, — невольно похвалил Мартин. — Но хоть десяток звезд урони — Арлетт от этого не прозреет».

И тут в ворота гулко ударили. То ли кулаком, то ли ногами.

— Хелли, открой! — раздался сердитый мужской голос.

Поначалу Мартин решил не откликаться. Но когда на безвинное дерево посыпались частые удары, улучив паузу, ответил:

— Нет ее, ушла!

— А ты кто такой? — озадаченно спросил пришедший.

— Прохожий.

— С каких это пор Хелли путников в дом пускает? — невидимый голос не скрывал недоверия.

— Я ей вести от отца принес.

Похоже, ответ Мартина не пришелся по вкусу собеседнику, тот не убавил грубости:

— Не знаю, какой ты прохожий, но я подожду: рано или поздно девчонке придется выйти. Тогда и поглядим, кто там у нее гостит. Если она в доме — лучше позови. Потому что, если ты врешь — мало тебе не покажется: я — здешний кузнец.

— Сейчас хозяйка придет — разберетесь, — спокойно заметил Мартин, вспомнив, что кузнеца зовут Вилл, что по словам Хелли у него кошачьи глаза и слепой сын.

Мужчина за забором прошелся взад-вперед, похрустывая камешками, снова спросил:

— Эй, прохожий, а ты давно появился в доме?

— Сегодня, чуть свет пришел.

— А ребята к хозяйке не приходили?

— Не знаю, я целый день проспал, — помня об уговоре, сказал Мартин и счел нужным поинтересоваться: — А что — пропал кто-нибудь?

— Да, дочка резчика убежала. Слепая.

Мартину следовало бы удивиться, заахать, но парень не стал продолжать расспросы. Он нащупал лямки лежащего рядом сундучка и стал прикидывать, на руку ему или нет такой поворот событий. Вилл тоже притих за забором. И в наступившей тишине за спиной слишком громко прозвучал голос Хелли:

— Ты что сидишь на пороге, Мартин?

Парень вздрогнул от неожиданности, прошептал:

— Как ты здесь оказалась?

— Меня боярышник с заднего хода пропустил, — тоже понизила голос девочка. — Я всегда задворками возвращаюсь, когда в темноте из дома ухожу.

— И правильно, тебя тут поджидают...

А из-за забора уже донеслось:

— Хелли, отвори!

— Кто там?

— Вилл, кузнец. У меня к тебе важный разговор.

— Прости, Вилл, не пущу, — твердо и спокойно ответила Хелли.

— Глупая девчонка, я, между прочем, хочу помочь. Дочь Грегора пропала. Если к утру не отыщется — здесь будет вся деревня.

— Отыщется. И тебя уже разыскивает жена. Иди домой, Вилл.

Слышно было, как под ногами кузнеца хрустнули камешки, но он тут же остановился:

— Хорошо, я ухожу. Только ответь: они приходили к тебе сегодня — Том и Арлетт? Я видел, как мой балбес уводил девочку с праздника. Он точно потащил ее к тебе...

Хелли чуть замялась, но ответила твердо:

— Приходили, но я их на порог не пустила. Все, доброй ночи, Вилл. Идем, Мартин.

Хозяйка чуть не насильно затащила Мартина в дом, зажгла свечу. Парень прижал к груди светящийся сундучок, но девочка не обратила внимания даже на этот свет. Подошла к жбану с водой, зачерпнула ковшиком, жадно выпила. Потом присела на лавку, подперев подбородок ладонями, и замерла, глядя на огонек свечи. Молчание тянулось и тянулось. Наконец Мартин не выдержал:

— Хелли!

Девчонка взглянула на него:

— Если завтра они придут… — ее голос дрогнул. — Не надо было мне слушать Тома. Впрочем, ты только обрадуешься — не придется кошачьи звезды отдавать.

Мартин, не выдержав, подошел и положил руку ей на плечо:

— Ну, не убьют же они тебя, ты ничего такого не сделала...

Хелли вдруг расплакалась, как утром рыдала Арлетт, — не сдерживаясь, навзрыд. Слезы залили лицо. Сквозь прерывистые всхлипы парень услышал:

— Убьют. Я одна, понимаешь, Мартин? Дед не встает. Если подпалят дом… Никому отсюда не выбраться. Матушка с отцом придут, а здесь… пепелище.

— Да перестань ты! — парню захотелось тряхнуть ее что есть силы. Но Мартин сдержался. Вроде окрик помог — Хелли чуть успокоилась. Но упрямо возразила:

— Не перестану. Та пустопадка, которая сегодня первой упала… она… предупредить хотела, — девчонка оборвала себя, зашептала, глядя Мартину в лицо посверкивающими в темноте глазами: — Верни глаза Арлетт. Сейчас, сегодня ночью. Если ты это сделаешь, им незачем будет приходить. А иначе я завтра перед всеми расскажу, кто виноват в слепоте Арлетт, Вилла-младшего. И моей. Грегор-то вряд ли поверит, а Вилл-старший...

— Нет! — Мартин отпрыгнул к сундучку. — Мы еще не заключали договора. Может быть, ты все нарочно подстроила и кузнеца подговорила. Не будет завтра никакой толпы — а звезды назад уже не вернешь.

Льдистые глаза Хелли потускнели:

— Скряга, — тихо, но отчетливо заметила она. — Не буду завтра молчать, пусть тебя хоть на части разорвут.

Поднялась, приказала холодно:

— На чердак подымайся, поздно уже.

— Хелли, погоди, — испугавшись ее решительного вида, пробормотал Мартин. — Давай договоримся. А завтра, если люди придут, я сразу выполню свою часть договора.

Глаза девочки чуть заметно потеплели. Она снова опустилась на лавку:

— Ты просто не знаешь, как все завязано. Том, паренек, который Арлетт ко мне приводил, — сын Вилла.

— Он же зрячий, — удивился парень.

Хелли усмехнулась:

— У Вилла четверо сыновей. Слепой — Вилл-младший. А Том — с обычными глазами. Он давно Арлетт опекает, я ни у кого такой дружбы не видела.

— Ну и что?

— А еще Том, наверное, единственный, кто верит в мое умение колдовать. И все об этом знают, — Хелли подошла к свече, поводила над пламенем ладонью, продолжила: — Раз Вилл-старший догадался, что они были у меня, он из Тома правду выбьет. Да и Арлетт не сумеет отцу соврать, если тот ее припугнет...

— Ты стряхнула для девочки пустопадку — какое в этом преступление?

— Никакого. Но меня Грегор убить обещал, если я к его дочке подойду. Я уже один раз для Арлетт колдовала… — она махнула рукой. — Ладно, говори, что нужно сделать, чтобы ты звезды отдал.

Парень представил, как завтра перед толпой появляется слепая Хелли, и, внезапно испугавшись, пробормотал:

— Давай, я завтра тебе расскажу, а? Заодно увидим, придет кто-нибудь или нет. От этого и договор может звучать по-разному.

Хелли недоверчиво сверкнула льдистыми глазами, но промолчала. И Мартин порадовался тому, что может завтра назвать условие, которое явно не покажется девчонке легким.

* * *

Но все получилось не так, как задумывалось. Утром, как только Хелли накормила его завтраком, Мартин, запинаясь чуть не на каждом слове, объявил:

— Хочешь получить кошачьи звезды — верни глаза отцу и проходи год безглазкой. И я тебе их отдам.

— Прям так все звезды и отдашь? — недоверчиво уточнила девчонка.

— Не все — только твои. Изумрудные. Я уже говорил: с чего ты взяла, что я все звезды тебе отдам?

— Не мне — безглазкам, — глядя на Мартина, как на деревенского дурачка, пояснила Хелли: — Они всю жизнь слепыми ходят, что — не заслужили?

— Да какое тебе до них дело? — рассердился парень. — Они у меня ничего не просили — я им ничего не должен. Ты со своими глазами разберись, а потом за других хлопочи. Лучше ответь — согласна ты на такой уговор?

Хелли смерила его недобрым взглядом, прошипела:

— Во-первых, звезды ты вернешь все, а, во-вторых, на слово я тебе не поверю. Если все звезды вернешь — давай, будем заключать договор. Но ты при мне откроешь сундучок — и на этих самых звездах поклянешься держать данное слово.

— Еще чего!

— Поклянешься-поклянешься!

— Нет!

— Да!

— Не шумите.

Мартин обернулся и увидел в дверях знакомого путника с черным псом, а рядом с ним — женщину. Вжался в стенку, понимая, что теперь так просто Хелли ему не уговорить. А девчонка смотрела отцовскими глазами на слепого отца и молчала. И что-то такое было в ее молчании, что даже Мартину стало не по себе. Но терять парню было нечего, и он задал путнику вопрос:

— Как ты догадался, что я собираю кошачьи звезды? Ни один человек об этом не знал.

Прохожий усмехнулся:

— Ходил — расспрашивал, звезды в рукава ловил. Сундучок у тебя необычный, всякий, кто увидит, надолго запоминает. Хоть и нет в нем вроде ничего особенного. Признавайся, где взял?

— Да какое тебе дело? — ощетинился Мартин.

— Такое, — усмехнулся путник: — Открыть твой сундучок не многим под силу, а вот с тобой расправиться… Сейчас как крикну народ — и через миг мокрое место от тебя останется. Когда узнают, что ты хранишь. Так что не серди меня.

Мартин прижал сундучок к груди. Сказал тоже зло:

— Никого ты не позовешь — ты дочке глаза вернуть хочешь. Мы с ней почти что договорились. Вот и не мешай нам.

— Хелли, — обратил невидящие глаза к девочке хозяин дома, — без моего позволения никаких договоров ты с ним не заключишь. Видишь же: ничем он с тобой делиться не собирается, только без глаз оставит.

— Это мы еще посмотрим, — тряхнула тонкими косичками Хелли. — Спасибо, что позволил мне видеть солнце и звезды, отец. Только не ты меня растил — не тебе мной и распоряжаться.

— Дочка! — ахнула женщина.

Но девочка уже схватила Мартина за руку, потянула:

— Пойдем.

Выскочили из комнаты мимо застывших в дверях родителей, пробежали во двор, поднялись на сеновал. Хелли довольно плюхнулась в сено.

— Там дверь наверх, на чердак, где ты ночевал. А через нее — во вторую половину дома. Пока мать все не обыщет — сюда не станет заглядывать. Успеем договориться, — возбужденно пояснила девочка, потом холодные глаза потускнели: — Только надо договор заключить раньше, чем отец с мамой догадаются, где меня искать. Я тебя сразу и отпущу — меня боярышник слушает беспрекословно. Будешь клясться на звездах?

— А ты глаза отцу вернешь?

— Хоть сейчас. Я все равно собиралась это сделать. Просто… он ушел, когда я еще совсем маленькой была, я его и не помнила. Тому, кого не знаешь, ничего передать нельзя. Ну, или очень трудно… А сейчас я его увидела, даже прикоснулась незаметно. Да и кошачьи глаза, как только его узнали, — разволновались. Тянутся к нему. Мне их отпустить нужно будет — и все. Давай, Мартин, открывай сундучок. И клянись, что отдашь все звезды, если я год прохожу безглазкой...

Парень замялся.

— Ты не раздумывай, — видя его нерешительность, рассердилась Хелли, — отец так просто тебя не отпустит. Посидишь полгода в погребе — на все согласишься. А я тебе договор предлагаю.

— Хорошо. Глаза отдавай...

Девочка прикрыла веки, зашевелила губами. Прислушалась к чему-то внутри себя. И подняла на Мартина пустой невидящий взгляд:

— Теперь быстро — батюшка уже догадался, в чем дело.

Мартин отодвинулся от девчонки, неохотно открыл сундучок — кошачьи звезды вспыхнули, освещая лицо Хелли. Она улыбнулась, двинула рукой:

— Вон мои.

— Через год получишь, — заслоняя сокровище, грубо оборвал ее Мартин. Облизал пересохшие губы: — Я, Мартин-торговец, клянусь, что через год отдам Хелли, дочке...

— Шела, — подсказала девчонка.

— Дочке Шела все кошачьи звезды, хранящиеся в моем сундучке. За то, что она год проходит слепой. Вы, кошачьи звезды, будьте нашими свидетелями и судьями.

Мартин запнулся, ожидая какого-нибудь знака, но звезды сияли одинаково ярко, только изредка одна или другая пара словно подмигивала Хелли. Выждав, парень захлопнул сундучок, приказал:

— Пошли, проводишь меня до ограды.

— Руку мне подай, — попросила девчонка.

Без льдистых глаз и уверенной походки она показалась Мартину совсем другой — маленькой, потерянной. Еще и спотыкающейся на каждом шагу. Они молча дошли до кустов боярышника. Здесь Хелли протянула вперед ладошку, коснулась шипастых веток, и они послушно разошлись в разные стороны, открывая Мартину путь к свободе. Он уже был готов шагнуть, но Хелли окликнула:

— Мартин, я тебе за несколько дней до условленного срока звездочку-пустопадку пришлю. Она тебя сюда проводит.

— Ага, — нетерпеливо кивнул парень.

— До встречи через год — я ждать тебя буду.

— Жди, конечно, — парень быстро протиснулся между ветвей, ожидая, что они сомкнуться вокруг. Но боярышник пропустил Мартина: последнее, что он увидел через смыкающиеся ветви — отца Хелли. Тот выскочил во двор, подбежал к дочери, тряхнул за плечо:

— Зачем ты это сделала, дурочка? Меня не послушала. Он не вернется.

Хелли только плотнее сжала губы, ничего не ответила. Чуть успокоившись, Мартин отвернулся и зашагал прочь: он уже понял, что преследовать его не собираются. Но сзади мужской голос окликнул:

— Эй, торговец, твоя лошадка с грузом во дворе стоит. Может, вернешься?

Мартин вздрогнул. Но не стал оборачиваться, только ускорил торопливый шаг. Внутри билось торжество с непонятным привкусом горечи. Но парень старался не замечать неприятный осадок. Просто шагал. Все дальше и дальше, день за днем — то вересковыми пустошами, то березняком, то сосновым бором. А отмеренный год тянулся неспешно, словно не было никакого уговора, словно Мартин по-прежнему был торговцем, бродяжничая со своим сундучком. Будто все по-старому. Только теперь не на что было жить, приходилось наниматься на пару дней за еду или просить милостыню — вернуться к родителям в город Мартин побоялся. И еще одна странность заставляла сжиматься сердце — ни разу парень не увидел в небе кошачьих звезд. Пустопадки мелькали: Мартин провожал глазами падающие искорки, вспоминал Хелли, усмехался. Иногда открывал сундучок. Брал в руки изумрудную пару звезд: «Неужели веришь, что я тебе их отдам?». Шел дальше, петлял, стараясь запутать следы. Веря, что никакой колдун его теперь не отыщет… Но подошел срок договора — и в руки скатилась желтенькая, словно огонек неяркой свечи, звездочка. Мартин хотел отшвырнуть ее, но передумал. Пустопадка не жгла ладонь — грела, дрожала на ветру, всеми силами хотела что-то рассказать.

— Да, знаю-знаю, Хелли тебя послала, — вслух ответил на ее безмолвную просьбу Мартин. Хотел добавить, что напрасно девчонка это затеяла, но язык не повернулся. Он продолжил путь, не заметив, что сжимает звездочку в ладони. Когда понял, что та все еще с ним, — выбросить уже стало жалко. А пустопадка словно играла с человеком в горячо-холодно — то теплела крохотным костерком, то становилась прохладной и почти неощутимой. Поначалу Мартин не предавал этому значения, а потом вспомнил слова Хелли: «Она тебя назад приведет». И зашагал в ту сторону, где звездочка становилась холоднее — он не собирался возвращаться. И был уверен, что никто его не заставит. Но случилась другая напасть — начал тяжелеть сундучок. Мартин крепился, но на второй день пришлось скинуть свинцовую поклажу с плеч. Устроить вынужденный привал: уйти от сундучка парень не мог, а нести — сил не было. Конечно, можно было добежать до ближайшей деревни — купить ручную тележку или тачку, но страшно было оставить сокровище. Да и денег в кармане — разве что на краюху хлеба. Так Мартин и ходил вокруг до ночи: злился, чуть не пиная сундучок ногами, а ничего поделать не мог. А как только на темном небе проступили первые звезды — сундучок вспыхнул. Занялся незнакомым холодным пламенем. Сквозь исчезающие бока засияли освободившиеся кошачьи глаза. Мартин попробовал поймать их в ладони, но звезды сверкнули и исчезли. И сундучок исчез. Сгорел дотла, не оставив даже пепла. И Мартин словно сгорел внутри. Нет, он не потерял память, но в груди образовалась пустота, сквозь которую разгуливал ветерок, вызывая ноющую боль. Только звездочка в ладонях по-прежнему грела. Изредка всплывали воспоминания — кошачьи звезды, слепой путник, девчонка с льдистыми глазами. Но Мартин почти ничего не чувствовал, будто сохраненные картинки достались ему от кого-то другого.

* * *

Он не помнил, как оказался в солнечном березняке, по которому носилась, перекликаясь, ватага деревенских ребят. Девочка — или уже девушка? — с узким лицом и перекинутыми на грудь тонкими косами подошла к нему. Взглянула смутно знакомыми зелеными глазами:

— А ведь я знала, что ты захочешь меня обмануть, нарушить договор. Только, когда такое задумывают, на звездах не клянутся. Ты не знал об этом?

Парень не ответил. И она внимательнее пригляделась к нему. Загорелое лицо побледнело:

— Мартин, ты помнишь меня?

— Помню, — с трудом ответил парень. Откуда-то он знал — ее зовут Хелли. Но что с ней связано — ускользало. Вообще, говорить было тяжело. Мартин напряг память, пытаясь сообразить, где и с кем он последний раз беседовал. Похоже, не говорил он уже очень-очень давно.

Хелли хлопнула в ладони, и беспокойная ребятня обступила их полукругом.

— Посмотри на нее, — девушка толкнула вперед только начавшую ходить малышку. — Это Анели. Она родилась в ту ночь, когда ты встретил моего отца. У нее изумрудные глаза. А это Вилл-младший.

Она кивнула в сторону рыжего мальчишки с теплыми желтыми глазами. Мартин проследил ее взгляд, поежился, — ему не хотелось вспоминать. Но в памяти уже всплыла картинка: паренек в белой рубахе и прижимающаяся к нему девочка. Преодолевая немоту, парень спросил:

— А где… другая?

— Арлетт? — сразу угадала Хелли. — Дома. Рисует. Грегор теперь на нее не надышится — таких узоров больше никто придумать не может.

В этот момент зеленоглазая малышка ловко вывернулась из ее рук, побежала прочь. Ребятня бросилась за ней. И Мартин остался один на один с Хелли. Они помолчали. Парень прислушивался к потревоженному девочкой равнодушию, сквозь которое теперь иголками кололи обрывки воспоминаний. И гадал, что можно еще сказать и надо ли вообще продолжать разговор. А Хелли явно ждала чего-то. Наконец, взглянула, но не сочувственно, а сердито:

— И что мне делать с тобой?

Он пожал плечами, разжал кулак, в котором зашевелилась, наливаясь солнечным теплом, пустопадка. Хелли с удивлением уставилась на звездочку:

— Это же я прислала ее. Но пустопадки живут только до рассвета, она в тот же день должна была погаснуть. Как у тебя получилось?

— Не знаю, — честно ответил Мартин.

— Дай посмотреть.

— Нет! — парень отстранился, не давая девчонке притронутся к теплому комочку.

Хелли с досады фыркнула:

— Был жадиной — и остался. Да не смотри так, не буду я трогать твою звезду.

Махнула рукой, замерла, еще раз неуверенно поводила ладонью в воздухе. Спросила озабоченно:

— Ты знаешь, что живешь с огромной дырой в груди? Это исчезнувшие кошачьи звезды так тебя распотрошили?

Не дождавшись ответа, прибавила:

— Хочешь, зашью? Я теперь шить умею. С закрытыми глазами, любые дырки. Научилась, пока безглазкой была.

Парень молчал, и девочка снова повторила:

— Так зашить дыру?

— Зачем?

Вопрос был глупый, но Мартин с трудом понимал целесообразность этой затеи: после потери кошачьих звезд жизнь все время казалась бессмысленной и ненужной. Хотя скользнувший по телу холодок подсказал, что Хелли, наверное, права — жить с дырой в груди неуютно. Парень еще немного поколебался и разрешил:

— Ладно, зашивай.

— Сначала сзади, — Хелли переместилась ему за спину, и Мартин почувствовал, как пальцы девчонки стягивают края дыры, уверенно накладывая стежки. Ощущение было не из приятных, зато Мартин внезапно услышал громкое щебетание птиц, а в нос ему ударил сильный грибной запах.

Хелли наложила последний стежок, провела между лопаток пальцем. Снова встала перед Мартином, скомандовала:

— Руку с пустопадкой приложи к груди, — и через пару мгновений добавила: — Ну, вот и все.

Парень разжал ладонь — звездочки не было. Взглянул на девчонку: она кивнула так, что вздрогнули тонкие косы:

— Я зашила ее внутрь. Мне показалось, так будет правильнее.

Мартин опять хотел поинтересоваться «зачем?», не стал. Вместо этого произнес:

— Спасибо.

И отвернулся, зашагал прочь.

— Мартин, погоди, — окликнула сзади Хелли. — Мне кажется, отец хотел бы поговорить с тобой.

— В другой раз, — не оборачиваясь, бросил парень.

— А будет он — другой раз?

Пришлось остановиться, развернуться, сказать задумчиво:

— Не знаю. Но сейчас мне не о чем говорить… с твоим отцом.

Хелли не обиделась, хмыкнула, сверкнула зелеными глазами. Пообещала:

— Я тебе потом еще одну пустопадку пришлю. Или сам попробуй поймать падающую звездочку. И подарить кому-нибудь… Посмотришь, что из этого выйдет. Ты… такой сейчас сделался… интересный. Только чем — не разгляжу.

Ему неприятно было слушать, как она пытается найти слова утешения. Наверное, Мартин поморщился, потому что Хелли шагнула к нему, посмотрела снизу вверх, заговорила резко и быстро:

— Вот скажи на милость, за что ты на меня обижаешься? Мы с тобой заключили договор, ты его нарушил. И, если бы не звезды, осталась бы я навсегда слепой, а ты… ходил бы и дальше со своим сундучком, как ни в чем не бывало. По-твоему, кто на кого должен сердиться?

Мартин прислушался к себе и понял — верно, он сердится. Точнее, его раздражало, что эта девчонка, которую он собирался обмануть (и обманул бы, если бы не вспыхнувшие звезды), с такой настойчивостью помогает ему. Он попросил:

— Не посылай ко мне никого — я сам приду, если захочу, — и добавил неизвестно зачем: — Кстати, кошачьих звезд я больше не вижу. За весь год — ни одного раза. Не знаешь — почему?

Девушка смутилась:

— Это отец тебя заколдовал. Он сильно рассердился, что ты… так поступил со мной. И с остальными. Боюсь, теперь у тебя не получится разглядеть в небе кошачьи звезды.

Парень опустил голову. Уже ничего нельзя было изменить, но боль утраты накатила с такой силой, что потемнело в глазах. Он заморгал, пытаясь справиться с этой темнотой. И в траве, у самых ног увидел слабое сияние. Наклонился, поднял с земли, видно, упавшую этой ночью и все еще не погасшую пустопадку. Подержал в ладонях, раздумывая, — неуверенно протянул Хелли. Девушка приняла подарок, несколько мгновений молча разглядывала, наконец подняла изумленный взгляд:

— Ты посмотри, что даришь. Это же не обычная пустопадка, она желание исполняет. Не жалко — вдруг самому пригодиться?

Парень не сразу понял, что она шутит, уже протянул руку, чтобы забрать отданную звездочку. Но в последнее мгновение одумался, сказал: «Прощай, Хелли», отвернулся. В груди болело, но не так сильно, как раньше. Внезапный приступ жадности открыл Мартину правду: если бы мог, он тотчас же отобрал бы у всех этих ребятишек глаза. Чтобы по-прежнему горели в сундучке кошачьи звезды, а в груди теплело от сладкого чувства обладания… Но отобрать не получалось. Жадничать по другому поводу — тоже почему-то не получалось. Мартину не нужна была отданная Хелли пустопадка. И все, что с этой звездочкой было связано — тоже не нужно. Откуда-то он знал, что теперь может дарить людям желания вместе с упавшими звездочками. Снова взглянув на Хелли, парень понял, что подарил ей что-то очень важное. Обычное, девичье — мужа, дом, детей — или что-нибудь поинтереснее? Мартину не хотелось знать. И Хелли поняла это по его глазам. Усмехнулась, махнула рукой — мол, иди уж. Он послушно зашагал прочь. Глядя под ноги. Через пару шагов из травы выкатилась еще одна еле заметная звездочка… Мартин не поленился — подобрал ее, сунул в карман. Через сотню шагов поднял другую, третью… Не замечая, как его тело начинает светиться...

— Что с ним будет теперь? — Хелли, провожающая глазами угловатую мужскую фигуру, обернулась к подошедшему отцу.

Тот сверкнул льдистыми глазами:

— Сумеет изменить себя — станет… даже не знаю кем. Странствующим волшебником, не меньше. А не сумеет — превратится в знакомый тебе сундучок. И будет им ловить пустопадки какой-нибудь захудалый колдун.

Хелли еще раз обернулась в ту сторону, где скрылся Мартин. Вздохнула. Посмотрела на пустую ладонь, где миг назад блестела звездочка, теперь растаявшая от исполненного желания:

— Если каждый, кого он одарит, пожелает ему добра...

— Пусть он сначала одарит.

А Мартин шел, по-прежнему терпеливо подбирая неприкаянные звездочки. Они были смешные и бестолковые, цеплялись за него, как утопающий за соломинку, привлеченные теплом горящей в его груди пустопадки. Каждая пыталась согреться. Но Мартин знал, что однажды они легко покинут его, оторвутся и упадут в чьи-то жадно протянутые ладони.